Он и обнаружил впереди угрюмую толпу, от которой тянуло упорной беспощадностью черни. Подлетев к Ерхадину, Гарик громко прошипел: «Уг-г-ро-о-з-з-з-а». Они ничего не видели, и только взобравшись по косогору, заметили внизу тёмную колышущуюся массу.
Силы явно были неравные, и Ерхадин намеревался применить что-нибудь из волшебства: или обездвижить, или сжечь, или напугать фантомом, а то взять, да и погрузить всё в туман. Ерхадин размял руки, решая, что применить и тут с ужасом почувствовал, что он ничего из волшебства сотворить не может. «Такое только со мной?» — задался вопросом Ерхадин. Он обернулся к Парабасу и сказал:
— Метни в них огнём.
Парабас помахал руками, но никакого тепла из них не извлёк, кроме испарины на лбу от старания. Ерхадин понял, что волшебство кончилось, а по какой причине уже не имело значения.
— Слушайте все! — воскликнул он, обращаясь к своим воинам. — Сегодня мы будем драться до конца, и живыми вряд ли уйдём. Кто не хочет отдать жизнь за короля может меня покинуть, я не держу.
Бойцы посматривали друг на друга, пытаясь заметить колебания, но молодая бесшабашность толкала к безрассудству, и ни один не ушёл. Ерхадина чуть не прошибла слеза и он, скрывая её, вытащил из ножен меч и понёсся с криком вниз. Рядом кричали его воины, и эта маленькая кучка комично неслась на колышущуюся стену человеческих тел внизу. Они неистово врезались в эту стену, поражая своим напором, затрещало дерево и головы, напрягались груды мышц, а всё покрывали крики: от напряжения, от боли, от безысходности.
Время остановилось, как будто его и не было, а бой разгорелся с новой силой: прошла нерешительность или растерянность, теперь каждый знал своё место и понимал, что с началом боя время экономить силы ушло безвозвратно. Ерхадин не видел, но чувствовал справа махающего мечом Парабаса, а слева самый юный и самый сильный из его парней, Реддик, с громким уханьем крушил головы дубиной. Руки, привычные к работе в обычной жизни, не боялись труда, вновь и вновь поднимали оружие, сметая всё перед собой.
Вдруг стена дрогнула, подалась, и Ерхадин с ещё большим энтузиазмом бросился вперёд, по-звериному закричал, что есть мочи, и со страшной силой опустил свой меч на следующую жертву. Он поднял меч снова и опустил, но рассёк только воздух — впереди Ерхадин видел только убегающих людей. «Неужели мы победили?» — недоумевал он, удивляясь, что несколько человек смогли одолеть такую кучу народу.
— Гарик, — услышал он радостный голос Парабаса, и сам поднял голову, чтобы тут же застыть от удивления.
Гарик, его Гарик, срываясь с высоты, поливал огнём убегавших людей, снова заходил на новый круг и жёг оставшихся, тех, кто не успел спрятаться. Толпа была рассеяна за несколько мгновений и Гарик, покашливая дымом, опустился на плечо Ерхадина, гордо поворачивая свою змеиную пасть по сторонам. Вокруг Ерхадина собрались его воины, которые тянулись к Гарику руками, пытаясь погладить, а он невозмутимо восседал на плече хозяина, как символ победы, как символ короля. А Ерхадин, глядя на Гарика, гордо расправляющего крылья, уже знал, что будет на первых монетах его королевства.
В Гори они зашли усталые и довольные. На улицах никого не было, только любопытные мальчишки выглядывали из-за избы и сразу прятались. Они забрели в пустой дом в самом центре городка и завалились спать, не поставив стражи, но кто бы посмел потревожить их сон, когда над домом кружил в воздухе змей, возникая из темноты, как из страшного сна.
* * *Они проспали до обеденной поры, так как никто не собирался их будить, и только солнце, пробившись сквозь цветную слюду окна, пустило по комнате зайчиков, щекотавших то щеку, то открытую грудь, то под носом, то пытаясь заглянуть в закрытые глаза. Ерхадин поднялся, оставив остальных спать, и вышел на низкое крыльцо, залитое светом. Подошедшая женщина с большой плетёной кошёлкой, привычно спросила:
— Кушать будете?
Ерхадин кивнул.
— Я вам здесь стол накрою, вольготнее будет, — показала женщина на сбитый грубый стол во дворе. Ерхадин снова кивнул.
— Кто послал? — спросил Ерхадин.
— Выборные, — ответила женщина, и спросила: — Ваших семеро кушать будет?
— Добавляй двоих, — сказал Ерхадин, поднимая взор на Гарика, сидевшего на коньке избы. Женщина разложила снедь, налила в миски из большого глиняного горшка и, разложив деревянные ложки, собиралась уже идти, как Ерхадин её остановил: — Скажи своим выборным, что я их жду после обеда.
Женщина кивнула и ушла, а Ерхадин присел к столу и придвинул к себе миску. Гарик опустился ему на плечо, но на пищу не смотрел — оттопыренное брюхо говорило о том, что он уже успел поохотиться. Ерхадин неторопливо пообедал и пошёл будить своих бойцов.
Когда подошли выборные, бойцы ещё обедали, но Ерхадин их не торопил — пусть отдохнут, а выборные могут и подождать. Подошла и женщина, принёсшая провизию. Пока бойцы обедали, Ерхадин, окинув её взглядом, спросил: — У тебя муж есть?
— Есть, — кратко ответила она.
— Дрался со мной? — прищурился Ерхадин.
— А как же, — бойко ответила женщина, — как все.
— Чем занимается? — спросил он.
— Кузнец он, — сказала женщина, собирая посуду и вытирая стол.
— Скажешь, чтобы пришёл ко мне, — бросил Ерхадин и вышел навстречу выборным. Женщина нахмурилась, но промолчала.
— Садитесь за стол, говорить будем, — пригласил выборных Ерхадин. Его бойцы сидели на завалинке и грелись на солнце, оставив переговоры на короля.
— Дрались вы крепко, но за это я вам мстить не буду, — начал Ерхадин, а дальше рассказал всё о королевстве и своих планах, сообщил им о десятине с хозяйства, а в конце добавил: — За то, что супротив меня пошли, беру с вас пять десятков молодцов — у меня служить будут.
Мужчины переглянулись, а самый старший спросил:
— Скажи нам, король, что же нам с невестами делать, когда молодцы уйдут. Ведь скоро осень?
— Который осенью захочет невесту взять — пусть берёт, в Емене будут жить, мне служить, — ответил Ерхадин, и встал из-за стола, заканчивая беседу. Выборные поклонились и медленно ушли, переговариваясь на ходу. Невдалеке Ерхадин заметил громадную фигуру человека. «Богатырь» — подумал Ерхадин и кивнул ему на лавку, но кузнец не сел, видно побоялся её сломать своим весом.
— Как мы вас? — усмехнулся Ерхадин. Кузнец засопел и прогудел, опустив голову:
— Кабы не ваш змей, мы бы здесь не говорили, — и глянул на Гарика, усевшегося на Ерхадина и кашлянувшего дымом.
— Забудем, — кинул Ерхадин, вытащил свой меч и положил на стол: — Сможешь сделать такой?
Глаза у кузнеца загорелись, он крутил меч и так и этак, трогал пальцем и потом с сожалением положил: — Нет, не смогу. Да и железа такого у меня нет.
Ерхадин подозвал Парабаса и забрал его меч:
— А такой — сможешь?
Кузнец снова вертел оружие в руках, примерялся, присматривался.
— Такой, пожалуй, смогу, — сообщил он, возвращая меч.
— Такой тебе указ, — поднялся Ерхадин, — десятину с тебя снимаю. Будешь делать только мечи. Привезёшь мне — не пожалеешь, хватит и тебе, и твоим детям.
* * *Через несколько дней из Гори змейкой вытекала вереница пеших людей, пара-тройка гружёных арб запряжённых волами и несколько человек всадников, скакавших впереди. Возглавлял их невысокий, но крепко сбитый человек в маске и при мече, а за ним неслась весёлая гурьба молодых воинов, радовавшихся утреннему солнцу, немного пожухлой траве и золотому отливу на деревьях, тронутому рукой осени. А в вышине кружил и резвился змей, снизу маленький, а тот, кто видел его рядом, сразу поражался размахом его крыльев и огромным телом. Гарик рос каждое мгновение и уже не мог опуститься на плечо Ерхадина, не рискуя его раздавить.
Больше всего Ерхадин опасался, что Гарик станет людоедом. Да, он бы перепугал всех и вся, и достаточно было бы имени Ерхадина, чтобы у любого задрожали поджилки, но такой славы король не хотел, она ему претила, как будто он прятался за чью-то силу. Кстати, волшебная сила так и не вернулась, и Ерхадин не знал, временно или навсегда. Впрочем, главное он сделал, как-никак собрал народ в страну, а управлять можно и без волшебства — опыта у Ерхадина хватило бы на троих.
Они спустились к берегу речушки Тогны и по мелководью перебрались на другую сторону, продолжая свой путь к деревне Кна. Солнце не успело разогреть свой обед, а они уже подъезжали к околице, встречаемые делегацией крестьян и тремя своими товарищами при лошадях. Ерхадин был им рад, как родным, зная, что только они поймут с полуслова, как им пришлось при Гори, только они оправдают его за чрезмерную жестокость, зная, что если взялся за меч, то должен рубить сплеча. Не останавливаясь, они пересели на свежих лошадей и помчались в Саро, чтобы замкнуть малый круг и возвратиться в Емен, временную столицу Страны Маргов.
Репликация третья. Бартазар Блут
В дверях лифта стоял профессор и, щурясь из-под пенсне, сказал:
— Давайте поднимемся в лабораторию, — он вышел из лифта и доверительно спросил: — Ведь вы хотели туда попасть?
— Да, профессор, но только без вас, — сказал Сергей и вырубил Бартазара Блута коротким ударом. Они затащили тело профессора в лифт, и Сергей застыл у пульта, думая, какую нажать кнопку.
— Нажимай верхнюю, — подсказала Элайни и Сергей нажал самый верхний непонятным значок. Лифт медленно поплыл, остановился и открыл дверь. Сергей выскочил вперёд, став в стойку, но на них никто не собирался нападать. Прямо от дверей лифта начинался большой зал, с окном на всю стену, почти полупустой, в одном углу которого был привязан глей, вероятно Флорелла, а во втором находился какой-то аппарат, на котором была распята рыжая шкурка.
— О, боги фрей! — воскликнула Элайни. — Это всё, что осталось от Хамми?
Она подошла к шкурке и, пустив слезу, принялась её поглаживать.
— Бедный Хамми, — хлюпала она, теребя шкурку, — что с тобой сделал этот гадкий профессор.
— Ага, и справа почеши, — сказала шкурка, выгибаясь. Элайни, глянула на шкурку, потом на Сергея и сказала: — Серёжа, совсем не смешно.
— Я ничего не говорил, — ответил Сергей, скрывая улыбку, и потянул из лифта профессора.
— Так это ты? — подняв брови, уставилась Элайни на шкурку.
— Я, — призналась шкурка, — нажми вон на ту синюю кнопочку.
Элайни нажала. Шкурка опала рыжей кучкой на пол и застыла.
— Он что, сдох? — спросил Сергей, трогая кучку ногой.
— Я коплю силы, — ответила кучка.
— Хамми, ты живой? — обрадовалась Элайни, поднимая кучку с пола. Кучка в её руках медленно вылепилась в рыжего квёлого кота, который лежал на руках Элайни, открыв печальные глаза. Элайни тискала его и целовала, чем привела в недовольство Сергея: — Он на полу валялся, а ты его целуешь.
— Я чище, чем некоторые, — отозвалось рыжее недовольство, выгибая свою спинку под рукой Элайни. Элайни, улыбаясь, побаловала кота вниманием и тот, купаясь в её эмоциях, ожил совсем и распустил подпалённого в некоторых местах хвоста.
— Что будем делать с Флореллой? — спросил Сергей, подходя к ней. Глея шарахнулась от него в сторону, но, принюхавшись, жалобно запищала.
— Видно, запах Флорика учуяла, — сказала Элайни, — нужно её выпустить, но тут ни окон, ни дверей.
Сергей осторожно погладил Флореллу рукой по морде, а она опасливо потянулась к нему. Он попытался снять ошейник, но он был какой-то замысловатый и не поддавался. Хамми со вздохом спрыгнул с рук Элайни и подошёл к Флорелле. Она его лизнула, а он её. Так они продолжали до тех пор, пока Сергей не сказал:
— Может, хватил лизаться, — и обернулся к Элайни. — Посмотри, он лижется со всеми подряд, а ты его потом целуешь.
— Я набираюсь сил, — сообщил Хамми, подставляя свою спину под жёсткий язык Флореллы. Действительно — сил набрался, ошейник раскрылся и звякнул о пол. Флорелла метнулась по залу и, застыв над профессором, зарычала.
— Она его сейчас порвёт, — сообщил Сергей.
— Так ему и надо, — кровожадно сказала Элайни.
— Он нам нужен, чтобы вернуть нас домой, — сказал Сергей.
— По-моему, ты его прибил, — хмыкнула Элайни. Сергей забеспокоился, подошёл к лежащему профессору, пощупал пульс и облегчённо вздохнул.
— Живой, сейчас оклемается, — сообщил он.
— Интересно, куда он девал Глико? — задумалась Элайни.
— В качестве взыскания я запер его в кладовой, — отозвался Бартазар Блут.
— Очнулся, профессор, — ухмыльнулся Сергей: — Где находится исправительное учреждение?
Бартазар показал направо от входной двери.
— Флорелла, присмотри, — сказал Сергей, и глея с готовностью рыкнула на отпрянувшего Бартазара. Сергей, разглядывая стену, нашёл знакомый знак и нажал. Дверь открылась, и оттуда вывалился Глико. Он рассматривал всех, соображая, что делать и говорить.
— Вы напрасно применяли ко мне силу, — произнёс Бартазар, — всё, что вы хотели, я мог бы сделать для вас совершенно свободно.
— Как для Флореллы или Хамми? — ехидно спросил Сергей.
— Хлорелла никак не пострадала от моих опытов, а что касается так называемого Хамми… — Бартазар промедлил и спросил: — Вы думаете, что знаете его?
— По крайней мере, больше вашего, — ответила Элайни, — и исключительно с лучшей стороны.
— Вы так говорите, потому что не знаете его худшие стороны, — ответил Бартазар.
— А ваши худшие стороны мы знаем отлично, — с сарказмом ответила Элайни.
— Вы совершаете большую ошибку, — покачал головой Бартазар Блут.
— Может, меня спросите? — сказал Хамми. — Профессор хочет контролировать Хранителей, вот и вся тайна.
Профессор ничего не ответил, а только стоял у стены, сжав руки.
— Вы можете нас отправить туда, где мы были? — спросил его Сергей.
— Это может сделать даже Гликогерен, — сказал профессор и Глико кивнул головой. Бартазар Блут вытащил что-то из кармана и положил на стол:
— Возьмите ключ от станции репликации. А я, если вам не нужен, вместе Флореллой улечу к ней в табор.
— Это зачем? — спросил Сергей.
— Ей же нужно возвращаться домой, — сказал профессор, — а ещё я хотел бы поговорить с Флориком, чтобы все глеи поселились в нашем саду.
— Вы ничего ей не сделаете? — неуверенно спросила Элайни.
— Обыщите меня, — сказал Бартазар, поднимая руки, — я их контролировал прибором, находящимся в столе. Спросите у Гликогерена.
Сергей заглянул в стол и вытянул приборчик, который показал Гликогерену. Тот кивнул головой. Сергей добросовестно обыскал Бартазара, но его карманы были пусты.
— Хорошо, идите, — сказал Сергей, — только не знаю, как вы с Флореллой договоритесь.
Бартазар подошёл к двери в стене, открыл её и сказал: — Флорелла, полетели к тебе домой.
Флорелла засуетилась и, неожиданно для всех, мягко пошла за Бартазаром, подрагивая крыльями. Открылись вторые двери прямо наружу и профессор, усевшись на Флореллу, упал вместе с ней, а потом снова появился далеко-далеко от здания.
— Глико, пойдём на станцию репликации, — вздохнув, сказала Элайни, — как жаль, что мы не попрощались с Флориком.
— Я думаю, что он нас простит, — опустил её на землю Сергей.
Они прошли в большой зал посередине здания, где стояло кольцо репликатора[6]. Элайни и Сергей привычно взялись за руки, ожидая, пока Гликогерен набирал на пульте программу.
— Сосредоточитесь на том, куда вы хотите попасть, — предупредил он.
— Мы вместе? — спросила Элайни, всматриваясь в глаза Сергея.
— Да, мы летим к тебе домой, — уверенно ответил Сергей и поцеловал её в губы. Они растаяли и отвлеклись, и Гликогерен вновь им напомнил:
— Сосредоточитесь, — и вставил ключ. Повернул его, но ничего не произошло.
— Он не работает, — обескураженно сообщил Гликогерен, обводя их растерянным взглядом.
— Я чувствовал, что профессор врёт, — произнёс Сергей, а Элайни не к месту рассмеялась.
— Что будем делать? — спросила она. Сергей присел на вращающийся стул, усадил Элайни на колени и сказал: — Посидим, поохаем.
Гликогерен тёрся возле какого-то прибора, нажимая на кнопки, и заглядывал в какой-то экран. Увидев, что за ним наблюдают, сообщил Сергею и Элайни: «Я сейчас, по работе», — засунул лицо в экран и затих.
— Что он там делает? — шепнула Элайни, а Сергей её успокоил: — Он же студент, ему же, кроме нас, ещё и учиться нужно.
— Не стоит этого делать, — сказал Гликогерен, глядя в экран, — они сказали тебе правду.
— Серёжа, он случайно, не сошёл с ума? — забеспокоилась Элайни, а Сергей засмеялся и прошептал: — Помолчи, если нужно, он всё расскажет.
— Вы тем более не можете так сделать, — воскликнул Гликогерен, — и у вас, вообще, неопределённый статус.
Сергей забеспокоился и не напрасно — Гликогерен пропал, медленно втянувшись в экран. Элайни ошарашено смотрела на прибор и Сергея. Потом подошла к экрану и осторожно заглянула туда.
— Элайни, отойди, — воскликнул Сергей.
— Мама, ты куда? — крикнула Элайни, а Сергей силой оттащил её от прибора.
— Там мама, — воскликнула Элайни, вырываясь. Сергей глянул в экран и увидел какую-то планету с высоты и кучку каких-то людей возле чёрного замка невероятной величины. Но Маргины он нигде не видел.
— Там нет Маргины, тебе показалось, — сказал Сергей, — а куда девался Гликогерен — это интересно.
— Я сама видела её в небе на чёрной лошади, — возмутилась Элайни и снова прильнула к экрану. Сергей с сожалением на неё посмотрел и на всякий случай схватился её за талию: вдруг и она исчезнет.
— И что? — спросил Сергей, когда Элайни оставила прибор в покое.
— Ничего, — сердито отрезала Элайни, — её нигде нет.