8 января 1914 года в Ньюкасл прибыл будущий командир «Султана Османа» полковник Рауф-бей с группой офицеров. Он был разочарован медленным ходом работ, вдобавок на линкоре не были установлены зенитные орудия, о чем он 4 февраля написал морскому министру, настаивая на переговорах с Армстронгом по этому вопросу.
27 июля 1914 года в Ньюкасл прибыли 500 турецких моряков, которые должны были принять у строителей «Султана Османа». Рауф-бей наметил поднятие турецкого флага на линкоре на утро 2 августа, несмотря на ряд недоделок. Спасли русских англо-германские противоречия и начало Первой мировой войны — вечером 1 августа на верфи появились британские солдаты, которые захватили корабль. 2 августа Великобритания официально конфисковала этот линкор, и он вошел в состав Королевского Флота под названием «Азинкур». Этот поступок выглядит довольно странно, если Англия хотела удержать Турцию на своей стороне. Или Адмиралтейство было настолько уверено, что турки выступят на стороне Германии в будущей войне? Это так и осталось тайной. Единственное, что можно сказать с уверенностью: если конфискация «Решадие» еще выглядела оправданной, то зачем Черчиллю потребовался «Султан Осман»? Ведь британский флот к этому времени окончательно отказался от дредноутов с 305-мм орудиями и перешел к супердредноутам с 343-мм орудиями. И теперь ему оставалось лишь оправдываться: «Мы не могли обойтись без этих двух прекрасных кораблей». В Турции это решение назвали дерзким, вызывающим и явно мошенническим. Энвер-паша заявил, что это просто предательство. 22 августа Рауф-бей и его матросы покинули Англию.
23 сентября адмирал Сушон стал главнокомандующим турецким флотом, однако Турция пока оставалась нейтральной. Черноморские проливы оставались открытыми, и морская торговля продолжалась, Британия по-прежнему импортировала русское зерно. Но это не могло продолжаться бесконечно. В конце сентября британские корабли, караулящие пролив, остановили турецкий миноносец с немецким офицером на борту и вернули его назад. Немцы (заметьте, немцы, не турки!) отреагировали незамедлительно. Генерал Вебер, советник при турецком Генеральном штабе, своей властью закрыл проливы, даже не проинформировав турецкие власти, заперев в Черном море почти 200 транспортов союзников. Англии пришлось лихорадочно искать замену русскому зерну и начать закупки в Северной Америке. Адмирал фон Узедом приказал погасить маяки в проливах и начать ставить минные заграждения. Ситуация резко обострилась, но в то же время турки совсем не рвались ввязываться в войну с сомнительным исходом.
* * *И вот здесь в Лондоне полыхнуло! Если адмирал Милн отделался легким испугом, на второго виновника событий, адмирала Трубриджа, обрушились карающие громы и молнии. Еще 9 сентября ему приказали возвращаться в Англию, чтобы дать объяснения следственному комитету, заседание которого состоялось 22 сентября. Трубридж рассчитывал если не на полное, то хотя бы на частичное оправдание, но рассмотрение его дела затянулось, и накалившаяся обстановка, несомненно, повлияла на решение следственной комиссии. В результате 1 октября он получил письмо, в котором извещался, что его вызывают на заседание военного суда. Вот так Court of Inquiry превратился в Court-Martial.
5 ноября на борту броненосца «Бульварк» в Портленде Трубридж предстал перед судом, в котором председательствовал адмирал сэр Джордж Эгертон. В состав суда вошли вице-адмирал сэр Сесил Берни, командующий Флотом Канала, 3 контр-адмирала и 4 капитана 1 ранга. Председатель зачитал обвинение: «Действия упомянутого офицера рассматриваются согласно Морскому дисциплинарному акту в том, что августа седьмого дня 1914 он по небрежению или ошибке отказался продолжить погоню за кораблем Его германского императорского величества „Гебен“, считавшегося в это время вражеским».
Негодование против Трубриджа разгорелось настолько сильно, что обвинитель, контр-адмирал Сидней Фримантл, был вынужден отбиваться от требований Адмиралтейства переквалифицировать обвинения из «небрежения долгом» в «постыдную трусость». «Ни одно из его объяснений <нежелания навязать „Гебену“ бой> не может быть принято. Эффективная дальность стрельбы 280-мм и 234-мм орудий отличаются не слишком сильно. Германский корабль является гораздо более крупной мишенью, чем противостоящие ему 4 английских корабля. Превосходство в скорости одиночного корабля можно нейтрализовать правильной тактической диспозицией 4 кораблей. Бегство „Гебена“ остается самым позорным эпизодом войны», — написал Баттенберг на его рапорте. Черчилль с ним согласился. В результате Фримантл отметил два ключевых момента: Трубридж имел четкий приказ, в котором «Гебен» определялся как его главная цель; он не был «превосходящим по силе соединением».
Милн, вызванный в качестве свидетеля, заявил, что Трубридж не должен был прекращать погоню. Однако Трубридж ответил, что 2 августа во время встречи на Мальте он сказал Милну: «Я считаю линейный крейсер превосходящим меня по силе соединением», на что получил ответ: «Этот вопрос не возникает, так как вы получаете „Индомитебл“ и „Индефетигебл“. При этом Милн вывернулся, заявив, что не помнит этого разговора. Правда, имелась телеграмма Адмиралтейства от 2 августа, в которой говорилось: „Гебен“ должны преследовать 2 линейных крейсера». С учетом этого Трубридж сообщил своим капитанам, что не будет вступать в бой с «Гебеном», так как тот имеет заметное превосходство, если не будет иметь поддержки линейных крейсеров. Он считал, что либо Милн сам будет преследовать «Гебен», либо пришлет линейные крейсера. Вступать в бой с «превосходящими силами» Трубридж не собирался, так как имел приказ Милна от 4 августа.
И все-таки на заседании суда было сделано все, чтобы доказать, что «Гебен» являлся «превосходящими силами». У линейного крейсера и скорость была выше, и орудия более дальнобойные… С этим невозможно спорить, но насколько выше и насколько дальнобойнее? Договорились до того, что эффективная дальность действия орудий «Гебена» больше, чем максимальная дальность стрельбы «Дифенса». В результате пяти дней споров и взаимных обвинений был подготовлен приговор из 13 пунктов. Впрочем, о самом главном преимуществе «Гебена» тогда не говорили. Дело в том, что даже если бы крейсера Трубриджа и сумели его обстрелять, толстая броня немецкого корабля делала его совершенно неуязвимым для 234-мм, а тем более для 190-мм английских снарядов. Про это, кстати, часто забывают даже сегодня.
Первые 9 пунктов излагали установленные факты, а резолютивная часть заключалась в последних четырех. Пункт 10 оправдывал обвиняемого в том, что он продолжал караулить вход в Адриатику, чтобы не допустить появления австрийского флота, который мог помешать перевозкам французских войск из Алжира. Пункт 11 утверждал, что в соответствии с инструкциями Адмиралтейства и радиограммой от 4 августа, в которой говорилось: «1-я эскадра крейсеров и „Глостер“ не должны вести решительный бой с превосходящими силами», суд считает, что в конкретных условиях дневного боя в открытом море «Гебен» считался превосходящими силами. Пункт 12 говорил, что хотя можно было навязать бой «Гебену» у мыса Малеа или в проливе Черви, но имея приказ охранять вход в Адриатику, Трубридж был прав, отказавшись от преследования, так как не было никакой возможности выделить ему подкрепление. Пункт 13: «Поэтому суд считает, что все обвинения, выдвинутые против обвиняемого, не доказаны и считает его с честью оправданным».
В результате виноватым оказалось Адмиралтейство, дававшее путаные и неточные инструкции. Совет Адмиралтейства возмутился, и Третий Морской Лорд адмирал Тюдор заявил, что Трубриджу дважды указали, что его главная цель — «Гебен», после чего должно было стать совершенно ясно, что Адмиралтейство не считает линейный крейсер «превосходящими силами», и Трубридж должен дать бой «Гебену». Тюдор утверждал, что «Гебен» никак не мог уничтожить эскадру Трубриджа, ведя бой на дальних дистанциях. Процент попаданий будет слишком мал, и германский корабль просто расстреляет весь боезапас. Второй Морской Лорд адмирал Гамильтон заметил, что если Трубридж полагал преследование «Гебена» несовместимым с охраной входа в Адриатику, он должен был запросить указаний Милна. И хотя Совет не пошел так далеко, чтобы отвергнуть приговор и потребовать отставки Трубриджа, тому пришлось-таки проглотить горькую пилюлю — больше он в море не выходил. Его тоже перевели на половинное жалование. Хотя потом он был назначен главой британской морской миссии в Сербии и прекрасно справился со своими задачами, а в 1919 году получил звание полного адмирала, это было слабым утешением. Флаг-капитану Трубриджа капитану 1 ранга Рэю было остановлено продвижение по службе за совет, который он дал своему адмиралу, и за поддержку решения прекратить преследование «Гебена». Его перевели командиром на совсем древний крейсер «Талбот», который вдобавок был вдвое меньше «Дифенса».
Однако к этому времени лавина уже сорвалась с места и понеслась вниз, набирая скорость. Война добралась и до Среднего Востока. В целом же приговор действиям британского высшего морского командования вынес сам адмирал Беркли Милн, заявивший: «Они платят мне за то, что я адмирал. Они не платят мне за то, что я думаю».
Дарданеллы — предыстория
Самое интересное в истории Дарданелльской операции это то, что невозможно понять, кто именно и когда решил ее проводить. Вот, скажем, с директивой «Барбаросса» все понятно. Директива № 21, план «Барбаросса», ставка фюрера 18.12.1940 года. Текст. Подпись: Адольф Гитлер. Все ясно и понятно, вплоть до результатов. Зато с Дарданелльской операцией как раз кроме результатов достоверно неизвестно почти ничего.
Истоки этой операции можно найти в 1906 году, когда британское правительство впервые столкнулось с перспективой войны против Турции из-за территориальных споров на Синайском полуострове. Британское военное командование сразу пришло к заключению, что захват полуострова Галлиполи и форсирование Дарданелл британским флотом станет смертельным ударом для Турции. Однако начальник разведывательного отдела Адмиралтейства в своем меморандуме от 28 февраля 1907 года писал: «Высадка на Галлиполи сопряжена с большим риском. Ее не следует предпринимать, если имеются другие способы оказания давления на Турцию».
Весь опыт британского флота подтверждал бесполезность попыток атаки береговых укреплений одними кораблями. Нельсон прямо сказал: «Любой моряк, который атакует форт, — просто дурак». Правда, в 1807 году адмирал сэр Джон Дакуорт с эскадрой из 7 линейных кораблей и нескольких мелких кораблей прорвался через Дарданеллы. Может, именно это заставило Черчилля думать, что подобный прорыв возможен и 100 лет спустя? Позднее эта же идея несколько раз всплывала при различных обстоятельствах, но Адмиралтейство неизменно высказывалось против попыток форсировать Дарданеллы силами одного флота.
В 1914 году, после бегства «Гебена» и «Бреслау» и отказа турок репатриировать экипажи, стало ясно, на чьей стороне будет воевать Турция. Назначение адмирала Сушона командующим турецким флотом сделало это совершенно очевидным. 31 августа Черчилль обратился к Китченеру с предложением внезапным ударом захватить полуостров Галлиполи, используя помощь Греции, хотя при этом он отнюдь не имел в виду разгромить Турцию, сэр Уинстон желал таким образом всего лишь защитить Египет и Суэцкий канал. То, что в данный момент Турция ни с кем не воевала, Черчилля не смутило, он не привык обращать внимание на всякие мелочи.
Военный министр лорд Китченер даже не стал рассматривать этот прожект, тем более, что одновременно Черчилль обратился к премьер-министру Асквиту с предложением назначить его, Черчилля, военным министром…
Далее события развивались столь же вяло. 31 октября истек срок ультиматума Великобритании относительно высылки команды «Гебена», об интернировании кораблей уже давно забыли. Интересно, что англичане, не желая портить отношения с Османской империей, проявили неслыханную мягкость в этом отношении, они даже закрыли глаза на события, случившиеся в Черном море 28–29 октября.
Мехмет Талаат паша — второй член управлявшего Турцией «Младотурецкого» триумвирата. Министр внутренних дел Османской империи.
А там в это время началась война. Довольно часто начало военных действий на Черном море, как правило, описывается несколько легкомысленно. Пришел в Константинополь линейный крейсер «Гебен», на котором держал флаг очень хитрый адмирал Сушон. После «продажи» «Гебен» и «Бреслау» превратились в «Явуз» и «Мидилли», адмирал стал Сушон-пашой, однако так и остался германским адмиралом. Поэтому, чтобы вовлечь Турцию в войну, он взял да и обстрелял Севастополь.
Услышав такое, можно лишь посмеяться. Да, Вильгельм Сушон показал себя неплохим флотоводцем, хотя, между прочим, славных побед не одержал. У нас принято называть его незаурядным политиком, но почему-то историки не хотят замечать, что действовал Сушон в рамках предложенных ему немецким Адмиралштабом вариантов, вспомните телеграммы Тирпица. Конечно, он умело выбирал наилучший среди предложенных ему вариантов, однако своего пороха не выдумал. Да и вообще, подумайте: германский, то есть прусский, контр-адмирал, человек, который и командующего флотом видит далеко не каждый день, вдруг берет на себя смелость решать вопросы, которые входят в компетенцию верховного командования. Лично я в это не верю. Зато в Константинополе находятся два человека, роль которых наши историки либо не хотят замечать, либо просто не располагают фактами, а потому предпочитают отмолчаться. Я говорю о военном министре Турции, главе партии младотурков и фактическом правителе Османской империи Энвер-паше и германском после фон Вангенгейме. Между прочим, горе-историкам следовало бы помнить стандартную формулу начала века: «посол в ранге полномочного министра». Это ведь фигура на несколько порядков выше какого-то там контр-адмирала, будь он семи пядей во лбу. Я не верю, чтобы Сушон посмел перепрыгнуть через голову германского посла в Константинополе.
Итак, попытаемся вкратце описать, что же происходило в столице Османской империи осенью 1914 года. Разумеется, этот вопрос может служить темой для фундаментального труда, мы же рассмотрим его более чем поверхностно, но это поможет понять подоплеку происходящего. На престоле сидит султан Мехмед-Решад V, падишах всех правоверных, но фактически империей правит военная хунта, называемая руководством партии «Иттихат ве Тераки» («Единение и прогресс»), они же младотурки. Более того, вся полнота власти сосредоточена в руках триумвирата: Энвер (военный министр), Талаат (министр внутренних дел), Джемаль (морской министр), который называли «правлением трех пашей». Это были фанатики в самом страшном смысле слова. Ради процветания империи они не щадят самих себя, а о том, чтобы щадить кого-либо другого, просто нет речи. Именно они организуют несколько чудовищных избиений армян под предлогом, что те угрожают безопасности империи. При этом Талаат говорит:
«Я знаю, что будущие поколения назовут меня кровавым выродком, но ради блага империи кто-то должен был сделать эту работу». Под работой понимается уничтожение нескольких миллионов человек.
Упомянем также Халил-бея, министра иностранных дел Турции.
10 августа 1914 года в Дарданеллы в сопровождении турецких миноносцев входят «Гебен» и «Бреслау». Чтобы избежать интернирования, фон Вангенгейм предложил турецкому правительству в течение суток решить вопрос о «покупке» кораблей. 16 августа на кораблях поднимают турецкие флаги, а германским офицерам приходится сменить черные фуражки с золотыми кокардами на красные фески. И все-таки мы сохраним за кораблями немецкие названия, так будет справедливее.
Турция все больше склонялась на сторону Германии. 2 августа великий визирь подписал договор, по которому Турция должна была вступить в войну, если Россия вмешается в австро-сербский конфликт или объявит войну Германии. Однако немедленно выяснилось, что турецкое правительство не стремится начинать военные действия. 3 августа была опубликована декларация о нейтралитете. Разногласия обнаружились внутри практически всех группировок, стремившихся втянуть Турцию в войну. Неожиданно заколебались Талаат и Джемаль, лишь Энвер, занимавший абсолютно прогерманскую позицию, стоял за начало войны. Фон Вангенгейм не считал начало военных действий на Черном море наилучшим вариантом, тогда как Сушон полагал, что это вообще единственный способ заставить Турцию вступить в войну. Однако 15 сентября фон Вангенгейм получил телеграмму от канцлера Бетман-Гольвега с требованием проявить активность на Черном море. Впрочем, нейтралитет Турции имел довольно прозаическое объяснение. Морской министр Джемаль-паша писал: «Мы объявили себя нейтральными только для того, чтобы выиграть время. Мы ждали момента, когда наша мобилизация закончится и мы сможем принять участие в войне».
Поднятие оттоманского флага на «Гебене».
Барон Ганс фон Вангенгейм — в 1912–1915 гг. посол Германской империи в Турции. Быстро и решительно «продал» «Гебен» и «Бреслау» турецкому правительству.
Обстановка начала накаляться. После прихода немецких кораблей в Константинополь англичане установили не то наблюдение, не то вообще блокаду Дарданелл, переведя туда флотилию миноносцев. Вместе с ними дежурили линейный крейсер «Индефетигебл» и броненосный крейсер «Дифенс». Сначала все это выглядело невинно, однако 29 сентября британские корабли остановили и вернули обратно турецкий миноносец «Ак-Хисар». На нем, кстати, находился немецкий обер-лейтенант Фриге, намеревавшийся собрать информацию об английской блокадной эскадре. Турция в ответ объявила, что проливы закрыты для любых кораблей союзников.