– А как еще-то? Зачем ей тут выходить? – продолжил он рассуждать. – Попутку здесь словить сложно. Сейчас мало кто сажает посторонних.
– А автобусы? Какие-то еще рейсы?
– Следующий, насколько я знаю, проезжал бы мимо этого места где-то через час. А погода была не очень-то майской. Стоять на ветру час? Сильно сомневаюсь, – водитель демонстративно глянул на левое запястье, где у него болтался широкий браслет с часами. И улыбнулся виновато: – Командир, у меня график…
И Вадик выбрался на улицу. После того как он осмотрел все до пяди в радиусе двадцати метров, он попытался отсюда уехать. А не тут-то было! Машины в самом деле не останавливались. Автобусы не шли. Водитель прав? Уехать с этого пятачка проблематично? И Настя, выйдя тут, вышла с умыслом?
– Кто-то ее там подобрал, товарищ капитан, – трещал потом всю дорогу Вадик, когда Алексеев забрал его через час с крохотной остановки продрогшего насмерть.
– Кто мог?
– Кто-то, с кем она договорилась.
– А чего сразу с ним не уехала из города? Зачем огород городить? – возражал ему Алексеев.
И сам себе же и отвечал.
А затем, чтобы все думали, что уехала она автобусом. Чтобы не смогли найти водителя, который ее забирал.
И кто же водитель?
– Слушай, Вадим… – проговорил Алексеев задумчиво. – Въезд и выезд с этого участка дороги венчается постами. Там камеры. Недельной давности запись, думаю, сохранилась.
– Ой, нет! – пискнул Вадик по-девчачьи. – Только не это, Игорь Николаевич!
– Нам больше не за что цепляться, лейтенант. Поэтому ты изымешь все записи того дня. И внимательно… Очень внимательно, лейтенант! Просмотришь записи, начиная с того часа, как Дворова высадилась из автобуса. Записи, которые фиксируют выезд с шоссе, и записи, которые фиксируют въезд в город. Внимательно, лейтенант! Понял?
– Так точно, – буркнул Вадик.
– Хорошо понял? – Алексееву отсутствие энтузиазма не понравилось. – Мне нужна машина, на которой она уехала. Вопрос – куда – остается открытым. Она могла и в город обратно вернуться.
– Но зачем? – удивился лейтенант.
– А я знаю! Если она так умело путает свои следы, я… Я ничему не удивлюсь. Тачку, Вадик, найди мне эту тачку, на которой она в тот день уехала с остановки.
– Это не будет скоро, товарищ капитан, – предупредил Вадик. – Мне нужна помощь.
– Хорошо. Помощь будет. Но времени тебе даю три дня. Все. Пей чай и не спорь.
Он привез ему термос с горячим чаем, который налил в придорожном кафе. Бедный лейтенант, когда звонил и просил о помощи, зубами стучал от холода. А он мужик! И постоял всего час. Да и не стоял особо, а двигался, обыскивая территорию, роясь в прошлогодней траве.
А с Настей что было бы через час на ветру? В льдинку превратилась бы. И через ограждение бы она не полезла с сумками, чтобы укрыться в лесополосе. И за лесополосой ей тоже делать было нечего. Там, через пару километров, сплошь промышленные объекты. И заборы, заборы, заборы…
Нет, она вышла там намеренно. Вышла, чтобы запутать следы. Чтобы уехать с этого пятачка с кем-то, кого запомнили бы непременно, выйди она в другом месте. К примеру, через десять километров. Там оживленное место. Оборудованная посадочная платформа с козырьком. Там народу много выходит и садится. И там кто-то бы да нашелся глазастый, кто запомнил бы ее помощника. Ее-то вот запомнили. Свидетель, хоть не сразу, через неделю, но нашелся же.
– Найди мне эту машину, Вадик. Найди…
– Шустрый, конечно, капитан! – жаловался тем же вечером своей жене Вадик, аккуратно срезая с копченой курицы тонкие пластинки и раскладывая себе и ей на тарелки. – Думает, так просто!
– Это вряд ли, – жена благодарно улыбнулась, ткнула вилкой в куриное копченое филе, обмакнула в соус, потянула в рот.
– Что вряд ли?
Вадик неодобрительно покосился на жену. Могла бы дождаться, когда он закончит нарезать курицу, положит на тарелки тушеных овощей, сядет напротив, поднимет бокал с соком. Как-то все не по правилам у нее выходит, у его жены. Все как-то сумбурно и не по правилам.
– Вряд ли, говорю, он так думает, – она беспечно тряхнула кудряшками, без конца падающими ей на лицо. – Он просто думает! И он молодец, твой капитан!
– Ага… Конечно…
Вадик нарезал куриное копченое филе, положил тушеных овощей себе и ей. Разлил сок по бокалам. Сел, заправил за ворот домашней футболки салфетку.
– А это зачем? – улыбнулась жена, ткнув вилкой в сторону салфетки. – Ты же дома.
– Дома тоже должны быть правила!
И он поморщился, глядя в ее тарелку. Жена перемешала овощи с куриными кусочками, плеснула сверху соуса. Жрать, прости господи, такую бурду не захочешь!
– Что ты делаешь, Жанна! – застонал он, когда она отложила вилку и взяла в руки столовую ложку. – Ну вот как ты ешь?!
– Вкусно я ем, Вадик, – и она сладко зажмурилась. – Вкусно! И прекрати смотреть на меня, как на чудовище. А то получишь ложкой в лоб. Солдафон несчастный! В работе бы такую скрупулезность проявлял. Как твой Алексеев. Тот любое дело распутает. Знаешь почему?
– Почему?
– Потому что он считает, что при расследовании не может быть ни одной бесполезной мелочи. У него любая мелочь, любая крохотная деталь имеет значение. Он, в отличие от тебя, работает профессионально и вместо того, чтобы париться из-за лишней пыли на ботинках, он…
Она замолчала, а он обиженно засопел и склонился к своей тарелке. Ужин они закончили в полном молчании. Жанна надулась и даже посуду за собой сама помыла, чего не делала почти никогда. И сразу после ужина села за компьютер, повернувшись к нему спиной.
Вадик все убрал, вымыл, тщательно протер обеденный стол. Выключил в кухне свет и тоже сел спиной к Жанне, за свой компьютер. Но почти не видел, что просматривал. Потому что он тоже обижался.
Она не права! Он тоже неплохо работает! У него пускай нет такой хватки, как у Алексеева, и версию придумать в пару минут он не может. И мыслить, как преступник, тоже. Зато его природная аккуратность часто играет ему на руку. И сегодня помогла, когда он рассмотрел за ограждением несколько использованных бумажных носовых платков. Не поленился, перелез через ограду. Собрал все платки в специальную упаковку. И там же вдруг обнаружил три одинаковых окурка. Прямо среди платков.
– Могла она их туда кинуть. Может, плакала, к примеру. Или насморк у нее приключился, потому что замерзла, – принялся рассуждать сегодня Алексеев, когда он ему показал две упаковки будто бы с вещдоками. – Окурки могут принадлежать тому, кто за ней приехал. Потому что Дворова не курит, насколько мне известно. А мог…
– Что? – вытянул в тот момент Вадик шею.
– А мог просто кто-то там остановиться и вытряхнуть пепельницу за забор. Но все равно ты молодец. Будем смотреть. Может, что и вытянем. Но особо не надейся. Даже если это ее платки, прошла неделя. И следов на окурках эксперты наверняка не найдут. Хоть и дождей не было, но утренняя изморось, сам понимаешь. Ты мне лучше машинку найди, что ее забирала, Вадик.
Легко сказать! У него просто в глазах зарябило, когда он начал просматривать записи с камер. Машин оказалось так много! Куда же они все подевались, когда он мерз на том крохотном пятачке, где высадил его водитель автобуса? Ну, пять, от силы десять машин проехало. И ни одна не захотела остановиться. А тут просто какое-то автомобильное нашествие!
Конечно, среди автомобильного потока не оказалось машины таксиста, который подвозил Настю на автостанцию. Хотя в глубине души они все на это надеялись. Но его машина не проезжала ни в одну, ни в другую сторону неделю назад.
Вадим просматривал, отматывал, увеличивал изображение, переписывал номерные знаки, делал запросы относительно владельцев. И не через три дня, отпущенных ему Алексеевым, а через пять, у него появился кое-какой результат.
– Докладывай, – неодобрительно покосился на тонюсенькую папку в его руках Алексеев. – Нашел что-то?
– Кое-что есть, товарищ капитан. – Вадик разложил перед ним бумаги вперемешку с фотографиями. Ткнул в одну пальцем. – Из всех машин вот эта больше всего привлекла мое внимание.
– И чем же?
Алексеев вертел в руках сразу два снимка. На одном машина была в увеличенном виде. Отлично просматривался номер. Иногородний. На передних сиденьях угадывались силуэты водителя и пассажира. Угадать, кто есть кто, было невозможно.
– И чем же эта машина привлекла твое внимание? – повторил капитан, раздраженно пялясь на автомобильные номера, а потом переводя взгляд на безукоризненно сидевший на лейтенанте пиджак.
– Прежде всего, номерами, – признался Вадик. – Это номера того региона, откуда родом Дворова, товарищ капитан.
– Та-аак, ага… – Алексеев снова вцепился в снимки. – Дальше!
– Я пробил номера и по ним хозяина. Он из того же города, откуда и она. Но…
– Та-аак, ага… – Алексеев снова вцепился в снимки. – Дальше!
– Я пробил номера и по ним хозяина. Он из того же города, откуда и она. Но…
– Но?
– Но, когда я позвонил в ее город, мне сказали, что два месяца назад Сомов Иван Ильич скончался.
– Та-аак, а машина в угоне?
– Никак нет, товарищ капитан. На машине ездит его племянник Сомов Александр Сергеевич, сорока лет от роду, безработный, холостой.
– И где теперь этот племянник? И почему он продолжает ездить на машине, которая ему не принадлежит и на которую могут претендовать…
– Не могут. Извините, – перебил его Вадик и покраснел от собственной наглости. – Не могут претендовать на наследство. Он единственный наследник. Правда, по разговорам, наследовать там особо нечего. Сомов был беден как церковная мышь, да еще и долгов после себя оставил кучу. А ездит племянник потому, что страховка еще не закончилась.
– А куда подевался тот племянник? К нам переехал, следом за землячкой, получается?
– Никто не знает, товарищ капитан. Но судя по тому, что машина в нашем городе, вполне возможно, что и племянник Сомова тоже здесь. И, возможно, именно он забирал Дворову с остановки. Вот здесь, видите, на следующих фотографиях, эта же машина едет обратно через четыре часа, – тыкал пальцем в бумаги Вадик.
Он был жутко доволен собой, хотя Алексеев и не похвалил его пока. Да, он провозился вместо трех – пять дней. Но у него были на то объективные причины! Он занимался проверкой других транспортных средств на предмет причастности. И почти все проверил. Никакого результата! Никто не подвозил Дворову. И на сейчас у него остались пять непроверенных машин, включая автомобиль покойного Ивана Ильича Сомова. То есть он знал об этой машине почти все, включая выписанные штрафы за нарушения. Но пока не беседовал с племянником.
– Почему? – насупился Алексеев.
– Не могут найти, товарищ капитан. Машина как сквозь землю провалилась. Нет ее на улицах города. Не появлялась. И в нашем городе он нигде не зарегистрирован. И в гостиницах его нет нигде.
– Ну-ну… Ищи… – и Алексеев ткнул пальцем в список из пяти машин. – И про остальные тоже не забывай! Может так оказаться, что племянник этот, Сомов, не при делах, а остальные… Ищи, одним словом.
Легко сказать! Вадик чуть не выругался в сердцах. И это вместо благодарности за то, что он пять ночей почти не спал и не ел. И даже надел невыглаженное нижнее белье сегодня утром после душа.
– Что по таксисту, который увозил от офиса Дворова-старшего?
Вдруг вспомнил, как показалось Вадику, совершенно не к месту Алексеев. При чем тут Дворов-старший?! Они по умолчанию списали это дело в «глухари». Поиск по горячим следам ничего не дал – раз. Отработали кучу версий – два. Работала большая команда – три. Результата – ноль. И вот при чем тут Дворов, если они ищут его жену?!
Нет, хоть убей, не понимал рассуждений своего начальника Вадик. И никогда не поймет, наверное. Может, и права Жанна, когда утверждала, что Алексеев профессионально работает. И ему – ее мужу – следует у него многому поучиться? Нет, но она опять же прощала Алексееву его пыльные ботинки, измятые штаны и сорочки. А это, на взгляд Вадика, связи никакой не имело с его профессионализмом.
Б-р-рр, запутался!
– Таксиста не нашли, – ответил кратко Вадик, хотя Алексееву было об этом прекрасно известно.
– Так, слушай, лейтенант, – указательный перст капитана ткнул в снимок машины гражданина Сомова. – Посади кого-нибудь за монитор. Пускай еще раз просмотрят записи с камер того момента, когда Дворов-старший выходил из своего офиса.
– Так смотрели уже, товарищ капитан! – возмутился осторожно Вадик, и ладони его неприятно вспотели. – Там не видно, чтобы он садился к кому-то в машину! И вообще никто не видел, как он…
– Его видел служащий конторы из здания напротив, – пророкотал Алексеев на опасных октавах. – Не видел номеров. Не видел марки автомобиля, даже цвет не запомнил. Но точно видел, что Дворов, зайдя за угол здания, сел в какую-то машину. Это единственный наш свидетель, лейтенант! Понятно?!
– Так точно.
– И я хочу, чтобы кто-то, можешь и ты лично, еще раз просмотрел записи с камер. Со всех камер, которые расположены за квартал, за два квартала от офиса Дворовых! Я хочу, чтобы ты, лейтенант, убедился, что этой вот машины… – он с силой надавил на фотографию, где автомобиль Сомова был увеличен, – там нет! Понял меня?!
– То есть вы хотите сказать, что племянник Сомова причастен к гибели Дворова? И к похищению его вдовы?
– Ее никто не похищал, если ты еще не понял, – едко заметил Алексеев и тяжело вздохнул, кивнув ему на дверь. – Все, ступай, или я сейчас начну орать…
И снова два дня и две ночи не спал Вадик, просматривая, отматывая, сличая, увеличивая кадры. У него слезились глаза, болела голова, и жутко хотелось послать все к чертовой матери. Он понял, конечно. Не сразу, но понял, куда клонил капитан, заставив его искать на записях машину Сомова.
Он думал, что убийство Дворова-старшего организовала его жена – Анастасия! Подослала к нему своего сообщника – племянника покойного Сомова. Тот посадил в машину Дворова, вывез за город, долго бил зачем-то, а затем застрелил. Потом убил наблюдавших за Анастасией людей. И вывез ее из города.
Версия не нравилась Вадику. Не потому что он верил в любовь и верность овдовевшей женщины. А потому что не верил в глупость Дворова, так простецки подставившегося.
На кой черт, скажите, ему садиться в машину к какому-то типу, приехавшему из тмутаракани?! Он в сторону такого транспортного средства и головы-то не повернул бы.
Не нашел он ничего. Не нашел. Ни на одной из записей не было видно ни самого Дворова, ни машины, в которую он садился. Да это и сразу установили. Чего Алексееву вновь приспичило? Если кто-то заранее планировал убрать Дворова-старшего, уж он, конечно, позаботился не попасть в объективы камер.
Машины Сомова Ивана Ильича, покойного ныне, не было ни на одной из записей. Не было! Не проезжала по проспекту ни в одну, ни в другую сторону. Вот так-то! А камер, действительно работающих, не муляжей, в том районе – близ офиса Дворовых – было немало. Они лично изымали записи с четырех камер.
– Но на них не просматриваются въезды и выезды с дворовых территорий, – неодобрительно покосился в его сторону Алексеев, когда Вадим доложил ему о результатах, вернее об их отсутствии. – Мы ведь так и думали вначале, что та машина, в которую сел Дворов, ушла именно дворами.
– Так точно, товарищ капитан, – надул Вадик губы. – И проверяли неоднократно. И… И ничего не нашли.
– Потому что не знали, что искать. А теперь знаем! Ищи!
Алексеев так разорался, что у него даже губы посинели. Верный признак намечающихся проблем с сердцем, решил Вадик. А все потому, что не следит за собой. Плохо питается. Плохо спит. И выпивает нередко. Вадику тоже предлагал неоднократно составить ему компанию. Он отказывался. Не терпел, если честно, вони холостяцких гульбищ, крошек на одежде, отсутствия посуды и стакан один на всех.
– Все, ступай, – махнул на него рукой Алексеев. – Ищи, я сказал!
– Товарищ капитан, но я все уже просмотрел. Не было машины Сомова на проспекте в день гибели Дворова-старшего.
– Ну… Значит, не на проспекте ищи, а…
Алексеев встал со своего места, дошел до стены, где у них висела громадная карта города, вцепился в нее взглядом и молчал минут десять. А потом повернулся к нему с просветленным лицом.
– Поищи-ка, Вадим, на параллельной улице.
– Так мы просматривали все. Там и камер-то почти нет. Один муляж на торговом павильоне, вторая не работала в тот момент. А третья уже за четыре квартала от офиса. И…
– Вот с нее-то мы записи и не изымали, лейтенант. Займись-ка…
Черт бы все побрал!
Вадик молотил по баранке руля минут пять, пока ехал с ордером к магазину элитного женского белья на параллельную с проспектом улицу. Он был уверен, что результата не будет. На сто процентов был уверен. А Алексеев все равно послал его! И куда?! В магазин женского белья, где один лифчик, по слухам, вполовину зарплаты его жены.
Жена! Вот кому будет неприятно узнать, какое место он посещал. Потому что он никогда с ней в принципе не заходил в отделы женского белья, и она почти справедливо считала его ханжой. Потому что не могла себе позволить покупок в таком дорогом магазине, а всегда хотела. И потому что…
Потому что именно в этом магазине работала девушка Вера, которую его жена Жанна ненавидела всей душой. Почему? Причину ее ненависти Вадик считал вполне объяснимой. Он долгое время встречался с Верой, прежде чем женился на Жанне. Как-то очень странно женился, скоропалительно. Пленившись ее кудряшками, заразительным смехом, беззаботным нравом.