Смит протянул свою мозолистую лапищу и пророкотал громовым басом:
— Мы очень рады, наконец, познакомиться с Вами, м-р Хаггард!
Маленький и круглый Полонски закивал головой в знак согласия и засуетился, как будто при снятии остатков в его — надо думать — толстой мошне.
В подтверждение и в ознаменование и, возможно, для увековечения этого эпохального события, Смит так крепко сжал его руку, что м-р Хаггард чуть было не взвыл. Стараясь удержать на лице непринужденную радушную улыбку, он в отместку что было мочи сжал руку м-ра Полонски. Тот запрыгал и закудахтал, что немного компенсировало почти явное увечье, причиненное м-ру Хаггарду звероподобным Смитом.
Обменявшись таким образом дружескими рукопожатиями, они начали медленно двигаться по залам музея, поведя непринужденную беседу.
— Мы здесь уже полтора часа, — гудел Смит своим басом на весь музей, как Иерихонская труба, — но так всего и не рассмотрели как следует. Дочка говорит, что здесь десять тысяч экспонатов, а мы неизвестно когда здесь еще будем — хотелось бы все увидеть.
М-р Хаггард понял, что Смит называет дочкой его бывшую секретаршу. Стало быть, Смит в некоторой мере ему теперь тесть. Но на Смита невозможно было обижаться. Все его «вульгарите» сполна компенсировались подкупающим добродушием и простотой этого — на данном этапе — фактического правителя планеты. М-ру Хаггарду грех было не знать, что для ХДК эта «неизвестная» Виктория была, как говаривали в старину, золотым дном. Ее правителю можно было без ущерба для собственного самолюбия простить крестьянские мозоли на руках и даже запах чеснока изо рта!
Остановившись у допотопного танка, Смит любовно погладил его броню.
— Вот они, родимые, спасли нас от Моррисона. На наше счастье, они оказались десантными с прямоточными реактивными двигателями. И электроники на них почти не оказалось! Ведь их везли на продажу в какую-то галактическую глушь. А то бы на нашей родной планете они и не сдвинулись бы с места!
— Страшного, я думаю, ничего не произошло бы, ведь у вас были безотказные автоматы и гранатометы, — поддержал его м-р Хаггард, с удовольствием разглядывая на лицевой броне танка фирменный знак ХДК, — Как вам они понравились после модернизации?
— Изумительные получились машины, особенно радует гладкоствольная шестидюймовка с автоматическим заряжанием! Вот бы получить еще приборы ночного видения с лазерными прицелами, — можно было бы принимать моррисоновских бандитов хоть каждый день!
— Но только до обеда! — добавил казначей, поглаживая свой «маленький» животик.
Все дружно засмеялись.
— Дорогой м-р Смит! Моррисон и так к вам не сунется, ведь вокруг Виктории постоянно патрулируют наши крейсера, на подходах расставлены космические мины. С лазерными же прицелами вам пока придется обождать.
— Да, кстати, как продвигается исследование «рваного времени»? — спросил Полонски, изобразив на лице кровную заинтересованность и жажду естествоиспытателя, несмотря на то, что ХДК за эти исследования платила Виктории кругленькие суммы!
— Двигаются, но очень медленно. Мы идем двумя путями — пытаемся найти экранировку от временного хаоса и — параллельно — стремимся выяснить его природу. И если в первом деле мы не испытываем почти никаких проблем, кроме финансовых и отсутствия конечного результата, то во втором — у нас связаны руки. На поверхности вашей планеты не работает ни один прибор или датчик. Все измерения приходится проводить орбитальными комплексами, и нет никакой гарантии, что данные, полученные ими, достоверны. От вашей «кормилицы» можно ожидать любого подвоха. Так что — основная надежда на наших теоретиков, может, моделирование все-таки принесет результаты.
— Результаты деятельности ХДК мы реально ощущаем ежедневно, — м-р Смит вдруг мгновенно преобразился из рубахи-парня в респектабельного джентльмена, — Десять лет назад наши граждане почитали за счастье иметь в личном пользовании велосипед, дельтаплан и швейную машинку. А теперь общины борются за первоочередное право прокладки к своей деревне метрополитена, — таких успехов достигла техника ХДК на поприще внедрения постоянного тока в наш переменный хаос!
— Действительно, жизнь стала намного легче, — подал голос почетный естествоиспытатель (и, я бы сказал, «естествонакопитель»), - Раньше, бывало, только начнешь сводить концы с концами в финансовом отчете, тут же у тебя лучина кончается или печь чадить начнет. А сейчас красота, сервис и благодать — лампочка ХДК на все сто свечей сияет, электрокамин жаром пышет, а на электроплите сало шкворчит! На улицу выйдешь — душа не нарадуется! Куда не глянешь, везде солнечные батареи блестят и переливаются. А в небе мой внучек парит на своем электродельтаплане!
М-р Полонски от переполнявшего его восторга замолчал, мечтательно уставившись в потолок, — как раз туда, где был подвешен палубный перехватчик с полным боекомплектом на внешних подвесках, м-р Смит дружески обнял казначея и увлек за собой в следующий зал, где м-р Хаггард ознакомил их с коллекцией уникальных боевых мечей.
Если бы в эту комнату — если, конечно, можно назвать комнатой тот огромный зал — попал каким-нибудь волшебным образом Зигфрид или же Аттила, то их отсюда без подарка можно было бы выпроводить только на тот свет. Так что же говорить о том восхищении и восторге, которые охватили викторианцев при виде всевозможных «булатов» и «кладенцов»!
— М-р Хаггард! Смилуйтесь, продайте хотя бы один, самый простой, мечик! — взмолился м-р Смит, став похожим на большого ребенка, попавшего в большой игрушечный магазин.
В подтверждение искренности своей просьбы он так сильно сдавил могучей рукой нежное горло своего казначея, что тот поддержал достоверность и актуальность приобретения оного жалобным предсмертным писком.
— Обычно мы категорически отказываем кому бы то ни было в подобных просьбах, — важно сказал м-р Хаггард, а гости замерли, ожидая получить: один — обманутые иллюзии, а другой, как следствие несбывшегося, — путевку в небытие.
— Но для вас мы делаем исключение!
— Ура! — заорал «крошка» Смит, а м-р Полонски захрипел в предсмертных конвульсиях.
— Только вы знаете, сколько стоит такая уникальная недублируемая вещь? — м-р Хаггард с интересом разглядывал побелевшего дергающегося финансиста, про себя отсчитывая заклинание рефери: «уан, ту, фри…».
— Сколько бы не стоило, мы согласны! — и, разжав руку, Смит взял кулькообразного м-ра Полонски за грудки и нежно спросил: — Билли, согласись, что мы даже и не надеялись на такое счастье.
— Да, я на все согласен! — прошептал заново рожденный Билли, готовый расстаться с двухгодовым доходом своей планеты, обретя зато возможность дышать.
— Какой же вы хотите приобрести экспонат?
— Билли, ты у нас платишь — ты и выбирай!
— Вон тот! — не глядя ткнул рукой в сторону смотрительницы Полонски.
Та быстро подбежала к стене и сняла один из двуручных «тесаков». М-р Смит взял его нежно, как ребенка, и, закатив глаза, прижавшись к лезвию щекой, что-то замурлыкал.
М-р Полонски — ему в такт — никак не мог откашляться.
— Мы его, родимого, повесим в зале заседания старейшин! Для устрашения врагов!
— В честь нашего знакомства я приглашаю Вас, м-р Смит, и Вас, м-р Полонски, ко мне в гости! У моего сына сегодня именины, и я думаю, что мы сумеем неплохо отдохнуть за парой-другой рюмашек!
Прошу вас следовать за мной, но хочу вас предупредить, что в гостях у меня из стратегических соображений будет находиться этот негодяй Моррисон…
— Я его зарублю! — вскричал м-р Смит и со свистом рассек мечом воздух.
— И опозорите меня на всю Вселенную!
— Что же тогда нам делать? Может, нам не стоит ехать?
— Конечно, надо ехать. Но только никому не говорите, кто вы такие, и отнеситесь к этому кровопийце Моррисону равнодушно. Вы увидите зато своего врага в лицо. Это еще больше укрепит в вас справедливую ненависть к этому бандиту. Только не удивляйтесь, друзья, что мне придется с ним быть любезным. Поверьте, если бы не обстоятельства, вынуждающие меня придерживаться норм приличия, я бы давно его собственноручно удавил!
На подлете к своей вилле м-р Хаггард попросил пилота сделать круг над ней, чтобы увидеть результаты труда декораторов, но оных он не заметил, как ни вглядывался вниз.
Зато, к своему удивлению, Хаггард обнаружил совершенно незнакомый и достаточно идиллический пейзаж, расстилающийся вокруг его построенной в стиле ампир виллы.
Еще сегодня утром, улетая с Томми на экскурсию, он любовался девственной лесной чащобой, в которой он так любил побродить со своим верным «Зауэром» (хотя автору больше нравится «Франкот») и еще более верным спаниелем Джэрри (а я больше обожаю маленьких комнатных собачек, вроде моей московской сторожевой по кличке Полкан!).
Теперь же внизу раскинулись полые холмы с аккуратно подстриженной травой и небольшими дубовыми рощами, а на месте его любимой тихой и кристально чистой речушки, протекавшей у самого дома, появилось овальное озеро. В нем плавало что-то очень похожее на предмет модного шлягера из популярного мюзикла Пита Чайковски (кто забыл, напоминаю: «Па-па-па-па, па-ра-ра, папа»).
При виде этого искультуренного ландшафта рука м-ра Хаггарда стала тянуться за безотказным «Зауэром», но разум ему подсказал, что стрелять в лебедей нельзя, даже если они и белые.
В принципе, лебедей надо было бы прикормить хлебными крошками, что м-р Хаггард обязательно бы сделал, будь у него карманы. Но, к сожалению, в то время они были не в моде, уступив место очень удобным в пользовании заплечным мешкам.
«Да, ребята потрудились на славу! — подумал м-р Хаггард, подсчитывая в уме, во что обошлась ему эта перестановка декораций, — Гравитационное вскрытие и перенос более ста квадратных километров земли, глубиной среза не менее чем сто метров. Ну, я им покажу!» — и рявкнул водителю:
— Управляющего имением мне на связь, немедленно!
— Управляющий Дженкинс Вас слушает, сэр!
— Что же ты, сукин сын, это учудил! Где теперь мой любимый Волчий лог? Где моя любимая сосна, я тебя спрашиваю, а?
— На расстоянии 250 миль на северо-восток, в целости и сохранности, сэр!
— Чтоб завтра же, как только я проснусь, все было на своем месте! И если хоть один муравей из моего любимого муравейника пропадет или же заблудится в незнакомой местности, я из тебя, старый ты огарок, лангет сделаю! Понял?
— Не извольте беспокоиться, сэр. У нас ничего не пропадет, все разложено по полочкам, все оприходовано, каждый муравей со всеми сопровождающими его букашками сосчитан, каждая иголочка на вашей любимой сосне уложена аккуратненько одна к другой и ватой проложена, чтоб, не дай бог, не отсырела. Сохраним все, до единого зернышка, сэр!
— Ты что, скотина, издеваешься?
— Зря Вы меня ругаете, м-р Хаггард. Завтра все будет на прежнем месте, даже не заметите, как возвернем. Мы так все аккуратно перенесли, что даже волчица Клара, когда щенилась, ничего не заметила, так что не сумлевайтесь, сэр!
— Как, уже ощенилась?
— Да! Четыре мальчика и две девочки! Только у одной сучки на груди белое пятно, ну прямо как у вашего Джерри! Вот вернется с охоты Бэк, я и не знаю, что будет. А Вы как думаете, сэр?
— Я думаю, что твоему Бэку поменьше бы следовало шляться к моей Диане, а то в последнем помете у всех щенков через две недели ушки стали торчком, это-то у чистопородной афганской борзой!
— Христом Богом и двенадцатью апостолами клянусь, я в это время на больничном был! Радикулит у меня, сэр!
— Да? А я знаю прекрасное средство от него!
— Какое, сэр?
— Берется больной радикулитом, заголяется ему то место; где тот изволит гнездиться. У вас, кстати, где болит?
— Поясница, сэр!
— Вот, заголяется поясница, и нежно кладется болезный на ближайший большой муравейник! Вы не знаете, где здесь ближайший муравейник, Дженкинс?
— Я уже Вам сообщал, 250 миль на северо-восток, сэр! — обиделся управляющий и мрачно засопел.
— Ну-ну, я пошутил, не будем ссориться! — м-р Хаггард примирительно улыбнулся, — Это, кстати, старое народное средство!
— Я уже один раз воспользовался старым проверенным средством, рецепт которого вычитал в подсунутой вами книжице, сэр!
— Каким же?
— Мочой молодого поросенка! — Дженкинс начал сопеть, — Надо мной до сих пор даже куры смеются. И Вы вот тоже смеетесь надо мной, сэр!
— Ну уж это точно ты загнул, Дженкинс, — м-р Хаггард снисходительно улыбнулся, — Куры не умеют смеяться, они только квохчут!
«Смит Вессон», пардон, Полонски, открыв рот, слушал и этот диалог, и никак не мог взять в толк, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор.
Наконец, решив, что ссора зашла слишком далеко, и, желая внести хоть какую-нибудь лепту в столь важный вопрос, старина Смит скромно и ненавязчиво изрек:
— А у нас в деревне радикулит лечат коровьим маслом!
Все внимательно посмотрели на него — м-р Хаггард восторженно-одобрительно, а Дженкинс осуждающе-недоверчиво, да так, что тот засмущался и покраснел, как рак перед пивом.
Положение спас верный друг — его кореш и товарищ Полонский:
— А у нас есть один дед, который тоже страдает энтой заразой. Так он мажет себе спину сметаной и кличет своего цепного кобеля Тарзана, а тот слижет всю сметану подчистую, а вместе с ней всю дедову болезнь, да так, что у старого как у молодого спина начинает стоять. Вот!
— А что, неплохая идея! — м-р Хаггард не обманулся в своих ожиданиях по поводу разносторонней житейской компетенции м-ра Полонски, — Давай Дженкинс, намажем тебя всего сметаной и покличем Клару с Бэком. Они тебя сразу вылечат от всех болезней!
— Да ну вас! — махнул рукой управляющий, давно уже привыкший к шуткам м-ра Хаггарда, — Вас уже все заждались, сэр!
— Так начинайте! — сказал м-р Хаггард. Пилот повел аэрокар на посадку к лужайке перед домом.
…Стоял август месяц, и Лето начинало сдавать вахту своей более степенной товарке — Осени.
Увядание начинало чувствоваться во всем: в запахе трав, в желтизне отдельных листьев, в самом воздухе. Он стал неуловимо густым и ленивым, пропитанным медовым духом зрелой и сытой природы.
Эти признаки близкой осени были еще почти незаметны для глаза. Все так же, как вчера, зеленела трава, и так же стрекотал в поле кузнечик. Но все-таки что-то неуловимо и безвозвратно изменилось. Какая-то легкая грусть легла на эти спокойные и плавные изгибы полых холмов, грусть о невозможности сохранить без изменений это чудесное время была неизъяснима, хотелось плакать от счастья. В авторской душе, такой грубой и зачерствелой, просыпался поэт, который еще более жаждал заплакать от бессилия охватить и впитать в себя эту благодать:
Пройти широким полем,
Колосья раздвигая,
Подставив спину жарким солнечным лучам,
И пить, ладонями черпая
Воду холодного ручья,
Блаженно лечь на траву,
Душою отдыхая,
Взяв на ладонь живого муравья…
…Кстати, насчет «душою отдыхая».
М-р Хаггард категорически высказал пожелание по проведению праздника: чтобы все было выдержано в пастельных тонах, и если никак нельзя обойтись без шумных развлечений (Размечтался! Дети — и без шума!), то пусть это будут веселые и безобидные детские игры, и боже упаси что-либо похожее на «хэви-металл» обед с балетной викториной!
Гости уже в полном составе (см. выше «ретро»-карнавал) расположились на открытой лужайке. Скорее это был склон большого холма, на вершине которого стоял загородный дом Хаггардов, а у подножия его лежало давешнее озеро, возле которого резвились дети.
Они играли на причале лодочной станции, стилизованной под речной вокзал. От него только что отшвартовался старинный пароход с двумя большими гребными колесами. Труба дымила вовсю, колеса поднимали тучу брызг, искрившихся в лучах клонившегося к закату солнца. На капитане был белый китель и огромная фуражка с золотым крабом-кокардой. Боцман свистел в дудку, матросы бегали по палубам, как обезьяны, на верхней палубе дамы с зонтиками и веерами степенно беседовали со своими кавалерами, которые не выпускали изо рта… нет, не трубки и гаванские сигары, а самые настоящие, первосортные… леденцы на палочке!
Та часть публики, которой не хватило билетов на этот рейс, каталась вокруг парохода на увешанных гирляндами разноцветных лодках. А между лодками, как угорелый, носился сам виновник торжества — Томми на своем подводном глиссере, поднимая высокую волну и ныряя время от времени.
Лодки качались, публика радостно визжала, пароход басовито гудел, а капитан, естественно, отдавал всем честь.
Одним словом, детишки веселились вовсю и не мешали отдыхать взрослым, а те лениво потягивали коктейли, вели непринужденные светские беседы о всяких пустяках, некоторые сидели кто за легкими столиками в креслах-качалках, а кто — прямо на траве, а один старый генерал, расстегнув свой китель, прилег маленько вздремнуть под ласковым солнцем.
М-р Хаггард присоединился к центральной группе гостей, перецеловав гирлянду ручек (миссис Хаггард, миссис Моррисон, миссис Пэтрофф и другие не менее достойные особы) и пожав руки их спутникам (себе, как сопровождающему миссис Хаггард, он пожал руку мысленно).
— Какой сегодня прекрасный вечер, друзья! — воскликнул он, будто бы не содержал у себя на службе ораву синоптиков и не имел никакого понятия о моделировании климата, — Как я рад вас здесь всех видеть! А где же наши милые дети?
— По-моему, они решили устроить Трафальгарскую битву, — ответила ему миссис Хаггард, — Наш именинник, того и гляди, протаранит дредноут под командованием адмирала Пэтроффа-младшего.