– Звонили из лаборатории, образцы для эксперимента TF-77 непригодны для транспортировки на МКС.
– Я смотрел утвержденный список, я его подписывал… этот эксперимент в рамках научной программы, мухи-дрозофилы, – сказал полный, стараясь, чтобы в телефоне его услышали.
– Какие, к черту, мухи-дрозофилы, это TF-77, образцы полностью непригодны для транспортировки на МКС.
– И вы нам это говорите только сейчас? Где вы были раньше?!
– 17.03. Третья минута полета проходит в штатном режиме. На четвертой минуте ждем разделение второй и третьей ступени.
Голос оператора в динамике.
– Звонили из научно-экспериментального, там в хранилище датчики контроля и анализа просто взбесились. Все случилось только что. Понимаете, только что! Ситуация развития на 16 часов 50 минут. Не было никакого воздействия, никаких экспериментов с этой частью образца не производилось. Все случилось самопроизвольно. Резкое и неожиданное увеличение массы клеточной культуры исследуемого образца. Всплеск, неконтролируемый всплеск. И они не знают, в чем причина, как и почему это случилось. Они не знают, каковы возможные последствия.
– Вы имеете в виду…
– Да-да, именно это я имею в виду. Угроза бактериологического загрязнения МКС, если «Прогресс» доставит все это на борт.
– Но контейнер можно не открывать!
– Они не ручаются за последствия, они не знают, с чем имеют дело и как это теперь себя поведет даже в контейнере. Вы понимаете? В условиях хранилища тут на земле беспричинно возникла нештатная ситуация, а что случится в космосе? Мы не можем допустить даже тени такой угрозы… даже предположения, что нечто подобное может произойти на МКС. Вспомните, сколько мучились, когда там завелся этот чертов грибок, а это вам не безобидная плесень, все может оказаться гораздо хуже.
– 17.04. Четвертая минута полета проходит штатно. Разделение второй и третьей ступени произошло.
– Вы слышали? Разделение второй и третьей ступени. Через пять минут мы ожидаем отделение транспортного корабля от ракеты.
– Я уже связался с военными.
– Что?
– Мы не можем допустить стыковку корабля, везущего такой груз на МКС. И на орбите в качестве мусора космического он нам не нужен. Остается лишь один выход.
– Но как мы объясним?
– Пройдет информация о том, что двигатели дали сбой. Быстро рассчитайте траекторию падения обломков «Прогресса», когда он будет сбит континентальной ракетой.
– Оператор, немедленный расчет траектории падения обломков корабля ориентировочно на пятой-седьмой минуте, – срывающимся хриплым голосом скомандовал севший к монитору лысый коллега седого.
– Но полет проходит штатно, – голос оператора.
– Без рассуждений, расчет траектории падения обломков. Выполняйте!
– Военные на связи, – донеслось из телефона. – Доложили в Генеральный штаб и наверх. Наземные средства так быстро не развернуть, они его не достанут. Подводная лодка в Арктике, они уже на связи. Они на открытой воде, у Северной Земли, не во льдах. Готовы к пуску ракеты.
– Бог мой, тридцать лет не было катастроф с космическими грузовыми кораблями, – застонал седой. – Подумайте, что начнется, как это воспримут. Такие убытки, потом возникнут проблемы с МКС, ведь следующее полетное окно только через несколько месяцев.
– Я готов к любому развитию событий, – отчеканил голос в трубке. – Но «Прогресс» с потенциально опасным грузом до МКС не долетит.
– Есть траектория падения обломков корабля. Дальность 1570 километров, если это произойдет на 325-й секунде полета. Район падения обломков Алтай, ориентировочно горная лесная местность, удаленность от крупных населенных пунктов, – доложил лысый, получив данные от оператора ЦУПа.
– 17.05. Пятая минута полета проходит штатно, – доложил второй оператор.
– Военные на связи. Команда о запуске ракеты ушла на подводную лодку. Вы верите в Бога, коллега?
Мужчина с сединой на висках, с мобильным телефоном, прижатым к уху, молчал.
ПАУЗА.
– Полет проходит нормально, в штатном режиме. На девятой минуте ожидается отделение грузового аппарата от ракеты-носителя… Боже, что происходит??
Оператор буквально взвыл, потрясенный зрелищем, что внезапно открылось на мониторе.
– Цель успешно поражена. Военные рапортуют, – бесцветным голосом доложил говоривший на том конце мобильного.
– Я вижу, – сказал человек с сединой.
– Я тоже это вижу, – прошептал полный, руки его тряслись. – Такую работу загубили, такой корабль. Можем все коллективно писать заявления об отставке.
– Не об этом сейчас надо сокрушаться. Есть более важные вопросы. Коллеги, возникла нештатная ситуация, – объявил по громкой связи человек с сединой на висках. – Немедленно свяжитесь с представителями конструкторского бюро «Прогресс» и звоните в объединение «Энергия». Я собираю совещание по итогам запуска… то есть по итогам аварии, возникшей при запуске.
Где-то там, очень далеко от ЦУПа, в подмосковном Королеве, от космодрома Байконур, над лесами, над горами, в белых снеговых шапках, крохотная светящаяся точка, так похожая на раскаленную булавочную головку на фоне закатного вечернего неба, вспыхнула ярко-ярко и распалась на огненные части.
Так и не долетев туда, куда мы все так мечтаем попасть.
Глава 3 Шаман говорит
24 августа 2011 года
Алтай, Чойский район
– Это случается лишь после очень холодной и долгой зимы. Такая зима приходит раз в несколько десятков лет, и оно спит, пережидая ее в своем логове. Копит свой лютый голод. Копит свою ярость. И темными ночами, когда ледяная крупа бьется в стекла окон как белый гнус, матери в поселках по всему тракту, матери в горных аилах пугают детей: берегись, оно там, в темноте, в тайге, в горной пещере. Когда почует запах весны, оно выберется наружу для новой охоты. И добыча его – мы.
Тубаларский шаман умолк, затянулся из трубки, глядя на огонь в очаге. Туристы – студенты Токийского университета, совсем притихшие, подвинули ему поближе свои диктофоны. Господин Тосияма Ито, его семидесятилетняя мать Юрико-сан и дочь Сатико-сан склонили ухо, проводник и гид Рюрик Гнедич зашептал им по-японски перевод.
Сергей Мещерский, сидевший тут же у очага в айлу-чуме, опустил голову, чтобы туристы, клиенты турфирмы «Столичный географический клуб», не заметили, что его душит смех.
Эх, и загнул на этот раз великий тубаларский шаман!
Струйки дыма, словно серые нити, устремлялись вверх в отверстие в крыше айлу. Когда стемнеет, можно даже разглядеть звезды в эту дыру. Дождь шел весь день. Но вот чуть-чуть распогодилось к вечеру. Надолго ли?
Инга – менеджер новосибирского филиала туристической фирмы – воспользовалась паузой, потянулась к термосу, желая предложить гостям шамана горячий кофе.
Шаман лишь сердито сверкнул на нее глазами. Великий тубаларский шаман сегодня был явно в ударе, вдохновение распирало его. А двоюродная сестра Инга – менеджер турфирмы – своей суетой с чашками-плошками могла испортить весь кайф.
Сергей Мещерский – основатель и владелец фирмы «Столичный географический клуб», он же туроператор, менеджер, логист, гид, переводчик с нескольких языков (увы, кроме японского и китайского), несмотря на врожденное чувство юмора и здравый смысл, обожал, когда великий тубаларский шаман, глотнув спиртяги, вот так, как сегодня, входил в раж.
Матвей Жадов, двоюродный брат Инги и компаньон по туристическому их с Рюриком бизнесу, выпускник филфака Новосибирского университета, из рода алтайских тубаларов, играл свою роль превосходно.
Сюда, в Чойский район в окрестности сельца Каракокша, где с началом туристического сезона великий тубаларский шаман с университетским дипломом разбивал на берегах реки в лесу свой походный лагерь, туристические группы заглядывали в гости по пути с Телецкого озера.
Туристов любили и холили, потакали их капризам, а потому решено было устроить все как можно более натурально. Уже в первых числах июня Матвей Жадов и компаньон Мещерского Рюрик Гнедич строили айлу – жилище шамана из жердей, покрывая все рубероидом. Лишь снаружи для пущего колорита рубероид маскировали корой.
И великий тубаларский шаман из своего офиса в Новосибирске на все лето переселялся в девственные леса Каракокши, к комарам.
Для того чтобы выглядел шаман как надо, Инга нанимала специальную портниху, и та неделями торчала в музее этнографии, копируя одеяние алтайского шамана: рубаху, штаны, куртку из овчины, обшитые бахромой из крученых веревок, полосками кожи, меха, белыми ленточками, медными бляшками, колокольчиками и бубенцами. Когда великий тубаларский шаман скидывал джинсы и куртку Nike и напяливал на себя весь этот прикид, когда брал в руки кожаный бубен и колотушку и начинал свой танец у огня с прыжками, вращением волчком, все это невероятное одеяние приходило в движение – полоски кожи, ленты, веревочные жгуты, змеи из шерстяных ниток летели по воздуху, кружа и переплетаясь, добавляя объема, превращая фигуру танцующего шамана в какое-то невероятное существо, выкликающее хриплым голосом имена духов леса и гор.
Но кульминацией всего представления являлся не танец, а вот это глухое бормотание у огня, когда, наплясавшись до упаду, великий тубаларский шаман откладывал бубен, брал в руки трубку, набитую табаком, и начинал рассказывать туристам сказки «черневой» тайги.
Он знал немало местных мифов, историй о духах, о воинах, о великой любви, об олене Золотые рога и Огненной красавице. Но туристы, как дети, почти всегда жаждали страшных сказок.
Жуткие истории Матвей Жадов любил сочинять сам. Недаром ведь окончил филфак университета. И когда на него волной накатывало вдохновение… вот как сейчас, он рассказывал воистину захватывающую дух сказку.
О том, как оно там, в тайге, терзаемое голодом и злобой, выходит на свою ночную охоту, чуя твой след, твою кровь, твой страх. Берегитесь, оно уже близко! И нет спасения никому.
– Да, старики тут много чего необычного помнят и знают. Я сам слышал.
Это подал голос верный Рюрик – компаньон Мещерского Рюрик Гнедич. Не только блестящий переводчик с японского. Но и парень вообще на загляденье. С великим тубаларским шаманом они работали парой, пудря мозги доверчивым туристам.
Правда, Рюрик, пожелай он выступать сольно, тоже мог много чего порассказать о своих приключениях. Почти двухметрового роста атлет, капитан рыболовной шхуны с Камчатки, до этого проплававший пять сезонов на японских и сингапурских судах, побывавший в Японии, Новой Зеландии, Папуа – Новой Гвинее, потерявший, к несчастью, свою шхуну вместе со всем уловом в жестокий шторм у Командорских островов.
Это был обычный, хоть и очень сильный осенний шторм, и Рюрика Гнедича – капитана и судовладельца – этот чертов шторм разорил. Но вот странность, с тех пор как это случилось, Рюрик Гнедич рассказывал всем, даже близким своим друзьям, таким, как Сергей Мещерский, что вовсе не буря погубила его корабль, а проклятый НЛО, что «вдруг вынырнул из моря у самой нашей кормы».
Видимо, потеря бизнеса что-то там переклинила в мозгах отважного капитана. И с тех самых пор он просто помешался на пришельцах и вторжении инопланетян. Мещерский прощал своему компаньону это чудачество. В туристическом бизнесе от Алтая до Владивостока и Камчатки Рюрик Гнедич был незаменим. И как никто он умел общаться с требовательными японскими туристами. Они его просто обожали, бросали на мускулистого гиганта восхищенные взгляды, как, например, юная Сатико-сан вот сейчас.
А то, что каждую свободную минуту капитан Рюрик торчал в Интернете на UFO-сайтах и форумах, то это такая уж прихоть. К тому же, к счастью, в окрестностях сельца Каракокша мобильной связи пока не водилось, а следовательно, все ноутбуки, планшеты и айфоны не работали.
О селе Каракокша, где они останавливались сегодня днем по пути с Телецкого озера, Сергей Мещерский сохранил самые теплые, нежные воспоминания.
Ну, во-первых, в сельце имелась АЗС, и они заправили полные баки двух своих видавших виды внедорожников «Ниссан» (собственность турфирмы) и залили канистры про запас. Во-вторых, туроператор и менеджер Инга сразу же повела Сатико-сан и Юрико-сан, а также четырех студентов Токийского университета (русистов-филологов) в местный кондитерский магазин, и они, радостно курлыкая, затоварились конфетами, печеньем и восхитительными сушками к чаю.
В-третьих, в сельце их уже ждали лесники-проводники и топили две отличные бани. И в-четвертых, после парной, после отдыха они все до отвала наелись в местном кафе.
Японцы уминали жареные сосиски и картошку с отменным аппетитом, а каракокшинские фирменные соленья – огурцы с перчиком, моченая брусника, маринованный папоротник и кислая капуста – заставляли их поднимать большие пальцы – «Круто!», строить «рожки» в форме буквы V – виктория, даешь! И беспрерывно фотографироваться на телефоны и планшеты.
Мещерский знал, как только они доберутся до мест с мобильной связью и Интернетом, все эти снимки полетят на фейсбук – японским родичам и друзьям.
А пока Сатико и две японские студентки пили чай с малиновым вареньем в зале кафе, отделанном светлым таежным деревом, беспрестанно шептались, хихикали, косились лукаво на красавца Рюрика, пившего пиво в компании Мещерского и господина Ито, и показывали друг другу и официанткам кафе свои фотки, еще раньше загруженные в телефон, – снимки Чуйского тракта, Телецкого озера, а также горы Фудзияма, снимки потешных рисованных зайчиков и кисок с улыбающимися мордашками, снимки своих бывших бойфрендов и фотки улетного японского мороженого – эскимо на палочке в форме шоколадных пенисов.
Официантки фыркали и смеялись, японки кланялись, благодаря за гостеприимство, а семидесятилетняя мать господина Ито – двужильная, невероятной выносливости бывалая туристка – лишь качала головой и улыбалась благожелательно.
Здесь, в айлу великого тубаларского шамана, она тоже качала головой, слушая перевод. Но уже без улыбки, очень серьезно, словно верила всем этим алтайским побасенкам.
– И вот, когда весной оно выходит наружу, лишь голод его вожатый. Поймать и задрать оленя… Но олени бегают быстро, их трудно догнать. Убить медведя в берлоге? Но медведи после зимней спячки растеряли свой жир. Оно сильное и шибко злое, оно ищет медвежью берлогу. И тайга оглашается рычанием и воем. И скоро все кончено, лишь кровь на снегу. Таежные падальщики растаскивают медвежьи кишки по проталинам. Но его голод не утолен. Зима была такой долгой. Оно убило медведя и пожрало его печень. Теперь оно хочет убить человека и сожрать его сердце.
Голос великого тубаларского шамана тихий, монотонный. Рюрик Гнедич шепчет свой перевод господину Ито и его семейству, студенты и студентки понимают по-русски. Сухие сучья потрескивают в очаге, багровое пламя бликами играет на стенах айлу, освещая их лица.
– Старики тут кое-что рассказывают, но нехотя, словно чего-то боятся, – закончив перевод, Рюрик «подключается» к действу. – Я слышал, у этого ОНО много имен.
– Ни одно да не будет названо к ночи, – великий тубаларский шаман откладывает трубку и берется за свой бубен. – Это не злой дух, не Алумасу, не орлог из подземной пещеры, не сын леса. Ибо сын леса не станет затаптывать огонь в очаге и протыкать человечий глаз острой иглой. Орлог любит пугать, Алумасу любит вредить, но ни один из них не осквернит свой рот кусками плоти, содранной с человечьего лица. ОНО охотится на людей и пожирает их плоть, ест человечину. ОНО не злой дух, ОНО гораздо хуже, страшнее, ибо для него нет закона и духи предков против него бессильны. Гнев Эрлика породил его… Эрлик однажды возжелал потягаться с великим Ульгенем, отцом всего сущего. Но был посрамлен. ОНО – плод его ярости, ужас для всех земных созданий бога Ульгеня. ОНО охотник и пожиратель, ОНО – чудовище ночи и дня. Никто не выживает, встретившись с ним в тайге или на дороге. А потом лесники и охотники находят в лесу кости и черепа, прибитые к стволам пихт. И следы его когтей на коре, кровавые метки, что оно оставляет на деревьях, говоря нам: вы все – моя добыча и я еще не сыт вами. Я голодный после долгой зимы.
Семидесятилетняя Юрико-сан – двужильная, бывалая туристка – что-то зашептала Рюрику, и тот перевел:
– Юрико-сан интересует, в каком виде сын гнева Эрлика употребляет мясо человека – в сыром или как-то обрабатывает? Жарит?
– Сын гнева… не совсем точно, скорее плод гнева Эрлика, – изрек великий тубаларский шаман, легонько стукнув колотушкой в бубен. – Оно не имеет пола и совокупляется само с собой. Когда оно ловит человека…
– Ну все, пошло-поехало, – шепнула Инга Мещерскому. – Теперь братца уже не остановить. Пойду воздухом подышу, не хочешь со мной? Вон глаза у тебя от дыма как у кролика красные.
Они выбрались из айлу. Глотнув свежего бодрящего смолистого воздуха, Мещерский аж поперхнулся, закашлялся. Инга подошла, плавно, соблазнительно вертя бедрами, обтянутыми узкими джинсами, и постучала его легонько по спине.
– Москвичонок ты мой, – пропела она, улыбаясь. – Дыши, дыши полной грудью, воздух наш таежный лучше вина. А по-крупному мы с этих япошек наварили бабок, да? Выгодный тур, давно такого не было. Вот устроим им еще конный поход к каракокшинской пещере, и за это с япошек слупим, а потом ты сядешь в самолет и улетишь в свою Москву. И я тебя долго не увижу, может, вообще никогда?
– Ты такая красивая сейчас, Инга!
Наверно, и правда, пьянящий смолистый воздух кедровой тайги тому виной, или этот вот потрясающей красоты закат над сопками, а может, рокот и плеск реки, что течет в лесу совсем рядом с биваком шамана и палаточным лагерем, устроенным для туристов, где каждая палатка – еще пуста и так и зовет уединиться, но Мещерский внезапно ощутил небывалый прилив сил, голова пошла кругом.
Инга – маленькая, плотно сбитая, черноволосая, с щеками, как наливные яблочки, улыбалась ему. Красавица из рода тубаларов в рваных своих джинсах в облипочку, шнурованных ботинках и жилетке-дутике казалась ослепительной на фоне тайги. Мещерский отлично знал, что она крутила роман с Рюриком, они хоть и не жили вместе открыто, но не делали тайны из своих отношений.