— Я слышала.
— Я полагаю, от Каррузерса. Я знаю, что он частый гость в пасторском доме.
— Он нравится моему отцу. У них общие интересы.
— Мы выросли с мыслью, что в конце концов войдем в компанию. У моего дяди… брата отца… конторы в Лондоне. Я время от времени езжу туда… как говорят, набираюсь опыта.
— Это, должно быть, интересно.
— Компания… о да. Конечно, это часть истории. Она уходит в глубь веков. Как вы знаете, торговля с Индией началась, когда Васко да Гама открыл восточный проход и бросил якорь в Калькутте. Но португальцы никогда не создавали торговой компании; они оставили это нам. Знаете ли вы, что королева Елизавета даровала нам грамоту на торговлю? Это было в самые последние дни шестнадцатого века. Так что вы понимаете, наши корни уходят в глубокое прошлое, и семья обязана продолжать это.
— Вы должны очень гордиться своими предками.
— Среди них есть и грешники.
— Во всех семьях так.
— Но в некоторых больше, чем в других. Я сейчас думаю, что ваша была очень достойной… просто с небольшими пустяковыми грешками, наверное.
— Может быть, лучше не выяснять.
— Я уверен, что вы правы. Но в таких семьях, как наша, все оказывается записанным. Мы знаем того, кто был основателем компании, и кое-что о жизни тех, кто были продолжателями. Вы согласны, что люди непредсказуемы? Те, кто кажутся добропорядочными, часто имеют свои секреты, а в злодеях нередко обнаруживаются зерна добра.
— Расскажите мне о торговле. Какими товарами вы торгуете? — попросила я.
— Мы продаем в Индию золотую нить для вышивания, шерстяные ткани, скобяные изделия и тому подобное, а обратно привозим шелк, алмазы, чай, фарфор, перец, набивной ситец, наркотики и т.п.
— Понятно. Вы торговцы.
— Совершенно верно. Но мы становимся очень могущественными. Понимаете, нам мало одной торговли. Мы хотим управлять, и мы принимаем участие в ссорах индийских принцев. Мы добились власти, и, можно сказать, что Ост-Индская компания является истинным правителем Индии.
— Не возмущаются ли этим индийцы?
— Конечно, некоторые из них возмущены. Другие же понимают приносимую нами выгоду. У французов тоже есть своя Ост-Индская компания. В этом причина волнений между нашими двумя странами.
— Мне кажется, что такое стремление к власти вызывает много тревог.
Он кивнул.
— Вы понимаете, почему? Такова наша семейная традиция.
— Да, понимаю, — сказала я.
— Ладно, довольно о компании и о моей семье. А как вы? Что вы намерены делать теперь, когда вы дома?
— Делать? Что я могу делать?
— Расскажите мне.
— В данный момент я помогаю по дому и приглядываю за отцом. На семью пастора приходится очень много обязанностей. Думаю, это и есть то, чем я буду продолжать заниматься.
— У вас нет планов… стремлений? Возможно, путешествовать? Вы уже были во Франции… и Линденштайне.
Я торопливо ответила:
— Я думаю, надо подождать, как сложится дальше.
— Некоторые из нас нетерпеливы и торопят судьбу. Вы не из таких?
— Это я должна выяснить. До сих пор я никогда этого не делала. А вы?
Он наклонился ко мне.
— Я постоянно это делаю. Если я захочу чего-то, то стараюсь добиться этого.
— Это все то же стремление и жажда власти. Это потому, что вы принадлежите к Фремлингам и Ост-Индской компании.
— Не только. Это моя предприимчивая натура. Я рассмеялась и он сказал:
— Как вы меняетесь, когда смеетесь. Вы знаете, что выглядите немного суровой?
— Не думаю, что в действительности я такая.
— Может быть, вы становитесь такой только тогда, когда видите меня?
— Не понимаю, почему я должна так реагировать на вас.
— Возможно, потому, что вы осуждаете меня?
— За что?
— Я могу догадываться о нескольких причинах.
— Тогда мне они неизвестны.
— Не смотрите с ожиданием. Я не собираюсь называть их. Я не настолько глуп, чтобы усиливать ваше нерасположение.
— Нерасположение — это полностью ваше воображение. Как можно осуждать человека, не зная его?
— Возможно, из-за плохой репутации.
— Я не наслышана о ней.
— Ну вот! Теперь вы опять стали суровой. Я чувствую, что мы лучше узнаем друг друга за это путешествие.
— Разве эта непродолжительная поездка поможет нам больше, чем годы проживания по соседству?
— В такой обстановке есть что-то интимное.
— Неужели?
— Вы этого не чувствуете?
— Я думаю, что мы разговариваем дольше, чем за все время, что мы знаем друг друга.
— Это потому, что вы здесь и не можете уйти от меня.
— Так же, как и вы от меня.
— О, а я и не хочу.
Я рассмеялась.
— Я думаю, что мы уже должны скоро приехать.
— Через пять минут, — сказал он. — Увы! Каким коротким показалось путешествие. Но очень воодушевляющим. Как удачно, что мы были одни в купе. Я скажу вам кое-что. Это не было удачей. Я заранее дал кондуктору чаевые.
— Зачем?
— По вполне ясным причинам. Я подумал, что нам было бы интересно познакомиться друг с другом. Посторонние нарушили бы наш маленький тет-а-тет.
— Не понимаю, почему вы беспокоились.
— Я принимаю на себя массу беспокойств, добиваясь того, что хочу. Разве я не говорил вам, что я «толкач»?
Я немного удивилась и почувствовала легкое беспокойство, не зная, что у него на уме. Мне показалось, что он собирается позволить себе легкий флирт. Он, без сомнения, думал, что я была наивной девочкой, готовой упасть в объятия всемогущего лорда поместья. Если Лавиния мало что извлекла из своего горького опыта, то я вынесла многое.
Я холодно повторила:
— Не представляю, почему вы должны брать на себя беспокойство.
— Позже я скажу вам.
— Однако мы приехали.
Он взял мой чемодан.
— Знаете, я сама справлюсь, — сказала я.
— Не могу позволить вам его нести.
Мне показалось, что он уже занял собственническую позицию.
Следовало бы остерегаться его. Он относился к тому типу мужчин, которые думают, что стоит им только поманить девушку, как она тут же за ним побежит. Он был сэр Фабиан, богатый и могущественный; и его мать заставила его чувствовать себя — как обычно говорили — маленьким Цезарем.
Я попыталась взять у него мой чемодан, но он, улыбаясь, настоял на своем. Мы прошли по платформе, и там стояла ожидавшая меня Полли.
Она пришла в изумление, увидев меня с мужчиной, а когда узнала его, ее удивление перешло в смятение.
Я подбежала к ней, и она обняла меня.
— О, Полли, — воскликнула я, — как чудесно увидеть тебя.
Она была напряжена из-за его присутствия.
— Полли, это сэр Фабиан. Он был так добр, что помог нести мой багаж.
Он поклонился Полли.
— Мы с мисс Делани встретились в поезде.
Полли выглядела воинственно. Она никогда не одобряла Фремлингов. Я знала, что она думает. Кто они такие вне своей семьи? Или когда едут на поезде и несут чьи-то вещи? Нельзя не признать, что ничего хорошего они из себя не представляли. Я так хорошо знала ее, что угадывала ее мысли.
— Итак, благодарю вас, сэр Фабиан, — сказала я. — Вы были очень добры.
— Мы возьмем кеб и в один момент будем дома, — заволновалась Полли.
— Я провожу вас, — сказал он, — и возьму кеб.
— Нет необходимости… — возразила я.
— Я настаиваю. — Он говорил так, будто его слово было закон. Мне непреодолимо хотелось вырвать у него мой чемодан и сказать, что мы не нуждаемся в его помощи. Но если я так сделаю, это может выдать что-то, что я должна скрывать.
Я уже знала его властную манеру, с которой он подозвал кеб, и очень скоро мы оказались на пути к дому.
Я пыталась болтать с Полли так, будто его с нами не было. Я спросила об Эфф. Она процветает. Живет очень хорошо. Может, даже приобретет дом № 10 Макклестона, если живущий там старик выедет. Эфф всегда внимательно следила за этим.
Никто из нас не упомянул о девочке, но я знала, что Полли, так же, как и я, жаждет поговорить о ней.
Я была рада, когда наша поездка закончилась. Он вышел из кеба и донес мой чемодан до двери. Эфф открыла нам. Увидев меня, она вскрикнула от удовольствия, а затем, при виде Фабиана, отступила.
Он снял шляпу и поклонился.
— Это сэр Фабиан Фремлинг, мой сосед, — объяснила я. — Я встретила его в поезде, и он мне очень помог.
Я видела, что она раздумывает, следует ли его пригласить на чашку чая с куском особого кекса с изюмом, который она испекла по такому случаю; ее колебания были связаны с его титулом и, возможно, с его безупречной внешностью.
Я быстро сказала:
— Вы были очень добры, сэр Фабиан. Большое вам спасибо. — С этими словами я повернулась, и он, вновь поклонившись, пошел обратно к ожидавшему кебу.
Мы вошли в дом.
— Ну и ну! Вот те раз! — сказала Полли. — Я думала упаду, когда увидела, кто это.
Она покачала головой. Она была обеспокоена; я должна сказать ей при первой возможности, что нет необходимости бить тревогу.
Эфф заворковала:
— Я знаю, кого ты хочешь видеть. Она у меня здесь, но сейчас спит, и я не хочу ее беспокоить, иначе будут неприятности, верно, Полли?
— Это точно, — подтвердила та.
— Ну что же, как насчет чашки хорошего чая сначала? У меня есть горячие булочки.
Когда мы сели за чай с булочками, я услышала о процветании их бизнеса и о том, как малышка с каждым днем становится все красивее.
Наконец Эфф принесла ее, и я взяла ее на руки, при этом она удивленно смотрела, ее маленькие ручки обвились вокруг моих пальцев и на ее розовом личике появилось что-то вроде довольной улыбки. Она очень изменилась с того дня, когда мы с Лавинией привезли ее сюда. Ей скоро должно было исполниться девять месяцев — уже большая. Меня всегда расстраивали мысли о нежеланных детях, но эта, по крайней мере благодаря Полли и Эфф буквально купалась в любви.
У Флер были живые голубые глаза, а почти черные при рождении волосы значительно посветлели. Они были темно-каштановыми с рыжеватым отливом — унаследованные, несомненно, от Лавинии. Было видно, что она довольна, и это было счастье.
Присутствие Флер заставило меня вновь подумать о других малышах, родившихся в том месте вместе с ней. Что произошло с Эммелиной? У ее ребенка должен быть счастливый дом, я уверена. А бедная маленькая девочка, которую изнасиловали? Ее семья, конечно, будет ухаживать за ее ребенком. А Агата? Она должна была бы знать, что делать. У нее доброе сердце, и она не позволит стать своему ребенку сиротой. Больше всего я беспокоилась о Мириам, которая собиралась оставить своего ребенка ради спасения брака. Казалось, что этот случай был самым грустным из всех.
Но я была рада видеть здесь Флер. Она не должна была скучать без родителей, потому что нельзя было найти двух более преданных людей, чем Полли и Эфф, которые бы так хорошо заботились о ней.
Кузнечные мехи были приняты с радостью.
— Этот кухонный очаг никогда не имел такой тяги, — сказала Эфф.
Шляпка была немедленно надета, и в пинеточках Флер была очень забавной.
— Очень пригодятся ей для прогулок, — сказала Полли. — Скоро она начнет ходить. Она достаточно уже наползалась на руках и коленях.
— Тебе не кажется, что она маленький ангел? — заметила Эфф.
Я ответила, что да.
— Эфф ее просто балует, — сказала Полли.
— Мне это нравится — возразила Эфф. — Ты и сама хороша.
Все было так уютно, так похоже на то, что я от них ожидала. Полли по-прежнему оставалась светлым пятном в моей жизни.
Однако ей было не по себе. Я это чувствовала. Когда вечером Эфф ушла, она вошла в мою комнату и заговорила со мной очень серьезно.
— Друзилла, я беспокоилась о тебе. Мне не нравилось, что ты была в этом заграничном месте. Я не знаю, что случилось. Флер… она дочь Лавинии. Теперь я знаю это. Сначала я подумала, что она твоя.
— Ох, Полли.
— Именно поэтому мы так быстро приняли ее. Я сказала Эфф: «Это моя девочка, и она в беде. Мы, как сможем, поможем ей, и если надо взять ребенка сюда, мы сделаем это».
— Я сразу же подумала о вас. Я помню, что вы с Эфф всегда любили детей.
— Да.
— Ты не сомневалась.
— Нет… Как я тебе говорила, я думала, что это твой.
— Ты всегда прекрасно относилась ко мне, Полли… всегда.
— Теперь я знаю, что она дочь Лавинии. Такой вызывающий «багаж». Это в ее духе. Попадает в беду и заставляет кого-то другого улаживать это.
— Леди Харриет принимала большое участие в оплате моего обучения в школе. Я была там, чтобы быть с Лавинией.
— Я знаю. Такие думают, что им принадлежит мир и все, что в нем есть. И теперь этот Фабиан… или как там его зовут.
— Все зовут его Фабианом. Это его имя.
— Сэр Фабиан, если вам угодно.
— Он унаследовал этот титул от своего отца. Он стал сэром сразу же после его смерти.
— Глупый способ продолжать… маленьким детям дают изображать знатных особ. Неудивительно, что, вырастая, они мнят себя Господом Богом.
— Ты думаешь, что он так считает?
— Ясно, как Божий день.
— Это не всегда очень ясно.
— Теперь ты поумнела, и я хочу поговорить с тобой серьезно, на равных. Это о Флер.
— Ох, Полли, разве Лавиния не присылает тебе денег?
— Речь идет не о деньгах. Я хочу сказать, что Флер… ну, она из них, Фремлингов, что ни говори. Сейчас ей хорошо. Не понимает разницы между Букингемским дворцом и трущобой… пока мы здесь смотрим за ней, целуем и обнимаем… ей хорошо. Но когда она подрастет, будет ли это место достаточно хорошим для нее?
— Оно будет хорошим, если здесь будете вы с Эфф. Она любит вас обеих. Посмотри, как она довольна, когда вы здесь.
— Ох, она любимая малышка. В этом нет сомнений. Но придет время, когда надо будет сказать ей, кто она, и что-то делать с ее обучением и прочим.
— Полли, не торопи события. Я поговорю с Лавинией, когда представится случай.
— И ты сама.
— А что со мной?
— Что ты собираешься делать?
— Что ты имеешь в виду, Полли?
— Ты знаешь, что. Пастор нездоров, не так ли? Как долго он сможет работать? Я знаю, что его место займет Колин Брейди. Он тебе нравится?
— Не пытаешься ли ты посватать меня, Полли?
— К таким вещам надо относиться серьезно. Мне бы хотелось, чтобы твоя жизнь с малышом была устроена. Ты была бы счастлива с маленьким. О, я знаю. Я видела тебя с Флер. Некоторые являются прирожденными матерями, и ты из их числа.
— Ты слишком спешишь, Полли.
— Ну, ведь он тебе нравится, этот Колин Брейди.
— Да.
— И он хороший человек.
— Смею сказать, что да.
— Ты же не можешь позволить кому-то подобрать тебя, когда хочется, и бросить, когда надоест?
— На кого ты намекаешь?
— На этого сэра Фабиана.
— О, здесь речь совсем не идет о том, чтобы он подобрал меня. Он просто оказался в том же поезде.
— Некоторые люди сами устраивают так, что происходит именно то, чего они хотят.
Я вспомнила о том, что он говорил о «подталкивании» судьбы, и о том, что он сам подстроил нашу встречу. Я почувствовала себя несколько польщенной и взволнованной его беспокойством, и это не раздражало меня, как должно бы.
Постепенно она вытянула из меня всю историю предательства и падения Лавинии.
— На эту всегда обрушивались все возможные беды. Может быть, это послужит уроком для нее. Могло быть… хотя я сомневаюсь в этом. Несчастье просто написано на ее лице. Рано или поздно она снова попадет в беду. И подумать только, что сэр Фабиан — дядя нашей Флер и ничего не знает об этом.
— Конечно, он не подозревает, что Флер существует.
— Но какой будет для него удар, когда узнает. Я не удивляюсь, что Лавиния пошла на все, чтобы сохранить свой секрет. Мне всегда жаль девушек, попавших в беду, но я не собираюсь из-за нее посыпать голову пеплом.
Вот так мы разговаривали, и мне было так же покойно, как обычно в былые дни, когда мы сидели в комнате пасторского дома, с одной стороны которого был церковный двор, а с другой — зеленела деревня.
Мы с Полли совершили нашу прогулку в «Вест»; я купила кое-что из одежды — перчатки для Полли и шарф для Эфф. Благодаря оставленным мамой деньгам у меня было денежное пособие. Оно было не очень большим, но я, по крайней мере, не сидела без гроша в кармане. Я сказала Полли, что собираюсь отсылать ей половину того, что имела, чтобы помочь ей с Флер, но она возмутилась.
— Не делай этого! Если ты попытаешься так поступить, я сразу же отошлю их обратно… немедленно… этим ты очень рассердишь нас с Эфф. Нам стало так радостно с ребенком. Это важно… особенно для Эфф. Она любила свое дело, но часто говорила, что ей чего-то не хватает. Она годами терпеливо выносила «его» и простила бы «ему» все его несносные привычки, если бы он дал ей ребенка. Но оказалось от «него» не было прока… даже в этом… Но теперь у нас есть Флер, — продолжала ока, — и даже если Лавиния когда-нибудь захочет вернуть ее себе, она ее не получит. За Флер я буду биться насмерть… и Эфф тоже… а Эфф всегда побеждает… всегда побеждает и будет побеждать. Отец всегда это говорил.
Я часто думала о Лавинии и спрашивала себя, вспоминает ли она когда-нибудь о ребенке. Я сомневалась в этом. Она бездумно зачала его, думая только о собственном удовольствии, и небрежно отреклась от него, не подозревая, казалось, как ей повезло, что она нашла людей, освободивших ее от этого бремени.
В течение этой недели я вывозила малышку в общий двор. Я обычно сидела на скамейке и размышляла обо всем, что произошло за последние два года. В своих мыслях я часто возвращалась в тот маленький город; вспоминая, как выбирала пирожное, садилась за столик с тентом от солнца и ждала, когда Шарль принесет кофе. Я живо вспоминала тот день, когда к нам подошел так называемый граф. Я видела Лавинию, дерзко улыбающуюся привлекательному самозванцу. Я должна была бы догадаться, что он не граф, и единственным его желанием было мимолетное любовное увлечение.
Я пребывала в мечтах, а Флер дремала в коляске. Внезапно я осознала, что кто-то сел на скамью рядом со мной. Я повернулась и, испытывая одновременно веселое возбуждение и страх, увидела, что это был Фабиан.
— Сэр Фабиан… — пробормотала я.