Сол лежал на песке. Временами его руки двигались, возбужденно дергались. Губы его шевелились, он то сжимал их, задерживая дыхание, то расслаблял, с шумом выдыхая воздух.
Затем Сол начал размеренно загребать руками и вращать головой, ритмично вдыхая воздух с одной стороны и выдыхая на другую. Тело его раскачивалось, он разбрасывал в стороны желтый песок.
Леонард Марк не спеша допил свой кофе. И пока пил, не сводил глаз с шевелящегося, что-то шепчущего Сола, лежащего на дне умершего моря.
– Нормально, – сказал Леонард Марк. Сол выпрямился, сел, потирая рукой лицо. После паузы он сказал Леонарду Марку:
– Я видел ручей. Я бежал по берегу и сбрасывал с себя одежду, – на его лице была недоверчивая улыбка. – И я плавал и нырял!
– Я рад за вас, – сказал Леонард Марк. Вот – Сол извлек из кармана последнюю плитку шоколада. – Это вам.
– Что это? – Леонард Марк поглядел на подарок. – Шоколад? Вздор, я это делаю не за плату. Я это делаю, потому что это вас радует. Спрячьте шоколадку назад в карман, пока она не превратилась в гремучую змею и не укусила вас.
– Спасибо! Спасибо! – Сол спрятал шоколадку. – Вы не представляете, насколько хороша была вода в ручье.
Он сходил за кофейником.
– Еще кофе?
Разливая кофе в чашки, Сол на мгновение закрыл глаза.
"У меня в гостях побывает Сократ, – думал он. – Сократ и Платон, а потом Ницше и Шопенгауэр. Этот человек, судя по его речам, гений. Просто невероятнейший талант! Какие нам предстоят приятные дни и прохладные ночи и какие беседы! Это будет не такой уж плохой год."
Он не замечал, что льет кофе мимо чашки.
– Что случилось?
– Ничего, – Сол вздрогнул и сконфузился.
"Мы побываем в Греции, – думал он. – В Афинах. Побываем в Риме, если захотим, когда будем изучать римскую историю. Мы будем осматривать Парфенон и бродить по Акрополю. И это будут не просто разговоры, а настоящие путешествия. Этот человек сможет так устроить. Он все может. Когда мы будем говорить о пьесах Расина, он сможет создать сцену и актеров и все такое прочее для меня. Боже мой! Это будет даже лучше, чем настоящая жизнь! Поневоле придешь к выводу, что лучше быть больным здесь, на Марсе, чем жить на Земле и не знать этого года! Многие ли видели представление древнегреческой драмы в древнегреческом амфитеатре в 31 г. до н. э.? И если я попрошу искренне и вежливо, сможет ли он принять облик Шопенгауэра или Дарвина, или Бергсона, или любого другого мыслителя прошлого?.. Ну, конечно, почему нет? Сидеть и беседовать с Ницше, разговаривать с самим Платоном!.."
Все это хорошо, если бы не одно обстоятельство. Сол почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
Другие люди. Другие больные, разбросанные по дну умершего моря.
В отдалении он увидел фигурки направляющихся к ним людей. Они тоже видели садящуюся ракету, видели, как выгружают новенького, и теперь медленно и мучительно ковыляли, чтобы поприветствовать его.
Сол похолодел.
– Слушайте, – сказал он. – Марк, я думаю, нам лучше отправиться в горы.
– Почему?
– Видите этих приближающихся люден? Некоторые из них ненормальны.
– В самом деле?
– Да.
– Это следствие болезни и изоляции?
– Да, именно. Нам лучше уйти.
– Они не выглядят опасными. Они движутся так медленно.
– Это только видимость. Марк посмотрел на Сола.
– Вы дрожите. С чего бы это?
– У нас нет времени на разговоры, – сказал Сол, быстро подымаясь. – Идемте. Неужели вы не понимаете, что случится, как только они откроют ваш талант? Они начнут драку из-за вас. Они будут убивать друг друга… убьют вас… за право владеть вами.
– Но я никому не принадлежу, – заявил Леонард Марк. Он глянул на Сола. – Никому. И вам, в том числе.
Сол дернул головой.
– Я даже не думал об этом.
– И теперь не думаете? – засмеялся Марк.
– У нас нет времени на споры, – ответил Сол. Щеки его горели, веки дергались.
– Идемте!
– Я не хочу. Я намерен остаться здесь и дожидаться этих людей. Вы немного возбуждены. Моя жизнь принадлежит только мне. Сол чувствовал в себе нарастающую темную ярость. Лицо его дрожало.
– Ты слышишь, что я говорю!?
– Как быстро вы превратились из друга во врага, – заметил Марк.
Сол ударил его. Это был быстрый, точный удар, но он промахнулся.
Марк, увернувшись от удара, засмеялся успокаивающе.
– Ну-ну… Это ни к чему.
Они находились в центре Тайме Сквэр. Мимо с ревом проносились автомобили. Водители возмущенно сигналили. Над их головами высились небоскребы, раскаленные в голубоватой дымке.
– Это обман! – закричал Сол, ослепленный ярким видением. – Ради бога, Марк, прекратите! Они сейчас придут сюда. Они убьют вас!
Марк сидел на тротуаре и смеялся, радуясь своей шутке.
– Пусть приходят. Я смогу одурачить всех их!
Нью-Йорк ошеломил Сола. Он и должен был ошеломлять – ошеломлять, приковывать внимание своей нечестивой красотой. Сколько месяцев он не видел всего этого! Он не мог напасть на Марка. Вместо этого он просто стоял, впитывая далекие теперь, но такие родные виды. Он закрыл глаза.
Он упал вперед, увлекая за собой Марка. Клаксоны надрывались. Шуршали шины и визжали тормоза. Изо всех сил он ударил Марка в подбородок.
Тишина.
Марк лежал на дне моря.
Взвалив потерявшего сознание человека на плечи, Сол тяжело побежал.
Нью-Йорк исчез. Осталось только бескрайнее безмолвие мертвого моря. Остальные больные были уже близко. Они окружали его. Он бежал к холмам, неся на плече драгоценный груз – Нью-Йорк и зеленые деревенские пейзажи весенние грозы и старых друзей – все это он н на своем плече. Один раз он упал, но, задыхаясь и шатаясь, поднялся и побежал дальше. Он бежал, не останавливаясь.
Ночь наполняла пещеру. Ветер продувал ее насквозь разжигая маленький костер, разбрасывая искры и золу.
Марк открыл глаза. Он сидел лицом к костру, спиной прислонясь к стене пещеры. Он был связан веревкой.
Сол подбрасывал в костер топливо, время от времени нервно оглядываясь на вход в пещеру.
– Ты дурак.
Сол вздрогнул.
– Да – сказал Марк, – именно дурак. Они разыщут нас. У них есть еще шесть месяцев, и им совершенно нечего делать. Они нас найдут.
Они видели Нью-Йорк издали, как мираж. И они видели нас в его центре. Неужели ты думаешь, что они не заинтересуются и не попытаются нас выследить?
– А я уведу тебя еще дальше, – ответил Сол, пристально глядя в ночь.
– Они тоже пойдут дальше.
– Заткнись. Марк усмехнулся.
– Так-то ты разговариваешь со своей женушкой?
– Говорю тебе – заткнись!
– Согласись, очень гармоничный брак твоя алчность и мои ментальные способности. Чтобы ты хотел сейчас увидеть? Показать еще пару сцен из твоего детства?
Сол почувствовал, что лоб его покрыла испарина. Он не понимал – шутит Марк или нет.
– Да, – сказал он.
– Хорошо, – ответил Марк. – Гляди! Языки пламени били из скалы. Сол задыхался в серном облаке. Струи серного пламени вырывались из расщелин. Стены пещеры сотрясались. Сол кашлял, тыкался вслепую, вытягивался в струнку, обожженный, ослепленный, иссушенный в этом аду.
Затем ад исчез. Он снова был в пещере.
Марк смеялся.
Сол стоял над ним.
– Ты, – сказал он холодно, наклоняясь к Марку.
– А чего ты еще ожидал? – воскликнул Марк. – Тебя связывают, похищают, делают интеллектуальной женой человека, свихнувшегося от одиночества… Что ж ты думаешь – мне это нравится?
– Я развяжу тебя, если ты пообещаешь не убегать от меня.
– Я ничего не собираюсь обещать. Я свободный человек. Я никому не принадлежу.
Сол опустился на колени.
– Но ты должен кому-то принадлежать, слышишь? Ты должен. Я не могу позволить себе упустить тебя!
– Дружище, чем больше ты несешь этот вздор, тем упрямее становлюсь я. Если бы ты смог проявить благоразумие и вести себя пристойно, то мы стали бы друзьями. Я был бы только рад проделывать для тебя все эти гипнотические чудеса. Мне это ничего не стоит. Для меня это забава. Но ты все испортил. Ты хочешь, чтобы я целиком принадлежал тебе. Ты боишься, что другие уведут меня от тебя. Ты заблуждаешься. У меня достаточно силы, чтобы сделать всех вас счастливыми. Я мог бы принадлежать всем вам, как котенок в многодетной семье. Я бы чувствовал себя, как сошедший к детишкам добрый бог, творящий добрые чудеса, а взамен вы одаривали бы меня всякими мелочами, вроде той твоей шоколадки.
– Прости меня, прости! – воскликнул Сол. – Но я слишком хорошо знаю этих людей.
– А ты разве отличаешься от них чем-нибудь? Сомневаюсь! Кстати, выгляни-ка наружу – не идут ли они. Мне кажется, что я слышу шум.
Сол вскочил на ноги. Он долго вглядывался в ночное ущелье, приставив ладонь к глазам. Там шевелились неясные тени. Может быть, это были клубки марсианского перекати-поля, раскачиваемые ветерком? Он начал дрожать – болезненной, сладко-томительной болью.
– Я ничего не вижу, – сказал он, вернувшись в пещеру. И уставился на пустое место у костра.
– Я ничего не вижу, – сказал он, вернувшись в пещеру. И уставился на пустое место у костра.
– Марк!
Марка не было.
Не было ничего, кроме пещеры, валунов, камней, гальки, одиноко мерцающего костерка да вздохов ветра. Сол стоял, оцепенев от изумления.
– Марк! Марк! Вернись!
Ясное дело, парень освободился от пут – медленно, осторожно, затем внушил ему шум приближающихся людей, а сам смылся. Но куда?
Пещера была глубокой, но заканчивалась глухой стеной. А мимо него Марк проскочить никак не мог. Следовательно?
Сол обогнул костер. Он вытащил нож и приблизился к большому валуну, привалившемуся к стене пещеры. Улыбаясь, он постучал по валуну рукояткой ножа. Затем поднял нож так, словно намеревался с размаху пронзить валун.
– Стой! – закричал Марк.
Валун исчез. На его месте сидел Марк. Сол придержал руку с ножом. Огненные блики плясали на его щеках. Глаза горели безумием.
– Не вышло у тебя, – прошептал он. Он протянул руку и вцепился пальцами в горло Марка. Марк молчал, только напрягал мышцы, но глаза его светились иронией. Они как бы говорили Солу вещи, которые он и без того знал.
– Если ты убьешь меня, – говорили глаза, – куда сгинут все твои грезы? Если ты убьешь меня, куда исчезнут все ручьи и горные потоки? Убей меня – убей Платона, Аристотеля, Эйнштейна… Да, убей всех нас! Валяй, души меня. Ну давай же!
Сол разжал пальцы.
У входа в пещеру мелькнула тень.
Оба повернули головы.
В пещеру входили остальные изгнанники. Все пятеро, измотанные долгой дорогой, задыхающиеся.
– Добрый вечер, – засмеялся Марк. – Входите, джентельмены, добро пожаловать.
Когда рассвело, ругань и споры все еще продолжались. Марк сидел среди свирепо сверкающих глазами спорщиков и растирал только что освобожденные от пут кисти рук. Он превратил пещеру в облицованный красным деревом конференц-зал и сотворил посреди нее мраморный стол, за которым и сидели все эти небритые, грязные, потеющие, алчные люди, пожирающие свое сокровище. От них исходил тяжелый запах – запах самого Зла.
– Договоримся так, – сказал наконец Марк, – для каждого из вас устанавливаются определенные часы или дни для встречи со мной. Я буду обходиться с вами одинаково. Будем считать, что я – общественная собственность, обладающая правом свободы передвижения. Я думаю, это справедливо. Что касается Сола, то ему будет назначен испытательный срок. Если он оправдается в моих глазах, я снова дам ему сеанс-другой. До этого времени я не хочу иметь с ним никаких дел.
Остальные изгнанники ухмыльнулись, глядя на Сола.
– Извини, – сказал Сол, – я сам не знал, что делаю. Сейчас я уже пришел в себя.
– Увидим, – ответил Марк, – давай не будем спешить. Месяц, я думаю, достаточный срок на размышление.
Остальные еще раз ухмыльнулись в сторону Сола.
Сол ничего не ответил. Он молчал, уставившись в каменный пол пещеры.
– Теперь с вами, – сказал Марк. – Понедельник будет твоим днем, Смит.
Смит кивнул.
– По вторникам я примерно в течение часа работаю с Питером.
Питер кивнул.
– По средам занимаюсь с Джонсоном, Холцманом и Джимом, вот.
Трое названных переглянулись.
– Конец недели должен быть мой, вы оставляете меня совсем одного, слышите? – сказал им Марк. – Может, это немного, но это лучше, чем ничего. Если вы не согласны на эти условия, то я вообще не буду устраивать сеансов.
– Мне кажется, ты их будешь устраивать, – сказал Джонсон. Он скосил глаза и перехватил взгляды остальных. – Ребята, нас пятеро, а он один. Мы с ним можем сделать все, что хотим. Если мы дружно возьмемся за дело, то устроим себе хорошую жизнь.
– Не будьте дураками, – предупредил остальных Марк.
– Дайте мне сказать, – продолжал Джонсон, – Он говорит нам, что он намерен делать. Почему бы теперь ему не послушать, что мы будем делать? Разве мы не сильнее его? А он угрожает нам тем, что не будет давать сеансов! Прекрасно, дайте его мне! Можно загнать ему под ноготь деревянную щепочку, можно слегка обжечь ему пальчики раскаленным напильником… Тогда и посмотрим – откажется ли он давать сеансы. Почему бы нам, хотел бы я знать, не иметь представления каждую ночь, всю неделю?
– Не слушайте его, – сказал Марк. – Он сумасшедший. Ему нельзя верить. Знаете, что он с вами сделает? Он расправится с вами поодиночке, убьет одного за другим, так, чтобы остаться одному – чтобы остались только он да я. Это такой тип.
Мужчины переглядывались, моргали глазами, смотрели то на Марка, то на Джонсона.
– И вообще, – заметил Марк, – в этом деле ни один из вас не может доверять другим. Это какое-то сборище идиотов. В ту самую минуту, когда кто-нибудь повернется спиной к остальным, он будет ими убит. У меня такое ощущение, что к концу недели вы все будете трупами или умирающими.
Холодный ветер продувал комнату из красного дерева. Комната растворилась и снова превратилась в пещеру. Марку надоела его шутка. Мраморный стол расплылся, деформировался, растекся по полу и испарился.
Изгнанники глядели друг на друга звериными сузившимися зрачками, их глаза светились. Они знали, что все сказанное – правда. Им мерещилось будущее – засады, убийства, схватки – до тех пор, пока последний счастливчик не останется, один, чтобы самому насладиться доставшимся ему интеллектуальным сокровищем.
Сол глядел на них и чувствовал себя очень одиноким и несчастным. Стоит совершить ошибку и как же трудно потом признать свою неправоту, вернуться назад, начать сначала. Все они неправы. Они давно уже были погибшими душами, а теперь они еще хуже, чем погибшие.
– И что хуже всего, – сказал под конец Марк, – у одного из вас есть револьвер. А у остальных только ножи. Но один точно имеет револьвер, я знаю.
Все вскочили на ноги.
– Обыщите друг друга! – сказал Марк. – Отыщите того, с револьвером, или вам всем конец!
Они послушались. Они метались и суетились, не зная, кого первого обыскать. Они хватали друг друга за руки и орали, а Марк с отвращением следил за ними.
Джонсон упал на спину, шаря рукой у себя за пазухой.
– Ну, хорошо же, – кричал он. – Раз так, то получайте! Вот тебе, Смит!
И он выстрелил Смиту в грудь. Смит упал. Остальные завопили и бросились врассыпную. Джонсон прицелился и выстрелил еще два раза.
– Стой! – закричал Марк.
Вокруг них из камней вырос Нью-Йорк. Солнце горело в стеклах высоких башен. Грохотали надземки. В гавани гудели буксиры. Зеленая дама с факелом в руке глядела в воды залива.
– Глядите, дураки! – сказал Марк.
Центральный парк сверкал созвездиями весенних бутонов. Ветерок нес волны запахов над свежеподстриженньми газонами.
А в центре Нью-Йорка барахтались перепуганные люди. Джонсон выстрелил еще три раза. Сол побежал к нему. Он налетел на Джонсона, свалил его на землю, стал выворачивать ему руку с револьвером. Револьвер выстрелил еще раз.
Все замерли.
Сол держал Джонсона за руки, придавив ему грудь коленом. Но тут они прекратили борьбу.
Наступила ужасная тишина. Нью-Йорк погружался в море. С шипением, бульканьем, вздохами. Со скрежетом ломаемого металла и гибнущих старых времен огромные конструкции деформировались, расплывались, таяли, проваливались в никуда.
Марк стоял среди зданий. В его груди зияла аккуратная красная дырочка. Затем он беззвучно упал, как и созданный им город.
Сол застыл, глядя на его тело, на лица остальных людей. Потом встал, держа в руках револьвер.
Джонсон не шевелился – был слишком напуган, чтобы шевелиться.
Они все закрыли глаза, потом открыли, думая, что это поможет оживить лежащего перед ними человека.
В пещере было холодно.
Сол стоял, отрешенно глядя на револьвер в своей руке.
Затем он выбросил его из пещеры и не стал смотреть, где тот упадет.
Они глядели на тело, как будто не могли поверить своим глазам. Сол нагнулся и тронул безжизненную руку.
– Леонард? – он встряхнул руку, – Леонард!
Леонард Марк не шевелился. Его глаза были закрыты, он не дышал. Его тело уже начало остывать.
Сол поднялся на ноги.
– Мы убили его, – сказал он, ни на кого не глядя. Во рту он ощущал какой-то отвратительный привкус. – Единственного, кого мы не хотели убивать, мы и убили.
Он поднес к глазам трясущуюся руку. Остальные стояли, не двигаясь.
– Принесите лопату, – сказал Сол. – Похороните его.
Он отвернулся.
– Не хочу иметь с вами никаких дел.
Кто-то побрел за лопатой.
Сол так ослабел, что не мог двигаться. Ноги его вросли в землю, как корни, глубоко погруженные в одиночество, страх и холод ночи. Костер почти погас, и только две луны освещали верхушки голубых гор.
Послышался стук лопаты, вгрызающейся в землю.
– В любом случае, он нам не нужен, – сказал кто-то слишком громко.
Лопата продолжала копать. Сол медленно побрел прочь, наткнулся на темное дерево, опустился на песок, прислонился к его стволу и сложил руки на коленях.