– Это точно, – поддержала шутку Софья. – Из нас троих выбрал самого отпетого, не промахнулся.
– Интересно, тут нигде дурки поблизости нет? – продолжал Андрей. – Сдается мне, это их клиент убег.
– Наверняка! – поддержала Софья. – Дедуля на религии свихнулся, как пить дать. Как он нас, а? – Она выпрямилась, повела руками и заголосила фальшивым басом: – Со святыми упокой!
– А у тебя хорошо получается, – рассмеялся Андрей. – Не думала в попы податься, а?
– Да ну вас с вашими заупокойными шуточками, – отвернулся Кирилл. – Один вон уже пошутил в машине про морг – чуть и правда туда не усвистели. И вообще пошли уже хоть куда-нибудь! Черт его знает, сколько тут уже бродим, проголодаемся скоро…
– Вообще странно, – заметила Софья, поднимаясь вверх по косогору. – Действительно: давно уже здесь бродим, а есть совсем не хочется…
– Это от шока, наверно, – дернул плечами Андрей. – Скажи спасибо, а то еще от голода бы мучились. Правда, Кир?
Он обернулся к Кириллу и осекся.
Тот отчего-то остановился и осоловело смотрел на собственные выставленные вперед руки, слегка шевелил пальцами.
– Эй, Кир, ты чё там увидел такое интересное? – окликнул его Андрей.
Но тот не отвечал, продолжая разглядывать собственные ладони с каким-то странным испуганным интересом.
– Кирилл! – Софья подошла к нему, потрясла за плечо. – Ты меня слышишь? Что с тобой?
Ее муж вздрогнул, помотал головой и уже осмысленно посмотрел на своих спутников.
– Тьфу, черт! Как будто провалился куда-то. – Бр-рр…
– Ты меня напугал, – качнула головой Софья. – Нормально себя чувствуешь? Голова не кружится?
– Да вроде нет. – Кирилл осторожно задвигался, огляделся по сторонам. – А где мы? Куда это нас занесло?
– Ну, привет! – фыркнул Андрей. – У тебя что, память отшибло? Сам же нас сюда и завез, машину в реку отправил, а теперь: где мы? Эй, очнись!
– Да, да, я вспомнил уже, – кивнул Кирилл. – Говорю же, странное состояние какое-то…
– Это, наверно, оттого, что ты без воздуха долгое время был, пока мы тебя не вытащили. Кислородное голодание, так бывает, – объяснила Софья. – Когда вернемся, надо будет невропатологу показаться.
– Ладно, идти можешь, забывчивый ты наш? – спросил Андрей.
– Могу, могу, конечно. Нормально все, – отозвался Кирилл. – Двинули!
Они снова вернулись к дороге и пошли вдоль шоссе, по обочине.
Туман все так же висел над шоссе, стушевывая краски. Метров на сто вперед уже ничего не было видно – сплошная мглисто-серая пелена. Мимо еще дважды проносились машины, но ни одну из них остановить не удалось.
– Ходоки идут к Ленину, – продолжал хохмить Андрей. – У меня, по ходу, джемпер почти высох уже… Но в следующий раз, когда я с вами куда-нибудь соберусь, напомните мне надеть водолазный костюм.
– Все равно у тебя его нет, ты же свой в Египте в отеле забыл.
– А ты откуда знаешь? – вскинулся Кирилл.
– Что знаю? Про костюм? – переспросила Софья. – Не помню, Андрей рассказывал, кажется. Ты же рассказывал?
– Наверняка, – подтвердил Андрей. – Кому же мне еще жаловаться на свои несчастья, как не вам, друзья мои дорогие!
Некоторое время шли в молчании.
Вдруг Кирилл остановился и придержал Софью за плечо, приложив палец к губам. Андрей прошел еще немного вперед, оглянулся на друзей и тоже притормозил, прислушался.
Откуда-то слева, из тянувшегося вдоль дороги леса, доносились звуки – осторожные шаги, треск веток, словно кто-то пробирался сквозь чащобу. Еще минута – и на дорогу вышел парень, совсем молодой, лет двадцати, не больше, в военной форме старого образца.
– Ого! – усмехнулся Андрей. – Да ты, чувак, я смотрю, аутентичненько вырядился, даже пилотку нацепил. Вы что тут, Девятое мая празднуете раньше времени?
Парень затравленно оглянулся, смерил взглядом друзей и спросил вполголоса:
– Заречье далеко? В какой стороне? Я от своих отстал…
– Слушай, мы сами не местные, – объяснил Кирилл. – У тебя думали дорогу спросить. У вас тут что, военно-тактическая игра, да? Я читал в Интернете про такое: реконструкция сражений называется…
– А вы сами-то кто будете? – подозрительно прищурился парень. – Говорите по-нашему вроде, а только не понять ничего.
– А ты, я смотрю, в роль-то вжился, – рассмеялся Андрей. – Ну, ладно, хорош… Нам реально не до шуток уже. Будь человеком, помоги, а?
– Слушай, мы заблудились, – подступила к парню Софья. – Бродим здесь, бродим, никак к людям выйти не можем. Одного деда встретили, да и тот какой-то помешанный оказался. Мы его спрашиваем: как до деревни дойти? А он все твердит, что нам покаяться надо и помолиться всем вместе. Представляешь? – Она засмеялась.
– А вот все они такие, попы эти недобитые! – с неожиданной злостью отозвался парень. – У меня самого бабка… стыдно сказать, дура деревенская… притащила домой попа ряженого однажды. Мне пятнадцать тогда было, болел сильно, она его и привела меня спасать. Я ей говорю: «Ты совсем из ума выжила, бабуня? Не верю я в это мракобесие». А она не отступает, и дед этот толстопузый в рясе все свою икону в рожу мне сует. Ну, я взял – да и как харкну на нее. – Он рассмеялся, совсем по-мальчишески.
– Эт ты, брат, конечно, переборщил малость, – поежившись, сказал Андрей.
Софье история парня тоже не показалась забавной, но она решила свое мнение оставить при себе – все-таки им от него не моральная устойчивость нужна, а указание дороги.
– Ну да, ну да… – покивала она. – Так я вот, значит, тебе и рассказываю… Ехали мы из Москвы…
– Из Москвы? – вдруг настороженно прищурился парень. – Неужели прямо из самой Москвы досюда добрались?
– А что такого? – не поняла Софья. – Мы же на машине…
– У вас еще и машина своя? – отступил солдатик на несколько шагов. – Вот, значит, оно что. То-то я смотрю, и одежда на вас какая-то странная, и говорите непонятно… Так, значит, по какой дороге приехали-то?
– Да вот по этой, блин, по асфальтированной, – не выдержал Андрей. – Кончай уже тупить, покажи нам: где ваша база или что там у вас – пункт сбора? Вас же где-то встречали, наряжали, задание давали. Там связь должна быть…
Парень вдруг принялся пятиться назад, глядя на Андрея расширенными глазами, отступил обратно в лес и кинулся наутек.
– Эй, ты чего, чокнутый? – выкрикнул ему вслед Андрей.
– Плохо подготовились, я вас раскусил, – донеслось из лесу. – Чтоб вы сдохли, шпионы проклятые!
Снова воцарилась тишина.
– Этот, по-твоему, тоже из дурки сбежал? – спросила Софья. – Какой-то слишком большой в этих краях процент шизофреников на душу населения, нет?
– Да все очень просто, – устало объяснил Кирилл, опускаясь на поваленное дерево у обочины. – Они же к этим играм всерьез готовятся, я читал. Повернуты на том, чтобы все было как по правде. У них и разведывательные отряды есть, вполне могут забраться на вражескую территорию в нормальной одежде, типа под видом случайных прохожих, и все разузнать. Вот он нас и принял за агентов вражеского лагеря. Может, у них команды, скажем, из Москвы и из Питера. Вот он услышал, что мы из Москвы, и напрягся.
– Дебил, – буркнул Андрей. – Наверняка у него мобила была. Могли бы сейчас уже в Москву по-звонить.
Кирилл снял очки, протер запотевшие стекла.
Этот парень в старой военной форме, Андрей, шагающий взад-вперед по обочине, Софья, поворачивающая голову, чтобы волосы быстрее высохли на ветру…
Все вместе напомнило ему тот день, восемь лет назад.
Он увидел все так ярко, как будто все это происходило с ним прямо сейчас: пропыленный салон «пазика», продранный дерматин на спинках сидений, наклейку с голой бабой в кабине водителя…
Ощутил запах бензина, пыли, вонючих папирос, которые всю дорогу смолил шофер, и – тонкий, терпкий, кружащий голову аромат духов Софьи.
Однокурсники галдели, рассевшись по своим местам.
– Что за совок? С какой стати в наше просвещенное время студентов гонят на картошку?
– Может, ректор с этим фермером старые кореши – вот и помогает ему, чем может, поставляет бесплатную рабсилу.
– Угу, я и говорю: работорговец хренов!
– Да ладно, чё ты, бухать будем два дня, не просыхая. Может, баб местных подснимем – а чё, деревенские телочки, кровь с молоком!
Кирилл почувствовал, что краснеет, и перестал прислушиваться к разговору однокурсников.
Софья вертелась на сиденье рядом с ним, ее роскошные длинные волосы цвета черного дерева, отливающие на солнце медью, копной лежали в капюшоне ветровки. Каждое ее движение, прикосновение рукава джинсовки, пряди волос жаркой волной отзывались в теле Кирилла, кружили голову. Он весь был полон ею – ее присутствием, близостью, запахом, ее весело дрожащими черными зрачками, ярким смеющимся ртом, черными бровями, то сходящимися на переносице, то беззаботно взлетающими вверх…
Она же не обращала на него ни малейшего внимания: крутилась, пихала под сиденье рюкзак, пересмеивалась с кем-то и постоянно краем глаза следила за Андреем.
Андрей, разместившийся напротив, щипал струны гитары. Для поездки «на картошку» он раздобыл где-то старую потрепанную гимнастерку и пилотку и теперь изображал бывалого фронтовика. Вокруг него, как обычно, сразу собрался народ: приятели, восторженные девицы.
Андрей скорчил глумливую гримасу – этакий Василий Теркин – и запел, ударив по струнам:
– Мы летим, ковыляя во мгле, мы ползем на последнем крыле…
Кирилл и Андрей дружили почти всю жизнь.
Многие удивлялись: что их может связывать, таких разных, не похожих друг на друга?!
Взрывной, нетерпеливый, яркий, острый на язык, смешливый Андрей – всегда в центре внимания, окруженный поклонницами, вечно с песнями, шутками и хулиганистыми проделками.
И Кирилл – спокойный, почти флегматичный, трезвомыслящий, избегающий шума и суеты, сторонящийся больших компаний, уже в свои восемнадцать производивший впечатление серьезного, основательного человека слова и долга.
Что у них могло быть общего?
А у них было общее детство —10 лет за одной школьной партой, «казаки-разбойники», жутковатые рассказы про «синюю руку» в пионерском лагере, сбитые коленки, Том Сойер и Гекльберри Финн…
Первые тайны, двойки, драки – но они всегда были вместе и стояли друг за друга горой!
Родители Кирилла привечали Андрея: парень рос без матери, она умерла давно, когда Андрей был совсем ребенком, и мать Кирилла, женщина верующая и милосердная, жалела его, часто приглашала в гости и норовила накормить повкуснее.
Еще вздыхала иногда:
– Ты, Андрюша, прямо как сынок второй мне… Нам-то с отцом, кроме Кирюшки, других детей Господь не дал.
Кирилл не представлял себе жизни без Андрея, тот был для него как брат – взбалмошный, утомительный временами, слишком шумный, – но брат, самый близкий на свете человек, куда от него денешься. Они могли жестоко вышучивать друг друга на людях, комично препираться из-за какой-нибудь ерунды, но оба знали: что бы ни случилось – они всегда придут друг другу на помощь, выручат, вытащат отовсюду.
Они и в институт поступали вместе: Кирилл методично зубрил учебники и доставал Андрея подготовкой к экзаменам. Тот же, кое-как нахватавшийся знаний от своего усидчивого друга, на письменной работе по математике вдруг первым решил самую сложную и заковыристую задачу – разумеется, записку с решением тут же получил и Кирилл.
Андрей всегда нравился девчонкам. Самые яркие, самые красивые «звезды школы» ходили за ним хвостом. Обычно он снисходил до самой привлекательной, Кириллу же доставался утешительный приз в виде более блеклой подруги главной героини. Он, впрочем, не обижался – никто же не виноват, что его лучший друг производит на девчонок впечатление, как удав Каа на бандерлогов. К тому же Кирилл знал точно: уже через пару месяцев очередная отставленная красотка будет рыдать у него на плече – увлечения Андрея никогда не длились долго.
И вот теперь…
Угораздило же его влюбиться в Соньку Мариевскую!
Он заметил ее еще на вступительных экзаменах – стройную, гибкую, черноглазую, то и дело сражавшуюся с непослушными, доходившими до поясницы каштановыми волосами. У него дыхание перехватило, когда она подошла к нему во дворе, улыбнулась, блеснув ровными жемчужными зубами, и спросила:
– Привет! Ты не знаешь, в какой аудитории будет письменный?
На ней был яркий сарафан, в вырезе виднелись тонкие ключицы, под смуглой кожей угадывались легкие и крепкие мускулы. От ее взметаемых теплым летним ветром распущенных волос пахло какими-то экзотическими южными цветами.
Кирилл совершенно растерялся, забормотал – что-то…
И тут из-за его спины возник как всегда уверенный в себе, находчивый Андрей:
– Привет! Ты ничего, случайно, не перепутала? Тут всякие ботаны вроде нас с Киром математику сдают. А тебе, наверно, в театральный надо? Или сразу в Голливуд, чего там мелочиться?
И Софья сразу засмеялась, заиграла глазами и принялась непринужденно болтать с Андреем.
Потом друг сказал Кириллу:
– Видал, какая девчонка классная!
– Да ладно… Ничего особенного! – хмуро бросил Кирилл. – У нее на плечах веснушки.
Обоим ясно было, что Кирилл говорит так нарочно, чтобы не выдать своих эмоций. Конечно же, Софья была самой настоящей красавицей, и веснушки на плечах ее нисколько не портили.
– Ты на нее запал, что ли? – пытливо посмотрел на друга Андрей. – Если так, ты только дай знать, я с ней и двух слов больше не скажу.
– Еще чего, – независимо отозвался Кирилл. – На хрена мне такие жертвы. Подумаешь, девчонка – ка-кая-то!
Андрей, кажется, не слишком поверил Кириллу и поначалу на всякий случай старался не проявлять к Софье особенного внимания.
Кирилл же, наоборот, всегда держался рядом с ней, помогал на контрольных, провожал домой, таскал за Софьей сумку, набитую учебниками.
Только все это было бесполезно.
Кирилл оставался для Софьи просто другом, неким приятным бесполым существом, а нравился ей Андрей – это было очевидно.
С Кириллом она могла болтать обо всем на свете, жаловаться на ссоры с родителями, шутить, что в институте ее держат только за спортивные успехи – она стабильно обеспечивала альма-матер первое место в межвузовских соревнованиях по плаванию, – обсуждать, кто из девчонок в кого втрескался… И Кирилл отлично понимал, что их отношения с каждым днем все безнадежнее погрязают в болоте настоящей дружбы и «нелюбви».
А он с ума сходил рядом с ней.
Когда она, устав после занятий, беспечно опускала голову ему на плечо, задремав в поезде метро… Когда он приходил поболеть за нее на соревнованиях, и она выныривала из воды и шла к нему, оставляя мокрые следы босых ног на плиточном бортике бас-сейна…
На ее гладкой янтарной коже дрожали и радужно переливались капли воды, синий атлас купальника ловко охватывал ее спортивную, подтянутую, легкую и сильную фигуру.
– Слушай, – просила она, – поправь мне там, сзади, шапочку.
И он прыгающими руками натягивал тугой резиновый край на выбившиеся из-под шапочки темные влажные завитки, едва сдерживаясь, чтобы не припасть со стоном к ее золотистой, покрытой легким пушком шее лицом…
– Ага, спасибо! Ну, я пошла, скоро старт. – Она улыбалась ему безразлично и возвращалась в воду.
Он же валился на пластиковое сиденье, обезумев от отчаянного неутоленного желания, кусая губы и впиваясь ногтями в подушечки ладоней.
Стоило же на горизонте появиться Андрею, как Софья явно принималась «интересничать»: посматривать на него искоса, лукаво улыбаться, растягивать слова и интриговать. Все эти «симптомы» были Кириллу хорошо знакомы – сомнений не было: самая прекрасная девушка на свете, девушка, которую он любил со всей силой безнадежности и отчаяния, влюбилась в его крутого приятеля!
И как Андрей ни пытался изображать равнодушие, вскоре стало очевидно, что их с Софьей тянет друг к другу.
И что они будут вместе – лишь вопрос времени.
Автобус трусил вперед, ухая и подпрыгивая на поворотах. Скупое осеннее солнце едва пробивалось сквозь запыленные окошки.
– А вот был у нас на фронте забавный случай… – подпустив в глаза комичной солдатской тоски, паясничал Андрей.
– Слушай, хватит, – раздраженно оборвал Кирилл. – Тоже мне, фронтовик нашелся…
– О, моя совесть проснулась! – весело отозвался Андрей. – Все-все, молчу! Не покушаюсь на святое.
Он стащил пилотку и нахлобучил ее на голову Софье. Та кокетливо улыбнулась:
– Мне идет?
– Еще как! – подтвердил Андрей. – Так и хочется тебе честь отдать! Ум, честь и совесть… и все остальное в придачу.
– Отдавай! – стрельнула черными глазами Софья. – Я заберу с удовольствием.
Кирилл, не желая больше быть свидетелем их откровенного флирта, поднялся на ноги и, растолкав сгрудившихся вокруг Андрея однокурсников, пошел вперед по салону.
– Эй, Кир, тебя что, укачало? – вслед ему веселился Андрей.
– Да пошли вы… – пробормотал он себе под нос.
Он понимал, что друг ни в чем не виноват перед ним, что злиться на него глупо и нечестно: он ведь сам сказал, что не имеет никаких видов на эту де-вушку.
И все же наблюдать его очевидный успех было слишком больно.
Весь день потом он старался не замечать их.
Остервенело долбил лопатой землю, до ломоты в руках таскал ведра с картошкой, делая вид, что не слышит заливистого смеха Софьи, не видит, как Андрей, раскрасневшись, носится за ней по полю, а она дразнит его, играет, зовет, протягивая руки, и снова пускается наутек…
У вечернего костра они сидели рядом на бревне. Андрей наигрывал что-то на гитаре, а Софья, не отрываясь, смотрела на его губы, выпевавшие слова очередной романтической баллады.