Кирилл приблизился к нему. Задел головой тяжелую ветку, и ледяная струя заползла ему за шиворот.
– Доволен? – Андрей обернулся к нему, в расширенных глазах стояла ярость. – Мы ее потеряли. Ее нет нигде!
– Я давно ее потерял, – тяжело дыша, произнес Кирилл. – А ты – только сейчас. Ненавижу тебя, ублюдок! Ты все у меня отнял, всю мою жизнь разворотил…
Не в силах больше сдерживаться, он ударил Андрея тяжелым кулаком в челюсть. Тот от неожиданности потерял равновесие и рухнул в прелую листву.
– Ах ты, гад! – Андрей сплюнул кровью, пружинисто поднялся. – Значит, ты давно все знал, да? Про нас с Софьей…
Он бросился на Кирилла.
Кирилл был тяжелее, но Андрей – быстрее, ловчее. По-настоящему драться не умел никто из них. Беспорядочно молотя друг друга, как мальчишки-третьеклассники, они повалились в грязь и принялись кататься по земле, сцепившись в бешеной схватке. Волосы Андрея слиплись от грязи, хрустнули под тяжестью тел слетевшие с носа очки Кирилла.
– А ты думал, я тупой, да? Думал, не догадаюсь? Вы с Софьей хорошо все устроили… – уворачиваясь от ударов, говорил Кирилл. – Считали, я не пойму, что вы с ней…
– А ты молчал, да? – отплевываясь от попавшей в рот грязи, твердил Андрей. – Вот это терпение, вот это выдержка! Знал, что я сплю с твоей женой, и ни слова не говорил… На что ты надеялся? Что я просто исчезну, под машину попаду? Да я бы… Я бы на твоем месте убил нас обоих!
– Я хотел… – пробормотал Кирилл. – Я так и – сделал…
В ту же секунду чуть в стороне раздался показавшийся знакомым старческий голос:
– Ну-ну, не плачь, милая, не убивайся так. Помогу я тебе, выведу отсюда… Вот только найдем друзей твоих – и всех вас я выведу…
А затем изменившийся почти до неузнаваемости, плаксивый, дрожащий голос Софьи:
– Вот они! Здесь!
Дерущихся мужчин словно отбросило друг от друга.
Расцепившись, оба сели на земле. Андрей локтем вытер грязь с лица. Кирилл промакивал нечистым носовым платком кровь на губе.
Софья появилась из-за деревьев. Рядом с ней шел тот самый старик, который вчера утром предлагал друзьям перевезти их через реку.
– О-хо-хо, – вздохнул дед, оглядев измазанных, тяжело дышавших мужчин. – Я гляжу, ребятушки, измучились вы совсем, исстрадались. За что ж вы так друг друга, а, болезные?
– Он… – с трудом переводя дыхание, произнес Кирилл. – Он другом моим прикидывался, а сам… с женой моей спал. Что, старик, скажешь, я простить его должен был, вторую щеку подставить, а?
Он и сам не знал, почему вдруг решил ответить этому чужому, незнакомому старику.
Наверное, слишком измучился за эти сутки, слишком долго бродил по замкнутому кругу вместе с самыми любимыми и ненавидимыми им людьми, и теперь любой сторонний человек, тем более тот, кого он уже встречал раньше, казался ему возможностью глотнуть свежего воздуха.
Сами они не смогут выбраться из этой паутины, он давно это понял.
Так пусть этот благостный дед их рассудит.
Он подобрал с земли сломанные очки и принялся машинально вертеть их в пальцах.
– А верно ли это? Не ошибся ты, милок? – оглядев всех троих внимательным взглядом утонувших в морщинках бусинок-глаз, спросил старик.
– Верно ли? – оскалился Кирилл. – Я своими глазами… Я видел их, понимаешь, дед, видел… Я давно все знал. Ждал, может, совести у них хватит признаться мне во всем. А они только улыбались мне и лгали, все время лгали. Вот этот человек, которого я считал лучшим своим другом. Эта женщина, жена моя, твердила мне, что любит, жить без меня не может, а сама…
Софья стояла, опустив голову, закрыв лицо руками.
Андрей поднялся на ноги, повернулся к друзьям спиной, глядя куда-то сквозь деревья.
– Правда это, ребятушки, или, может, напраслину на вас возвели, а? – мягко спросил старик.
– Правда, – глухо проговорила Софья. – Все – правда.
– Да, – буркнул, не оборачиваясь, Андрей. – Я не хочу сейчас оправдываться, потому что ты, Кир, мне все равно не поверишь. Но если ты думаешь, что мне это было легко… Я не хотел, чтобы так вышло, я пытался с собой бороться до последнего. Я старался прекратить все это, честное слово, пытался. Но не смог…
– Может, я еще пожалеть тебя должен? – вскинулся Кирилл.
Но старик опустил ему легкую, почти невесомую руку на плечо, как бы прося замолчать, и обратился к – Софье:
– Как же так вышло-то, а? – Он качал всклокоченной седой головой не с осуждением, а словно с недоумением: что же это такое творят люди со своей и чужой жизнью. – Грех ведь это, великий грех, смертный…
– А, Софья? Как это так вышло? – усмехаясь больной, вымученной улыбкой, переспросил Кирилл. – Ну, давай, скажи правду, хоть раз в жизни. Отвечай, ты что же, действительно никогда меня не любила? Вышла замуж назло, да? Потому что Андрей тебя отверг? И все эти годы терпела меня? И только ждала удобного случая, когда твой возлюбленный наконец обратит на тебя внимание?
– Нет, – отчаянно, сквозь всхлип, закричала Софья. – Все не так, все было не так! Я правда любила тебя. И люблю… И Андрея, наверно, тоже… Я не знаю, не знаю, я запуталась. Я знаю, что мы поступали ужасно, бесчестно. Я… Поверь мне, Кирилл, меня жизнь достаточно наказала за то, что я сделала.
– И как же она тебя наказала? – скептически отозвался Кирилл. – Я смотрю, ты прямо-таки терпишь невыносимые муки: ноги промочила и переночевала одну ночь в лесу.
– Я… – начала Софья и вдруг вскинула голову и окликнула: – Андрей! Послушай! Ты тоже должен это знать. Я… я лгала вам обоим, простите меня, если сможете. А я себя не прощу никогда. Год назад… Ты помнишь, Андрей, ты сказал мне тогда, что мы должны расстаться, потому что ты не хочешь больше обманывать Кирилла?
– Честным, значит, хотел опять стать? – обернулся к Андрею Кирилл. – Поздновато спохватился!
– Подожди! – перебила его Софья.
Андрей напряженно смотрел на нее.
– Я помню… Что? Что тогда произошло?
Софья помедлила, отчего-то посмотрела на старика, и тот, глядя на нее ласково и терпеливо, кивнул: мол, продолжай, облегчи душу, никто тебя не тронет.
– Я была беременна тогда, – едва слышно произнесла Софья. – Я… Я так хотела этого ребенка… Девочку – маленькую, теплую, беззащитную. Я бы так любила ее, я бы все свое тепло, всю нежность ей – отдала!
Сбившись, она опустилась на торчавший из земли пень и заплакала.
– Что ты сделала? – подскочил к ней Андрей. – Ну, говори же! Отвечай!
– Не-ет, – прошептал Кирилл, расширенными глазами глядя на Софью. – Ты врешь! Не может этого быть.
– Ты убила его? Убила моего ребенка? – ахнул – Андрей.
– Твоего? – она подняла на него залитое слезами лицо. – Или ребенка Кирилла? Я не знала, чей он, знала только, что это мой ребенок – мой, понимаешь? Кровь от моей крови… И я убила его, потому что не знала, как мне жить дальше. Потому что все чудовищно запуталось. Я пошла в больницу, и его там выскребли из меня! Выскребли моего… – она с истерическим стоном вдохнула воздух, – моего ребенка… мою девочку… Я так хотела… Господи, господи, зачем я сделала это? Лучше бы я себя убила, а не ее.
Закрыв лицо руками, она принялась раскачиваться из стороны в сторону.
– Ты должна была сказать мне, – заговорил вдруг Андрей. – Это могло бы все изменить. Я бы не стал ждать дальше… Мы бы вместе признались Кириллу. Я бы заставил тебя, если бы ты не захотела…
– Ты бросил меня, разве не помнишь? – обвиняюще выкрикнула ему Софья. – Решил опять поиграть в благородство! Тебе всегда было наплевать на мои чувства, лишь бы выглядеть в собственных глазах чистеньким. Ты и тогда, семь лет назад, отдал меня ему, даже не спросив, чего хочу я…
– Отойди! – Кирилл оттолкнул Андрея плечом и присел на корточки рядом с Софьей. – Бедная моя девочка! – он дотронулся ладонью до ее щеки. – Почему же ты не пришла ко мне, не рассказала все, как есть? Я бы простил тебя… Я бы вырастил этого ребенка, как своего, даже если бы он как две капли воды был бы похож на Андрея. Я бы никогда тебя не упрекнул!
– Ты так в этом уверен? – покачала головой Софья. – Ох, Кирилл, ты же сам знаешь: ты бы каждый день вглядывался в него, стараясь разгадать, твой он или чужой. Ты бы возненавидел этого ребенка, потому что он постоянно напоминал бы тебе о моей неверности. Я знаю тебя, знаю… Я не могла прийти со своей беременностью ни к одному из вас. Единственное, о чем я сейчас жалею, что у меня не хватило решимости уйти, просто уехать куда-нибудь и жить там вдвоем с моей девочкой. Без вас обоих. А теперь уже ничего не поправить… Она приходит ко мне каждую ночь, зовет меня: «Мама! Мама!», а я боюсь ей ответить, протянуть руки. Что мне сказать ей? Что я убила ее? Убила свое нерожденное дитя?
– Ты с ума сходишь, – исступленно выговорил Андрей. – Зачем ты так себя мучаешь? Себя и нас…
Старик взирал на Софью сурово, но не жестоко.
– Убийство нерожденного ребенка – тяжкий грех, – покачал головой он. – Ведь дитя – это дар Божий, и всякое посягательство на его жизнь преступно.
– Я знаю, знаю, – всхлипывала Софья. – Это сидит во мне. Гложет меня изнутри. Дедушка, я вижу, вы человек верующий, воцерковленный. Научите вы меня: как мне быть теперь? Может, если я в церковь пойду, покаюсь, мне и легче станет…
– Права ты, Софьюшка, – кивнул старик. – Верю я в Господа нашего и милостью, им данной, служу игуменом здешнего монастыря. Отец Михаил зовут меня. Грех твой тяжелый, но я вижу, что раскаяние твое искренне и буду просить Господа помиловать тебя.
– Спасибо, отче, – прошептала Софья.
Андрей и Кирилл стояли, понурившись.
– Ох, ребятушки, все трое вы изрядно друг друга помучили, – сокрушенно проговорил старик. – Что же сотворили вы с жизнью своей, болезные? Ох, горе-то горькое…
– Пойдемте! Пойдемте скорее отсюда! – вцепившись в его костлявую руку, горячо заговорила Софья. – Я не могу больше здесь… Вы обещали нас вывести…
– Подождите! – твердо сказал Кирилл. – Если уж каяться, то до конца. Мне тоже нужно кое-что сказать вам обоим.
Софья испуганно обернулась к нему.
Андрей напряженно вглядывался в лицо друга.
Старик смотрел на Кирилла пристально и кивал, словно поощряя сказать всю правду.
Кирилл потоптался на месте, глядя в раскисшую под ногами землю, нервно нацепил на нос очки – одно стекло выпало, и сквозь пустое кольцо оправы растерянно моргал золотисто-карий глаз.
Он решительно тряхнул головой:
– Тяжело это говорить… Но ничего не поделаешь, видно, день сегодня такой, когда все счеты подводятся, – он поднял глаза на застывших напротив Софью и Андрея, подбородок его дернулся болезненно. – Я ведь давно про вас знал, около года. Сначала думал, вы одумаетесь, закончите все это. Или признаетесь – и тогда уже решим, как жить-то нам дальше. А вы молчали… И я молчал. Мужества у меня было не больше, чем у вас. Я не знал, что мне делать: отпустить вас, проклясть, избить… И не понимал, что мне делать с собой. Кто я – мученик, безвинно преданный друг и муж? Или ваш палач, губитель вашей любви? Я измучился страшно, спать по ночам перестал, все думал, как с этим справиться. И придумал, наконец… – горло его несколько раз сухо дернулось, как от беззвучного бесслезного всхлипа.
– Кирилл, ты что? О чем ты? Что ты придумал? – испуганно смотрела на него Софья.
– Ты… ты убить нас решил, да? – сообразил вдруг Андрей. – Поэтому и в лес этот завез? Думал завести подальше и…
– Не только вас, – мрачно подтвердил Кирилл. – Нас всех, всех троих. Думал разом покончить со всем этим, а на том свете пусть уже Бог нас рассудит, раз сами мы оказались ни на что не годные. Я вызвался везти вас на машине… Изучил дорогу по картам… Помнишь, ты спрашивал меня, как меня угораздило опрокинуть машину в реку? Я это сделал нарочно! Хотел в лобовую впилиться в ограждение моста, чтоб всех разом… Но в последний момент инстинкт, видимо, сработал – вывернул руль…
– Я вспомнила, – вскрикнула вдруг Софья. – Вспомнила, что ты кричал тогда, в машине. Меня это мучило все время… Ты крикнул: «Это все! Я больше не могу!» Ты поэтому так сказал, да?
– Конечно, поэтому, – кивнул Кирилл. – Думал, все, конец моим мучениям. И вот – все мы живы, машина вдребезги, а я… Я хотел вам сказать… За эти сутки я понял, что ошибался. Не желаю я вашей смерти, что бы вы мне ни сделали. Не мне вас судить, да и себя тоже…
– Кир! – Андрей вдруг подошел к нему почти вплотную, заглянул в глаза и произнес. – Прости ты меня ради бога. Я ведь не думал, что тебе так… То есть думал, конечно, но знать этого не хотел. Ну, ударь меня, хочешь? Разбей мне рожу, может, мне легче станет?
– Да брось, – обессиленно махнул рукой Кирилл. – Нет у меня больше сил. Все. Кончился. Сам прости меня, если сможешь.
Софья подошла к ним и обхватила обоих за плечи, выговаривая сквозь слезы:
– Мальчишки мои, мальчишки… Что же мы такое сделали…
– Дурное дело ты замыслил, – покачал головой отец Михаил, глядя на Кирилла. – Как только Господнего суда не убоялся? Убить двоих чад Его да на себя руки наложить…
– Я не думал об этом в тот момент, – пробормотал Кирилл, глядя в землю. – Мне просто было очень больно и хотелось хоть как-то прекратить свои мучения. Я не видел другого выхода…
– А ведь Господь никому не посылает непосильных испытаний, – заметил старик. – Самоубийство ведь – тяжкий грех, не тебе, грешному, судить, кому сколько на земле отмерено. Самоубийца покаяться в своем преступлении не может, потому и грех его непрощаемый. Отпевать самоубийц святая Церковь не позволяет, и молиться за них можно только дома. И осуждены их души на вечные скитания. Вот ведь что ты над собой учинить хотел. Но Господь милостив, уберег он тебя от самого страшного…
– Уберег? – переспросил Кирилл.
– Так ведь сам говорил, – объяснил отец Михаил, – руль у тебя из рук вырвался – и машина в ограждение не вошла, краем проехала. Пощадил тебя Господь, не сделал самоубийцей и убийцей. Уповай на милосердие Его, ибо любовь Его к своим чадам, даже заблудшим, безгранична! А я молить Его о милости для тебя буду. Господь с вами, – старик поднял вверх высохшую желтоватую руку и размашисто перекрестил друзей. – Раскаяние ваше, я вижу, – искренне, помогу я вам, дети мои, выведу из леса. Пойдемте, а то родные ваши, я чаю, за вас беспокоятся. Ступайте за мной, ребятушки, теперь не заплутаете.
Уверенно лавируя между деревьями, старик вел их через лес.
Удивительно, но непроходимая чаща, по которой они плутали почти сутки, оказалась совсем не такой уж непроходимой. Уже через несколько минут лес начал редеть и в просветах между стволами стал виден высокий крутой берег реки.
Старик шел впереди – быстро, ссутулив плечи под телогрейкой и чуть наклонившись вперед. За ним – Софья, следом спешили Андрей и Кирилл.
Они молчали. Все слова были сказаны, все счеты подписаны.
Как ни странно, после всех прозвучавших обвинений и признаний на души друзей снизошел покой. Как в детстве, после долгого отчаянного рева, когда тебя наконец простили, пожалели и приласкали, и в груди становится легко и просторно, и только изредка еще настигает тебя судорожный сухой всхлип…
В молчании они вышли на берег и принялись спускаться вниз, к воде. Над рекой белой матовой гладью стелился густой туман. И вдруг солнце, впервые за последние сутки, наконец прорвалось сквозь облака, позолотило ласковыми лучами землю…
Вода вспыхнула и заискрилась, играя золотым – светом!
Софья обернулась назад и увидела, что лес стоит, уже подернутый зеленой дымкой – молодой, весенний, пахнущий жизнью и радостью. У самого берега толкалась носом в мелкие камешки, стояла уже знакомая друзьям синяя лодка с красным номером.
– Ну, что же, садитесь, дети мои! – обернулся к ним старик.
Лицо его, ярко освещенное теперь, как будто изменилось, стало резче, строже. Пропал деревенский лукавый прищур, смешные обезьяньи гримасы и ужимки. Старец словно бы распрямился, стал выше и еще суше, белые легкие волосы обрамляли узкое морщинистое лицо с глубокими скорбными глазами, бескровные губы были плотно сжаты.
Андрей первым прыгнул в лодку, протянул руку Софье. Она оперлась на плечо Кирилла, схватила ладонь Андрея и ступила на колыхавшееся под ногами дощатое дно. Кирилл запрыгнул в лодку следом, сел на корме, свесив большие сильные руки между коленей. Последним легко, будто невесомый, вскочил в лодку старик и умелым движением оттолкнул ее от берега.
– Может, вам помочь? – спросил Андрей, потянувшись к веслу.
Но дед лишь отрицательно покачал головой.
Узкие весла ударили по воде, расколов отраженный берег на тысячи мелких сверкающих на солнце осколков. В повисшей в воздухе водяной пыли мелькнули радужные переливы.
Лодка заскользила вниз по реке.
Софья опустила пальцы в воду – она оказалась теплой, густой, как молоко, и ласковой….
Лодка легко шла меж высоких берегов, нырнула под каменный мост, по которому с шумом проносились машины. По левому берегу тянулся высокий молчаливый лес, за правым расстилалось розовое от всходов бесконечное поле.
Вдруг высоко на холме мелькнул отливавший золотом на солнце крест над церквушкой.
– Вон она! – вскричала Софья, указывая в сторону спускавшейся по склону деревни. – Вот та деревня, которую я видела.
Андрей приложил ладонь козырьком ко лбу. Кирилл беспомощно щурился сквозь разбитые очки.
– Странно, – произнес Андрей. – Я ведь не видел ее, спал… А теперь место как будто кажется знакомым.
– И мне, – поддержал Кирилл. – Как будто был здесь когда-то очень давно, может быть, в детстве или…