Все становится ясно. Боевики эмира Абдула Мадаева расконсервировали какой-то старый ход, чтобы запустить одну из групп. Зачем они делают это? Неужели так трудно подняться в гору? Наверное, все же легче идти по тропе, чем пробираться через бесконечные и непредсказуемые пещерные коридоры…
Все! Группа скрылась. А если и другие группы уйдут так же? Хотя это маловероятно. Полковник переводит бинокль в другую сторону, наблюдает подходящую большую группу.
Нет. Этим, чтобы попасть к норе, необходимо было свернуть раньше. Эти прямо идут, и, судя по направлению, намереваются проникнуть в пещеры с главного входа.
– Я – Танцор. Рапсодия, как слышишь? – появляется в наушнике «подснежника» голос Кордебалета.
Значит, Шурик получил команду.
– Я – Рапсодия. Слышу тебя нормально. Как обстановка?
– Окружение завершено. Можем работать. Ты видишь группу у подножия склона?
– Наблюдаю их.
– Похоже, деньги туда уходят.
– Скорее всего. Если другие группы пойдут к главному входу, а они, похоже, туда и направляются, значит, деньги ушли в пещеру. Даю зеленую ракету. Пусть наши действуют…
Не прекращая разговора, полковник вставляет в ракетницу заряд с зеленым индексом, просовывает руку сквозь тяжелые лапища ели и нажимает спусковой крючок. Теперь, когда окружение завершено, нет надобности прятаться от боевиков, разве что из соображений собственной безопасности, что вообще-то тоже важно.
– Рапсодия. Я не вижу наших.
– Я тоже. Давно уже смотрю. Но ты сам знаешь, как они могут спрятаться.
– Тем не менее. Куда-то запропастились… Может быть, уже в пещере?
– В пещере… В пещере… – раздается голос Сохно. – Я Бандит, как слышите?
– Почти нормально, Толя. Я – Рапсодия. Доложи обстановку.
– Мы запустили группу в пещеру. Абдул и какой-то Искандер.
– Ниязи?
– Не знаю. Знаю, что его зовут Искандер. Так сказал Беслан. Кто такой Искандер Ниязи?
– Один из финансистов «Аль-Каиды». Кто такой Беслан?
– Наш пленный, или спасенный. Не знаю, как точно его назвать. Снайпер джамаата эмира Абдула Мадаева… Бывший снайпер… Ниязи, говоришь? Может быть, и он. Они перестреляли всех, кто нес деньги… Мы сумели спасти только одного Беслана, он был с Абдулом… Сам Абдул ушел с единственной пачкой денег. Остальные охраняем я и Беслан.
– Где Ниязи?
– Убит.
– Где Макар?
– Пошел к главному входу… Одному ему трудно… Там одиннадцать человек. Пусть Танцор, если сможет, облегчит ему задачу.
– Я – Танцор. С моей позиции это сделать можно… Почему не разговаривает Макар?
– Он глубоко под землей. Гора экранирует.
– Понял. Приступаю, командир?…
– Действуй. Скорострельно!
– Я – Бандит. С нашей группой все ясно. Что с остальными группами?
– Одна большая группа спускается со склона по тропе. На заминированный участок. С минуты на минуту ждем радостных криков…
– С крышками сделали все как надо?
– Сделали…
Наушник доносит два негромких хлопка. Боевикам на тропе эти хлопки даже не слышны.
– Я – Танцор. Двоих снял. Остальные залегли…
– Спасибо тебе от Макара.
Еще один хлопок.
– Есть и третий. Больше никого не вижу.
– Еще раз, спасибо.
* * *Макаров благополучно проходит весь коридор, хотя ему кажется, что коридор тянется бесконечно долго. Поверху он уже десяток раз преодолел бы этот путь. Заблудиться ему трудно, поскольку провод ведет его точно к месту назначения. Таким образом он и выходит к месту соединения своего провода с другим. Один конец направляется в сторону. Нетрудно догадаться, что это к следующему выходу. Другой указывает прямое направление – туда, куда Слава и стремится.
Теперь торопиться не следует, и, по возможности, стоит соблюдать тишину. Макаров не знает длину коридора, и за каждым поворотом рискует нарваться на неожиданность. Но все равно при приближении к выходу должен появиться естественный солнечный свет. Если верить часам, а не верить им Слава оснований не имеет, солнце должно сейчас светить как раз в эту сторону. Это всегда хорошо для атакующих занять такую позицию. Обороняться, находясь против яркого солнечного света, очень сложно. Сложно даже наблюдать за действиями противника.
Слава теперь передвигается скользящим шагом, перед тем как поставить ногу, подошвой ощупывает поверхность пола. Он сам не слышит своих шагов. Тем более не должны услышать их боевики. Но вот и свет появляется. Контур поворота коридора очерчен ясно. Теперь можно и не держаться рукой за стену. Можно спокойнее наблюдать за обстановкой. Его в темноте не видно, он же увидит любого, кто появится со стороны прохода…
В наушнике раздается легкое потрескивание. Макаров уже собирается щелкнуть выключателем, когда вдруг улавливает голос Кордебалета:
– Ну… Ну… Еще чуть-чуть… Вот так… Готово…
– Еще одно спасибо, – говорит откуда-то Сохно. – Семь человек осталось…
– Как бы их заставить пошевелиться?
Слава пододвигает микрофон ко рту.
– Я – Макар, слышу вас, – шепчет он тихо.
– Я Рапсодия, – подает голос командир. – Доложи обстановку.
– Не могу говорить громко и долго… Я подошел вплотную… Не подстрелите меня…
– Их осталось семеро.
Макаров слышит какой-то звук. Шагает чуть назад, в полную темноту, и замечает, как кто-то на четвереньках вползает за поворот. Требуется только пара секунд, чтобы вытащит из ножен нож. За поворотом человек выпрямляется, всматриваясь в темноту, и оттуда на него что-то наваливается и бьет по горлу.
– Их только шестеро, – говорит Макаров в микрофон. – Танцор, готовься. Я буду бросать гранату за правый от меня угол… За левым углом складированы мины… Хочу захватить их и миномет… Я взрываю тех, кто слева, ты стреляй по тем, кто справа… Готов?
– Готов.
– Я пошел…
Слава тихо проскальзывает за угол, прижимаясь к правой стене, делает еще один шаг к середине коридора и бросает за угол гранату. Долго тянутся три секунды, отведенные на взрыв. Но громче самого взрыва кажутся крики не ожидающих этой атаки боевиков. Наверное, и Кордебалет стреляет, однако наушники ничего не доносят. В проход пещеры врываются трое. Первым – здоровенный верзила с маленькой головой. Слава сразу срезает его очередью. Двое других останавливаются, но, не готовые к такой встрече, не успевают поднять оружие, когда звучат еще две короткие очереди.
– Кажется, у меня все, – говорит Макаров в наушник. – Иду проверять.
На площадке в самом деле все кончено. Взрыв гранаты на таком узком участке не оставит никого живым. Слава осматривает миномет. Он цел и только оцарапан осколками во многих местах.
– Макар, я «Рапсодия». Группа боевиков идет по склону к правому выходу… Вторая, похоже, пойдет к левому… У них проводники… Есть возможность обстрелять их из миномета?
Слава осматривает склон.
– Возможность есть, но они прорвутся. Два боковых входа заминированы боевиками. Провода у меня в руках. Только соединю контакт, и помощь авиации не понадобится…
– Соединяй!
– В одном проходе сидит пленный…
– Соединяй! Они своих не жалеют, почему мы должны их жалеть? Соединяй!
– Тогда я подожду, когда они войдут…
– Добро… Не прозевай момент!
Макаров ждет, постоянно поворачивая голову справа налево и назад направо. К его сожалению, группы идут не синхронно, и к входам в пещеры приближаются с временным интервалом. Значит, взрывать придется только одну группу и один проход.
– Пора! – через наушник командует полковник Согрин.
Макаров замыкает контакты на клеммах батареи. Два одновременных взрыва сотрясают склон. Камни катятся, сметая другие камни и людей… Но одна группа резко сворачивает в сторону и меняет направление движения.
– Вот теперь я попробую себя в качестве минометчика, – говорит Макаров. – Давно не доводилось стрелять из такой штуки…
3
Правую руку, в которой зажат пистолет, Дым Дымыч держит чуть-чуть заведенной за спину и при этом касается плечом косяка. Из-за этого положение руки не вызывает подозрения. Левая рука поднята и обращена ладонью к чеченам, словно приветствует их. И вообще поза Сохатого подозрения не вызывает – слишком он расслаблен внешне, почти добродушен.
Чечены резко оборачиваются на голос. Но имя Абдула Мадаева действует на обоих магически. Замирают, не понимая происходящего. В глазах откровенный испуг, которого даже сам Сохатый не ожидал увидеть. Только он не понимает еще, чем испуг вызван – его собственным появлением или именем полевого командира…
– Чего молчите? Кто, спрашиваю, племянник Абдула? – и в голосе по-прежнему приветственная уверенность, словно его должны здесь встретить с распростертыми объятиями.
– Ну, я, предположим… – отвечает тот, кто повыше и помоложе.
– Привет тебе, говорю. – Сохатый совсем прижимается плечом к косяку, словно опирается на него. В такой позе не надо дальше шагать. А если шагать дальше, надо пистолет показывать…
Чечены резко оборачиваются на голос. Но имя Абдула Мадаева действует на обоих магически. Замирают, не понимая происходящего. В глазах откровенный испуг, которого даже сам Сохатый не ожидал увидеть. Только он не понимает еще, чем испуг вызван – его собственным появлением или именем полевого командира…
– Чего молчите? Кто, спрашиваю, племянник Абдула? – и в голосе по-прежнему приветственная уверенность, словно его должны здесь встретить с распростертыми объятиями.
– Ну, я, предположим… – отвечает тот, кто повыше и помоложе.
– Привет тебе, говорю. – Сохатый совсем прижимается плечом к косяку, словно опирается на него. В такой позе не надо дальше шагать. А если шагать дальше, надо пистолет показывать…
– Как ты вошел? – спрашивает Муса Раздоев и пытается заглянуть за плечо Дым Дымыча, высматривая еще кого-то в тесной прихожей.
– Пешком. Не как вы, ребята. Да и вы сами, думаю, не до двери на «шпорах» доезжали…
Реакция последовала моментально. Две руки метнулись под пиджаки, и на свет появились пистолеты. Одновременно вспыхивают радостные улыбки на лицах. Уверенные улыбки.
– Не рекомендую стрелять. – Дым Дымыч сосредоточенно «читает» по глазам готовность к выстрелу, но этой готовности не видит. Он умеет «читать» по глазам. У каждого человека перед тем, как он нажмет спусковой крючок, выражение глаз меняется. На это уходит около секунды, но подготовленный человек всегда успеет сделать шаг назад, чтобы отгородиться от пули углом. – Медленно… Медленно… Только головой… Обернитесь, если жить хотите…
Они оборачиваются и видят три ствола, наставленные на них. И замирают.
– А теперь бросьте оружие на диван. На диван. Не на пол. Не надо соседей шумом привлекать. На диван… Там мягко…
Раздумье длится недолго. Сначала Муса, потом и Халил бросают пистолеты и расслабляются. Очень довольно расслабляются. Это довольство заметно. И расслабление заметно. Но расслабляться имеют обыкновение только сильные личности, те, кто умеет признавать свое поражение. Эта же парочка, по разговорам, не из сильных. Значит… Значит, что-то у них еще на уме.
Дым Дымыч проходит в комнату, теперь уже не стесняясь показать свой пистолет с глушителем. И забирает с дивана пистолеты чеченов. Два «макарова». А патроны в тайнике были от «вальтера». Вот, возможно, и разгадка…
Чечены спокойно садятся за стол. Теперь они уже не такие испуганные. Переглядываются. Но Сохатый поднимает свой пистолет.
– Красный. У них есть еще оружие. Поищи-ка…
Вот теперь на лицах появилось настоящее понимание ситуации. Теперь они сообразили, что командует парадом здесь человек, свое дело знающий.
– Что… – то ли спрашивает, то ли просто кричит Муса. – Что тебе надо?
– Привет вам привез. От Абдула…
– Где дядя Абдул?
– Скоро в Москве будет.
Сохатый наблюдает внимательно и видит, как бледнеют оба. Видит их испуг и понимает, что приезд Абдула Мадаева для этих парней страшнее налета уголовников. Это уже становится интереснее, и Дым Дымыч продумывает новый план действий.
– Мы не знали… – пытается что-то объяснить Муса. – Мы не знали, что это деньги Абдула…
– Деньги нам нужны, а не Абдулу, – за Сохатого отвечает Красный, уже осмелевший, и вытаскивает из-за спины каждого еще по пистолету. Передает Дым Дымычу. Теперь это уже два «вальтера», один из них с глушителем. – А на всех ваших Абдулов нам плевать.
И рушит тем самым все планы Сохатого. Уголовники явно мешают.
– Нету денег! – вдруг истерично визжит Муса и зажимает ладонью карман пиджака.
Халил ведет себя более спокойно, только горько ухмыляется.
Красный времени не теряет. Вытаскивает туго набитый бумажник из кармана Мадаева, легонько бьет рукояткой пистолета по затылку Раздоева, чтобы тот руки на новое место переложил, что и происходит сразу же, и вытаскивает второй бумажник.
Дым Дымыч опять меняет ситуацию – и наводит ствол пистолета на Красного.
– Теперь положи бумажники на стол, забирай своих друзей и уходи…
Красный не понимает и замирает.
– Не понял?
– Кинуть нас хочешь? – с угрозой спрашивает Квадрат и, как зачарованный, смотрит на ствол пистолета Сохатого. Ствол легонько гуляет с Красного на его друзей и не выпускает из сектора обстрела чеченов.
– Спасаю. От серьезной статьи. Это, ребята, вам не по зубам. Это – терроризм…
– Какой терроризм? – Красный сужает глаза. – Они – может быть… Нам же лишнего…
– Я тебе говорю. Эти деньги предназначались для террористов. Их уже ищут. И ваши и наши – ищут. Из-под земли достанут. Рекомендую не ввязываться… Через пять минут здесь будут «Альфа» и Интерпол, а через пару дней начнут искать настоящие террористы… Сматывайтесь… Пешком и быстрее… Я не шучу…
Красный переглядывается с Квадратом и Еремой. Квадрат сомневается, Ерема покраснел лицом, словно у него давление втройне поднялось, и непонятно – то ли он уже через окно сбежать готов, то ли на ствол броситься. Но, решившись «почистить» чеченов, они все уже перепрыгнули свой потолок, а в дополнение связываться еще и с Сохатым – это уже слишком…
– Ты на кого работаешь? – спрашивает все же Квадрат. – Продался?
– Ты же знаешь, где я служил, – усмехается Дым Дымыч. – Эта служба – на всю жизнь. – Пошли. – Красный убирает пистолет за пояс и первым направляется к двери. Он никогда не относит Сохатого к разряду шутников.
* * *Со злостью хлопает дверь – это самое резкое, что уголовники могут высказать Сохатому. Замок звучно защелкивается.
– Ну вот, мы и остались одни. – Дым Дымыч поднимается с дивана, вытаскивает из кармана куртки две пары наручников и убирает пистолет. – Лапки, попрошу, на стол перед собой.
И делает шаг вперед.
Чечены ждут его приближения молча и в напряженных позах. Дым Дымыч понимает их мысли, словно по раскрытой книге читает. Они ребята молодые, крупные, крепкие, в себе, как все чечены, уверенные с избытком. Он внешне в сравнение с ними не идет. Да еще и пистолет убрал. Самоубийца?…
Тем не менее он приближается к ним с невозмутимым лицом. Первым поднимается навстречу Муса, сидящий ближе. Но Дым Дымыч скользящим шагом сокращает дистанцию и коротко бьет его в горло двумя напряженными пальцами. Удар не на отключение – только на сильнейший болевой шок. Муса сразу это чувствует и оседает на пол, зажав руками горло. А Халил пытается использовать стол, оказавшийся между ним и Сохатым, и добраться по кругу до дивана, где лежат пистолеты. И тем самым заставляет Дым Дымыча выполнить почти гимнастическое упражнение – резко сесть на тот же стол, провернуться по кругу и остановить чечена круговым ударом ноги в грудь. У слабого от такого удара может сердце остановиться. Халил крепкий, он просто на пол падает и не может дыхание перевести.
А Дым Дымыч уже защелкивает наручники на руках того и другого. И только после этого вытаскивает трубку мобильника и набирает номер Басаргина.
– Слушаю, – отвечает Доктор Смерть.
– Я тут собираюсь с любителями «пришпорить» побеседовать…
– Не торопишься?
– Уже поторопился… Они передо мной в наручниках сидят… Но у меня есть основания для торопливости… Мне нужно хотя бы полчаса… Через полчаса могу передать их с рук на руки «альфовцам» со всеми необходимыми комментариями…
Сотрудники бюро Интерпола хорошо знают умение Дым Дымыча проводить допросы.
– Добро, – соглашается Доктор. – Может, тебе пригодится… Генерал добыл дополнительную информацию. Твои любители «шпор», естественно, никаким бизнесом не занимались. На местах, где заключались договора, никто ни Раздоева, ни Мадаева в лицо не знает. Их счета просто использовал кто-то другой, чтобы минимизировать налоги. Попробовали сделать фоторобот того, кто договора заключал, все фотороботы один на другого не похожи. Возможно, это были разные люди, представляющие какую-то фирму, возможно, и один человек, но успешно меняющий внешность. Этого человека и следует искать…
– Я понял. Поищем, – соглашается Сохатый, называет адрес квартиры Мадаева и убирает трубку.
Чечены уже приходят в себя. Смотрят на Дым Дымыча с ожиданием и с испугом.
– Беседовать будем по следующему графику, – объясняет им Сохатый. – Сначала я продемонстрирую вам некоторые возможности китайской рефлексотерапии, потом предоставлю вам право решать – говорить самим или проходить лечение…
Халил выглядит более стойким. Он не склонен к истеричности, как его товарищ и напарник. Если он расколется первым, то Муса тем более сломается. Дым Дымыч берет руки Мадаева, скованные наручниками, вертит кисти, рассматривая, потом нажимает пальцем только ему известную точку. Стон раздается такой, словно здоровенного быка кувалдой по лбу стукнули – низкий и протяжный.
– Ощущение, наверное, такое, – с улыбкой комментирует Сохатый, – будто хороший футболист тебя между ног пинанул с разбега. Как, похоже?…