Архангел ответил не сразу, а когда заговорил, озабоченности в его голосе было гораздо больше, нежели торжественности.
— Ты прав, казак Тимофей, и проявленная прозорливость лишь подчеркивает, что не зря мы с братьями именно тебя избрали для исполнения этой миссии. Прямое вручение оберега такой силы, не пройдет незаметно, а по Уложению — Правь не должна вмешиваться в людские дела. Поэтому штандарт этот, небесное воинство передает православному войску без ведома Господа нашего.
Ангелы тем временем упаковали бесценное полотнище в небольшой тюк и аккуратно положили его рядом с седлом казака.
— Неужто? — засомневался Тимофей.
Наблюдая слаженные действия крылатых детских лиц, казак окончательно решил, что бредит и разговаривает сам с собой. Отчего и осмелел не по чину. — Даже детям известно, что Господь наш — Всеведущ! Как же можно что-то сделать тайком от него? Опять темнишь, архангел?
— Истинная правда, чтоб мне Рая не видать… — побожился Михаил. — Ну, как тебе объяснить, попроще? Он, как будто бы ничего не знает. Вот, к примеру, ты сына своего часто ругал, узнав, что он в реку с дерева сигал или дрался на улице? Хотя все это ему было строжайше воспрещено…
— Так запреты все бабские, мне-то парня за что ругать? — искренне ответил Тимофей. — Чего перед самим собой лукавить? Сам таким был, вот и делал вид, что не заметил… А-а, я понял к чему ты клонишь, небесный архистратиг. Самому вмешиваться нельзя, но — если кто втайне казакам поможет, то и ладно. Так, что ли рассудили?
— Именно, — подтвердил архангел Михаил. — А чтобы тебе, казак, легче было исполнить предназначенное, от себя лично дарю тебе это оружие… — меч архистратига на мгновение исчез, а вместо него в руке небожителя возникла ладная сабля. — Оно, хоть и не серебряное, но в бою с нечистью очень даже пригодиться. Только понапрасну им не размахивай…
— Спасибо тебе на добром слове, ангельский воевода, — от всей души поблагодарил архангела Тимофей, торжественно принимая оружие и чувствуя при этом, как его тело наполняется силой и здоровьем. Потом немного помолчал в раздумье, и с сожалением закончил: — Жаль только, что когда утром я проснусь, то ничего этого, не только не увижу — но, даже, и не вспомню… Чай, не первое ранение — знаю, что от лихорадки, вызванной потерей крови, казаку может еще и не такое пригрезится.
Глава восьмая
Громко потрескивал в костре жирный сок, скапывающий с упитанной заячьей тушки, распространяя вокруг изумительные ароматы жарящегося мяса, — подпорченные тяжелым душком, предупреждающем о неотвратимом превращении аппетитного жаркого в совершенно несъедобные угли. Но ни Тарас, ни вновь принявший человеческий облик Степан, в задумчивости не обращали на это неприятное обстоятельство никакого внимания.
— А я еще был уверен, что ничего более невероятного, нежели моя история, с человеком и произойти не может, — наконец нарушил затянувшееся молчание несостоявшийся ученик чародея. — В такую диковину и в самом деле трудно поверить…
— Хочешь сказать, — отозвался Тарас, — что приснившийся мне сон, обычное сновидение. А на самом деле ничего подобного не происходило?
— Я б может и засомневался, да вот только Призрак утверждает, что все увиденное тобой, видел в свое время и Тимофей Куница. Хотя, он не берется утверждать, что призванный мною дух твоего отца приходил именно с потустороннего мира. А кроме того, откуда-то взялась эта сабля? Пока ты спал, я поглядел на нее внимательнее. Она не заколдована, а намоленная. При этом сила ее такова, что после нанесенного удара, нечисть будет не только умерщвлена, но даже и дух ее развоплотится! А подобное воздействие свидетельствует о том, что ковалась она не в земной кузнице. Одним словом, продолжая мысль, побратим мой, Куница, могу сказать лишь одно: если правдив этот дар архангела Михаила — то и штандарт небесного воинства твоему отцу не пригрезился. И мне остается удивляться только одному: что ты еще до сих пор жив и здоров. Когда, говоришь, исчез твой отец?
— Второй год… Только, почему исчез? — Тарас повернулся всем телом к Степану. — Ты что-то знаешь?
— Дивны твои дела, Господи! Вот уже год, как православная реликвия столь сокрушительной мощи находиться среди людей, и до сих пор ни одна живая душа не знает в каком именно месте Тимофей Куница — то ли в предчувствии собственной гибели, то ли по какой иной причине — спрятал ее и от врагов, и от друзей. И все это происходит в то самое время, когда латиняне подминают под себя целый православный край, а басурмане не дают ни князьям, ни казакам собраться с силами, чтоб защитить свою землю и веру от поругания католиками.
— Степан, — подозрительно взглянул на белобрысого побратима и пнул его в лодыжку Тарас, — говори проще, а то я начну сомневаться в правдивости рассказанной тобой истории. Столь мудро даже отец Василий никогда не изъясняется, если не читает писание.
— Так то и не мои слова, — выходя из транса, конфузливо объяснился белобрысый богатырь. — Это я мысли Призрака повторил. Наш атаман Терн-Кобылецкий, оказывается, прежде чем воевать да разбойничать начал, Острожскую академию закончить успел. А в теле неуспокоенного духа еще и хорошенько подумать обо всем имел время. Ну, да ладно, красиво и складно говорить — каждый может выучиться, делать-то что станем? Ты точно не догадываешься, где отец мог реликвию спрятать? — и предупреждая возмущенную реплику товарища, добавил. — Лично я в этом не сомневаюсь, но уверен, что список людей, принимающих твои слова на веру, мной и ограничится. Поэтому, в наших общих интересах, хорошенько подумать и постараться опередить в поисках реликвии всех врагов. И это будет не только латинская инквизиция. Уж поверь мне. Может, я и не такой умный, как наш конь, но за десять лет ученичества в чародея, все же кое-что постиг.
— Да?
— Уверен. Во всяком случае нечисть и басурмане, если еще не начали охоту за реликвией, то вскоре к ней присоединятся. Проще шило в мешке утаить, нежели подобную новость. Припоминаю — мой учитель тоже, что-то по этому поводу произнес, кстати — довольно обеспокоенным тоном. Жаль, я тогда больше над побегом подумывал. Не запомнил…
— Но я и в самом деле… — раздраженно начал Тарас.
— Все-все… Не горячись, — остановил его Степан. — Не хватало только нам с тобой еще поссориться. Я к тому, что чем бы мы не занимались, куда бы не ехали, догоняли или убегали — ты непрерывно должен думать о том, куда отец мог спрятать реликвию. И если успел передать тебе саблю и все прочее, то почему даже не намекнул о вещах более важных? Понимаешь?
— Да.
— Вот и славно, — побратим, обжигая пальцы, выхватил из жара, упавшую в угли тушку. — А теперь, давай съедим, то, что еще окончательно не сгорело, и будем собираться. У нас и помимо этого, забот хватает. Кстати, как считаешь: лучше сперва с долгами рассчитаться, или сразу домой — чтоб со всем кладом не возится? Тяжел и громоздок он больно…
— А мы умнее сделаем, — оживился от удачной мысли Куница, а то раздумья обо всех этих странностях уже совсем вогнали парня в уныние. — Отмеряем десятину, которую вернуть надо, а остальное попрошу лесного хозяина поближе к Михайловке доставить. Думаю, в такой мелочи он не откажет. Желудь-то мы, как и уговаривались с ним — посадили. Вот и не придется все добро с собой тащить.
— Это хорошо, — одобрил Степан. — Значит, налегке пойдем…
— Ну, кто пойдет, а кто и поскачет… — с этими словами Тарас взял седло и подошел к сивку. — Давай, Призрак, подставляй хребет…
Бывший атаман, смирившийся со своей новой судьбой, и как оказалось, даже обрадованный таким неожиданным поворотом судьбы, безропотно подставил спину, но как только седло дотронулось до него, конь с диким ржанием взвился на задние ноги, а потом отпрыгнул в сторону, бешено вращая враз заплывшими кровью глазами.
— Не понял? — праведно возмутился Степан. — Это еще что за капризы? Я почитай цельный год под седлом ходил и ничего, а разбойничьему атаману — гонор мешает? Призрак, ты случайно не позабыл, на каких условиях в Яви остался?
Но от пережитого ужаса, у того даже бока взмокли и пена в уголках губ выступила.
— Ну-ка, ну-ка? — Степан заинтересованно взял седло из рук Тараса. Повертел им и так и сяк. Понюхал, чуть на зуб не попробовал. Потом взгромоздил его себе на спину, но только недоуменно пожал плечами. — Странно. Ничего необычного не чувствую. Седло, как седло. Не блажишь, разбойник?
Сивко так энергично замотал головой, что в его искренности не смог бы усомниться даже самый недоверчивый дознаватель.
— Ладно, запишем в общий список загадок. Чует мое сердце, что он еще далеко не полон, — белокурый богатырь вздохнул. — Видно, придется, для общего блага, мне прошлое вспомнить. На Призрака добро навьючим, а я — так уж и быть, побратима на себе покатаю. Мне не трудно… Как-нибудь сочтемся, после.
— Не стану я на тебя садится… — запротестовал Тарас. — С ума сошел? Одно дело не знать, что ты человек, а другое…
— Тарас, побратим мой дорогой, но это же глупо! Дорога нас поджидает дальня. Пехом и за неделю не управимся. Зато на таких, как мы с Атаманом, лошадках — в два дня обернемся. Не забывай, что на кон поставлено!.. Не до соплей сейчас! А если совесть тебя мучит, то можешь взять меня на плечи и побегать вокруг костра. Ха-ха-ха! — рассмеялся искренне Степан. — Давай, зови своего лесного знакомца, и будем сниматься.
* * *Вызванный Тарасом леший появился довольно быстро. Не успело еще в ущелье эхо утихнуть, как он шагнул на тропинку из придорожных зарослей. Сперва внимательно и не без некоторого удивления, оглядел обоих скакунов — взнузданного, но без седла сивка, и уже знакомого ему белаша — под седлом, но зато без волшебной уздечки. Покачал головой, чуть пожал плечами, мол, у каждого свои причуды, и только потом с едва заметной насмешливостью в голосе спросил:
— Зачем звал, неугомонный вьюнош? Соскучился по старику, или опять моя помощь понадобилась?
— Здрав будь и ты, лесной хозяин, — чуть поклонился ему Куница. — С умным чел… существом и просто поговорить приятно, но — увы, твоя правда: подмога нужна…
— Говори, что надо.
— А почто не спрашиваешь: исполнил ли я наш прежний уговор?
— Будто я не слышу, как посаженый тобой желудь сквозь земную твердь прорастает? Приходи, казак, на это место лет эдак через шестьдесят-семьдесят — сам увидишь, какой красавец дуб из него получится.
— Постараюсь, — усмехнулся Тарас. — Если доживу до столь преклонного возраста.
— Захочешь — доживешь… Кстати, держи обещанное мною вознаграждение, — леший протянул парню небольшую дорожную баклагу, обтянутую берестой. — Так что у тебя за просьба ко мне?
— Вон тот бочонок видишь? — указал пальцем Куница. — Угадаешь, что в нем находиться?
— Ну, я же не слепой и не дурной, — хмыкнул леший. — Соображаю: если призрачного стража засупонить сумел, то и сокровища уж как-нибудь достал. Ты дело говори, а не в загадки играй.
— Беда в том, что дорога мне домой не стелиться, пока… — начал было объяснять Тарас.
— Это тоже понятно, — нетерпеливо остановил парня леший. — Разумение имеем… Проклятие с клада снять надо. Моя-то помощь тебе, в чем нужна? Перенести что ли куда, опять? Так на своих лошадках, ты теперь хоть на край земли ускакать сможешь…
— С такой поклажей возиться несподручно… Припрячь бочонок до поры, до времени и к родной деревне поближе. Сделаешь?
— Мне золотое блюдо, которое сам выберу и угощение, не хуже предыдущего. Тогда сделаю… По рукам?
— По рукам…
— Умный ты хлопец, как я погляжу, — одобрил леший, одновременно втрое увеличиваясь в росте и беря бочонок подмышку. — Соображаешь: что дальше положишь — то ближе возьмешь… За это, дам тебе совет: в пути не мешкай. Неладное что-то в твоей Михайловке творится. Беды большой пока нет, смертью не пахнет, но сородичи мои оседлые, все как один, приутихли и затаились. Так, что даже мыслей не слыхать. Вот и кумекай: что их так испугать могло? Какая такая сила в деревне объявилась после твоего ухода?
А в следующее мгновение только листва загудела верхушками деревьев, да пылевой вихрь станцевал на дороге, поспешно убегая в степь.
* * *В отличие от лесных да горных дорог, степные мили и версты сами ложатся под копыта. Только ветер в ушах чуть посвистывает, даже не пытаясь обогнать, ровным галопом стелющегося над землей скакуна. И хоть путь в степи одно название — все отличие в чуть более примятой тележными колесами траве, но и эта колея поможет не заплутать путнику, а укажет самое короткое и верное направление. Стороной обходя коварные буераки и слишком крутые подъемы. А заодно и предупредит: здесь проходили люди. Так что поспешай, путник, с оглядкой! Люди — не звери, всякие бывают. Иные — бешеного пса хуже.
Проскакав пару часов на северо-восток, ближе к вечеру, Куница свернул на Моравский шлях, издревле ведущий богатые караваны из южных земель прямиком в город Ужаль и далее на запад — в ненасытные латинские земли. Оставляя в сторонке Орел-град, крепость, охраняющую северный — Черный шлях. Со слов духа разбойного атамана, первый, ограбленный и зарезанный им, купец был родом из "Жалящего города". Теперь можно было не спешить, уделяя время выбору стоянки для ночлега.
Буерак предпочтительнее тем, что в нем легко спрятаться, и с дровами для костра проблем не будет. Зато в овраге, поросшим казацким дроком да ивняком, змей полно, — а, главное, пока сам лбом не уткнешься, опасности не заметишь. Остановишься на кургане — что и говорить: обзор прекрасный, любую беду издалека узришь, зато: ни дров под рукой, ни воды для каши, да и сам для всей округи торчишь на виду, как чирей на носу. Вот и выбирай казак: что тебе важнее — сытый ужин и тепло костра или скрытность, да безопасный ночлег?
Трудный выбор, почти как между сестрами близняшками. Нравятся обе, а от одной отказаться надо. Тарас улыбнулся сравнению и мечтательно закрыл глаза. Размеренное покачивание в седле, плавной иноходью идущего коня, ласковый ветерок в лицо и приятная предвечерняя прохлада, незаметно убаюкали парня. Он и не заметил, как задремал…
И снились ему не божественные реликвии или несметные сокровища, а черной ниточкой уложенные брови, точеный носик, чуть припухлые, сочные, как спелая вишня губы и бездонные, как колодезь — темно-карие глаза Ребекки. В которых — нет-нет, да вспыхнут шалой чертовщинкой золотистые искры.
Вой вожака, скликающего стаю, вырвал Куницу из полудремы одновременно с тем, как тревожно зафыркали кони.
Где-то, в версте позади, матерый зверь выводил охотничью песню. Уверенно, совершенно не заботясь о том, что намеченная им добыча будет предупреждена и попытается сбежать. Он звал серых собратьев на кровавый пир, обещая им скорый и сытый ужин. Нагоняя страх на всю округу, одновременно наделяя силой и быстротой ноги степных волков.
— Только этого нам не хватало… — озабоченно промолвил Куница, внимательно осматривая близлежащую равнину.
Отчего-то у него и на мгновение не возникла мысль, что это может быть самый обычный волчий гон, с наступлением первых сумерек, происходящий повсюду, где обживут норы ночные охотники. К этому времени песнь вожака подхватило еще несколько волчьих глоток. Левее и ближе.
Тарас чертыхнулся, а волшебные лошади, от неожиданности и гонимые инстинктом, поддали ходу.
— Куда несетесь, оглашенные! — вскричал насмешливо Куница и из-за отсутствия узды, бесцеремонно потянул за уши четвероногого побратима. — Совсем голову потеряли?! Это ж загонщики голос подают! А вся стая впереди поджидает, пока, убегающая сломя голову, дичь выдохнется. Совсем волчьи повадки подзабыли, как лошадьми стали? В сторону сворачивать надо!
Одновременно с его словами, вой раздался не только сзади и слева, но еще и с правого боку. Причем самый мощный и легко отличимый голос вожака слышался гораздо ближе, чем первый раз.
— Либо я в последнее время сильно поглупел, — встревожено воскликнул Куница. — Либо серые значительно поумнели.
— Либо… это… не… совсем… волки… — не очень внятно, всё же конская морда не слишком приспособлена для разговоров, но достаточно понятно произнес Степан. — Призрак… тоже… чует… нечистую… силу… Слазь… медведем… обернусь… На… Призрака… пересаживайся.
— Что, прям на ходу? — уточнил Тарас, видя, что побратим и не думает останавливаться.
В принципе — ничего сложного. Умение сменить лошадь на скаку, одна из первых наук, коим в Сечи обучают молодых казаков. И Трофим Куница потратил достаточно времени, чтоб его сын как следует, освоил этот трюк, но то — с обычными лошадьми. Хорошо объезженными, обученными держаться вместе, а что взбредет в голову Призраку, еще вчера бывшему мятежным духом разбойного атамана? Будь он даже оседлан, и то неизвестно, а тут — охлопом.
Но, то ли дух Терн-Кобылецкого вовремя вспомнил о заключенном с людьми договоре, то ли Степан каким-то образом сумел на него повлиять — но, вырвавшийся вперед на целый корпус, сивко придержал шаг и так ровненько притерся к боку белаша, что сменить лошадей смог бы не только ребенок, но и слепой калека.
— Седло… сними…
Эта задача уже была посложнее. Особенно, если ремни расстегивать да рассупонивать, а не резать ножом. А портить свое единственное седло Тарасу совсем не хотелось. Даже, если забыть о том, что оно память об отце. Просто, умелого шорника найти не так легко, тем более — посреди степи. Поэтому, хорошая сбруя и ценилась выше необъезженной лошади. Надо было спешиваться…
Тарас оглянулся и боковым взглядом заметил вдали какое-то слабое свечение. Но когда повернулся в том направлении полностью — все исчезло. Вспомнив о своем умении, казак зажмурил правый глаз и сияние усилилось. Словно бы на вершине холма дотлевал костер.