— Верно, — одобрил Степан. — Ты, Тарас, спрашивай, а я послушаю. Захочет соврать — вмиг учую.
— Если дадите чего напиться, — добродушно усмехнулся Орлов, демонстрируя всем видом, что совершенно не обижается на подобную недоверчивость, — то как на духу выложу… Совсем в горле пересохло.
Отхлебнув из подаренной лешим, баклаги березового соку, Василий заметно оживился, хотя на голосе его это никак не отразилось. Так и чудилось, что вместо усталого мужчины возле костра возлежит огромная птица.
— Вроде готов, спрашивай.
— Почему именно мной заинтересовалась инквизиция?
— Этого не знаю. Но Святой инквизиции стало доподлинно известно, что нечто, наделенное огромной мощью, было передано в руки реестровому казаку Тимофею Кунице. Но рекомый казак, неожиданно и бесследно исчез. А вместе с ним пропала врученная ему, пусть будет — святыня.
— Отец в бою погиб! — вскинулся Куница.
— Я совсем не хочу ущемить память о твоем достопочтимом отце, — отрицательно покачал головой Орлов. — Но, дело в том, что нет никаких свидетельств о мало-мальски серьезной стычке, в которой могли бы убить Тимофея. А расследование, Тарас, поверь, велось самое тщательное. Кроме того, все, кто мог ощущать присутствие в нашем мире святыни, в одночасье потеряли ее след. Что уж никак не может быть связано с предполагаемой смертью Тимофея. Причина сокрыта в чем-то другом. Но в чем? Этого никто не знает. Вот инквизиция и бросилась на поиски родных и близких казака Куницы. В надежде, что какой-нибудь кончик от клубочка все же сыщется. Так что тебе, сын Тимофеев, не стоит удивляться столь пристальному вниманию к собственной персоне.
— Сам-то ты, Василий, чьи интересы защищаешь? — как бы между прочим поинтересовался Степан.
— Веры православной, — неспешно, с расстановкой перекрестился тот. — Клянусь спасением души.
— А точнее?
— Ладно… — чуть помешкав, промолвил Орлов. — Хоть и не имею права, а скажу. Похоже, что судьба теперь нас теснее кровного родства повязала. Должны же вы знать, кому в бою спину доверите. Тайная служба царя Иоанна. Государя Московского и… всех северных земель, принявших православие.
— Опричник, значит? — понимающе уточнил ученик чародея. — Как там в вашем ордене говорится: "Любого врага загрызу и поганой метлой вымету?".
— Навроде того… — кивнул Василий. — Но, окромя дьяка Феофана, о том никто не ведает. Для всех — я мелкопоместный шляхтич, взятый на службу в драгунский полк города Каменец-Подольского, и дослужившийся до вахмистра при тамошнем ротмистре Браницким. Ну, а уж о том, где действительно служит сам ротмистр, знают, наверно, только в Риме. В тайном кабинете Игнациуса Лойолы.
— Лихо закручено, — одобрительно проворчал Степан. — Тайная служба московитов на тайной службе латинян… И много там таких — разных собачек, кошечек да птенчиков?
— По-разному. Зависит от степени опасности для государства. Но в Белокаменной о том ведают только те, кому царь Иоанн больше чем самому себе доверяет. Ибо от этого знания не одна людская жизнь зависит.
— А в басурманской разведке так же обстоит дело? — полюбопытствовал Куница.
— Иначе с чего б дьяки такую таинственность разводили? Мы их замыслы стараемся выведать, они — наши. Так и живем… Кто изворотливее, да скрытее, тому и миром править… Не маленький, сам понимать должен. Фу, — перевел дух Василий. — Можно еще соку хлебнуть? А то язык заболел. Никогда, на трезвую голову, так много не говорил и — столько тайн сразу не выбалтывал.
— Пей, — протянул Тарас заработанную у лешего флягу. — Не жалко. Она всегда полная…
— Серьезно? — причмокнул опричник. — Хорошо живете. Неиссякаемая баклага. Конь-призрак, сабля заговоренная… А скатерти-самобранки у вас случайно нет? А то ведь и о животе не грех подумать.
— Увы, чего нет, того нет, — развел лапами медведь и демонстративно громко заурчал.
— А кто надоумил Ицхака в мой дом с петухом прийти? — неожиданно для самого себя брякнул Тарас.
— Я… — кивнул Василий. — Знал, что брат Сигизмунд к вам Браницкого собирается послать, вот и попытался предупредить… девушкой. Но ты — не послушался. Пришлось изобретать, что попроще…
Отсмеявшись, Куница стал спрашивать дальше.
— А о каком отряде ты упомянул? На который нам вроде, как напасть придется?
— Тот самый, что в Михайловке орудовал. Брата Сигизмунда. Ты, как пропал, он всю деревню вверх дном перевернул. Если б не местный священник, то и перед пытками не остановился бы. Но отец Василий сумел защитить свою паству. Князем пригрозил. Напомнил, что здешняя церковь хоть и подотчетна Риму, а все ж, согласно Унии, имеет своих иерархов и инквизиции не подсудна.
— Вот скотина! — выругался Куница. — Он мне сразу не понравился… С первого взгляда. Покойница бабушка часто приговаривала: "Кто мягко стелет, никогда всласть выспаться не даст…". Хорошо, что у меня в деревне никого из родни не осталось…
— Ну, ты и ляпнул! — возмутился Степан. — Что ж в этом хорошего?
— Я понимаю, о чем Тарас подумал, — вступился за Куницу Василий. — Но, вынужден огорчить: нашлись, хоть и не родные, зато близкие и дорогие твоему сердцу люди…
— Ребекка! — воскликнул обеспокоено Куница. — Что с ней?! Говори же!
— Брат Сигизмунд, вчера днем арестовал твою невесту именем святой инквизиции, по обвинению в колдовстве и сношениях с нечистой силой.
— Но это же неправда! — возмутился Тарас.
— Как поглядеть, — развел руками Василий. — Будь все столь очевидно, отец Василий смог бы ее защитить. Но, люди, даже самые добрые, далеко не всегда умны и слишком любят посудачить о других. А вокруг вас обоих столько разных слухов ходит. Если честно, то по римскому праву, уже того, что христианин хочет жениться на иудейке, вполне достаточно, чтоб объявить его привороженным, а ее — ведьмой.
— И что теперь с ней будет?
— А это вторая причина, которая заставила меня броситься сюда… Если брат Сигизмунд успеет довезти девушку до Каменец-Подольского, то там ее подвергнут допросу с пристрастием и, скорее всего, сожгут.
— Невиновную?!
— Увы, брат, но в инквизиторских застенках, даже святые признаются, что служат дьяволу.
— Так чего мы ждем?! — подхватился на ноги Куница. — Надо немедленно спасать девушку! Она же ни в чем не виновата…
— Успокойся, Тарас. Возьми себя в руки. Думаю, именно на этом и строил расчеты брат Сигизмунд. Поговорив с людьми, он узнал о чувствах, которые вы испытываете, друг к другу. О приближающейся свадьбе… Вот и сообразил, что на девушку поймает тебя так же просто, как рыбку на червя. Вот только не рассчитал, что я смогу предупредить. Как и того, что мы сможем перехватить его отряд раньше, чем они успеют достичь Каменец-Подольского, чтобы спрятать пленницу за надежными стенами.
— А почему Ребекку везут именно туда? Других городов поблизости что ли нет? Почему не в Брацлавск, или, к примеру, в Ужаль?
— В Каменец-Подольском расположена восточная кафедра Ордена иезуитов. Там и охрана надежнее и отцы дознаватели опытнее? Получается — там и девушку пытать сподручнее, и тебя изловить ловчее будет.
— Не сердись, Василий, — опять вмешался Степан. — Может я уродился таким подозрительным, а может — жизнь приучила… Но ты сам упомянул о том, что инквизиторы потеряли след Тараса. Поэтому и девушку для приманки схватили. И в то же время — сразу двое из вашего отряда, ротмистр и ты, почему-то бросились именно сюда? Как такое совпадение объяснить?
— Ничего сверхъестественного или странного. После ареста, отец Ребекки попытался выкупить свою дочь у брата Сигизмунда, намекая монаху, что ее жених, вскоре должен воротиться с большими деньгами. Ну, а там — слово за слово и перепуганный шинкарь выложил инквизитору всю историю о цветке папоротника и разбойничьем кладе, чем только уверил латинянина, что он на верном пути. Кстати, ротмистр Браницкий попытался уничтожить тебя, вопреки приказу брата Сигизмунда. Тот хочет заполучить тебя в свои руки целым и невредимым, чтоб иметь возможность допросить. Поэтому и везет девицу в город.
— Час от часу не легче, — хмыкнул недоверчивый богатырь. — И ты, Василий, тут же поспешил спасти Тараса от волчьих клыков, чтобы позвать его именно туда, где инквизиция расставила свои ловушки? С чего такая прыть и суета? Самому странным не кажется? Ведь без тебя Тарас еще долго ничего не знал о насаженной на крючок приманке. Может, и вообще никогда б не узнал. Вряд ли брат Сигизмунд оповестил все село о своих намерениях и расставил вехи на пути. Что скажешь?
— В этой истории многое странно, — пожал плечами опричник. — И я не в обиде — доверие не словами, а поступками заслужить надо. Согласен, один бой с волкодлаком не считается. Мало ли — инквизиция коварна, могла одним оборотнем и пожертвовать, чтоб я к вам в компанию вошел. Поэтому — давайте пока остановимся на том, что я здесь по той простой причине, что только Тарас может найти и вернуть церкви утерянную реликвию. Или — по меньшей мере, не допустить, чтоб она досталась неприятелю. И я всячески — постараюсь ему в этом помочь, даже ценой жизни…
— Собственной — или его?
— Без разницы… — твердо ответил Орлов, глядя прямо в глаза Кунице. — Поймите, други: возможно я ошибаюсь, но все сходится к тому, что бесценное сокровище, спрятанное отцом — только сыну в руки дастся. И в этом я уверен, как в восходе солнца. Поэтому буду беречь Тараса, тщательней зеницы ока.
— Меня-то что беречь, — озабоченно хмурясь, произнес ведун. — Ребекку из лап инквизиторов спасать надо. Нас четверо, все при оружии и не впервой в Диком Поле. Отобьемся, если что. А она — одна, совершенно беззащитная, в руках бесноватого монаха и дюжины драгун. Кто знает, что им взбредет в голову?
— Да не кручинься ты так, парень, — попытался успокоить его Орлов. — Вообще-то, оно конечно… С арестованными ведьмочками, особенно такими хорошенькими, драгуны бывают довольно бесцеремонны. У несчастных обычно одна дорога: пытки и аутодафе, — но, я уверен: не в этот раз. Все же брат Сигизмунд знает, что девушка невиновна. А зачем ему брать лишний грех на душу? Одно дело, когда это обусловлено "вящей славой Господней", и совсем иное — потакать солдатским шалостям. Так что успеем… Им на веслах, да против течения до Каменец-Подольского дней семь добираться, а мы — в сутки уложимся.
— Это как? — не понял Куница.
— Отдохнем немного, наберемся сил и нагоним.
— Василий, а ты случайно не забыл, что тут не все, как ты, летать умеют? — напомнил Куница.
— Вот те раз, — удивился тот. — Да с такой лошадкой, как у тебя, и крылья не нужны. Вмиг доставят куда захочешь. Верно, Степан?
— Ну, положим, я тоже смогу крылья отрастить, — ответил тот. — Но вот Призрак у нас капризен больно. Под седлом ходить не хочет, а охлопом долго ли проскачешь?
— Тогда мы с тобой вдвоем слетаем, поглядим, что да как. Заодно, если случай подвернется, попытаемся девушку освободить. Брат Сигизмунд хоть и не обычный фанатик, но в чародействе ничего особенного собой не представляет, о драгунах и говорить нечего. Главное, чтобы скопом не навалились… Среди всего отряда только волкодлак ротмистр был по-настоящему опасен. Ну, да это уже в прошлом. Сумеем врасплох застать, считай: победили. А еще лучше, если сможем умыкнуть девицу потихоньку…
— Говорят, труп оборотня сжечь надо, или кол осиновый в сердце вбить? Чтоб наверняка… — вспомнил Куница.
— Вот еще, время на него терять, — пренебрежительно отмахнулся Василий. — Улетать будем, прихвачу с собой голову Браницкого и брошу где-нибудь в трясине. Пускай оживает себе, если сможет. Безголовый, не опаснее пугала огородного будет. А вообще-то, братцы, пора бы и вам хоть что-то о себе рассказать. Я ведь Тарасу доверился только потому, что он сын Трофима Куницы и нужен мне, а о тебе — ученик чародея, вообще ничего не ведаю.
— А вот соберем сейчас побратима в дорогу, чтобы зря не тревожился, да время не терял, а там и побеседуем себе — задушевно, — ухмыльнулся Степан. — О жизни прошлой, нынешней и будущего веку…
— Аминь!
Глава десятая
Набивной струг непринужденно скользил водной гладью, без труда преодолевая вялое течение Волчанки. Двое опытных рулевых, один на носу, второй — на корме, старательно удерживали малое судно ближе к берегу, где река была совсем сонная и задумчивая. Поэтому пяти парам дюжих гребцов, даже не выкладываясь, удавалось придавать стругу приличную скорость.
Сквозь пронизанную теплыми солнечными лучами, прозрачную толщу было заметно, как на глубине резвились огромные рыбины, иногда взмывающие к поверхности, пытаясь поймать зазевавшуюся муху или стрекозу. Но, крепко связанная, с плотно заткнутым ртом, лежавшая на дне челна между четвертой и третьей скамьей, девушка не могла всего этого видеть.
— Брат Сигизмунд, простите, что отрываю вас от важных раздумий, но не пора ли присмотреть место для ночлега? — поинтересовался у дремлющего на корме, тощего монаха, правящий передним кормилом, оголенный по пояс дюжий воин.
— Да, наверное, ты прав, десятник… — не открывая глаз, разморено, с сонной ленцой ответил тот. — Благодаря Господу, сегодня мы проделали хороший шмат пути, пора помолиться и отдохнуть. Что-то я совсем умаялся…
Вечернее солнце уже припекало не так жестоко, как днем и в предчувствии скорого отдыха, мужчины налегли на весла.
— Слышишь, Клёст, — шепнул на ухо своему сухопарому соседу толстомордый гребец со среднего ряда. Его выпученные глаза, потное и красное от натуги лицо могло бы вызвать сочувствие у самого жестокосердного палача. — Устал он. А что тогда мне говорить по этому поводу?
— Реже надо было чужих баб исповедовать, Колобок, вот и ходил бы себе дальше по холодку в сутане священника, а не потел в драгунской форм.
— Да, ты прав, брат. За грехи надо отвечать. И чем больше нагрешил — тем тяжелее искупление.
— Вот, вот… — засмеялся Клест. — Наверно, брат Сигизмунд поэтому и положил ведьмочку прямо возле твоих ног, чтоб ты глядел на нее и каялся, каялся…
— Тьфу, бесовское искушение… — Колобок и рад бы не глядеть на распростертую перед ним девушку, да куда денешься, если каждое движение весла надо начинать с наклона туловища вперед. И тогда глаза заядлого греховодника, самостоятельно обшаривали всю ее ладно скроенную фигурку. Изучив таким образом, за день, наизусть каждый изгиб молодого тела, услужливо обрисованного мягкой тканью. Особенно уделяя внимание сильно выпяченной вперед, из-за заломленных за спину рук, высокой груди девушки. Два соблазнительных, пухлых холмика больше чем наполовину выпирающих из небрежно расхристанного выреза рубашки. От этого зрелища не помогали даже плотно закрытые веки, потому что тогда воспаленное воображение рисовало перед сластолюбцем расстригой уж совершенно немыслимые картины.
— Брат Сигизмунд, — зная непреодолимую слабость товарища к женщинам, продолжал издеваться сухопарый Клест. — А правду говорят, что вся колдовская сила у женщин между ногами спрятана?
Дружный хохот дюжины мужчин и неожиданность вопроса вмиг согнали с монаха-иезуита сонную одурь. Он даже рассердился сперва. Но, понимая, что драгуны просто забавляются от усталости и скуки, изобразил на лице задумчивость, а потом степенно ответил:
— Я бы сказал иначе, сын мой. Церковь учит нас, что женщина есть сосуд греха. А поелику колдовство один из самых страшных смертных грехов, то, безусловно, оно находиться внутри ее тела.
— А я еще слыхивал, — присоединился к шутейному разговору десятник. — Будто чародейками могут быть только девицы. И если невинность колдуньи порушить, то все ее умение враз пропадает.
— Это зависит от того, сын мой, с чем придется столкнуться. Если непорочная девица заполучила ведьмовское умение от нежити, то — скорее всего, именно так и произойдет, как ты заметил. Но — ежели ее сила от дьявола, то лишение колдуньи девственности ничего не даст. Возможно, даже наоборот — еще больше усилит ее способности.
— С чего такая разница, брат Сигизмунд? — неподдельно удивился десятник. Сам не ожидая, что зацепил столь заковыристую тему.
Видя, что разговор взаправду заинтересовал весь отряд, инквизитор охотно начал просвещать темных вояк.
— Разница, сын мой, проистекает из способа посвящения будущей чародейки. Нежить, которая видит в людях всего лишь источник своей жизни, за обучение хочет получить от девицы в свое безраздельное повиновение только ее тело. Требует прибывать по первому зову, не иметь никаких иных забот или увлечений, кроме как служения своему учителю. Вот почему такие девы чаще всего уходят в пущу и живут вдали от людей. Совсем иначе происходит сговор чародейки с нечистью. Для слуг дьявола важнее всего в человеке душа, — вот они и стараются, поелику возможно, замарать ее так, чтоб уж потом не отыскать пути обратно. Поэтому, девушка, заключая сделку с бесом, в знак подчинения должна ему отдаться, сохраняя при этом свое девичество.
— Это как? — удивился самый младший из драгун, веснушчатый парень, лет двадцати. — Разве ж можно: и рыбку поймать, и это… рук не замочить?
— Можно. Для этого девица совершает с нечистым содомский грех.
Сосед парня, мужик постарше, видя, что тот все равно ничего не понял из объяснений монаха, негромко промолвил с похабной ухмылкой:
— Задницу бесу подставляет…
Такое простое объяснение молодой драгун понял, но по взгляду, которым наградил Ребекку, было видно, что с этой минуты репутация арестованной, да и всех остальных женщин, в его глазах, упала на самое дно.
— Так это… брат Сигизмунд, — облизывая губы, продолжил мысль иезуита неугомонный Колобок. — Может, имеет смысл прохудить сосуд? Если вся колдовская сила из него вытечет — значит чародейка из подозреваемой так себе — навроде знахарки? А коли нет — тогда доподлинно узнаем, что подозреваемая девка с нечистым знакомство водила. И нам — развлечение, и следствию помощь.