Роман о девочках (сборник) - Высоцкий Владимир Семенович


Владимир Высоцкий Роман о девочках (сборник)


«Человек должен мыслить…»

Человек должен мыслить. Между прочим, это и отличает его от животного. Еще человека отличает то, что он изъясняется при помощи языка, носит одежду и посещает футбольные состязания. Если он всего этого не делает, тогда он лишь наполовину человек. Нет, на одну восьмую. А на остальные семь восьмых он – только человекообразен.

Итак! Человек должен мыслить. Хотя бы иногда. Что было бы, если бы мысль не посещала его! Вернее, чего бы не было! «Тихого Дона», «Войны и мира», спутников, атомного ледохода и, наконец, – к чему скромность! – не было бы этих вдохновенных строк, которые вы читаете.


<конец 50-х>

Об игре в шахматы

Если вам предложат играть в шахматы – никогда не говорите: «Не умею». Скажите: «Умею, но не хочу». Теперь-то я знаю это золотое правило. Но тогда!..

Когда он подошел ко мне, я сидел в парке и мирно читал газету. В глазах у него была тоска, а под мышкой – шахматная доска.

– Сыграем? – спрашивает он неуверенно, заранее предполагая отрицательный ответ.

– Я не умею!

– Как?! – Он чуть подпрыгивает и смотрит на меня, как на марсианина. На лице выражается неподдельное удивление, но через секунду оно сменяется выражением дикой радости. – Не умеете?! Молодой человек! Я вас мигом научу. Каждый интеллигентный человек обязан уметь играть в шахматы! – Он раскрывает доску. – Все великие люди умели и любили играть в эту замечательную игру.

Я слабо сопротивляюсь, но после этого аргумента сдаюсь. А мой новый знакомый уже расставляет белые и черные фигурки и попутно совершает краткий экскурс в историю шахмат. Я узнаю, что их изобрели в Индии, узнаю также несколько пугающих фамилий: Капабланка, Эйве, потом более знакомые – Чигорин, Алехин, и наконец, известные – Ботвинник, Смыслов.

На секунду он останавливается и спрашивает:

– Так вы никогда-никогда?..

Я делаю неопределенный жест, но он продолжает:

– Ай-ай! А с виду такой умный молодой человек… но ничего, это поправимо. Ну-с, на доске шестьдесят четыре клетки…

Я быстро пересчитываю клетки – действительно 64.

– Да вы перемножьте восемь на восемь, – советует он.

Перемножаю. Получается опять 64.

– Поразительно!

– Бывает стоклеточные доски, но это для шашек.

– В шашки я умею, – хвастаюсь я.

– Эта фигура называется – ладьей.

– Это та, что похожа на башенку?

– Да. Она ходит по горизонтали. Ясно? А конь – он ходит буквой «Г».

– И только? Маловато! Если бы я жил в Индии, я бы придумал ему еще одну букву. «Ы», например! – острота получается неуклюжая, но партнер мой снисходительно и оглушительно смеется и продолжает:

– Это слон. Он ходит по диагонали.

– Вот эта большая пешка?

– Да-да!.. Это король, а это – ферзь.

– А где же королева? – серьезно спрашиваю я, вспоминая свои скудные знания.

Партнер тактично улыбается:

– Это и есть ферзь. Он ходит по горизонтали и вертикали!

Объяснение меня не удовлетворяет. Правда! Ведь королева женского рода, а ферзь? Но чтобы не показаться профаном, принимаю на веру это и все другие объяснения.

А он уже потирает руки – ему не терпится начать игру и выиграть. А в том, что выиграет, он не сомневается. Да и я тоже. Я запуган терминами и осведомленностью. Мне он кажется еще страшнее Капабланки, и настроение у меня падает, а на лице – кислое выражение.

– Ну-с, – говорит он, – е2-е4. Классическое начало, так сказать.

И тут в голову мне приходит спасительная мысль: буду повторять его ходы.

– И я тоже – классический ход: е2-е4, – бодро говорю я и двигаю пешку. Через несколько ходов противник мой замечает подвох.

– Позвольте! – говорит он. – Да вы повторяете все мои ходы! Нечестно!

Я уличен, но пытаюсь вывернуться.

– Что вы! – притворно восклицаю я. – Я и не смотрю, как вы ходите. Мне до этого дела нет! Мне самому это в голову пришло!

Но противник готов простить мне эту мою хитрость в благодарность за то, что я дал ему несколько минут блаженства. Еще бы – играть, зная, что выиграешь! От этого у любого поднимется настроение.

– Ну, ладно, – говорит он, снимает мою маленькую пешку, а на ее место ставит свою большую.

– Что это вы делаете? – подозрительно спрашиваю я.

– Бью слоном вашу пешку!

– Зачем?

– Она мне мешает!

– Ах так! – и я своей пешкой перехожу через его, а его забираю.

– Так не ходят! – восклицает он. – Это неправильно!

– Почему неправильно? Мне ваша пешка тоже мешает! Я ее съел!

– Может, вы и за фук будете брать? – ехидно осведомляется противник. – Поставьте обратно! И будьте любезны играть по правилам!

«Эх, если бы брать за фук, я бы у него уже полдоски снял!» – но это я думаю про себя, бурчу под нос.

– Дурацкая игра: своими же пешками нельзя ходить, куда хочешь!

Однако делать нечего – и я переставляю фигурку, похожую на башню.

– Нельзя так! – уже нервничает партнер. – Это не по правилам! Так ходит конь! Это не по правилам!

Я знаю, что он лучше понимает, что к чему, но меня охватывает азарт, а вместе с ним упрямость и желание спорить:

– А почему вы решили, что только ваши правила верные! И что вы все правила знаете! А вот мне один знакомый шахматист говорил, что в некоторых случаях башенка ходит, как конь!

– Ваш знакомый не умеет играть! – говорит он, все еще сдерживаясь.

Я начинаю защищать несуществующего знакомого.

– Не умеет играть? – возмущаюсь я. – Да он играл в одновременном сеансе с Талем и съел у него короля! Понятно? Съел!

– Королей не едят. – И он ставит ладью на место.

Расстроенный, я, не глядя на доску, делаю ход.

– Что вы делаете! – в ужасе кричит он. – Это же… Это же… – он не находит слов.

– Что? Опять не по правилам? – угрожающе спрашиваю я, готовый тотчас же прекратить игру.

– Нет! Но… – вероятно, я сделал какой-то глупейший, нелогичный ход и этим помешал ему завершить атаку. Я моментально чувствую это и решаю продолжать в том же духе.

– Так никто не ходит! – кипятится мой противник.

– Никто не ходит, а я пошел! Мои черные фишки. Куда хочу – туда иду!

Он начинает бегать вокруг стола. Он садится, встает, стонет, кричит, а я хладнокровно, не глядя на доску, делаю ходы.

– Я же вам жертвую ферзя! – вопит он.

– А он мне не нужен, ваш ферзь!

– Но ведь вам это выгодно!

– Это уже мне позвольте знать!

– Зачем вы пошли башенкой?.. Куда вы поставили большую пешку?.. – Он не замечает, что принял мою терминологию. И наконец взмолился: – Давайте разменяем несколько фигур, чтобы прекратить этот хаос!

– Нет! – жестко говорю я и иду королем.

Еще немного, и, бесполезно поборовшись со мной, он смешивает фигуры, прячет их дрожащими руками и, сказав: «Это черт знает что», не попрощавшись, уходит. Поле боя за мной!

«А интересная игра», – восхищенно думаю я, и кто знает, может быть, через некоторое время я подойду к вам в парке с доской и попрошу вас:

– Сыграем!

– Я не умею! – скажете вы.

– О! Это пустяки! Я вас мигом научу!..


<конец 50-х>

О любителях приключений

В последнее время в некоторой среде населения наблюдается повышенный интерес к «Библиотеке военных приключений». Спросишь кого-нибудь из этой некоторой среды:

– А вы читали «Приключения Робинзона Крузо»? – а он вам не моргнув глазом:

– Нет, но зато я читал «Приключения Нила Кручинина».

– Почему зато – ведь вы же не знаете Дефо!

– Ну и что? – удивится вашей горячности читатель из среды. – Не могу же я прочитать сразу всю «Библиотеку военных приключений». Дочитаюсь и до Дефо! Подождет!

– Дефо, конечно, подождет. Но… – И, разводя руками и посоветовав скорее до него дочитаться, уходишь, ничего не добившись.

Или еще. Веселая группа ребятишек с горящими глазами проходит мимо:

– А ты помнишь, он ему ка-а-ак врезал, а тот стоит, он ему еще ка-а-ак <дал, дал, а тот опять> стоит. Он тогда пистолет выхватывает – р-раз…

– Ну это еще что, – возражает второй, с видом превосходства глядя на товарища, – ты «Погоню за призраком» читал? Так там он ему ка-а-ак дал, еще и с вагонетки сбросил, а <не> то что у тебя!..

– С вагонетки – это да, – соглашается первый.

– Дал, дал, а тот ему тоже. Потом этот выстрелил, а тот в окно. Тут как раз наши подошли. Понял!

– Так у меня тоже наши, – возражает первый, – только у тебя сразу подошли, а у меня потом! Ты куда это, Коль, вот школа.

– Я сегодня прогуливаю, – интеллигентно сообщает Коля. – Пойду смотреть «Дело пестрых». Брат видел – говорит, классное кино. Там наш этому ка-а-ак дал!

Если свидетелем этой сцены будет читатель из среды (будем называть его «любитель приключений» – он <их> так любит читать), он покачает головой, для вида скажет: «Ай-ай-ай» – и… пойдет вслед за Колей брать билет на «Дело пестрых», подумав при этом: «Надо не забыть взять «В погоне за призраком». Наверное, хорошо! Вот и ребята говорили: «Он ему ка-а-ак дал!» Наверное, здорово».

И вечером дома, закрыв очередное «Приключение капитана милиции», где на последней странице и как раз вовремя подошли наши, читатель вытирает на лбу испарину и принимается за «В погоне за призраком», где этот прыгает в окно и тоже подходят непременные наши.

«А действительно здорово – ребята были правы, – думает он. – Когда они только успевают все читать?»

На следующий день «Призрака» сменяет «Майор милиции» и т.д. Читает он самозабвенно и не может оторваться иногда месяцами. Его состояние очень похоже на запой у алкоголиков, только вместо зеленых чертей ему мерещатся небритые преступники с ножом и пистолетом, а вместо рокового «Шумел камыш» на языке вертится один вопрос: «Что же наши медлят?» Да, он вдохновляется – ему кажется, что это не майор, а он спасает бедную девушку, что он находит главную нить, и она представляется ему совсем осязаемой нитью, какими жена часто штопает ему носки, он идет по этой нити, по пути находит все нити, целую катушку, целую сеть нитей, но здесь в него стреляют и он куда-то роняет главную, самую толстую нить, потом он ее все-таки находит, а за ней и преступника, которого готов прижать к сердцу за то, что он все-таки попался. Потом допрос, где он блистает благородством и суровой справедливостью. И здесь, с волнением закрыв книгу и с еще бьющимся сердцем, он долго не может заснуть, потому что у него болит плечо, в которое попала пуля. Обычно всегда преступник стреляет в плечо. У него, видимо, есть своего рода спортивный интерес, и ему, вероятно, приятно, что его преследу<ю>т, и поэтому он очень редко стреляет в ноги и уж совсем не стреляет в грудь. Это не дай бог.

И вот однажды, возвращаясь домой после удачного преферанса, наш любитель приключений слышит какую-то странную возню во дворе своего дома. С любопытством или скорее любознательностью он заглядывает. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Двое невысоких парней пытались снять с девушки пальто, а она храбро защищалась и звала на помощь.

«Ну вот теперь-то, – думаете вы, – читатель из среды себя проявит: сейчас он схватит главную нить, размотает клубок и…»

Не надо думать! Нет, думать надо! Не надо просто делать слишком поспешных выводов – ничего подобного не происходит – ни главной, ни даже побочной нити любитель не находит.

Ему как будто кто-то связал ноги или превратил <его> в камень, он стоит с открытым ртом, с глазами навыкате, на лице его – беспомощность и растерянность, как будто он увидел бывшую жену, которой нерегулярно платит алименты.

Из двора несется: «Помогите!» Силы девушки, видимо, иссякают. А он все стоит.

«Не может быть!» – скажете вы. Да, так и есть – стоит долго, как камень, на котором пишут, что здесь когда-нибудь будет памятник!

Может быть, он вспоминает, что сделал бы в этом случае майор, или капитан, или бригадмилец из «Дела пестрых», а может быть, он просто ждет, когда придут наши в лице участкового, дворника или просто прохожих. Но он стоит!

И только когда раздается свисток милиционера и когда мимо него проходят два парня и испуганная бледная девушка в сопровождении участкового и какого-нибудь парня в телогрейке, только тогда к нему возвращается способность действовать, но действует он тоже довольно странно. Он не идет следом за милиционером, чтобы дать хотя бы свидетельские показания, а оглядываясь, очень быстро направляется домой, а в голове почему-то все время вертятся слова: «Он ему ка-а-ак дал!»

Придя домой, любитель приключений рассказывает жене, что шестеро раздевали девушку, он хотел помочь, но не успел – приехала милицейская машина, и всех забрали.

– Сиди уже, – буркнула жена, – читай лучше свои книжки, а голову нечего подставлять. Вот у нас случай был – в трамвае старушка увидела, как в карман лезут, и сказала. А он ей: «Ты видела? Видела! Больше не увидишь», – р-раз по глазам бритвой. А ты – «помочь»! Не ввязывайся лучше.

– Ну, это ерунда, – храбро возражает любитель и про себя думает: «Действительно, зачем голову подставлять!» И, почитав на сон грядущий «Черную моль» и вспомнив о выигрыше в преферанс, о котором он случайно или специально не сказал жене, он засыпает.

И живет такой любитель приключений тихо, не ввязываясь. Ходит он по улицам, всегда по освещенным и поближе к милиционеру, играет, но не допоздна в преферанс и читает на сон грядущий что-нибудь из «Библиотеки военных приключений» – он ведь большой любитель приключений. И не дочитается он до Даниэля Дефо, да эти книги ему незачем читать.

Нет, уважаемый читатель из среды, не всегда нити преступлений наматываются на катушки, а клубок их похож на шерстяной. Бывают в жизни милиции и разведчиков очень суровые будни, и не всегда стреля<ю>т в плечо и вовремя приходят наши. Не всегда, хотя об этом иногда и пишут.

И если удачно заканчиваются многие дела и раскрываются преступления, то посмотри, кто помогает этому. Вчитайся повнимательнее. Такие же люди, как ты!

Хотя нет, не такие!


<конец 50-х>

Лекция о динозаврах для к/ф »Последний жулик»

Ящеротазовые динозавры, так называемые «зауришия» (лат.) обладали простым трехлучевым тазом и очень близки к двуногим триасовым текодонтам.

Пора любви у динозавров наступала примерно в период между десятым и двадцать третьим апреля по старому стилю в мезозойскую эру, то есть примерно в то же время, что и у представителей современной фауны. В этот период самки травоядных ящеров откладывали яйца и, подобно нашим домашним животным, высиживали их. Самцы же их – бронтозавры, диплодоки, камирозавры, игуанодоны, достигающие громадных размеров (25–27 метров), – охраняли своих не менее крупных подруг от нескромных кровожадных взглядов более мелких, но хищных ящеров группы денодонтов, так называемых горгозавров и особенно тираннозавров. Эти кровожадные хищники, не отличаясь большим интеллектом (вес их мозга составлял одну четырехтысячную часть общего веса, тогда как у человека, так называемого гомо сапиенса, он составляет одну тридцатую – одну сороковую общего веса), <…> отличались огромными челюстями, и бедным травоядным гигантам приходилось вступать с ними в смертельную схватку, чтобы дать возможность своим подругам-динозаврихам спокойно досидеть свой срок на яйцах и вывести свое травоядное потомство.

Теперь гигантские дино-, ихти– и прочие завры уже вымерли, но дело их живет.

Вы можете ознакомиться с ними по бесчисленным лит. источникам, например – И. А. Ефремов «Лезвие бритвы», «Туманность Андромеды»; «Динозавровый горизонт Средней Азии и некоторые вопросы стратиграфии», а скелеты увидеть в музеях, дворцах культуры, парках и садах.


<весна 1966 года>1968

Дельфины и психи

Все нижеисписанное мною не подлежит ничему и не принадлежит никому. Так.

Только интересно, бред ли это сумасшедшего или записки сумасшедшего и имеет ли это отношение к сумасшествию?


Утро вечера мудренее, но и в вечере что-то есть. Бедная Россия, что-то с нею будет. Утром… Давали гречневую кашу с сиропом. Хорошо и безопасно. А Далила блудила с Самсоном. Одна старожила доложила, что Самсона уложила. Далила его подсторожила, взвалила металломеч, поносила, поголосила и убила Дездемону.

Про каннибалов рассказывают такую историю. Будто трое лучших из них (из каннибалов) сидели и ели елки да ели. Захирели, загрустили и решили: кто кого будет есть; один говорит: не меня, – другой говорит: не меня, – третий говорит: не меня. Кто же кого тогда? Никто. Потому что у каннибалов свои законы и обычаи: не хочешь – не ешь!

Доктор! Я не хочу этого лекарства, от него развивается импотенция. Нет, развивается, нет, развивается, нет, развивается! Нет, нет, нет! Ну хорошо. Только в последний раз! А можно в руку? Искололи всего, сволочи, иголку некуда сунуть.

Далее и везде примечания.

А что это вы читаете? А? А! Понятно! А вы знаете, как поп попадью извел? Что значит извел? Убил то есть. Ну! Развод по-итальянски. Вот. Он ее подкараулил и опустил на нее икону Спасителя. Тройной эффект. Во-первых, если уж Спаситель не спас, а убил, значит, было за что.

На прогулку я не пойду – там психи гуляют и пристают с вопросами.

Один спросил вчера, нет, сегодня… вчера… вчера…

– Вы, – говорит, – не знаете, сколько время?

– Не знаю, – говорю, – и вам не советую, потому что время – деньги, и время – пространство. А вы, – говорю, – паразит. И живете небось по Гринвичу!

У Эйнштейна второй его постулат гласит: скорость света не зависит от скорости движения источника. Проще говоря:

Θ = W/C2 = W2/C = Θ

f × mc2/2(B)3–1°111 > L~.

Это у него. А на практике у космонавтов все наоборот, и крысы у них мрут даже раньше, чем люди, потому что людям дают по 10 ж, а крысам, мышам и преступникам по 40. Проще говоря:

(W)° – fcx2 – 1 = 0.

Я стал немного забывать теорию функций, ну да это восстановимо. Врач обещал… Врет, наверно. Но если не вре-е-ет… Господи, когда же ужин?

Дальше