– Ах, измучила меня эта женщина! – с отчаянием сказал д'Айен.
– Вот тебе на! – сказал маркиз. – Но чем же? Насколько я знаю, ты сразу одержал решительную и лёгкую победу!
– Вот именно этим самым! – ответил граф. – Каждый раз, когда я вижу, с каким искусством эта женщина обманывает мужа, с какой лёгкостью она отдаётся моим объятиям, мне невольно думается, что, быть может, она так же обманывает и меня, и другого, и третьего… Её ласки отравляют меня, Суврэ! Ну да что об этом говорить! Так скажи, ты берёшь меня?
– Да, с удовольствием, милый Шарль! Только ты должен будешь согласиться на мои условия.
– Какие?
– Очень лёгкие Ты должен будешь, не спрашивая к чему, не требуя объяснений, сказать две-три незначительных фразы. Так нужно!
– Только всего? Анри, ты мог бы требовать от меня чего-нибудь большего! Но ты тоже какой-то хмурый. Что с тобой? Как у тебя дела с твоей Жанной? Верно, она опять замучила тебя своей суровостью?
– Эх, что говорить, Шарль! Вот ты жалуешься на доступность своей Этиоль, а мне приходится жаловаться на недоступность Жанны. Ты вот называешь её «моей» Жанной, а между тем «Jt ne Tai point encor embrasse d’aujour-d’hui».[33]
– Ты и в горе говоришь стихами, Анри! – рассмеялся д'Айен.
– Вот например, вчера, – продолжал Суврэ – Прихожу к Жанне весь объятый нежностью, готовый молиться на неё. Она битых два часа говорит о политике, о своей родине, о своих намерениях. Всё шло довольно сносно, она даже была нежнее со мной, чем всегда… Но, когда я с радостью вновь заговорил с ней о своих чувствах, она опять сурово оборвала меня, сказав, что у меня в голове ветер, что… Ах, да что тут повторять все эти суровые, жестокие слова! Знаешь, Шарль, по временам впадаю в такое отчаяние, в такую злобу… Вот сейчас я, кажется, был бы рад, если бы меня кто-нибудь задел.
– Ну и кровожадный же ты человек, Анри! – улыбнулся граф.
– Слушай, что это за чудовище в голубом камзоле? – с каким-то ужасом спросил Суврэ, показывая кивком головы на гордо стоявшего в дальнем углу высокого, плечистого гиганта, одетого очень нарядно, но безвкусно и с претензиями.
– Как, ты его не знаешь? Ах да, ведь тебя долго не было в Версале! Это – гасконский дворянин шевалье де ла Хот-Гаронн. Он беден, как церковная мышь, а свиреп и жаден, как не знаю кто!
– Но как же удалось попасть ко двору такому чудовищу? Господи, да одни рыжие усы чего стоят!
– Ко двору он представлен кардиналом Флери, которого усиленно просила об этом маркиза де Бледекур. А ведь всем известно, что связывает эту старую блудницу с его эминенцией![34]
– Ну да, утверждают, и не без основания, что маркиза из-за простой любви к приключениям служит тайным агентом кардинала. Ну, а этот урод служит утешителем старческой доли маркизы, не так ли?
– Да! Ведь он был нищ и гол, когда прибыл в Париж, а теперь, посмотри-ка только, в каких камзолах он щеголяет! Загляденье! А бриллианты! И ведь потеха – ты знаешь, что маркиза неутомима в интрижках…
– Да кто же этого не знает!
– Ла Пейрони[35] говорил мне, что это у неё болезнь. Ну вот, маркиза не может удовольствоваться любовью этого Геркулеса и вечно ищет интрижек на стороне. А ла Хот-Гаронн ревнует её и даже поколачивает! Разумеется, ревнует не её, а её деньги!
– Фи, какая гадина! – брезгливо сказал Суврэ, бросая пренебрежительный взгляд на гасконца.
Тот инстинктивно почувствовал, что говорят о нём, и, поймав взгляд маркиза де Суврэ, надменно вытянулся, закрутил огненно-рыжий ус и ответил маркизу полным вызова взглядом.
– Эге, голубчик! – сказал Суврэ. – Так ты ещё осмеливаешься кидать такие взгляды? Ну погоди, я тебя проучу! Идём, Шарль!
– Да брось, Суврэ! – пытался остановить его д'Айен. – Ну охота тебе связываться со всяким проходимцем? К тому же говорят, что он не только силён, но и ловок, и что он на диво хорошо фехтует!
– А вот это интересно, это совсем интересно! – радостно ответил маркиз. – Ты знаешь, Шарль, я тоже не очень плохо фехтую, и такой поединок мне совсем по душе!
– Но не можешь же ты вызвать его только за то, что у него рыжие усы и дерзкий взгляд!
– Я и не собираюсь вызывать его, он сам меня вызовет! – смеясь, ответил Суврэ. – Идём, Шарль! Обещаю тебе весёлую минутку.
Заметив, что Суврэ и д'Айен подходят к нему, ла Хот-Гаронн принял ещё более надменную и дерзкую осанку.
– Милостивый государь, – сказал Суврэ, обращаясь к гасконцу с самой обворожительной улыбкой, – я всё время любовался вашим дивным камзолом. Не откажите в любезности, скажите, кто шил его вам?
– Шерод! – буркнул ла Хот-Гаронн, знавший, что Суврэ – насмешник большой руки, а потому ожидавший какой-нибудь выходки.
Все близстоящие замолчали и повернулись к ним. Ведь насмешливость маркиза де Суврэ была всем известна, гасконца же с первого момента его появления при дворе все невзлюбили, и теперь свидетели разговора с затаённой улыбкой ждали, какое коленце выкинет неутомимый забавник.
– Вот как! – всё с той же любезной улыбкой подхватил Анри. – Шерод? Тогда понятно всё! Только этот волшебник, только этот артист портняжного цеха мог создать подобный шедевр. Но скажите, сударь, ведь цвет вашего камзола не чисто голубой. Это – какой-то оттенок. Но какой именно?
– Сами видите, что это небесно-голубой! – раздражённо ответил ла Хот-Гаронн.
– Неужели? – удивился Суврэ. – А мне почему-то казалось, что этот камзол скорее… – он выдержал, словно опытный актёр, паузу и продолжал: – Скорее… придворно-голубой!
Раздался взрыв дружного смеха.
Гасконец побледнел, позеленел, его усы растопырились, а глаза налились кровью.
Для того чтобы читатель мог понять, что именно вызвало смех слушателей и бешенство гасконца, поясним следующее. По-французски небесно-голубой будет «бле-де-си-ель», а фамилию маркизы, содержавшей ла Хот-Гаронна, – «Бле-де-кур», можно перевести по русски «придворно-голубой». Разумеется, как сам гасконец, так и все свидетели этой сцены сразу поняли, что Суврэ намекал этой игрой слов на сомнительный источник существования гасконца.
– Милостивый государь! – вскрикнул последний, свирепо вращая глазами и хватаясь за шпагу. – Вы мне ответите за эту дерзость!
– О, пожалуйста! – небрежно ответил Суврэ. – Когда только вам будет угодно! Может быть, вы хотите тут же на месте проявить свою храбрость?
– Завтра же мои друзья будут у ваших!
– О нет, завтра я не могу! Его величество отправляет меня сейчас же в Шуази, и до исполнения королевского поручения я не смею рисковать жизнью. Но через неделю мы, вероятно, вернёмся в Париж, и, если ваша храбрость к тому времени не остынет, то граф д'Айен уполномочен мною решить с вашим уполномоченным все условия нашей встречи. Имею честь кланяться, сударь! – И Суврэ в восторге, что ему удалось хоть на ком-либо сорвать свою злобу, взял под руку графа д'Айен и ушёл с ним, говоря: – Ну вот, теперь всё хорошо, Шарль. Надо сказать кому-нибудь – ну хоть д'Антену, что ли, – что я выбрал своим помощником тебя и увёз с собой. Пусть передадут его величеству. А теперь пойдём! Зайдём к де Майльи, да и в Шуази!
* * *
Через день рано утром блестящий поезд направился из Версаля в Сен-Клу. Длинный ряд экипажей вёз короля и приглашённых им лиц к Сене, где их ожидала разукрашенная и принаряженная галера. Король любезно подал руку графине де Майльи, помог ей войти на палубу и провёл в устроенную на небольшом возвышении цветочную беседку, где и уселся с нею на приготовленных креслах. Вслед за королём вошли остальные спутники; герцог Ришелье, назначенный маршалом поездки, подал сигнал серебряным рожком, и гребцы дружно заработали вызолоченными вёслами. Галера плавно двинулась вверх по Сене.
От Сен-Клу до Шуази было всего вёрст двенадцать прямым путём, но около Парижа течение Сены описывает французское «S», так что по реке было уже вёрст двадцать две, ещё против течения. Но гребцы работали на славу, и менее чем через три часа гости принцессы Весны подъезжали к пристани замка Шуази.
Там галеру встретил Суврэ в светлом атласном наряде, сплошь усеянном цветами. В его руках был цветочный жезл.
Грациозно поклонившись прибывшим, Суврэ в звучных красивых стихах сказал, что его милостивая госпожа, маршалом двора коей он состоит, принцесса Весна, увидала из своего замка богатую галеру и выслала его спросить, с добрыми ли намерениями прибыли гости?
Ему ответил герцог Ришелье, представившийся в качестве маршала иноземного принца, который уже давно стремился сделать визит её величеству, богине соловьёв и влюблённых. Их цели самые добрые: они едут, чтобы чтить Весну всеми доступными им средствами.
В ответ на это Суврэ низко поклонился, грациозно поведя шляпой по воздуху, а затем, взяв из рук сопровождавшего его пажа серебряный рог, громко протрубил три раза.
Тогда, словно отдёрнутый невидимой рукой, занавес, протянутый над цветочной аркой, закрывавший ход с пристани, вдруг упал, и глазам подъезжавших предстала сама Весна, окружённая роем своих придворных дам.
Тогда, словно отдёрнутый невидимой рукой, занавес, протянутый над цветочной аркой, закрывавший ход с пристани, вдруг упал, и глазам подъезжавших предстала сама Весна, окружённая роем своих придворных дам.
Как король, так и все его спутники и спутницы не могли удержаться от крика изумления и одобрения при виде открывшейся перед ними картины. Графиня Тулузская, изображавшая принцессу Весну, была и вообще-то одной из красивейших женщин версальского двора, а теперь, одетая в прозрачный хитон, была и очаровательна, и соблазнительна. Букетики цветов, которыми было усеяно её платье, были расположены так остроумно, что только маскировали кое-что, но ровно ничего не скрывали – ни высоких, упругих персей, ни гибкого, стройного стана, ни покатых плеч, ни мраморно-белой, словно точёной шеи.
Подойдя поближе к галере, Весна преклонила колено, простёрла к «иноземному принцу» свои дивные голые руки и мелодичным голосом прочитала приветственное стихотворение, в котором выражала свою радость по поводу прибытия прелестного гостя. Но одних слов было мало для выражения её восторга. По величественному взмаху цветочного жезла маршала заиграл невидимый оркестр, и под рыдания и рокот томных скрипок принцесса вместе с придворными дамами, одетыми почти так же, как и она, пустилась в страстную, восторженную пляску. Новый взмах жезла – и оркестр сразу замолк, а танцовщицы замерли в коленопреклонённых позах, простирая руки к королю.
Людовик пришёл в такой восторг, что даже вышел из своей роли.
– Браво, браво, графиня! – крикнул он, захлопав в ладоши. – Вы очаровательны, вы несравненны!
Он выскочил из галеры, подал руку Весне и повёл её к замку. Суврэ повёл де Майльи, следом за ними пошли парочками остальные кавалеры и дамы.
В большом зале замка приезжих ждали роскошно накрытые столы. Как мраморные стены, так и столы тонули в цветах. Всё было нарядно, красиво, богато, всё ласкало чувства.
Король, видимо очень довольный, да и проголодавшийся, с сияющим видом уселся за стол, напомнив присутствующим, что в царстве принцессы Весны, покровительницы любви, смеха и всякой услады, должны царить свободные нравы, а потому всякий веселится, как хочет, может и умеет, не заботясь о каком бы то ни было этикете.
Когда он кончил, снова заиграл невидимый оркестр.
Вообще в этом замке были приняты все меры, чтобы нескромный взор не смущал веселья пирующих. Даже прислуга была устранена: пользуясь изобретённым и осуществлённым механиком Лорио приспособлением, гость попросту писал на записке, что ему нужно, и стол опускался с запиской, чтобы вновь подняться со всем требуемым.
Во время обеда король был чрезвычайно весел и очень любезно разговаривал со своей дамой, графиней Тулузской. Графиня де Майльи с ревнивой грустью наблюдала за королём и его собеседницей. Она знала, что графиня Тулузская была года два тому назад побеждена королём, что последнему она очень нравилась, и если между ними не утвердилось прочной связи, то только из-за милой наивности Весны, которая с очаровательной улыбкой заявила однажды Людовику, что даже ему она не может быть долго верной – такая уж у неё натура!
Всё это было, но могло и вновь вернуться. Как знать, «эта негодяйка» (как мысленно называла Луиза принцессу Весну), осмелившаяся появиться перед королём почти совершенно голая, могла вновь раздразнить его чувственность, и тогда…
Да, король начинал уже скучать с де Майльи, это она отлично сознавала. Каждый день она могла ждать, что её окончательно вытеснит из сердца короля новая привязанность, сама же она искренне, бескорыстно любила Людовика, и потерять его значило для неё потерять всё.
После обеда король, отдавший должное дивному погребу замка Шуази, почувствовал себя немного утомлённым и отправился отдохнуть в свою опочивальню. Вечером предстояло ещё чествование Весны, а после чествования – новое пиршество и новая дань дарам погреба. Необходимо было привести себя в порядок.
Остальные разошлись кто куда. Ла Тремуйль, озабоченный руководством чествования, отправился с главными участниками его на предназначенную лужайку. Ришелье, более всего заботившийся о цвете лица, удалился в свою комнату, чтобы смазать кожу, пострадавшую от трёхчасового пребывания на солнце, им самим изобретённой помадой. Суврэ с Полетт вышли на террасу и отправились бродить по аллеям парка.
– Ну, Полетт, – сказал маркиз, – наступает решительная минута. Вы всё сделали так, как я говорил вам?
– Ох, Анри, как я боюсь! – сказала девушка, бледнея и закрывая лицо руками.
– Но чего же вы боитесь, глупенькая?
– Всего, Анри, всего! Боюсь, что не выдержу своей роли.
– О, этого не бойтесь! Женщины – прирождённые комедиантки!
– Злой!.. Боюсь, что король разглядит, какими ярко-белыми нитками сшиты все эти случайности… Господи! Но разве не бросится ему в глаза странность ряда совпадений: вас я узнала случайно по кольцу, но вашего спутника, голос которого я слышу целый день, в короле не узнала. Мало того, зная, что вы тут, я решаюсь надеть тот же костюм…
– Постойте, Полетт, я вижу, что вы совершенно не вслушались в мои доводы. Хорошо, что мы заговорили с вами об этом, а то вы ещё, чего доброго, напутали бы потом, и тогда король действительно заподозрил бы меня и вас в хитрой интриге. Слушайте меня внимательно и проникнитесь той логической нитью, которой вам надо следовать в случае, если король захочет объяснений. Узнав меня по кольцу, вы догадались, что мой товарищ тоже принадлежит к числу придворных. Кто он? Вам это очень интересно узнать, так как бедный юрист произвёл на вас большое впечатление. Но, желая узнать, кто такой другой незнакомец, вы не хотите обнаруживать себя. Приглашением в Шуази вы пользуетесь как средством примирить и то, и другое. Если в этом обществе нет вашего юриста, то вы ничего не добьётесь, но и не потеряете; ведь кроме меня, никто не обратит внимания на появившуюся Фортуну, думая, что это так и нужно по ходу празднества. Если же тот «другой» здесь, то он выдаст себя вскриком, преследованием. Вам будет легко скрыться от него среди кустов Шуази и, сбросив это платье, появиться в обычном. А его-то вы тогда уже узнаете. Для этого вечером, когда после чествования Весны все разбредутся по аллеям, вы поверх обычного платья наденете свой прошлый маскарадный наряд и полумаску. Ну а об остальном мы уже переговорили с вами. Д'Айен обещал свою помощь. Как видите, нам с вами беспокоиться нечего!
– И всё-таки мне страшно, Анри, страшно, что наступает минута, которой я ждала всю жизнь… А вдруг король не захочет меня?
– В этом случае я, Полетт, потеряю больше вашего! Ах, как Жанна измучила меня! Ну да не будем говорить обо мне! Во всяком случае, вам надо сегодня вечером идти ва-банк. Всё на карту, всё на одну ставку, Полетт, а там… будь что будет!
– Да вы подумайте только, Анри, если мне не удастся сразу пленить короля, то я потеряю и сестру, мою последнюю покровительницу!
– «A vaincre sans perils – on triomphe sans gloire»,[36] Полетт… Батюшки, вот легка-то на помине… Вашей сестре лучше не видеть нас вместе. Полетт, скройтесь в боковую аллею, пока она нас не заметила!
Полетт юркнула в сторону, Суврэ один пошёл навстречу графине де Майльи, которая шла опустив голову. Когда, заслышав шум шагов маркиза, она взглянула на него, Суврэ заметил, что её глаза были полны слёз, а лицо искажено гневом, отчаянием, нешуточной мукой.
– «Pour qui sont ces serpents qui sifflent sur votre tete?»[37] – спросил Суврэ, становясь в комически-патетическую позу. Луиза улыбнулась, но сейчас же из её глаз хлынули слёзы, и, обессиленная, она тяжело опустилась на ближайшую скамейку.
– Что с вами, дорогая графиня? – воскликнул Суврэ, встревоженно подбегая к ней.
– Ах, милый маркиз, – сквозь рыдания ответила ему Луиза, – если бы вы знали, как мне бесконечно тяжело! Вы сами страдаете от неразделённой любви и можете понять меня, хотя любовь неразделённая – ещё рай в сравнении с разделённой, но потом отвергнутой. Король стал совсем не таким, как прежде. Я уже не могу наполнить его жизнь, он рассеян со мной; видно, что он озирается по сторонам в поисках нового счастья. И эта негодяйка графиня Тулузская, которая напропалую кокетничает с ним…
– Полно, графиня! Со стороны этой соперницы вам ничто не грозит! Самое большее, что может быть между ними, – это любовь на час. Но к таким забавам короля вы уже должны были бы привыкнуть. Однако вам действительно грозит опасность, хотя и с другой стороны…
– А, вы заметили? Кто она? – вскрикнула Луиза, у которой сразу высохли слёзы.
– Никто! Сам король не знает, кто та «она», которой суждено похитить вашу любовь, графиня. Я ровно ничего не заметил; я просто знаю короля, умею наблюдать и извлекать вывод из обстоятельств. Овладейте собой, графиня, сдержите ваши слёзы и постарайтесь выслушать и понять меня! Одна вы никогда не сможете удержать короля. Не сегодня, так завтра, не в этом месяце, так в будущем, но король серьёзно привяжется к другой женщине. На первых порах он будет скрывать от вас новую связь, но потом поспешит придраться к случаю, чтобы дать вам чистую отставку. Вам надо считаться с этой возможностью и принять свои меры, графиня! К королю Франции нельзя предъявлять такие требования, как ко всякому другому мужчине. Тут надо со многим мириться, и раз не можешь владеть им всецело и безраздельно, то, чтобы не терять совсем, необходимо согласиться на делёж. Поэтому будьте начеку! Король не переносит плачущих женщин, слёзы приводят его в бешенство. Подавите в себе свою боль, графиня, улыбайтесь, смейтесь, шутите, но в то же время ни на минуту не теряйте короля из виду; и как только вы заметите, что король серьёзно привязывается к другой женщине, то возьмите её за руку, подведите к королю, киньте её ему в объятия и попросите только местечка и для себя. Заключите со своей соперницей нераздельный союз. Вместе вы навсегда свяжете короля. Порознь вы – ничто!