– А что я должна была думать? – взвилась Лидия Сергеевна. – Ты на своих детей и смотреть не хотел, вообще забывал, что они существуют. А Галкиного мальчишку в дом ввел, таскался с ним, как с любимым сыном. Что еще я могла подумать, Алеша?
– Так ты бы меня спросила для начала, прежде чем огород городить, – ревел Воронцов.
– А ты бы мне сказал правду? – истерически взвизгнула Лидия Сергеевна. – Ты хоть раз за всю жизнь вообще со мной разговаривал?
– Подожди, мама, – потрясенно заговорила Александра. – То есть ты тогда устроила все это из-за каких-то бредовых подозрений? Ты разрушила наши отношения с Андреем, потому что тебе что-то примерещилось, даже не проверив свои соображения?
Она судорожно схватилась за ворот майки, словно бы он душил ее, и Ася заметила, что пальцы ее дрожат.
– Я хотела тебя защитить! – выкрикнула Лидия Сергеевна. – Я всегда хотела тебе только добра! Я всем вам хотела только добра! Я всю жизнь на вас положила, из кожи вон лезла, чтобы мои дети были сыты, здоровы и счастливы. Не тебе меня судить! Если бы у тебя были дети…
– Да, у меня нет детей! И это все благодаря тебе, мамочка! – всхлипнула Саша. – У меня ничего нет твоими стараниями. Вся жизнь вылетела в трубу…
Ася потрясенно поняла, что тетка плачет.
Железная, строгая, сухая тетка Александра ревет, как девчонка, некрасиво шмыгая носом и стискивая пальцы.
Новиков был уже рядом, усадил ее на стул, торопливо гладил ее руки, бормоча что-то ласковое и успокоительное.
Бабка Лидия, задрожав подбородком, тоже пустила слезу, восклицая с пафосом:
– Конечно, обвиняй меня во всем! Мать у вас дура, мать плохая, подлая, всем вам жизнь испортила. Давайте, валите все на меня, я привыкла!
Ника, непонятно почему, тоже захлюпала носом.
Отец потоптался на месте, явно чувствуя себя не в своей тарелке среди такого количества плачущих женщин, и в конце концов буркнул сердито:
– Ладно, тетки, хорош сырость разводить…
В кармане Андрея зазвонил мобильник, и тот вышел в гостиную, прикрывая свободное ухо ладонью, чтобы приглушить шум скандала, и напряженно переспрашивая в трубку:
– Это точно? Решение принято окончательно? Да-да, я слушаю…
– Да перестаньте вы! – выкрикнула, потеряв терпение, Ася. – Ника, Саша, не плачьте, ну, не плачьте, пожалуйста! Я сейчас… я просто на куски разваливаюсь, когда все плачут.
Она порывисто подскочила со своего места рядом с дедом, метнулась к теткам и обняла их обеих, торопливо и смущенно целуя в мокрые щеки.
– Это ведь тыщу лет назад было, – быстро говорила она. – Было – и сплыло. Какая теперь разница? Правда же? Да?
И Вероника неожиданно подмигнула ей сквозь слезы, а Саша, подавшись вперед, вдруг притянула к себе Аськину голову и сухо чмокнула ее в макушку, проговорив:
– Ты права, девочка. Теперь все равно уже ничего не поправишь…
Лидия Сергеевна оскорбленно поджала губы и задрала подбородок. Потом, видимо сообразив, что благодарных зрителей у ее спектакля не будет, поднялась с места.
– Пойду на кухню, – обиженно произнесла она. – Вы тут обвинениями сыпать будете и выяснять, кто перед вами больше виноват, а как обед наступит, так есть все придете. И с меня же спросите. Алеша, как ты себя чувствуешь? Что тебе на обед приготовить?
– Уйди уже, Лидия, не трави душу! – махнул на нее бледной узловатой рукой дед, а затем обернулся к детям. – Ладно, выкладывайте, что тут у вас стряслось, пока я валялся. Все равно же без меня не разберетесь, балбесы этакие! Сашка, в самом деле, хватит реветь! Я клянусь тебе, я про эти мамины бредни ничего не знал. Влез не в свое дело, не разобравшись, дурак старый… Ты прости меня!
Александра, проморгавшись от слез, через силу улыбнулась и сжала руку отца. Он сказал тихо:
– Оставайся тут, живи, сколько будет нужно. Если вы… если с Андреем у вас что-то срастется, я только счастлив буду.
Воронцов перевел взгляд на тут же смущенно зардевшуюся Нику:
– Ну, а ты что, мать-героиня? Опять прибавления ждешь? А очередной счастливый отец, конечно, – сбежал?
– Папа… – протянула Ника, пряча глаза. – Папа, я…
– Молчи уж, – махнул на нее рукой отец. – Взрослая баба, а ума, как у кошки.
Он сердито пожевал губами, а затем, пряча промелькнувшую в уголках глаз улыбку, сказал мягче:
– Давай только внучку на этот раз? Пацаны у тебя очень уж боевые получаются.
Отиравшийся в гостиной Камиль, расслышав последние слова, сунулся в комнату и безапелляционно заявил:
– Я с девчонкой в одной комнате жить не буду. Пусть Ивка!
– Цыц мне тут! – прикрикнул на него дед. – Надо – еще как будешь жить, в садик сестру водить и от пацанов соседских защищать. А не то я тебя выдеру: сил-то еще, слава богу, хватит!
– Папа, значит, ты мне поможешь? – с надеждой в глазах заморгала Вероника.
– А куда же тебя девать, дурында? – усмехнулся Алексей Михайлович.
Ася поняла, что теперь настал черед отца.
Макс бледной тенью слонялся по комнате, опасливо поглядывая на Воронцова.
– Ну, а ты чем меня порадуешь, сынок? – нехорошим тоном начал дед. – Может, поддержишь на старости лет, а?
– Ты же слышал все прекрасно, – раздраженно бросил Макс. И тут же, спохватившись, заговорил мягко и вкрадчиво: – Папа, я попал в неприятную историю… Очень нужны деньги. Иначе…
– Сколько раз, интересно, я уже от тебя это слышал? Счет потерял! – снова загремел дед. – Я тебе говорил в прошлый раз, что больше вытаскивать тебя не буду? Говорил, что ни копейки больше не дам? Теперь, значит, я должен последние штаны заложить, чтобы опять тебя вытащить? Чего удумал, паршивец, дом продать!
– Алеша, – Лидия Сергеевна, видимо, все же не удалилась в кухню готовить обед и оставалась где-то неподалеку, чтобы следить за происходящим. Теперь она влетела в комнату, словно орлица, готовая биться до последнего, защищая родного сына. – Алеша, ты же не можешь бросить его без помощи! Ты не видел этого человека, а я видела! Он настоящий бандит, Алеша, он убьет Макса… Мы же можем действительно продать дом. Если санаторий все равно закроют, он нам больше не нужен. Переедем в город, поближе к детям, к внукам, а дом…
– Санаторий не закроют!
Все обернулись на быстро вошедшего в комнату Новикова.
Ася присвистнула: Андрей Павлович вид имел самый победный, аж светился от радости. Теперь понятно было, чего нашла тетка Александра в этом добром докторе. Действительно, улыбка совершенно преображала его простое, не особенно запоминающееся лицо. Она сияла не только на губах, но словно бы шла откуда-то изнутри – улыбались глаза, щеки, лоб, кажется, даже кончики ушей.
– Мне только что звонили из Минздрава, – продолжал Новиков. – Недавняя комиссия нашла санаторий образцовым. Бухгалтерские отчеты их вполне удовлетворили. И Греков – под давлением, конечно, – вынужден был признать закрытие «Владимирского» нецелесообразным. Поздравляю, Алексей Михайлович!
Он шагнул к деду и затряс его жилистую руку.
Воронцов с трудом поднялся на ноги, обнял Андрея и похлопал по плечу, растроганно приговаривая:
– Спасибо, голубчик! Спасибо, Андрей!
– Папка, – взвизгнула Ника и тоже полезла к отцу обниматься.
Александра лишь перекинулась с Андреем счастливыми взглядами и тоже расплылась в улыбке…
– Ты послушай, – тут же, посерьезнев, по-деловому заговорил с Новиковым дед. – Нужно сейчас же связаться с Моргуновым по поводу… Эх, нет, это я сам. Сегодня не выйдет, конечно, но завтра я подъеду…
– Алеша, я никуда тебя не отпущу, – заволновалась бабка. – В таком состоянии… Тебе еще нужно пройти обследование…
– Да погоди ты, Лидия, с обследованием. Дел столько! Провалялся, как чахоточная барышня…
Дед уже кипел жаждой деятельности, хотя и заметно было, что подъем на ноги сильно его вымотал.
Ася заметила, что отец, оставшийся вроде как не у дел, нехорошо ухмыльнулся.
– Ну, что же, можно сказать, хеппи-энд? – выплюнул он. – Все довольны, все смеются! А мне подыхать можно, да? Кому какое дело. Просрал гребаные накладные – все, не человек теперь!
– Да ты на себя посмотри, человек! – укорил его Воронцов. – Сорок лет почти, взрослый мужик! А ломаешься, как подросток. Ни одного дела толком доделать не можешь. Накладные потерять – как это возможно вообще? Тебе голова для чего, шапку носить? Или подсчитывать, как тебя отец обидел, что тебе недодал?
– Оу, ну, ясно, – скривился Макс. – Ладно, пап, сейчас позвоню Олегу, пусть приезжает закапывать меня в ближайшем лесу, как он грозился.
– Подожди! – вскрикнула Ася.
Накладные, накладные…
Это все утро вертелось в голове, и вдруг она вспомнила!
– Оу, ну, ясно, – скривился Макс. – Ладно, пап, сейчас позвоню Олегу, пусть приезжает закапывать меня в ближайшем лесу, как он грозился.
– Подожди! – вскрикнула Ася.
Накладные, накладные…
Это все утро вертелось в голове, и вдруг она вспомнила!
Девушка выбежала из комнаты, рванулась на террасу, порылась в сваленных кое-как на кушетке вещах и выудила рюкзак. Быстрым шагом, на ходу перерывая сумку, она вернулась в комнату и сунула отцу в руки стопку подмоченных и кое-как высушенных листков бумаги.
– Это ты потерял? Эти накладные?
Макс, не веря, перебирал листки, быстро шевелил губами, сверяя какие-то данные, дрожащими руками перевернул всю стопку, заглянул в конец, где стояли подписи и печати.
Наконец перевел взгляд на дочку:
– Откуда это у тебя?
– Оттуда, откуда и вся остальная твоя хрень, – отозвалась Ася. – Подобрала в аптеке, пока ты с «рыбой моей» в подсобке обжимался.
– Аська, господи, – он шагнул к ней, обхватил все еще нервно трясущимися руками. – Аська, доченька… Ты меня… ну, спасла, что ли.
– Да отстань ты, – неприязненно поморщилась она, отстраняясь от отцовских объятий.
– Что же ты раньше не говорила, что они у тебя?
– Что же ты раньше не говорил мне, что случилось, а только нудел, как все тебя обижают, и выдумывал, с кого бы стрясти денег?
– Как ты с отцом разговариваешь? – тут же взвилась Лидия Сергеевна.
Но Алексей Михайлович тут же ее осадил:
– Какой отец, так и разговаривает.
Отец смотрел на нее, и в глазах его было какое-то болезненное выражение. Потом он хмыкнул, криво усмехнулся и, сложив бумаги стопкой, наигранно весело произнес:
– Ладно, раз все у нас теперь пучком, пойду доложу Олегу, чтоб не трудился меня мочить.
Он быстро вышел из комнаты и пошел вверх по лестнице, ссутулив плечи.
От всего этого гомона у Аси разболелась голова.
Подобрав опустошенный от бумаг рюкзак, она вышла во двор.
В груди еще что-то тонко дрожало – слишком многое обрушилось на нее за одни сутки.
Ночь с Артемом, ссора, злые слезы разочарования, пришедший в себя дед, отец – жалкий и беспомощный, поджавший хвост…
Чувства свивались внутри тугим узлом, в них нужно было разобраться, распутать, осознать.
Ася сунула в рот сигарету и пошла к калитке – в доме все сейчас не в себе – орут, плачут, обнимаются, вряд ли кто из родственников пойдет во двор и запалит ее с сигаретой.
Еще не полдороге она заметила маячивший у калитки со стороны улицы вихрастый рыжий затылок.
Артем топтался у забора, пинал носком ботинка какую-то жестянку и нервно озирался на дом. Увидев Асю, он сначала потупился, смущенно дернув плечами, потом поднял голову и искоса смотрел, как она приближается.
– Привет! – холодно бросила она.
В голове все еще крутились его слова: «Я свободный человек – и никому ничего не должен, не хочу ничем себя связывать».
Надо же, явился! Это зачем, интересно?
Еще раз объяснить ей, как глупо с ее стороны привязываться к кому-то?
– Привет.
Брови его дернулись, смешно искривились губы.
– Слушай, я, кажется, ведь тебя уже предупреждал, – начал он.
– Неужели? И о чем же? – осведомилась Ася.
– О том, что я идиот, – просто сказал Артем. – И у меня язык без костей. Помнишь, в нашу первую встречу? Несу иногда черт знает что, сам не знаю, зачем…
Ася все еще хмурилась, но удержаться от улыбки становилось все трудней. Она приоткрыла калитку и выскользнула за забор, к Артему. Тот еще немного потоптался вокруг, а потом по-детски боднул ее лбом в плечо:
– Аська, не обижайся, ладно? Я фигню какую-то сморозил. Я не хочу быть всегда один. Без тебя – не хочу!
– А как же: «Я хочу быть свободным»? Это тоже фигня? – не удержалась Ася.
– Не-а, не фигня. Но я вот думаю: можно же быть свободным вместе, правда?
Он вскинул на нее зеленоватые искрящиеся солнечными искрами глаза.
Ася пожала плечами, пробормотала:
– По крайней мере, можно попробовать, – и обвила тонкими руками его шею.
Река как будто бы посвежела от ночного дождя. И зелень, омытая дождевыми каплями, искрила на ярком солнце.
Ася и Артем сидели на краю обрыва, болтая ногами над катившимися внизу прозрачными волнами.
Откуда-то прилетела стрекоза и застыла в воздухе, быстро-быстро трепеща тонкими голубоватыми крылышками…
– Значит, у тебя дома все наладилось? – спросил Артем. – Теперь все хорошо?
– Я не знаю, – задумчиво покачала головой Ася. – Они не то чтобы все разом прозрели и возлюбили друг друга… Все равно будут еще дуться, ругаться, выяснять отношения, подозревать, что все хотят их подставить. Просто я поняла… Ну, что я все равно никогда не смогу всех их бросить. Какими бы они ни были… Я не знаю, что такое семья, – камень на твоей шее или источник силы и поддержки? Я правда не знаю. Может, я поступаю глупо, но по-другому не могу. Вот. И, наверно, так ведь не бывает, чтобы совсем все было хорошо?
– У нас будет! – убежденно сказал Артем. – Все проблемы, знаешь ли, от глупости. А мы с тобой дурить не будем… я буду очень стараться.
И он улыбнулся.
– Мне иногда кажется, что люди просто забывают, что на самом деле они хорошие, умные, честные. За-игрываются – а потом уже ничего не поправить, – задумчиво произнесла Ася.
– Мы-то ведь не забудем? – толкнул ее плечом – Артем.
– На память пока не жалуюсь, – рассмеялась Ася.
– Ну вот, значит, все у нас будет хорошо. Так бывает, вот честное слово! Хочешь, поспорим на что – угодно?
– Не хочу, – помотала головой Ася. – Не хочу спорить. Пусть будет! Пусть просто будет.
Она откинулась назад и привалилась спиной к Артемову плечу. Он обхватил ее руками за талию и уткнулся носом в затылок. Его горячее дыхание щекотало ей шею…
Внизу на реке показалась лодка. По ее голубому облупленному боку плясал солнечный зайчик. На веслах сидел сменщик Артема Мишка. Увидев Асю и Артема, он помахал им рукой и погреб дальше.
От сосен одуряюще пахло нагретой солнцем – смолой.
Ася прикрыла глаза, чувствуя, как по векам – скользят горячие лучи.
Впереди – еще целое лето.
И все будет хорошо.
Другой берег Повесть
Мохнатые хлопья тумана плыли над дорогой, цепляясь за ветки.
Мглистое предрассветное небо, казалось, набухло непролившейся влагой. Новенький серебристый джип «Фольксваген», почти неразличимый в сырой мгле, шел по шоссе ровно и уверенно, высвечивая подслеповатыми фарами путь.
Слева мелькнула сбегавшая с пригорка небольшая деревня – приземистые, ушедшие в землю дома, нехитрые огородики, золотой крест над церквушкой.
Затем по обеим сторонам дороги потянулся лес. Сумрачно темнели лохматые елки, деревья тянули к небу красноватые голые ветви. Из-под колес взметнулся полиэтиленовый пакет и затанцевал по асфальту…
В автомобиле находилось трое: двое мужчин и женщина, все примерно одного возраста – лет двадцати – пяти.
В салоне было тепло и сонно.
Андрей дремал, развалившись на заднем сиденье. Софья, зевая, скрутила в узел длинные темные волосы, покосилась на мужа. Кирилл, казалось, весь сосредоточился на дороге: губы сжаты, подбородок отяжелел, глаза за стеклами дорогих очков прищурены.
– Чего ты так гонишь? Мы что, опаздываем? – лениво спросила Софья.
Андрей зашевелился на заднем сиденье:
– А сколько времени? Мне к двум надо быть на – месте…
– Успеем, – уверенно бросил Кирилл, даже не взглянув на часы.
– До обеда мы сто раз доедем, торопиться некуда, – пожала плечами Софья.
– Это точно, в морге подождут, – хохотнул Андрей.
– Заткнись, а? – раздраженно буркнул Кирилл. – Дошутишься…
– Послушай, если ты устал, давай я сяду за руль, – предложила Софья.
Дорога повернула вправо, лес поредел, и впереди показалась речка. Она протекала внизу, в глубоком овраге, сейчас плотно затянутом блеклым туманом. Над речкой тяжело громоздился бетонный мост.
Софья лениво прикрыла глаза, снова зевнула и вдруг почувствовала, что машина вильнула куда-то влево. Под колесами задребезжали мелкие камни, что-то звонко ударилось о ветровое стекло. Дернувшись от толчка, она открыла глаза и вскрикнула – дорога, словно живая, выдиралась из-под колес, и прямо в лицо им неслось серое бетонное ограждение моста!
Кирилл безуспешно пытался справиться с управлением автомобиля.
– Мы разобьемся! – закричала Софья.
– Руль, руль держи, мать твою! – орал с заднего сиденья Андрей и рвался вперед, перехватить руль из рук Кирилла. – Забирай влево!
– Это все! Все! Конец! Я не могу больше! – отчетливо выкрикнул Кирилл, выпуская рвавшийся из рук руль.