Прошло минут пять, прежде чем калитка открылась. Катя увидела полную невысокую женщину в шерстяной накидке по случаю прохладного вечера.
– В чем дело?
– Мне надо поговорить с вашим сыном. Он здесь?
– Нет. Его нет.
Катя глянула направо – на асфальтированной площадке под навесом две машины. Одна – новая «Тойота», а вот вторая очень похожа на то самое черное «корыто».
– Он здесь. Вот же его машина.
– Хорошо, пусть так, мой сын сейчас со мной. Что дальше?
– Мне надо с ним поговорить.
– О чем?
Катя обратила внимание, что суровый адвокат Рождественская обе руки держит под своей накидкой и одновременно преграждает им с Мещерским путь к дому своим массивным бюстом.
– Об убийстве его товарища Данилы Клочкова. Что, мы так и будем стоять тут у калитки или, может, пройдем в дом?
– Василий! Марш сюда!
От зычного окрика адвоката Мещерский, который и так чувствовал себя в этом негостеприимном месте очень неуютно, аж подскочил, хотя звали не его.
Из-за угла дома вышел высокий тощий паренек в рваных спущенных джинсах. Тот самый, Катя его узнала. Вася Азаров собственной персоной.
– Ты все слышал? – спросила адвокат.
– Да, мама. Я его не убивал. Я же все рассказал тебе!
– Члены оперативной группы, прибывшей на место, видели вас сегодня днем, как вы убегали. Лично я вас тоже видела, – сказала Катя. – Вам нет смысла запираться.
– Он не обвиняемый, и это его право не давать показания, – мамаша Азарова застыла в боевой стойке, как статуя.
– За отказ от дачи показаний существует уголовная ответственность.
– Без адвоката, я имела в виду.
– Но вы же адвокат, и весьма квалифицированный, насколько я слышала.
Бац! Бац! Они обменивались ударами, Мещерскому, совсем приунывшему, слышался звон рапир.
– Мамочка, я его не убивал! Я сам не знаю, мы же не хотели ничего плохого, я вообще думал сначала, это такой прикол, – Вася Азаров внезапно всхлипнул. – Данька… как я теперь без него…
– Заткнись, мы же договорились, говорю только я, – цыкнула на него мать.
– Но мы приехали, чтобы допросить вашего сына, – не сдавалась и Катя. – И так просто мы… я отсюда не уеду, даже не надейтесь. Вася, слушай, что я тебе скажу – в твоих интересах сказать всю правду!
– Да я не лгу, я его не убивал!
– Василий, прекрати истерику и заткнись, – мать Азарова повысила голос. – Мой сын все мне рассказал. Он не убийца, он просто идиот. Он всегда шел на поводу у своего приятеля, вечно делал все, что тот хотел. Не мог ни в чем ему отказать. И в результате вот, пожалуйста, – хлебает все это дерьмо по полной. Насколько я представляю ситуацию, моему сыну теперь тоже угрожает опасность. Васька, помолчи, говорю я!
– Но, мама… ой, кто это там?! – Василий Азаров внезапно отпрянул назад. – Я кого-то видел только что там, у калитки.
Катя обернулась – темный сад, темная дорога, час поздний – пока ехали, пока искали адрес, пока тут вот пререкались.
И тут мамаша Азарова сразила их буквально наповал – она наконец-то выпростала руки из-под широкой накидки и вскинула короткоствольное помповое ружье, целясь в кусты у забора.
– Кто здесь? Считаю до трех, если не выйдете с поднятыми руками, снесу башку к черту! Я сумею защитить своего сына. Ну?! Выходите, раз, два…
– Три. Опустите ружье, адвокат Рождественская, вы в своем уме?
К забору шагнул Август Долгов.
– Федеральный спецагент Август Долгов. Опустите ружье.
Катя… у нее отлегло от сердца. Кто знает, что там могло выскочить из тьмы секунду назад…
– Это наш коллега из ФСБ, – сказала она мамаше Азарова. – Опустите ружье, не то он гарантирует вам крупные неприятности. Не чините препятствий служителям закона, адвокат.
Мещерский поражался втихомолку – как Катя порой может изъясняться, на каком-то совершенно инопланетном языке.
– Как вы здесь оказались? – спросила Катя Долгова.
– Нет, это вы как тут оказались, да еще на пару с одним из наших свидетелей, – Август глянул на Мещерского.
– Я же видела, как он убегал, – Катя кивнула на Азарова. – И решила его разыскать. Но это целая история, я потом вам рапорт напишу, если нужно.
– А мы с полковником нашли в той квартире ноутбук. А там полно фоток, полно счетов по платежкам и адреса, даже паспортные данные, даже номера зачетных книжек. – Август хмыкнул, повернулся к Азарову. – Когда сбегаешь с места убийства, парень, что ж столько хвостов за собой оставлять?
– Я Даньку не убивал, я клянусь вам. Я был тут дома с мамой эти дни, у нас ремонт наверху начинается, мама хотела, чтобы я взял на себя переговоры с работягами, поэтому я приехал. А Данька не возражал, он… мне показалось, даже рад был, что услал меня, – Азаров смотрел то на мать, то на Катю, то на Долгова. – Я сам не знаю теперь, что происходит. За что его убили. Мы же не хотели ничего плохого. Я вообще думал, будто мы просто прикалываемся, все это из-за Верки… А теперь я даже не знаю, что думать. И я боюсь, когда я увидел его там, в квартире, мертвого, я…
– Вася, пожалуйста, расскажи нам все, – попросила тихо Катя. – Это очень важно.
– Конечно… мама, я им тоже все расскажу, как и тебе, хорошо?
Адвокат-мамаша опустила помповое ружье дулом вниз.
– Не распускай нюни, ты же мужик, – бросила она сыну. – И не ври по мелочам, ты это любишь, я знаю. Все пошли в дом. Переговоры продолжим там.
– А я вас недооценил, Катя, – усмехнулся Август Долгов. – Ловко вы его вычислили. Нам с Гущиным больше времени понадобилось.
– А где Гущин? – спросила Катя.
– Он со своим приятелем начальником МУРа поехал на Петровку, мы договорились, что я допрошу Азарова и вызову потом опергруппу из УВД, чтобы они забрали его.
– Вы решили задержать парня? Вне зависимости от того, что он нам сейчас расскажет?
– Мы все его видели на месте убийства, – сказал Долгов. – Так просто это уже не отбросишь. И потом, вам не кажется, что в вашей полицейской камере он будет в большей безопасности, чем на свободе?
– У вас есть конфеты с собой?
– Барбариски только, хотите?
– Дайте, пожалуйста, спасибо. – Катя развернула фантик. – Мне от сладкого тоже как-то стало думаться лучше.
– Это потому, что у вас, как и у меня, дефицит глюкозы в стрессовых ситуациях.
Мещерский взирал на них, как на ненормальных. От конфеты, предложенной Долговым, он отказался.
Глава 43 Obscura Reperta – темные, темные изыскания
– Итак, – сказал Август Долгов, когда все они очутились в доме, в просторном холле, где и правда пахло ремонтом. – Когда ты, парень, видел Данилу Клочкова в последний раз?
– Мертвым в нашей квартире, которую мы снимаем. Сегодня, – Вася Азаров, едва сдерживая слезы, посмотрел на мать, на Мещерского. – Пахло, но я думал, что он просто упился на радостях вдребадан. Подошел, сказал – ну что, старичок? А потом увидел кровь и эти ужасные пятна у него на лице, он там пролежал все эти дни на полу. А я… и зачем я только уехал? Какого черта, мама, ты затеяла этот ремонт?!
– Не кричи на мать, – велел Август Долгов. – С какой такой радости твоему приятелю было упиваться?
Катя слушала, как он ведет допрос. И отметила, что допрашивает он сейчас по-иному, не так, как разговаривал со свидетелями раньше – с Мещерским, например. Сейчас более агрессивно и жестко. И еще она видела под его расстегнутым пиджаком кобуру. Ясно, что он отправился в Клин задерживать подозреваемого не с голыми руками. Оружие, видимо, всегда было при нем. Но если прежде под пиджаком этого не было заметно, то сейчас Август Долгов хотел показать этому парню, что люди к нему приехали крутые и по серьезному вопросу.
– Ну он же… слушайте, мы не хотели ничего плохого. Я сначала вообще думал, что это все из-за Верки Холодной, он же в нее втрескался вроде как. А потом, уже после всего этого шухера, когда его вдруг по телику показали, он мне сказал – нам причитается крупный гонорар. Тебе и мне.
– Какой еще гонорар? Я ничего не понимаю, – Август Долгов встал и оперся руками на спинку кресла. – Когда ты видел своего приятеля живым в последний раз?
– В клубе, где все наши тусуются. В тот вечер. Он был с Веркой, и я… я вообще обалдел от того, что все так громко получилось. А он уже под утро сказал мне – все путем, старичок, нам причитаются хорошие деньги. Прости, что не сказал тебе раньше. Но это вовсе не моя идея, понимаешь? Мне… то есть нам все это заказали. А теперь заказчик рассчитается с нами.
– За что рассчитается?
– За тот наш перформанс в Амбрелле.
– За ночной поход, что ли, когда Клочков повел в больницу группу?
– За перформанс, – повторил Вася Азаров и облизнул сухие губы. – Честное слово, лично я не хотел ничего плохого. И я понятия не имел, что все это Даньке кто-то заказал. Я думал, что это все из-за Верки. Из-за нее он все это затеял. Она же с другим гуляла, они даже жили вместе на съемной хате, ну, я думал, что Данька хочет ее таким способом отбить. У нее же отец невозможная шишка, и богатые они, и со связями. Такая невеста была бы для Даньки. Я не завидовал. Когда он предложил ее непременно позвать в группу экстремалов, я из кожи вон лез, старался для него. Потому что он настаивал, чтобы Верка с ним обязательно пошла в Амбреллу.
– И что произошло там, в больнице, ночью, ты знаешь?
– Я думал, это шутка, что все это ради Верки, они там все обоссутся со страху, этот ее Смайлик тоже. А Данька героем себя перед ней покажет. Мы с ним план разработали. Начертили схему, ну, где я буду их ждать, где покажусь им.
– То есть? – не выдержала Катя. – Ты тоже был в Ховринке в ту ночь?
– Ага, я весь путь за ними шел, старался не отставать. Данька их долго мурыжил, водил кругами, одним словом, готовил, пугал. Но потом у них там всерьез конфликт вышел с какими-то бродягами, и они побежали. Вот тут я их чуть не потерял. Сразу понял, как во всей этой фигне бегать неудобно.
– В какой еще фигне? – спросил Август Долгов. – Что ты плетешь, парень?
– Я думал, что он ради Верки все это затеял, – в который уже раз повторил Вася Азаров упрямо. – Этот чертов перформанс с переодеванием. Костюм откуда-то приволок, костюм монстра из латекса. Клевый такой, прямо мороз по коже. Это, я думал, из хеллоуинского магазина – половина костюма Пришельца, Чужого и половина костюма Человека-Мухи. И еще этого монстра, у которого шипы в башку натыканы. И там была искусственная кровь в наборе, воск, накладные раны – в общем, я когда загримировался, оделся, раскрасился – такая жуть, такой класс. А еще в наборе был глицерин с какой-то дрянью, я весь намазался, шкура так и залоснилась. Но все равно при свете это бы фиг сработало. Но там же темно – вот в чем вся фишка. Там темно, как в жопе у слона. А у них были лишь карманные фонари. И потом они уже до кондиции дошли с этим походом, нервы как струны, потому что там страшно, реально страшно ночью в этой чертовой больнице. И когда я в этом прикиде возник перед ними, когда врубил на всю громкость ту запись в плеере – рев, он тоже в наборе прилагался. Они все поверили, заорали и бросились наутек!
Катя замерла. Она слышала, как Август Долгов тихонько охнул – от удивления. А мать Азарова зашипела:
– Болван, какой же ты болван, вечно тебя, дурака, используют в своих интересах.
Но сама Катя не смогла в этот миг произнести ни слова.
Все рассыпалось в прах.
Все, во что они не верили, отрицали, и тем не менее верили в глубине души, и обсуждали, и боялись, и возводили на этом версии.
– О боже, значит, в Ховринке была мистификация? – спросил Мещерский, который про события в больнице вообще услышал только два часа назад по дороге в Клин.
– Все равно ты что-то недоговариваешь, парень, – сказал Август Долгов. – Где этот костюм?
Азаров поднялся с дивана.
Он повел их во двор, к машине под навесом. Сад был темен и тих, лишь очень далеко где-то в лесу ухала сова.
Он открыл багажник «корыта».
В нос ударила вонь – не так сильно, как там, в Амбрелле, в темных залах с бетонными стенами. Тот же самый тошнотворный запах аммиака, тень его, призрак.
Катя увидела в багажнике какую-то грязную кучу резины – багровую, словно коркой покрытую цементной пылью и жиром, глицерином и искусственной кровью.
– Что за вонь? – спросил Долгов.
– А, это… Это тоже в наборе прилагалось, – Азаров смотрел в багажник. – Такая капсула, Данька велел ее открыть – пробку отвинтить перед тем, как я появлюсь. Меня самого там чуть не стошнило – так вонять стало ужасно. Данька особо настаивал, чтобы я именно развинтил капсулу, не дай бог не разбил, чтобы осколки не остались. Я сделал все аккуратно. А их эта вонь в шок повергла. Они сразу поверили, что монстр не картонный, не из латекса, а живой.
– Мы тоже поверили, – прошептала Катя. – Как же вы могли? Из-за тебя Смайлик покалечился.
– Да я думал, что это прикол ради Верки! – Азаров всплеснул руками. – Я думал, это Данькина идея, что он на все это раскошелился – прикид купил, запись сделал с этим воем. Что я их там напугаю, а он сделает вид, что спасает Верку, и у них роман закрутится. А вышло-то все совсем по-другому. Они к ментам попали, а потом понаехала вдруг туча корреспондентов. Я из этой чертовой больницы по уговору должен был сразу смотаться, что я и сделал. В боксе одном переоделся. Слышал, как там народ ходит, охрана, видно, они заблудившихся искали. А потом наутро по телику стали трубить. Черт его знает что говорили. И Данька… честное слово, он сам не ожидал такого шухера, который вдруг поднялся. И нам как-то стало не по себе. Я вдруг понял – какая там, к дьяволу, Верка, это все намного круче. И когда Данька сказал, что нам деньги за это заплатят, что это чужая идея, что его и меня фактически наняли, чтобы мы там все разыграли, я… не знаю, я ощутил, что мы куда-то вляпались. А потом мама позвонила насчет ремонта, и я рад был уехать, а Данька сказал, что деньги, когда он их получит, мы разделим поровну.
– От кого он должен был получить деньги? – спросил Август Долгов.
– Не знаю, клянусь вам. Ему по телефону звонили. Но с кем и как он договаривался, я не знаю.
– Телефона его сотового мы в квартире не нашли, только ваш комп. Ты все рассказал, больше нечего добавить?
– Честное слово, все, я все вам рассказал. И я его не убивал. Я думал, он на Верке жениться хочет, поэтому так старается.
– Nomen nescio…
– Что?
– Имени не знаю, некое лицо. Неизвестный, – Август Долгов брезгливо вытянул из багажника латексную маску.
Катя так и не поняла, чья это часть «прикида» – Чужого или Человека-Мухи.
Ее начало тошнить от запаха, который источала эта жуть.
– А зачем ты приехал на Павелецкую сегодня? – спросила она. – За деньгами? Трудно поверить, что все эти дни ты даже не пытался связаться с Даней по мобильному. Вы же такие друзья.
– Я думал, он с Веркой амурничает, не хотел мешать. Думал, он сам мне позвонит. Но он не звонил. И я поехал. Хотел нагрянуть: мол, сюрприз – хватит кувыркаться, трахаться, пора и честь знать. И потом, мне надо было забрать из гаража этот вот костюм, – Азаров ткнул в маску. – Данька в клубе сразу приказал мне от всего избавиться. Сжечь. Я заехал в свой гараж, там все провоняло уже, забрал, потом поехал на «Павелецкую».
– За деньгами? – повторила Катя.
– Ну а если и так? Я же так старался. Я все сделал так натурально. Они испугались, словно самого дьявола увидели.
– Nomen nescio… имени которого ты не знаешь… заказчик, дьявол пришел за твоим другом, – сказал Август Долгов. – Твое счастье, парень, что ты не встретился с ним. Катя, звоните в Клинский УВД, вызывайте дежурную группу, эту пакость надо осмотреть и приобщить к делу, как вещественное доказательство, – он швырнул маску монстра назад в багажник. – А тебя, парень, они заберут в УВД.
– Меня что, арестуют?
– Ты дашь там показания, расскажешь все, как нам.
– Но я же уже… нет, я в тюрьму не хочу! Мама…
– Я поеду с тобой, не трусь, – адвокатесса поднялась с дивана. – Коллега, не давайте ход тому обстоятельству, что я встретила вас с ружьем. Оно хоть и зарегистрировано, но хлопот и так с сыном полно.
– Ружье можете оставить у себя, это мелочи, – разрешил Август Долгов. – Вы меня там у калитки ловко на прицел взяли. Я не ожидал такого от женщины-адвоката.
Глава 44 Плод гнева
Они все что-то говорили, говорили, спорили, доказывали друг другу – и в том чужом ночном саду в Клину, и в УВД, куда прибывшая в дом адвоката дежурная оперативная группа доставила для допроса Василия Азарова, которого мать теперь не отпускала от себя ни на шаг.
Катя и этот ее коллега, Август, Мещерскому в тот момент напомнили лису и журавля из сказки, которые никак не могли договориться.
Сам он был далеко от них. О происшествии в Ховринской больнице он узнал этим вечером, и для него ВСЕ ЭТО слишком быстро превратилось в черепки.
По пути в Москву, управляя машиной, он смотрел на черную стену леса вдоль шоссе.
Это случается после долгой и лютой зимы…
Но сейчас лето.
И об этом долго потом помнят тайга и горы.
Но тут Подмосковье, Ленинградское шоссе. Вот и Солнечногорск уже проехали, и поворот на Истру…
Но все равно здесь и там, там и здесь ОНО… нет, ОН – плод гнева уже созрел.
Плод гнева Эрлика, решившего потягаться с богами в акте творения, уже созрел во чреве Тефиды.
Его вынянчили морские волны, скрыла непроходимая первобытная чаща, закупорили льды.
Но он выбрался наружу.
И тень его – в темном лесу. И там, в мрачных переходах заброшенной стройки.
Вопль его в гуле и грохоте падающего на землю космического корабля.
Что он такое?
Кто он?
Эрос двуполый… Плод гнева, тот, кто все еще жив. И в облике жуткого зверя кричит от боли, как человек, одной из своих ненасытных глоток.
Глаза его как угли…
Нет, нет, это не огни светофора там впереди.
Не нужно к ним приближаться.
Но мы уже приблизились вплотную.
Встали. Мотор затих.
– Сереженька, ты за всю дорогу мне ни словечка не молвил.
Катя, которую Мещерский вез домой на Фрунзенскую набережную, тревожно заглядывала ему в лицо.
– О чем ты все думаешь?
– О Рюрике, – ответил Мещерский. – Что бы там с ним ни случилось, я не могу его бросить во второй раз.