– Давайте в следующий раз, а? – вздохнула она. – Я и пирогов настряпаю.
– Пироги? Я приеду завтра, хорошо? – тут же отреагировал будущий гость. – Пироги – мое любимое блюдо… А уж когда их готовят такие волшебные руки…
– Хорошо, тогда до завтра, – прервала поток комплиментов Катя и проводила гостя до калитки.
Гость ушел, Катя притащила Чижа в дом.
– Ты не переживай, Чиж, тебя не забыли… – уговаривала она кота, который, как ей показалось, чувствовал себя несколько удрученно. – К тому же тебе надо хорошенько отдохнуть. А в доме Роджера это проблематично, сам знаешь…
По правде сказать, Катя и сама не очень верила в то, что пыталась внушить коту. Нет, насчет отдыха в ее доме она не лукавила. Чижу здесь предоставлены самые вольготные условия: здоровое питание, лечение, внимание по максимуму плюс не самое плохое общество в лице (в морде?) Ерофея. Но вот по поводу того, что хозяин не забыл о своем питомце… В этом Катя отнюдь не была уверена. Сегодня она лишний раз имела возможность убедиться: Роджер использует окружающих для достижения своих личных целей. Не важно, люди это или животные. Ни для чего другого они ему не нужны. И хотя Катя старалась убедить себя, а заодно и Чижика, что звезде такое поведение простительно – иначе не достичь того триумфального успеха, к которому упорно стремился Роджер, – однако в глубине души она чувствовала, что это неправильно. Во всяком случае, сама она ни за что не смогла бы жить по такому принципу. Но она ведь и не звезда. На нее вон только таксисты и заглядываются. Вернее, один таксист.
Мысль о толстяке Игоре вызвала улыбку, но Катя прогнала ее и пошла в душ, чуть позже собрала вещи на работу… В общем, думать об этом Заревском было некогда. Но Катя все же думала. И о нем, и о Сидоревском.
– Скажи, Чиж, и чего ко мне никогда хороший мужчина не прилипнет? Хозяин твой, например… А прилипают такие вот… таксисты… – спрашивала у кота Катя, накладывая в миску еду. Чиж философски молчал. – Ведь как-то умудряются люди свою судьбу устроить и даже… Погоди, я еще не наложила… И даже живут с этой судьбой до серебряной свадьбы, а тут… Ты видел, как на меня этот таксист смотрел? Как… в общем, как на настоящую красавицу. И денег не взял. Заигрывает, как думаешь?.. А твой хозяин… Чижик, у него, правда, столько женщин, что он даже не может имя запомнить до сто сорок второго дубля?
Кот не собирался отвечать на такие компрометирующие вопросы. В конце концов, у хозяина своя жизнь, а у него – Чижика, своя. И миска уже на подходе, и пахнет от этой миски очень соблазнительно, и не пристает к нему никто… Ну разве что с разговорами, так они не мешают пищеварению.
Катя вздохнула, оставила кота и отправилась кормить собаку.
Ерофей встретил ее веселыми скачками, задорными прыжками и всевозможными проявлениями радости.
– Да знаю, мой хороший, знаю, что ждал… вот тебе, ешь…
Как только Ерофею была поставлена миска, сразу же с забора спрыгнула трехцветная кошка Серафима.
– Вот наглая особь, ты посмотри, а? – всплеснула руками Катерина. – Ерофей, ты ей не давай, ее парным мясом кормят.
Кошку Серафиму Катя знала давно – еще слепых котят кто-то подбросил к самому входу ветеринарной клиники. В жуткий мороз. Катя с Машей тогда приволокли их в клинику, кормили из пипетки, а когда глазки открылись, стали настойчиво предлагать найденышей каждому пациенту. Двоих – мальчиков забрали сразу же, а третья – Серафима, пушистая красавица, так и зависла. Тогда Катерина пришла к одинокой соседке.
– Мне приснился сон – как только у вас, Алевтина Владиславовна, появится трехцветная кошка, вы сразу обретете семейное счастье.
– Катенька, солнышко! Ты с дуба рухнула! – выпучила накрашенные глазки дама. – Я не перевариваю кошек! Я их на дух не переношу!
– Вот поэтому вы одна и кукуете, – с обидой сказала Катя.
Соседка пришла через два часа.
– А что, Катюша… Я и в самом деле тогда выйду замуж?
– Мне сказали, что да, выйдете. Во сне сказали.
– Тогда… ну чего уж… давай, – вздохнула Алевтина Владиславовна, забирая котенка. – Чем их хоть кормят-то?
Это было два года назад. Уже через неделю соседка носилась по всем магазинам, выискивая самое свежее мясо для своей Серафимы, и зверем смотрела на тех, кто не восторгался ее любимицей. Самое интересное, что она действительно вышла замуж! После чего Симочка была вознесена в ранг священных животных.
Неизвестно, помнила ли кошка Катин дом, но приходила в ее двор постоянно. И именно тогда, когда Ерофею накладывали еду. Кошка была невыносима. Она отгоняла собаку, ложилась возле миски и начинала ее охранять. Потом она ужинала, и лишь после этого ритуала несчастный пес мог есть. Катя пыталась кормить Ерофея отдельно. Даже в дом его притаскивала, но собака желала есть только из своей миски, только на улице и только возле своей будки. Алевтина Владиславовна каждый раз бухалась в обморок, наблюдая, как Симочка – «беднаяголоднаякыска» – хапает собачий корм, но ничего поделать не могла. Единственный раз соседка проявила волю и заперла свое сокровище дома в момент ужина Ерофея. О ее коварстве немедленно узнал весь квартал – Сима орала так, будто у нее отрывают хвост без наркоза.
– Чего опять приперлась? – рыкнула на кошку Катя. – Иди давай отсюда! Вот ведь какая нахалка!
Серафима даже ухом не повела. Вальяжно подошла к миске, шикнула на пса, Ерофей уступил место.
– Катенька, пусть она немножко у вас покушает… я вот… Ерофею сегодня легкое взяла… И крупы купила, рисовой… А то…
Соседка и раньше, бывало, покупала что-нибудь, чтобы, так сказать, восполнить то, что выкушала Симка, но Катя всегда отдавала деньги.
– Спасибо, – вздохнула Катя, наблюдая, как бессовестная кошка уплетает кашу из Ерофеевой миски.
Весь следующий рабочий день прошел в оханьях Машки.
– Катерина! Это ужас! Пока ты там снималась, ко мне, кажется, всех больных кошек и собак приволокли! Дама одна пришла, спросить, где кастрируют мужей! А ты! Ты даже ничего не хочешь рассказать! А я, между прочим, с работы пораньше ушла, чтобы тебя по телевизору посмотреть!
– Вчера были только съемки, – напомнила Катя. – А показывать меня будут… Я сейчас Анжелке позвоню, спрошу. Да, Маша, и приступай к работе. У нас сегодня много пациентов.
– Да я и так уже работаю… А тебе что, не сказали, когда тебя смотреть? – ужаснулась коллега.
– Я… я просто сама не спросила. Так торопилась, что… Нет, они, конечно, хотели сказать, даже собирались меня довезти до дома, но… мне было некогда! – быстро придумала Катя, пытаясь показать все в лучшем свете. – И вообще… Съемки прошли изумительно! Так что… приглашай, кто на прием?
– Катерина! Да ты… садистка! – едва не застонала Машка. – Я тут жду… Ты что, не можешь рассказать, как там было?
Ох, не любила Катя эти разговоры бестолковые. Но… Машка все равно не отстанет.
– Там был очень роскошный зал, а еще… Мы пили кофе, ели бутерброды… Кто у нас там в приемной?
– С икрой? – сглотнула Машка. – Бутерброды с икрой?
Катя судорожно попыталась вспомнить, что там было на столах у мужчин, и не вспомнила.
– Ну конечно, с икрой! Не с маслом же… – гордо расправила она плечи. – Давай уже работать. Мне надо будет на обед еще домой сбегать, Чижика подлечить.
– А что – Чижик снова у тебя?
– Да… Я так подумала… И Роджер очень попросил… У него постоянные выступления, ты же понимаешь.
Машка сочувственно покачала головой:
– Конечно, я понимаю… я могу войти в положение… Ка-ать… а он… это… Говорят, он жуткий бабник, это правда? – она хитренько улыбалась. – Он к тебе… не того? Свидания не назначал?
Катя вытянулась струной.
– Маш, да кто тебе такой ерунды наговорил? Роджер, он… Он много работает! Очень много! Ты бы видела, сколько сил отнимают съемки! Я только один день поработала с этими… съемщиками и до сих пор в себя прийти не могу, а он с ними каждый день, каждый день… Вот я, например, никакого мужчину сейчас даже видеть не хочу! А он каждый день перед камерами, ты думаешь, ему есть дело до женщин?
Катя сама не понимала, почему так горячо оправдывает Роджера. Вроде и нахамил он ей вчера, и обидел незаслуженно, а потом и вовсе бросил в гостинице, как ненужную вещь. Но восхищение кумиром в одночасье не проходит. За последние пару дней Катя имела возможность видеть Сидоревского таким, каким его никогда не показывали по телевизору, и этот новый для нее образ был весьма далек от привычного экранного. Тем не менее ореол Роджера как гениального певца все еще сиял в ее воображении, и отделаться от него было непросто. Да и не собиралась она отделываться. Пусть сияет. Это ведь и ее собственную самооценку повышает. Она – рядом с великим человеком!
Машка серьезно смотрела на Катю и, казалось, глотала каждое слово. Но только казалось.
– Сразу видно, Кать, что не предназначена ты судьбой для большого экрана, – сделала она вывод. – Вот меня б кто снял, так я бы! Ого-го! Видел бы меня потом твой Ромочка!…Кстати, ты только представь! Вчера эта мадама, мамаша его, раскритиковала все! Ужин мой ей не понравился! «Не хватает остроты. Как в пансионате!» А я ей, дура, приготовила мясо по-французски! Обои мои ей тоже не понравились – «серенько, старенько, никакой эксклюзивности! Срочно переделать!» А я ведь этот ремонт… Кать, ну ты же помнишь, я обои в прошлом году клеила! А диван! «Сейчас такие клик-кляки даже на помойку стыдятся выкидывать!..» Кать, а что такое клик-кляк?
Машка серьезно смотрела на Катю и, казалось, глотала каждое слово. Но только казалось.
– Сразу видно, Кать, что не предназначена ты судьбой для большого экрана, – сделала она вывод. – Вот меня б кто снял, так я бы! Ого-го! Видел бы меня потом твой Ромочка!…Кстати, ты только представь! Вчера эта мадама, мамаша его, раскритиковала все! Ужин мой ей не понравился! «Не хватает остроты. Как в пансионате!» А я ей, дура, приготовила мясо по-французски! Обои мои ей тоже не понравились – «серенько, старенько, никакой эксклюзивности! Срочно переделать!» А я ведь этот ремонт… Кать, ну ты же помнишь, я обои в прошлом году клеила! А диван! «Сейчас такие клик-кляки даже на помойку стыдятся выкидывать!..» Кать, а что такое клик-кляк?
– Это такая форма дивана… – отвечала Катерина. – Ничего, потерпи, она скоро уедет.
– Да никуда она не собирается уезжать! – взрывалась подруга. – Она меня спрашивает… Кто там по очереди?! Проходите!.. Она меня спрашивает… Что у вас? Зубной камень? А вы в курсе, что делаем мы только под наркозом? А котейка у вас уже старенькая, может не перенести. Дался вам этот камень… Погодите, я посмотрю…
День проходил как обычно. Питомцев несли, лечили, делали анализы, со здоровьем у животных не всегда все в порядке.
– Так вот, она ему и говорит, – развлекала Катю разговорами близкая подруга. – Ты, говорит, Роман, чего тянешь? Надо срочно расписываться, а то дом снесут, и ты так и останешься ни при чем. А я ей… Девушка, укладывайте собачку… А я ей, типа, у меня здесь и так уже и брат прописан, и дети… Трое штук!
– Откуда у тебя дети? – удивилась Катя.
– Да нет у меня никаких детей! Откуда?! Это я просто сказала… Девушка, давайте мы сейчас собачке желёзки прочистим… Так ты представляешь, она говорит: «Ну, если у тебя здесь прописан целый табор, то и мы с Ромчиком не помешаем». Они с Ромчиком! То есть она тоже собралась ко мне перебираться!.. Девушка, что вы истерите? Ваша собачка абсолютно здорова, это репей, а не клещ! Придете домой, расчешите ей шерсть… Вот я и думаю – за что же ты мне… Оплатите в кассу… За что ж ты мне подсунула такую свинью в образе Романа?
– Не перекладывай с больной головы на здоровую, – посмотрела на нее Катя. – Я сразу поняла, что этот господин не для семейной жизни. А ты отчего-то возомнила себя Макаренко и решила перевоспитать великовозрастного дитятю. Вот и хлебай теперь полной ложкой.
Все это Машка и без Кати знала. Ну да, хотела перевоспитать. Вот было бы здорово утереть нос гордячке Катерине! Но утереть никак не получалось. Хотя Машка уже и привыкла к Ромочке, да и женщиной она была такой, которая специально придумана для семейной жизни, ей надо было о ком-то заботиться, кого-то опекать… но приезд мамаши даже ее вывел из себя.
Негодовала Машка весь день. А ближе к закрытию в клинике нарисовался и сам Ромчик.
– Кать… А где тут моя? – сразу же подошел к Катерине бывший возлюбленный.
Под ложечкой засосало. Ну не негодяй ли? Мало того что сбежал, так еще и счастьем своим пришел хвастаться. «Моя»! У Кати, конечно, уже была своя жизнь… и перемены в этой жизни намечались интересные, но все равно было немножко неприятно, что ее бывший жених не имеет даже капли совести. А ведь мог бы и постесняться приходить-то.
– Не знаю, о ком ты, – повела плечиком Катерина. – У тебя каждую неделю новая «моя», так что… Посмотри, может, в приемной сидит. Там много сук. А ты, как я вижу, так и не устроился на работу? Предпочитаешь сидеть на тонкой, изящной женской шее?
– Ну, знаешь! – вспыхнул Роман. – Я, конечно, понимаю, разрушенная любовь, обвальное будущее, но… надо же как-то себя в руках… Машенька-а!
Чтобы не видеть встречу пылких влюбленных, Катя ушла в операционную и пригласила следующего по очереди. Все же хорошо, когда работа нравится, от любых неприятностей сразу отвлекаешься. Вообще Катя часто замечала, что общаться с животными ей куда приятнее и интереснее, чем с людьми. Вот зашла она в кабинет, закрыла двери и… И тут же влетела Машка, а за ней взбудораженный Роман.
– Мне не нужны подарки за мои же деньги! – кричала Машка. – И вообще – выйди! У меня прием!
– Не выйду! Потому что мне нужно! – тоже кричал Роман.
В операционную зашла девушка с фокстерьером – небольшой юркой собачкой.
– Маш, ты чего такая глупая? – тихонько шепнула подруге Катя. – Может быть, он тебе кольцо хочет купить. Обручальное.
– Да на кой черт мне это кольцо? Я замуж за него не собираюсь! – тоже шепотом ответила Маша.
– Не хочешь – не ходи, а кольцо пусть будет. На руку наденешь – и будто бы замужем.
– Ну… уговорила, – вздохнула Маша и обратилась к любимому: – Хорошо, пойдем, выдам тебе деньги.
Но любимый никуда идти не мог. Он сидел на операционном столе, задрав ноги, а внизу стоял фокстерьер и лаял на непонятного дядьку.
– Девушка! Возьмите собачку на поводок, что вы себе позволяете? – строго сказала Катя молоденькой хозяйке.
– Я бы взяла… только он вырвался, – слабо пискнула та. – Он знает, что мы ему сейчас будем когти подстригать, вот и… нервничает.
– А если мне сюда сейчас кошку принесут? – спросила Катя. – Я кого потом лечить буду?
– Уберите своего зверя! – верещал на столе Роман. – У меня уже ноги… Опускаются! Я вам не спортсмен!
– Ты физрук, вот и держи уголок, – рявкнула Машка.
Катя вздохнула. Бывший был неисправим. Он, как перчатки, менял не только невест, но и места работы. Совсем недавно он был страховщиком, а сейчас он уже, оказывается, физрук. Человеку под пятьдесят, а он все еще себя ищет.
Все вместе они принялись ловить собаку, но это было совсем не просто – фокстерьер был ловок, быстр и бесстрашен. Дверь приоткрылась, и собака метнулась на выход. А в приемной… там же столько больных животных! Сейчас накинется на какого-нибудь кобеля, и драка неминуема. Или на кошку!
– А это куда? – стоял в дверях господин Заревский, толстяк-таксист, который в одной руке сжимал здоровенный букет роз, а другой держал за шиворот взбунтовавшегося фокстерьера.
– Он… он же вас укусит, – в ужасе прикрыла рот молоденькая хозяйка.
– Так это ваше? – спросил вошедший.
– Игорь Николаевич… вы его так вот подержите, я ему сейчас… – Катя ловко подхватила собаку, одним махом замотала ей пасть бинтом и уложила на стол. – Сейчас мы ему быстренько коготки почикаем…
– Слезай, горе луковое, – повернулась к любимому Маша. – Стол только занимаешь. Пойдем, я тебе выдам компенсацию.
Они ушли, а Катя осталась работать. С когтями она справилась в считаные минуты.
– Вот, – передала Катерина страдальца в надежные хозяйские руки. – На крепкий поводок его. А бинт сейчас сама сниму… Ну что, герой, опять я тебя победила? Силен, разбойник, силен. Беги, красавец.
Девушка с собакой вышла, а Заревский протянул Кате букет.
– Это вам, – сказал он. – Я, понимаете ли, бабник жуткий. То есть очень люблю красивых женщин. А тут… такая женщина и без цветов. Непорядок.
– Вы как узнали, где я работаю, Игорь Николаевич? – строго спросила его Катя.
– Просто! – ухмыльнулся Заревский. – Сегодня был заказ, как раз в ваш район. Везу клиента, смотрю, вы на троллейбус идете. Привез заказчика, гляжу – вы из троллейбуса выходите и сразу сюда. А мне заказчик и хвастается: мол, это наша ветеринарша, Екатерина Михайловна. Вот я и… Это вам.
Катя не поверила. Нет, она в самом деле ехала сегодня на троллейбусе, но… Следил, что ли?
– Ого! А это кому? – зашла Машка в приемную. – Нам от благодарных пациентов? Вы у нас лечились?
– Это персонально, Катерине Михайловне, – поправил Машку таксист.
Машка сглотнула.
– Во, Кать… Видать, программа-то уже вышла! Съемки твои. Поклонники косяком пошли… А мы и не видели ничего…
– Нет, Маш… Это… это отдельный… поклонник, – негромко пояснила Катя и унесла розы, чтобы поставить их в банку.
Удивительно быстро нашлась трехлитровая емкость, в туалете, прямо на раковине стояла, как будто ее специально здесь поставили. Катя водрузила в нее розы и на секунду задумалась. Надо же – цветы. Какой смешной этот толстяк… Она ведь никакого повода не давала. Да и кому? Она вообще старалась никому никаких поводов… Все работники ветеринарной клиники, наверное, умерли бы со смеху, если бы узнали, что Катерина Михайловна кому-то строила глазки. Ведь кокетство, такая… женская черта, а она, Катя… она отчего-то совсем перестала пользоваться этими милыми хитростями. Когда она успела стать хмурой, ворчливой… и несчастной? Вот ведь даже Машка мягче ее, женственнее. Недаром же Ромчик так к ней прилип. Нет, у него-то были серьезнее причины, но… тем не менее… А этот толстяк… Он как будто увидел за железной маской настоящую Катю. Когда же он успел?
Катя посмотрела на себя в зеркало. Вредная, злобная, постаревшая особь! А ведь ей совсем немного лет… И лицо… еще ничего… если накрасить… А фигура у нее всегда была миниатюрной… Может, зря она так с собой?