Карлаен быстро определил своё положение. Он стоял на восточной площади — Площади Освобождения Императора. Капитан рассчитал свой путь до Площади Вознесения Императора. Если Алфей или кто-то из остальных пережил битву в подземельях, то они будут там. Прижав Флакса к груди, чтобы защитить от огня, Карлаен двинулся сквозь площадь, пробираясь к точке сбора.
Как только он вышел из водостока, вокс-сеть затрещала и ожила. В его ушах раздались голоса — приказы, предупреждения, клятвы — рёв ордена, доведённого до ярости. Он почувствовал, как на краю мыслей поднимается красный гул. Это случалось всегда, когда орден вступал в сражение. Черный прилив эмоций, за контроль над которыми сражался каждый воин, становился всё сильнее, пока вибрации корпуса «Громового ястреба» растрясали их тела, а вокруг проносился жар лазерного вооружения.
Между битвами, в холодном пространстве пустоты или на неровных песках Ваала, на жажду битвы можно было не обращать внимания, обратившись к более благородным порывам. Карлаен знал многих братьев, которые так же мастерски обращались со стамеской скульптора или кистью художника, как с болтером и клинком. Но здесь, сейчас, на острие, ярость расцветала. И, если они не проявят осторожность, она могла смести и проклясть их всех.
По площади пронесся жар, сжигающий чужацкую растительность, ненадолго получившую пространство в своё распоряжение. Без вмешательства людей или автоматики, пожары разгорелись и пожирали как тиранидов, так и выживших имперских защитников, попавшихся на пути огня. Не единожды потерявшие ориентацию существа вырывались из горящих руин на площадь. Некоторые атаковали Карлаена, и ему приходилось защищаться. По пути на Площадь Восхождения Императора он оставлял за собой след из разбитых тел.
Тираниды, пока что, были не организованы и мало чем отличались от взбешенных животных. Но вскоре Разум улья обратит своё необъятное внимание на захватчиков и доведёт до роев свою волю, объединив их для исполнения ужасной цели.
К тому времени, как капитан достиг Площади Вознесения Императора, воздух над ним заполнился гротескными силуэтами горгулий. Крылатые кошмары нарезали круги над городом подобно живому облаку из клыков и когтей. Выводки гаунтов пробирались сквозь мглу, окружающую площадь, и Карлаен видел за их спинами и более громоздкие тела. Но ни следа его братьев. Он проверил заранее установленные частоты вокса, но услышал только статику. Капитан двинулся в сторону поваленной статуи Императора.
Флакс всё ещё был без сознания и едва пошевелился, когда Карлаен спрятал его в расщелине под статуей. Это действие было проявлением сострадания, подумал Карлаен, ведь ни один человек не должен видеть смерть своего мира и народа. Когда он удостоверился, что губернатор в безопасности, капитан выпрямился и начал проверять частоты вокса, пока не нашел основной сигнал Адептус Астартес, издающий статику.
— Это капитан первой роты Карлаен. Запрашиваю эвакуацию с поверхности планеты, — сказал он, подняв голос, чтобы его услышали сквозь помехи.
Шли мгновения. Сигнал появлялся и исчезал, и капитан повторил запрос. Он посмотрел вверх, пытаясь представить битву, разгоревшуюся высоко над планетой. Пустотная война состояла из огромных дистанций и острых углов. Верх и низ теряли своё значение, не существовало возвышенностей, которые можно захватить и даже для того, чтобы приблизиться на ударную дистанцию к врагу требовались точнейшие вычисления. К боевым постам были прикованы сервиторы, наполовину стрелки и наполовину аналитические машины, передающие информацию с нацеливающих компьютеров специально обученным слугам ордена, стреляющим во врагов, которых они не видели.
Карлаен несколько раз участвовал в пустотных сражениях. Он проводил абордажные операции и отражал с корабля врагов, когда им удавалось сократить неисчислимое расстояние, обычно разделявшее сражающихся. Даже сейчас он с легкостью мог вспомнить давящий холод и тишину, от которой не скрыться, сопровождающие подобные битвы во время движения по внешнему корпусу корабля. Он не мог забыть, как безумная спираль созвездий, вытянувшихся в бесконечность во всех направлениях, отпечатывалась в уме, чтобы остаться там навсегда.
Снижение на планету в таких безумных условиях было ещё более нервирующим. Люди погибали, даже не увидев поверхности планеты, которую должны были захватить. Верхние слои стратосферы были подобны адскому шторму огня и ярости.
Пока он пытался установить связь с флотом, Карлаен осматривал туман и мглу, ища врага. Под покровом серых и черных цветов двигались большие и маленькие силуэты, издающие характерный стук хитина по камню. Капитан взялся за рукоять молота двумя руками и ждал. В его ухе щелкнул вокс.
— Повторите? — спросил голос, среди шипения и плевков статики.
Карлаен удовлетворенно хмыкнул.
— Это капитан Карлаен, запрашиваю эвакуацию, — рявкнул он. — Точка сбора «альфа».
— Вас понял, капитан. Готовьтесь к эвакуации, держите позицию до прибытия.
— Вас понял, — ответил Карлаен, уставившись на крадущиеся во мгле нечеткие формы. Он взмахнул молотом, разгоняя дым.
— Подходите, если желаете, я стою здесь и не сдвинусь с места, — пробормотал он. Карлаен беспокоился, он чувствовал, как его самоконтроль ослабевает с каждым боем. «Красная жажда» скребла в его глотке, а на разум давили воспоминания ему не принадлежащие. Он понимал, что это значило, как и любой другой член ордена, потому что достаточно часто встречал пораженных.
Он подумал о Рафэне и закрыл глаза, стараясь не представлять, каково это, быть захваченным безумием, поглотившим другого космодесантника или Кассора. Быть потерянным и преданным проклятию, заключенному в самой крови. Карлаен открыл глаза, и посмотрел на едва дышащего Флакса, лежащего на земле.
Найдем ли мы ответ, благодаря тебе? — подумал он. — Ты — наше спасение, как думает Корбулон, или это всё ничего не стоило?
Карлаен услышал скрежет когтей по камням и крутанулся, сбив молотом в полете прыгнувшего генокрада. Жесткий удар прибил существо к земле, превратив его в окровавленную кучу плоти. Карлаен осмотрел площадь, обнаружив больше многоруких силуэтов, подкрадывающихся к нему сквозь руины. Он в последний раз попробовал связаться с остальными, но в воксе был только шум статики. С упавшей статуи Императора на него бросился второй генокрад.
Карлаен развернулся и ударил чудовище вбок, размозжив его о статую. Ихор забрызгал обгоревшее лицо Императора, а тело генокрада скатилось на землю. Капитан посмотрел назад и увидел новых генокрадов, скачущих к нему сквозь дым.
Следующие несколько мгновений расплылись в круговорот крови и смерти. Теперь у Карлаена не было боеприпасов для штурмболтера, но появилась необходимость защищать бессознательного губернатора, и ему пришлось уйти в оборону. Молот был как орудием, так и играл роль щита. Он вращался, поворачивался, вбивал и проскальзывал, не замедляясь, всегда оставаясь в движении, заставляя врагов нападать на него.
Наконец, он остался один, в окружении изломанных трупов тиранидов. Молот тяжело лежал в его руке, символ ордена, украшающий древнее реликтовое оружие, скрылся под липкой массой размозженного мяса и чужацкой крови. Площадь заполнилась дымом, и Карлаен с трудом различал своё окружение. Он подался назад, к статуе, когда с неба посыпалась ещё тлеющая зола. Его глаза болели от жара, приближающегося со всех сторон от дворца. Воздух был полон ядов и пепла.
Карлаен прищурился. И так слабый солнечный свет теперь был спрятан за всё растущими клубами дыма. Капитан не слышал и не видел ничего. По телу расползалась усталость, захватывая по одной мышце, а с ней пришёл красный гул, становившийся всё громче вместе с накапливающейся утомленностью. Скоро он уже не сможет сопротивляться или направлять её, только погрузиться в глубину. А затем…
Он оттолкнул эту мысль и постарался собраться со всеми оставшимися силами. Сквозь золу он увидел генокрадов, вновь собирающихся среди разбитых статуй, украшавших площадь. Затем из орды выскочил более крупный ужасный силуэт, усевшийся на безголовую статую.
После падения в глубины Отродье Криптуса выглядел потрепанным… Панцирь был покрыт трещинами и грязью, капающей и застывающей от жара пламени. Впрочем, он всё равно двигался с такой же жуткой грациозностью, как и всегда и, казалось, не растерял своей ужасной силы. Сгорбившись на плечах статуи, он бросил на Ангела полный ненависти красноречивый взгляд.
Карлаен покачал головой.
— Целеустремленность — удел не одних лишь избранных Императора, — пробормотал он. Очередная строка из «Рассуждений Ралдорона». Первый магистр говорил об орках, но, повелителю выводка фраза тоже подходила, решил Карлаен. Он сплюнул кровь на землю перед собой и вздернул подбородок.
— Ну, тварь. Чего ты ждешь?
Повелитель выводка смотрел, как его жертва готовится к тому, что последует дальше, и почувствовал легкое беспокойство. Он никогда раньше так не охотился, никогда не сталкивался с существом, способным сопротивляться его воле.
Ему не нравилась эта игра.
Отродье сгорбился на статуе и с отвращением осмотрел гиганта в красной броне. Пришелец испортил всё, а время почти вышло. Повелитель чувствовал, что теперь, когда земля тряслась, небо кровоточило огнем, внимание Разума улья уже обращается к нему. Что-то прибыло на могильных ветрах безжалостных звезд, и на отражение этого будет брошен каждый рой.
Но не сейчас. Не… сейчас. Не раньше, чем его брат получит своё наказание. Не сейчас, пока узурпатор ещё был жив. Когти тиранида погрузились в поверхность статуи, когда он представил, что вонзает их в мягкую плоть брата. Он ждал этого момента годы, десятилетия. Этой последней мести, которая покажет губернатору полную цену его предательства.
Отродье чувствовал разум своего брата, он был слаб и затуманен болью. Это не приносило повелителю выводка удовлетворения, хоть он и не понимал почему. Перед мысленным взором тиранида пронеслось лицо Флакса, и он задумался, почему не убил его, когда у него был шанс. Отродье так сильно хотел этого, но что-то остановило его — другие лица, другие голоса, воспоминания, которых он не понимал.
Это твой брат Август. Он защитит тебя, Тиберий, — шептал ему женский голос.
Но он не защитил. А потом было уже слишком поздно.
Тиранид закрыл глаза, игнорируя звуки его детей внизу, звуки смерти мира, который он хотел получить. Отродье сосредоточился на воспоминаниях, кружащих в его разуме так же, как тлеющая зола в воздухе над площадью. Он вспомнил мужчину и женщину, а потом Флакса, поднимающего пистолет. Мужчина кричал, и за громовым раскатом полилась кровь. Вокруг дрожала площадь. Повелитель выводка открыл глаза и скривился, когда по телу прокатилась боль.
Падение ранило его. Вода жгла легкие повелителя, но ему удалось выбраться, вытащить себя обратно на свет, ярость придала ему сил. Ярость, разгоревшаяся от того, что он не почувствует крови узурпатора. Ярость, оттого, что его так долго откладываемое возмездие не состоится. Ярость, что его брат выживет, когда сам повелитель станет частью Разума улья.
Оттого, что он никогда не поймет, что же Отродье у него забрал.
Вот только он уже понял, не так ли? Флакс ясно дал это понять на мосту. Повелитель выводка коснулся места на боку, куда вонзился нож губернатора. Оно всё еще было влажным от ихора. Нет, Август Флакс всё понимал.
И Отродье Криптуса заставит его заплатить за всё. Не важно, сколько между ними стояло красных гигантов, сколько огня падало с неба и сколько трещин открылось в земле. Асфодекс принадлежал Отродью Криптуса. Старый порядок будет сметен, и на его месте встанет песнь и тень Левиафана, тянущаяся от звезды к звезде.
Повелитель выводка вытянулся в полный рост и раскинул руки. Он запрокинул голову и, на мгновение, обратил взгляд на пылающий дождь, начавший идти из кружащихся над головой облаков. Затем он резко опустил голову и зарычал.
Дети-тираниды эхом отозвались на его рёв и бросились на добычу.
Началась последняя битва за судьбу династии Флаксов.
Глава семнадцатая
Карлаен поднял молот и приготовился продать свою жизнь подороже. Вопль повелителя выводка пронесся над площадью, и генокрады эхом откликнулись на него, как один рванувшись вперед. Их было слишком много, и они двигались слишком быстро, чтобы капитан смог их одолеть. Он инстинктивно сделал расчет, и не постыдился признать неизбежность своего положения.
И действительно, какая-то его часть жаждала этого. Жаждала поддаться безумию и испить из красных вод, что поднимались в его разуме, просто поддаться ”красной жажде”, как это сделали многие другие, и сбросить с себя бремя долга в последние минуты. Карлаен подумал о Рафэне и роте смерти, и задался вопросом, каково это — биться, как они, потерявшись в прошлом. Каково это, сражаться бок о бок с героями, что давно умерли и обратились в прах? Стоило ли оно того? Даст ли безумие возможность узреть лицо самого Сангвиния, когда тьма накроет тебя в последний раз? Он почти почувствовал присутствие примарха подле себя, его огромные крылья заслоняли капитана от падающих углей. Он почти…
Стук его сердца заглушил все остальные звуки. Сквозь огненный дождь двигались тени; мерцающие, призрачные очертания пробивающихся на поверхность воспоминаний. В пульсации своих сердец Карлаен услышал неясный шум голосов, и почувствовал раскаты битвы. Но не этой битвы. Он открыл глаза. Мир вокруг него мог с тем же успехом оказаться картиной. Он мог разглядеть отблески огня, отражавшегося в когтях его врагов, и учуять их же едкий смрад. А среди них он увидел воинов, которых там не было — тени, облаченные в броню из латуни или аметиста, пропахшую ладаном и пролитой кровью. Капитан моргнул. Воины задрожали и исчезли, как если бы они были всего лишь пятнами на поверхности его глаза.
Карлаен заставил себя успокоиться. Капитан проигнорировал красный гул и то, что он всколыхнул на поверхность, пока генокрады прыгали к нему через руины, бросаясь от статуи к статуе или просто стремительно несясь через отрытую площадь. Если ему суждено умереть, то он не станет обезумевшим чудовищем. Он не сдастся. Он исполнит свой долг и умрет здесь и сейчас, в когтях этих зверей, а не от клинков врагов прошлого, если такова его судьба.
Карлаен опустил навершие молота. Его разум начал вычислять наилучший способ обратить численность врага против него самого, и при этом в полной мере использовать свои боевые навыки. Тираниды не люди, и раны, что не убивают сразу, редко останавливают их. Но рои могли освободиться от контроля Разума улья, когда начиналась резня. Стоит лишь быстро убить достаточное количество, и синаптический контроль повелителя выводка исчезнет, когда оставшиеся поддадутся своей звериной натуре и сбегут. Разгоревшееся вокруг пламя облегчит задачу. Ведь биозвери, как и все животные, инстинктивно боялись огня.
Ближайший генокрад прыгнул, и время, казалось, замедлилось, мгновение растянулось подобно тетиве лука. Карлаен наметил наилучшее место для нанесения максимально эффективного удара и поднял свой молот, прокрутив в хватке рукоять. Датчики брони предупреждающе вопили, даже когда он нанес удар. Голова генокрада лопнула как перезрелый плод, и, едва его подбросило в воздух, болтерный огонь пронесся по орде.
Вокс затрещал, возвращаясь к жизни, и Карлаен не смог удержаться от ликующего смеха, когда знакомый голос произнес:
— А я уж подумал, ты усвоил урок о том, что не стоит ходить в одиночку, капитан.
— Можешь настучать на меня командору Данте, как только мы покинем планету, — сказал Карлаен, пока генокрады падали. Терминаторы вышли на площадь из-под развалин дворца, грохоча болтерами. Их вели Алфей, Закреал и Мелос.
— Иосия? — тихо спросил Карлаен.
Голос Алфея был мрачен:
— Он дал нам время, чтобы отступить. Существо выпустило ему кишки, и он был не склонен отступать. Мы… Я подумал, что лучше придерживаться его решения. — Многое осталось недосказанным в этом коротком ответе. Карлаен решил ничего не говорить. Иосия всегда был близок к красной грани. Молчаливый черноволосый воин никогда до конца не избавился от уроков пустыни и гор.
Карлаен тряхнул головой и сбил вцепившегося в него генокрада в сторону. Он будет скорбеть позже.
— Я дал сигнал об эвакуации. Помощь в пути. — Он вдавил наконечник своего молота в позвоночник генокрада, дробя его. — Где…
Прежде чем он успел закончить вопрос, воздух наполнился воем турбин и в дыму приземлились фигуры в черной броне. Прибыла рота смерти. Или, по крайней мере, то, что от неё осталось. Выжили лишь несколько берсеркеров, но их энтузиазм, казалось, ничуть не угас.
Чуть было не прыгнувший на капитана генокрад был сбит громовым молотом. Рафэн приземлился мгновением позже и вырвал навершие своего оружия из подергивающихся останков фигуры ксеноса. Безумный воин повернулся к Карлаену и коротко кивнул.
— Думал забрать их всех себе, а, брат? Как не стыдно. Предатели задолжали свою кровь всем нам, а не только тебе, — прохрипел он, содрогаясь от рвения. Сержант хлопнул Карлаена по плечу дрожащей рукой и сказал:
— Мы будем биться вместе. Святая Терра не падет. Не сегодня.
— Нет, не сегодня, — произнес Карлаен. Он поколебался, но затем сжал предплечье Рафэна в воинской хватке. Сержант дернулся, как будто удивленный. Его подрагивание стихло. Он посмотрел на Карлаена, и глаза за линзами его шлема были ясными. Но это длилось лишь мгновение.
— Ты слышишь его, брат? Чувствуешь жар его продвижения? Мы находимся в тени его крыльев, и он призывает Девятый Легион к себе, — прорычал Рафэн. Он развернулся, сминая генокрада, а затем послал болт в брюхо другого. Раненый зверь бросился на него. Рафэн собрался снова открыть огонь, но болт-пистолет лишь впустую щелкнул. Он отшвырнул оружие в сторону. Карлаен двинулся, чтобы добить раненого генокрада, но Рафэн опередил его.