– Сомневаюсь и не очень надеюсь на чудо. Избавила бы нас от лишней работы. Представляете, ведь теперь мы станем разыскивать ее через Бюро общегосударственного учета населения, исходя из имеющихся в нашем распоряжении всего-то данных: имя девочки и дата ее рождения, девичья фамилия матери – Кочинская, в домоуправлении узнали. Вот и все.
– Как все? А фамилия ее родителей? В Записи актов гражданского состояния их района должны быть такие данные, – удивился Януш.
– Должны-то должны, но сотрудники этого загса в полном составе два года назад посажены за решетку за нелегальную распродажу пустующих помещений, квартир и комнат.
Я все-таки не верила, что в квартире покойной не обнаружилось никаких документов, бросающих свет на анкетные данные ее приемной племянницы.
– Не обнаружилось! – вздохнул Болек. – Правда, в том бардаке, что царит в ее квартире, сам черт ногу сломит, но уж мы очень тщательно все обыскали. Может, уезжая от тетки, племянница все забрала с собой? И самое смешное – мы не нашли ни одной фотографии!
– Фотографии племянницы?
– Не только. Вообще ни одной фотографии.
– Спрятала, наверное. Похоже, у покойницы Наймовой была страсть или мания все прятать…
– Где она могла спрятать фотографии? Зашила в матрас? Я понимаю – золото и драгоценности, но бумаги?…
– Поищите в школе, – посоветовала я.
– Мы и сами догадались, – обиделся Болек. – Конопяк попросил показать ему фотографию выпускного класса, в котором училась Катажина. И на большой групповой фотографии все девочки как девочки, а драгоценная Кася как раз нагнула голову, лица не разглядишь. И за подругу спряталась, только кусочек головы высовывается.
Януш поинтересовался:
– Знакомых жертвы порасспросили?
По мере наших расспросов поручик Пегжа утрачивал остатки былого оптимизма и ответил совсем уже мрачно:
– Да не было никаких знакомых у этой проклятой бабы! Ни родных, ни знакомых, а с соседями она вообще старалась не поддерживать никаких дружеских связей. Но соседи есть соседи, не встречал еще таких, чтобы ничего не знали. Вот и здесь, одна из соседок вспомнила, что раньше довольно много людей бывало у Наймовой, а в последнее время – только один мужчина и еще какая-то баба. Ну, мужчина – мы вычислили, что покойный Райчик, другая соседка тоже его как-то раз видела, а вот что касается бабы…
Если бы у меня была возможность намертво вцепиться в поручика, возможно, я бы и добилась от него более подробной информации, но мне, как хозяйке, пришлось отвлекаться из-за зраз. Болек пожирал их так, словно неделю у него во рту крошки не было. Из вежливости я не стала совсем уж нахально расспрашивать его, давая возможность гостю поесть, к тому же пришлось срочно думать, чем бы еще покормить человека, зраз было явно недостаточно.
Похоже, поручик Болек приходил к нам с Янушем не только для того, чтобы, общаясь с последним, попользоваться его богатым опытом следователя, но и чтобы у нас вкусно поесть. Нет худа без добра, благодаря этому у меня появлялась возможность получать информацию о расследовании из первых уст, так сказать. Правда, ломая голову над тем, что бы еще такое вложить в эти уста, я напрочь забыла о чердаке.
А ведь хотела подсказать следствию новую версию.
Не откладывая ножа и вилки и с надеждой глядя на меня, поручик меж тем говорил:
– Они могли и десять раз поубивать друг дружку, но закрыть дела мы все равно не имеем права. До сих пор не обнаружен похититель ценностей из шкатулки, и вообще многие обстоятельства еще не выяснены. Не вызывает сомнения наличие в квартире третьих лиц в момент убийства или сразу после него. А из этих третьих лиц выявлены только вы, пани Иоанна.
– Примите и пр… – пробурчала я. – Не удивляюсь, что Тиран впился в меня, как хищная пиранья. И даже не удивлюсь, если он…
– …арестует вас, – продолжил мою мысль следователь. – Да, с прискорбием должен сознаться, что такая возможность не исключается. Пять минут на дороге вы сэкономили, заскочили по пути к верному человеку, припрятали денежки – и дело с концом. Немного нарушают эту концепцию показания пенсионера, ну да он по старости мог и не приметить, что из лифта вы выскочили с небольшим багажом. Боюсь, Тиран снова за него возьмется, а по опыту знаю, свидетелю многое можно внушить…
– Знаю, знаю, и в конце концов этот пенсионер на суде поклянется на Библии, что из лифта я вышла, сгибаясь под тяжестью сокровищ, спотыкаясь, прошла мимо него, а у него только поначалу создалось впечатление, будто я пробежала мимо, стуча каблучками… Так что, может, мне заранее составить список всех моих знакомых?
– Какой смысл? – заметил опытный следователь. – Все равно вы не внесете в список того, кому оставили добычу. И, умоляю вас, не думайте, что это я про вас думаю. Это все Тиран.
– Вот еще навязался на мою голову! – проворчала я. И опять смутно припомнилось, вроде о чем-то собиралась сказать следователю. Нет, никак не вспомню, проклятый Тиран сбил с толку.
Януш призвал нас к порядку.
– Хватит нести чепуху. Главное сейчас – разыскать племянницу. Минутку, вот что мне пришло в голову. Узнать девичью фамилию тетки. Такую же фамилию наверняка носила и ее сестра, вышла замуж, значит, узнаем фамилию матери племянницы.
– Вроде бы ты рассуждаешь логично, – печально ответил Болек, – да и мы не лыком шиты. Сами догадались. Оказалось, девичья фамилия матери племянницы не такая, как девичья фамилия покойной.
Не Наймова. Так что, похоже, она не совсем племянница. Эх, сплошные неясности. А без племянницы не обойтись, Яцусь намертво связал ее с нашим делом.
– Да, не позавидуешь вам… Таинственная личность – ни фамилии, ни места жительства. Даже внешний вид неизвестен…
* * *Племянница! Вот кто мне нужен! Ее участие в мрачном спектакле могло снять с меня все глупые подозрения Тирана. В конце концов, я лучше знала, украла я проклятое золото или нет…
Я сама поехала в школу, где училась племянница. Разыскала там руководительницу класса, который два года назад племянница закончила. Невозможно, чтобы она не помнила свою выпускницу.
И в самом деле помнила.
– Странная это была девочка, – запинаясь рассказывала уже немолодая учительница. – Проще всего было бы эту девочку назвать несчастной сиротой, но знаете… было что-то в ней такое, в общем, не подходило к ней это определение. Натура сильная, она изо всех сил старалась держаться твердо, независимо, не допускала жалости. Не поддавалась своей несчастной судьбе. А ведь жизнь ее была ужасна, хотя она никогда, никогда не жаловалась. Только один раз… и то не по своей воле. Было это в девятом классе.
Нажаловалась на Касю учительница физики, потому что на ее уроке Кася читала постороннюю книжку.
Я вызвала Катажину для объяснений. Ну и девочка в полном отчаянии призналась, что очень любит читать, а тетка ей не разрешает. Представляете? Никогда не разрешает читать книги, а Кася очень, очень любит читать, вот и приходилось читать в школе. На всех переменах, а тут не удержалась и заработала замечание от физички. У меня создалось впечатление, проше пани, что эта ее тетка была психически неполноценной, я бы назвала ее просто моральной садисткой, так она издевалась над несчастным ребенком.
Многое мне тогда рассказала бедная Кася и закончила тем, что ей легче в Вислу броситься, чем предъявить тетке дневник с замечанием физички. А девочка училась хорошо, замечаний никогда у нее не было.
Я, естественно, была потрясена, стала расспрашивать, и выяснилось, что тетка никогда не купила ей ни одной книги, дома осталось от Касиных родителей несколько штук, но и их тетка не позволяла брать. Учебники и книги по внеклассному чтению Касе приходилось просить у подружек. Другие же книги боялась приносить домой, тетка отбирала их и рвала на мелкие кусочки, поэтому девочка читала их в школе. После школы должна была мчаться домой, ей не разрешалось нигде задерживаться. Вот Кася и умоляла меня попросить учительницу по физике вычеркнуть свое замечание, пусть она ее спросит, урок Кася знает, а появиться дома с замечанием – смерти подобно.
Естественно, я поговорила с учительницей, та зачеркнула свое замечание и приписала, что внесено было по ошибке. А я после этого инцидента заинтересовалась домашними условиями моей ученицы, поговорила с ее подружками, и выяснилось, что ни одна из них никогда не была у Каси дома, и Кася тоже не посетила ни одну из них. Выяснилось, что у Каси никогда не было ни копейки, что она никогда не приносила из дому ни яблок, ни сладостей – ничего.
И еще одно обстоятельство выяснилось, проше пани. У Каси проявились способности к рисованию.
Учительница по рисованию, пани Яжембская, рассказала мне, что Кася очень любит рисовать и что у девочки несомненный талант. Она, учительница по рисованию, и в подметки не годится своей ученице.
И пани Яжембская стала заниматься с Касей дополнительно, разумеется бесплатно, а я им помогала.
Пришлось, проше пани, пойти на обман, а что поделаешь? Тетка ни за что не разрешила бы девочке заниматься рисованием, дома она отбирала у нее бумагу и краски, вот и пришлось соврать, что теперь в классе прибавилось два урока. И Кася могла оставаться в школе на дополнительных два часа. Знаю, что после окончания школы Кася очень хотела пойти учиться в Академию изобразительных искусств…
Вот сколько интересного узнала я от классной руководительницы исчезнувшей племянницы покойной Наймовой, и в моем воображении возник довольно цельный образ Каси. Видела я, в какой квартире она жила, видела я и ее тетку. Правда, последнюю в очень… неприглядном виде, так сказать, не в наилучшем состоянии, но представить себе жизнь молодой девушки в той страшной квартире могла. И если полицию удивляло то обстоятельство, что ближайшая родственница погибшей не появляется в квартире последней уже третий день, то меня удивлял факт, как в такой квартире она вообще могла появиться. Как там можно жить?
Ну ладно, допустим, ребенком ей некуда было деться, вынуждена была жить вместе с ужасной теткой. Но потом, когда смогла освободиться от нее, когда куда-то выехала из этой квартиры, что ее туда тянуло?!
А классная руководительница продолжала свой рассказ:
– В конце концов пани Яжембская очень подружилась с Касей. Она сама была еще очень молода, небольшая разница в возрасте сблизила обеих девушек… Нет, мне ничего не известно об изменении фамилии Катажины. Наймова и Наймова… Ну да ладно, если честно – я предпочитала ничего об этом не знать. Неизвестно ведь, чем может грозить самовольное изменение фамилии. Аттестаты зрелости заполняла собственноручно пани Яжембская, у нее красивый почерк. И она сказала мне, что просто необходимо для девочки вписать в аттестат зрелости ее настоящую, а не теткину фамилию. Десять лет была Наймова, а теперь вот необходимо вписать настоящую. Ну я и пожалела несчастную сироту. Разрешила – вписывайте, только я об этом ничего не знаю. А до директора не дошло, он подписывает аттестаты автоматически, на мою ответственность…
Итак, я узнала, что мне требовалось. Теперь вот только бы отыскать пани Яжембскую. Ее адрес в школе был, но его уже проверил человек поручика Пегжы.
Мне бы узнать, где сейчас пребывает бывшая Касина учительница рисования. Я спросила, есть ли у нее родственники в Варшаве, у которых можно узнать заграничный адрес учительницы.
– Нет у нее никаких родственников, – ответила классная руководительница. – Жила она одна, в однокомнатной квартире. Не знаю, кто в ней сейчас живет, может, продала, уезжая на работу в США.
Можете порасспрашивать в школе, но боюсь, и другие тоже не знают ее нового адреса.
На этом и закончился наш разговор. Ну что ж, в моем распоряжении оставалась возможность, связанная с однокомнатной квартирой бывшей Касиной учительницы, оставленной неизвестно кому.
Полицейский там побывал и никого не застал, но это еще не значит, что в квартире никто не живет.
Похоже, теперь не только полиция, но и я проявлю к этой квартире повышенный интерес…
* * *Тем временем Болек всеми доступными ему средствами пытался продвинуть следствие вперед. Им было установлено, что проклятая квартира на Вилловой являлась собственностью покойной и после ее смерти почти автоматически переходила в собственность ее племянницы, для чего требовалось провернуть лишь некоторые простенькие формальности. Полное отсутствие другой родни и факт проживания Каси в этой квартире чуть ли не с ее рождения упрощали процедуру оформления. Уже этой одной причины достаточно для того, чтобы племянница непременно объявилась. А той все не было.
На следующий вечер поручик Болек приехал к нам в обычное время и уже с порога печально сообщил:
– Я только что был на квартире той учительницы, Яжембской. Опять никого.
И без приглашения усаживаясь за стол, продолжал:
– Прав оказался Конопяк, соседка – сущая мегера. Ничего она не знает и знать не желает. И вообще, дом новый, огромный, соседи действительно еще не знают друг друга, все заняты своими заботами, не до соседей. Люди стали менее общительны, факт…
А в квартире по-прежнему прописана учительница Яжембская, никого больше она не прописывала. Не искать же мне ее по всем Соединенным Штатам!
– А Райчик? – поддержал профессиональный разговор Януш.
– Вдовец. Взрослая дочь, замужем, проживает в Натолине. Второй раз не женился, но была у него постоянная приятельница, некая Владислава, более известная как Владька. Энергичная, общительная брюнетка.
– А ты откуда знаешь?
– Пришлось лично заняться расспросами соседей.
В том доме народ пообщительней, кое-что порассказали. Многого не добился, но очень рекомендую тебе пойти по стопам Райчика. Чует мое сердце, что-то там такое есть…
Я захотела закурить и обнаружила, что кончились все сигареты. Януш было поднялся, чтобы принести мне пачку из моей квартиры, но я его остановила:
– Сиди, схожу сама, ты не найдешь.
Входя в свою квартиру, я услышала, как звонил телефон. Подняла трубку. Это оказалась Иола Рыбинская (я оставила ей на всякий случай свой домашний телефон).
– Проше пани! – взволнованно защебетала девочка. – Извините, что так поздно звоню, но тут только что была пани Крыся. Ну, не совсем только что, с час назад, наверное, но ваш телефон не отвечал. А пани Крыся говорила такие важные вещи…
Я перебила девочку:
– Не понимаю, что за пани Крыся?
– Ну та самая знакомая пани Наймовой, бывала она у нее почти каждый месяц, так что…
– Откуда ты знаешь, что каждый месяц?
– А пани Крыся сама мне сказала. Пришла, как обычно, к пани Наймовой, увидела, что ее квартира опечатана, ну и позвонила к нам. Чтобы узнать, что с соседкой. А дома была только я, сказала ей – пани Наймову убили, вот она и попросила стакан воды, так была потрясена. И потом я ей все рассказала, что знала, а пани Крыся пришла в себя и думала, думала, а потом говорит: мне многое известно, есть у меня страшное подозрение, надо пойти в полицию и рассказать. А я не знала, какое отделение полиции занимается этим, не знала, к кому ей надо пойти, вот я и подумала… Очень извиняюсь, но я позволила себе дать ей ваш номер телефона, пани Иоанна. Подумала – а вдруг и вам это на что-нибудь пригодится и вы на меня не станете сердиться? Ведь вы же собираете преступления. Вы на меня не сердитесь?
Вот какое представление обо мне создается у моих читателей! Я не стала отчитывать ребенка, в конце концов, девочка действовала из лучших побуждений.
Только сейчас заметив, что мой автоответчик мигает, я остановила Ниагару словоизвержений:
– Минутку, дорогая, я все поняла и не сержусь.
А сейчас отключись, пожалуйста, вижу, у меня на автоответчике что-то записано, возможно, это та пани…
Включила автоответчик. Женский голос произнес громко и отчетливо:
– Говорит Кристина Пищевская. Звоню я в связи с убийством в квартире пани Наймовой. Я ее хорошо знала. Номер моего телефона: шестьсот двадцать восемь, сорок четыре, пятнадцать. Пожалуйста, как можно скорее позвоните мне. Спасибо, до свидания.
Очень хрипатый у меня автоответчик, ничего не могу с ним поделать. Тем не менее мне удалось записать номер телефона пани Кристины, и к обоим полицейским я вернулась с добычей. Болек в волнении сорвался с места. Время было не очень позднее…
Похоже, пани Пищевская ожидала мой звонок, держа руку на телефонной трубке, потому что подняла ее после первого же сигнала. Болек вежливо представился. Януш включил микрофон, так что разговор слушали все трое.
Из микрофона изливался поток эмоций:
– Могу заверить вас, пан поручик, – только ограбление! Это была богатая женщина, очень богатая, и все свои богатства держала в доме. Конечно, скрывала, представлялась бедной, чуть ли не нищенкой, но кто-то должен был знать о ее богатствах, вот я же знала, ах, Господи Иисусе, какая ужасная история, хоть она и старая, все равно ужасная смерть!
Уж на что я выдержанная и спокойная, а и то у меня чуть сердце не разорвалось, как услышала о таких ужасах, в голове не укладывается, на каждом шагу бандиты и убийцы, но лучше бы мне дать показания не по телефону, есть у меня что сказать, потому как совершенно случайно удалось узнать…
Хотя поручик Болек и сиял собственным светом, заполучив неожиданного свидетеля, он все-таки перебил разговорчивую бабу:
– Извините, что перебиваю вас, но не знаете ли вы, где может быть племянница покойной?
Из микрофона снова полились эмоции:
– Ах, Езус-Мария, какое ужасное слово, к такому непросто привыкнуть, меня так в жар и бросило, такая кошмарная история, бедная Кася…
– Вы ее знаете?
– Еще бы мне не знать Касю! Можно сказать, с младенческих лет, представляю, какое это для нее потрясение, и теперь ведь все хлопоты свалятся на бедную девушку, но, с другой стороны, сможет наконец вздохнуть спокойно, вот и говори, что нет справедливости на свете, нет, она есть…