– Нет… – Катька грустно помотала головой. – Не годится, мужик нужен.
Я развела руками.
– Кстати, мне вдруг пришло в голову… то есть внезапно. Могу я спросить… Ты со своим школьным приятелем, с Олегом Точилиным… Ты с ним как-то общаешься? Не знаешь, где его найти?
По тому, как густо Катька покраснела, я поняла, что она с самого начала рассчитывала найти через меня Олега и именно ради него, отнюдь не только ради меня, примчалась на нашу встречу.
Я подозвала Карена. Маленькая тоненькая бутылочка благодаря моим усилиям закончилось, и я попросила заварить нам чай тегуанинь, несомненно, лучший из китайских улунов. Иногда почему-то этот совершенно фантастический чай называют чуть по-другому, текуанинь. Однажды, на весенние каникулы, мы с Машей съездили в Сингапур. Ей тогда только что исполнилось двенадцать лет, нашей главной целью был, разумеется, остров-парк Сентоза, но и по самому городу мы тоже немало походили. На Очард-роуд мы наткнулись на магазинчик, где продавалось четыре вида тегуаниня: весенний сбор, летний, осенний и смешанный. Там, в самом магазинчике, при дегустации, я еще хоть как-то смогла их различить, но в Москве я никогда не понимаю, какой из подвидов пью.
К чаю Карен принес горький малайский шоколад «Беррилз». Увы, и здесь я не угодила школьной подруге. Отхлебнув из чашечки-скорлупки бледно-зеленую жидкость, источавшую тончайший аромат, она откусила кусок темного, почти черного шоколада и… сразу же выплюнула его на бумажную салфетку, робко сознавшись, что больше всего любит запивать шоколад «Аленка» черным сладким «тем самым» чаем со слоном на этикетке. Я ощущала себя лисой из басни дедушки Крылова. Кстати, внешне Катька всегда слегка напоминала цаплю.
– Может быть, мы попросим положить в этот чай сахарку? – робко спросила несчастная цапля Катя. – Чтобы легче в горло проскакивал!
К счастью, сахара у Карена не водилось. «Еще хорошо, что мы не дошли до сигар!» – подумала я как раз в тот момент, когда Катя выудила из сумочки какие-то дрянные сигареты.
– Будешь? – спросила она, протягивая мне пачку.
– Не курю и тебе не советую.
– Совсем не куришь?
– Раз в полгода кальян.
– Значит, не куришь. Молодец! А у нас все курят – вонища!
Мне нечего было сказать, и я развела руками.
– Слушай, а у тебя же был муж…
– С чего ты взяла? – Я с отвращением вспомнила Валеру.
– Ну, у тебя же дочь есть… и я так думаю…
– А ты не думай! – Я как-то слишком грубо оборвала Катю. – Нет его! И не было никогда! Во всяком случае, я так… медитирую…
– Значит, совсем говно, – понимающе кивнула Катька и затянулась сигаретой.
– Совсем.
– А знаешь, давай ты у нас в качестве героини про него расскажешь. И передача хорошая получится, и тебе вроде как типа катарсиса… Полезно, кстати! Выскажешься на людях, и полегчает.
– Да-да, помню. Из Достоевского: старуху зарубил, покаялся перед всем народом, землицу грязную поцеловал – и айда в Сибирь!
– Да ладно тебе! Давай, выступи! Я скажу своим, что хоть мужика не нашла, но зато героиню что надо привела – ты ведь с юмором, бойкая такая… и не тупая, как всякие там… Согласна?
Мне всегда хотелось оказаться по ту сторону экрана. Кому не интересно увидеть себя в телевизоре? Правда, меня, мягко скажем, не тянуло распространяться перед всем миром о своей убогой личной жизни. Ведь все знакомые это увидят и услышат… и Маша опять-таки…
– А давай я про свой бизнес расскажу? – предложила я Катьке. – Не про личную жизнь, а именно про бизнес.
– Понимаешь, Ань, бизнес в чистом виде не годится, не тот формат. Бизнес – это, несомненно, важная часть твоей жизни, но что-то личное непременно должно быть все равно. От личного никуда не денешься. Неужели тебе никто в бизнесе твоем не мешал? Муж твой, прости, ушел случаем не из-за того, что ты такая деловая?
– Да нет, о чем ты говоришь? Это все еще в институте случилось. Как только я забеременела, он и ушел…
– Красиво! По-мужски! – понимающе кивнула Катька. – У нас каждый второй такой… в смысле не у нас, а у наших героинь многие мужики именно такие. Типично, типично!
– Знаешь, Катюха, – продолжила я после непродолжительной паузы. – У меня другие препятствия были.
– Какие, интересно?
– Меня дома не поддерживали… и не верили в меня… – Неожиданно для самой себя я почувствовала, что вот-вот заплачу.
– Родители?
– Мама! Папе вообще все до ж… всё все равно, кроме его дурацкой диссертации, которую он так и не защитил. А вот мама все время мне объясняла и объясняет, что я… я «серая мышь»! Такая же, как она сама. Хотя я ее не вижу «мышью», она сама себя в эту серость загнала… зачем-то… А вот отец, он действительно… серый… серый!
Тут я заметила, что Катька ревет в три ручья.
– И у меня тоже… тоже…
– Что у тебя тоже?
– Я, если садилась перед зеркалом подкраситься, то мама сзади всегда становилась и вздыхала: «Тебе этим можно не заниматься. И в кого ты у меня такая некрасивая девочка уродилась? Бедная ты, бедная!» Себя она, правда, в отличие от твоей мамы «серой мышкой» не считала. Сейчас у нее очередной… даже не знаю, как его назвать… на пятнадцать лет ее моложе… Режиссер из Липецка… Пидор!
– Человек гадкий?
– Нет! – Катька шмыгнула мокрым от слез носом и попыталась улыбнуться. – Он, как теперь говорят, пидор в хорошем смысле. Богема, блин!
– Тогда он матери твоей зачем, – недоумевала я, – ежели он голубой? Или у них высокое платоническое чувство?
Катька махнула рукой:
– Какое там платоническое! Он нормальным прикидывался, чтобы у матери поселиться. А теперь говорит, что если она его выгонит, то он из окна выбросится.
– И что делать?
– Не знаю! Он один раз выбросился! Вернулся весь в грязи через десять минут – у нас же первый этаж.
– А у тебя не было мыслей маму с ее… этим… на передачу позвать?
– Боюсь, придется когда-нибудь это сделать! Он так и рвется, ему реклама нужна. Хочет, чтобы передача была как бы про маму, но на самом деле про него. И название хочет такое, типа: «Мой возлюбленный – режиссер!»
– И что?
– Хрен ему! Я соглашаюсь только на «Мой хахаль – педик!» И знаешь – он согласен! Но вот мама пока не готова, думает.
– Ее можно понять!
Я представила себе, что должна чувствовать дама после подобного эфира своего воздыхателя.
– Все ерунда! – уловила ход моих мыслей Катька. – Процентов девяносто людей ради того, чтобы появиться на экране, готовы на все или почти на все, во всяком случае, на нетрадиционный секс со спившимися осветителями, с парнокопытными животными и даже с представителями низшей фауны – это вообще не вопрос!
– Ну да?!
Честно говоря, я не знала, кого отнести к представителям низшей фауны, но все равно отнеслась к сказанному с некоторым недоверием.
– Карен! Вас можно, Карен?! – внезапно выкрикнула Катька и энергично замахала руками, готовясь вскочить с места.
Карен все же успел подбежать первым.
– Меня, конечно, всегда можно, – просиял он. – Но лучше вам все-таки заказать чего-нибудь вкусненького!
– Карен, милый! – Катька умоляюще сложила руки. – Я как раз насчет вкусненького! Водки у вас нет?
Я чуть не упала со стула. Но Карен, внимательно осмотрев наши заплаканные лица, ничуть не удивился. Уже через пять минут на нашем столе все вновь переменилось: возник запотевший графин с какой-то супермодной водкой, а в качестве холодной закуски мы получили оливки и испанский хамон.
О том, как мы договорились о съемках, я помню смутно. Все тот же Карен позаботился, чтобы нас с Катькой в целости и сохранности доставили по домам.
Эфирная жизнь
В день съемки я, как обычно, распределила работу по своим немногочисленным сотрудникам, а затем направилась в «Останкино».
На семнадцатой проходной меня ждала Катя с уже готовым пропуском.
По дороге в студию я внезапно поняла, что очень волнуюсь: просто не понимала, как и о чем я буду говорить. Попыталась поделиться своими беспокойствами с Катькой, но подруге было не до меня.
– Психолог с тобой поговорит, не волнуйся, – пробормотала она, вталкивая меня в переполненный лифт.
– Какой еще психолог?
– Обычный психолог, тетечка… Людмила Степановна ее зовут… вроде. Она тебя утешит, успокоит, наставит на путь истинный. Все равно хуже, чем та дура, что мы вчера записывали, ты не выступишь, поверь. Кстати!
– Что еще?! – Я решила, что что-то забыла.
– Я нашла твоего… ну, то есть нашего Олега Точилина. Он теперь будет третьим экспертом дополнительно к Вале с Надей.
– Как?! – воскликнула я. – Он здесь?
Мы вышли из лифта, и Катька за руку потащила меня по коридору в сторону студии.
– Надеюсь, что вот-вот приедет. Он здесь уже был на днях, так что ему уже пропуск оформили. Может быть, он уже где-то в гримерке… Просто я не видела.
– Он знает, что сегодня записывают меня?
– Разумеется!
Сердце мое забилось часто-часто. С одной стороны, мне стало еще страшнее и неудобнее от одной мысли, что придется рассказывать о себе при Олеге. С другой стороны, это, возможно, еще один шанс, дарованный судьбой. Конечно, я не знала, как сложилась жизнь Олега, свободен ли он… Но дело не в этом! Олег – единственный стоящий человек, заинтересовавшийся мной в этой жизни. И он – единственный по-настоящему нравившийся мне мужчина. Конечно, в глубине души я продолжала мечтать о том недосягаемом, прекрасном и великом актере, но сама же понимала, что это всего-навсего мираж впечатлительной девочки, по недоразумению просочившийся во взрослую жизнь.
– Он знает, что сегодня записывают меня?
– Разумеется!
Сердце мое забилось часто-часто. С одной стороны, мне стало еще страшнее и неудобнее от одной мысли, что придется рассказывать о себе при Олеге. С другой стороны, это, возможно, еще один шанс, дарованный судьбой. Конечно, я не знала, как сложилась жизнь Олега, свободен ли он… Но дело не в этом! Олег – единственный стоящий человек, заинтересовавшийся мной в этой жизни. И он – единственный по-настоящему нравившийся мне мужчина. Конечно, в глубине души я продолжала мечтать о том недосягаемом, прекрасном и великом актере, но сама же понимала, что это всего-навсего мираж впечатлительной девочки, по недоразумению просочившийся во взрослую жизнь.
Стараясь не выдать эмоций, я послушно проследовала в гримерную, где мою физиономию покрыли толстенным слоем чего-то, более всего похожего на жирную глину.
Потом мной занялась психолог Людмила Степановна. Общение с ней оказалось очень полезным.
– Вам вначале предложат рассказать о себе и про себя, – объяснила она. – Приготовьте рассказ в уме, но не пытайтесь его заучить. Постарайтесь выбрать какое-нибудь приятное лицо в зале и считайте, что рассказываете именно ему. Обычно все выбирают Яну Большакову – она специально для этого сидит напротив вас в толпе приглашенных дур и при этом широко и доброжелательно улыбается. К ней обращаться удобно. Ни в коем случае не смотрите на Надю. Во-первых, эта блядь сидит сбоку, и вы шею свернете, а во-вторых, у нее такое выражение на роже, что вы можете сблевать, что всех сильно напряжет. Расскажите о себе самое приятное и важное, как вам кажется. Если это про семью, про учебу, про работу или в крайнем случае про большую страстную любовь – прекрасно. Если же у вас самое интересное воспоминание – как вас в грязном подъезде трахали трое бомжей, то это не к нам. Это либо для передачи конкурентов – можете взять у Катьки телефон, либо для приватного рассказа все той же Наде. Если поклянетесь, что хотя бы у одного из этих бомжей при этом стоял, Надя умрет от зависти, чем несказанно обрадует весь коллектив. Понятно?
– У меня ничего такого с бомжами не было, – усмехнулась я.
– Но вы от этого не комплексуете? Это я как психолог спрашиваю.
– Ни в коей мере!
– Тогда вы просто находка! Удачи вам!
– Спасибо! – искренне поблагодарила я Людмилу Степановну. – Я могу идти?
– Можете, конечно! Но так как вы не знаете, куда именно, я вас провожу… И скажу еще кое-что. А именно: вступительная речь должна быть как можно короче и четче. Сколько бы вы ни наговорили, редакторы оставят пять-семь минут, не более. Все подробности вашей непростой жизни пусть будут в ответах на вопросы аудитории и так называемых экспертов. Отвечая, помните: важно не то, что вы ответили, а как вы это сделали. Исходите из того, что женская часть аудитории – непроходимые дуры, не способные сформулировать никакую членораздельную мысль. Не поняли вопроса – придумайте свой и ответьте на него. Редакторы у нас – умнички! Катьку вы знаете, а остальные – ей под стать! Смонтируют!
– Простите, вы ничего не сказали про мужскую аудиторию…
– О! – Людмила Степановна схватилась за голову. – Рекомендации те же. Но имейте в виду: если женщины у нас обычные, выражаясь профессионально, сохранные бытовые дуры, то мужчины… мужчины у нас все, как на подбор, психически больные или умственно неполноценные. Не удивляйтесь ничему! Они могут плакать, смеяться, звать маму…
– Ужас-то какой! – отреагировала я на «маму».
Прибежала Катя, и мы вместе с ней и психологом заглянули в студию. Прямо перед моими глазами громоздились дощатые ярусы с лавками для женской аудитории. Слева от сцены находился маленький «загончик» с пластмассовыми стульчиками внутри. Там усаживали группу умственно отсталых и «нищих духом» мужчин. Яне место не требовалось – она ходила со своим микрофоном повсюду. А вот и четыре кресла на сцене: для Вали, для Нади, для… Олега и, наконец, самое большое, почти трон, для меня.
– Ты выйдешь последней, – объяснила диспозицию Катька. – Вначале Яна объявит сегодняшнюю тему, потом представит соведущих-консультантов, а потом пригласит героиню, то есть тебя. Людмила Степановна тебя пропустит внутрь через вот эту шторку, ты войдешь и сделаешь всем ручкой. А потом будет пауза в записи, во время которой техник прикрутит на твой лацкан микрофончик – и вперед!
– А где мне пока находиться? – Я понимала, что в течение ближайших минут ничего не начнется.
– Иди пока в гримерку, она же курилка. Заодно познакомишься с коллегами по цеху.
– На кой ей эти толстожопые дуры сдались? – возразила Людмила Степановна. – Сорвут только весь настрой. Ну, Валя-то куда ни шло, она безвредная, а вот эта, из блядского профсоюза…
– Вы про Надю? – поинтересовалась я.
– Разумеется.
– Люда права, – кивнула Катька. – У Нади сегодня ПМС, видать…
– Недо…б у нашей Нади! – пробасила прокуренным голосом проследовавшая мимо нас крупная кавказская женщина. – У нее по жизни хронический недо…б.
– У всех недо…б, Инна Багратовна, – неожиданно резво откликнулась Катька. – Но это же не повод, чтобы так с людьми обращаться!
– Ха! Да для нее самое милое дело – человека с говном смешать, а потом его же сожрать. Именно в таком вот говенном соусе, никак иначе!
– Образно, Инна Багратовна, образно!
– Ну так!
Тетка довольно рассмеялась и пошла дальше, горделиво подняв породистую красивую голову, увенчанную высокой многоярусной прической.
– Нина Багратовна – наш главный рекламщик! – Катька запоздало представила мне собеседницу. – Ее в «Останкине» все знают.
– Большой мощи женщина, – кивнула Людмила Степановна. – Пойдемте в мою конуру, кофейку пока попьем в тишине.
– О’кей, – согласилась Катька. – Но я только на пять минут. Потом побегу контингентом заниматься.
– А что Олег? Уже пришел? – спросила я, пока мы в очередной раз шагали по уже знакомому коридору в направлении маленького, но отдельного кабинета штатного психолога канала.
– Слушай, странно, – развела руками Катька. – Задерживается. Может быть, наши уже занервничали, не дай бог! Даже странно, что пока тихо! Он вроде обязательный такой… на встречу с коллективом заранее приходил… И я же ему специально сказала, что ты сегодня… он вроде бы как даже…
– Обрадовался? – с нескрываемой надеждой спросила я.
– Ну… по крайней мере, заинтересовался…
«Все-таки зря Катька такая честная!» – подумала я не без досады. В душе возникло смутное беспокойство по поводу возможности успеха предстоящего мероприятия.
Мы вошли в маленький прокуренный и неуютный кабинет. Как дизайнера, меня в этом гадком помещении раздражало все. Я села на предложенную маленькую колченогую табуретку. Прочая мебель была под стать табуретке. Кофе и варили, и пили на старой загаженной тумбочке, изначально предназначенной, судя по всему, для принтера или факса. К счастью, в темноте я не видела степени чистоты посуды.
Впрочем, кофе попить нам так и не удалось. Буквально через минуту после того, как мы вошли внутрь, дверь распахнулась, и к нам влетела злобная тетка с красной физиономией. Уставившись красными поросячьими глазками на Катьку, она заорала:
– Ну, где он, твой эксперт сраный? Где, б…ь?!
– Татьяна Аркадьевна, зачем вы так? Может быть, пробка… – промямлила Катя.
– Пробка? У всех пробка! В жопе у него пробка! Телефон выключил, сука!
Я поняла, что речь идет об Олеге. Мне вдруг стало все ясно: узнав от Катьки о том, что я буду героиней сегодняшней передачи, он решил не участвовать в записи. Вот только почему не сказал сразу и Катьку подставил? Мне казалось, что это странно и на Олега не похоже. Впрочем, я могла объяснить такое поведение тем, что с момента нашей последней встречи прошло очень много времени. А время меняет людей!
– Все, б…ь! – продолжила вопить неведомая мне Татьяна Аркадьевна. – Ждать больше нечего! Мы с Людкой ведем эту, а ты лови кого хочешь по коридорам и волоки на место твоего е…го друга!
Понятно, что под «этой» имелась в виду я. Катька так и не смогла объяснить, кто по должности эта мерзкая крикливая баба, но зато тут же побежала исполнять полученное указание – искать замену Олегу. А мы со спокойной, словно сфинкс, Людмилой Степановной, так и не попив кофе, двинулись в обратный путь. Уже через несколько минут я стояла возле назначенного мне технического входа и через просвет в шторе подсматривала за тем, что происходит в зале.
Честно говоря, из-за поступка Олега я ощущала жгучий гнев и горькую обиду. Неужели он так мелочно возненавидел меня на всю жизнь за то идиотское поведение, вызванное молодостью, слабостью и глупостью?!
Несмотря на подобные унылые размышления, я все же не без интереса наблюдала за тем, как заполнялся зал. В креслах соведущих появились Валя и Надя. К ним по очереди подскочил худосочный техник и запрятал маленькие черные микрофоны в складках платьев обеих матрон. Как мне успела шепнуть психолог, эти уродливые одежды Валя с Надей напяливают по требованию спонсора – модельного магазина «Большая Медведица», предлагающего платья для «серьезных цветущих дам». «Мне будет проще», – подумала я. Я оделась в брючный костюм с двубортным пиджаком, словно специально созданным для размещения на нем различных акустических приспособлений.