Мы совсем на "ты" с водой. Я счастлив, когда остаюсь наедине с Клодом. Эти ребята сверху с их съемочной аппаратурой только мутят воду, после них мы принимаем грязевые ванны. Я не люблю оставлять видимый след, а они мне весь ландшафт портят. Впервые за двадцать лет подводного плавания у меня есть время по-настоящему наблюдать. Взять хоть посидонии — они кишат жизнью! Особенно ночью, тут тебе и морские коньки, и раскрывшиеся актинии, креветки, нерестящаяся рыба. Мы наблюдали рождение сотен рыб. Некоторые рыбы — всегда одни и те лее — постоянно сопровождают нас".
На следующее утро Фалько и Весли сооружали из углового железа и проволочной сетки рыбий загон. Врачи убедились, что оба здоровы, только Весли жаловался на сильную зубную боль. До чего распространено в Марселе подводное плавание: но прошло и двух часов, как к ним явился зубной врач-аквалангист.
Разница между "внутри" и "снаружи" стиралась. Фалько и Весли переходили из воздуха в воду, из воды в воздух спокойно, точно пришел конец антагонизму стихий. Они были живым знамением удивительного факта: будет новый вид человека, гомоакватикус, обитатель гидрокосмоса; он, а не приборы, осуществит древние мечты — покорит царство Нептуна, воплотит в жизнь миф о Главке.
Принимая душ, Альбер и Клод уже не прятались, словно стыдливые школьницы, от глаза телекамеры. Сидя в затемненной комнате и глядя на то, как Фалько намыливается, Лабан сказал:
— Знают ведь, что мы за ними наблюдаем, а им хоть бы что.
— Они ускользают от нас, — отозвался я. — Живут в другом мире.
Пятый день в "Коншельфе-Один" начался проверкой физического состояния участников опыта. Оба показали превосходную четкость реакций и выносливость. Выйдя в воду, они принялись складывать из цементных блоков дома для рыб — прототип тех поселков, которые в будущем превратят станции континентального шельфа в подлинные ихтиологические ранчо.
Как только ограничился поток гостей, настроение под-родников поднялось; в этом убедился вечером Антонио Лопес, который захватил ножницы в непромокаемой сумке и спустился в "Диоген", чтобы постричь друзей.
На шестой день им пришлось уделить еще немного крови для анализов — процедура, одинаково неприятная под водой и на суше. Затем Фалько и Весли поработали на своем ранчо, навестили затонувший корабль поблизости, который случайно обнаружили уже после того, как был установлен "Диоген". Подыскивая место для "Коншельфа-Один", Фалько в первую очередь исходил из удобств снабжения и связи с Марселем; он выбрал эту бухту, не подозревая, что на дне лежит древний корабль. Однако плотный график работ не оставлял времени для раскопок.
Ребята пригласили меня на ленч. Я принес им икры, но, когда попытался откупорить вино, давление заперло пробку в горлышке. И я заметил, что все звучит в доме как-то глухо.
— Насвисти нам песенку, капитан, — попросил Фалько. Я попробовал — свист не получился. Друзья дуэтом исполнили лихую мелодию.
— А сколько мы упражнялись, — признался Весли.
Я увидел небольшую модель корабля, которой у них из было в прошлый раз.
— Это мы для тебя сделали в свободное время, — объяснил Фалько.
— Если бы мне приказали по телефону идти на работу без акваланга, — сказал Весли, — я бы не сразу заметил подвох. В воде забываю, что у меня на спине запас сжатого воздуха.
— Да-да, — подтвердил Фалько, — на этот раз все как-то по-другому. У нас появились новые рефлексы. Это своего рода космос. Видим все в более широкой перспективе. И время изменилось.
Дневник Фалько рассказывает об этом ленче: "Паша мечтает о более глубоких станциях, о ряде домов. Точно в горах — лагерь 1, лагерь 2 и так далее, но только вглубь. Мы сможем работать под водой неделями, месяцами. В самых глубоких лагерях будем дышать газовой смесью легче воздуха. Заманчиво — твердо стать обеими ногами на морское дно!
У Гран-Конглуэ мы много лет работали на глубине 140 футов, но уже через четверть часа дежурный вызывал нас наверх сигнальным выстрелом. Если бы у нас тогда был дом на дне!
Паша разговорился, идеи бьют из него фонтаном. Что это — вино или давление? Рассказывает об освоении континентального шельфа. Будем ЖИТЬ под водой с женами и детьми. У нас будут школы, кафе. Этакий Дикий Запад! Из Клода выйдет отличный шериф глубин".
Последний день качался с того, что Фруктус стал готовить Фалько и Весли к возвращению в родной мир. Они лежали рядом на раскладушках, вдыхая из резиновых респираторов смесь: 80 процентов кислорода и 20 процентов азота — соотношение, почти обратное составу воздуха. Сперва мы думали, что придется их подвергнуть длительной декомпрессии в большой барокамере в Марселе, но Алина заверил, что пропорция 80: 20 извлечет из тканей азот, накопившийся в организме Фалько и Весли за неделю подводной жизни. Фруктус заставил их дышать смесью два часа — больше, чем Алина считал необходимым.
Наверху был чудесный тихий день. Около сотни человек ожидали на вспомогательных судах. Из воды вышел дол-тор Фруктус, за ним кинооператоры. Теперь внизу остались только Альбер и Клод. А вот и они, плывут не торопясь, бок о бок в прозрачной воде. У самой поверхности, рядом с трапом, задержались. Жестикулируют. Кьензи наклонился ко мне:
— Каждый уговаривает другого выходить первым. В 13.28 Весли вышел на поверхность и снял черный
колпак с русых волос. За ним последовал Фалько.
— Ху-хуп! — кричали калипсяне. — Ху-хуп!
Люди моря стояли на трапе, крепко держась руками. На лицах обоих застыла широкая улыбка, а глаза были такие, точно они боялись упасть. То ли это от солнца, то ли от избытка кислорода… Я с трудом подавил желание протянуть Весли руку, чтобы помочь. Но вот мгновенная слабость прошла, и Весли, сопровождаемый по пятам Фалько, проворно ступил на палубу.
— Я готов идти снова, капитан, — доложил Весли. — Поглубже и на больший срок.
— Замечательное солнце, — сказал Фалько. — Земля чудесная.
— Чего тебе хочется? — спросил я.
— Походить, — ответил Фалько.
"Калипсо" отдала швартовы и пошла в Марсель. Ребята еымылись, оделись, потом вышли на палубу — поздороваться со всеми, поговорить. Чтобы уберечь их от малейшей угрозы кессонной болезни, которая могла притаиться в суставах вместе с азотом, я послал с ними в отель Фруктуса. Он должен был два дня держать их под наблюдением; все это время у нас была наготове большая рекомпрессионная камера.
Уже на второй день Фалько и Весли попросили пустить их погулять на улицу. Фруктус разрешил, взяв с них слово, что они не уйдут далеко. И люди моря отправились бродить по шумному городу, но видели все вокруг точно сквозь призму великого секрета, известного только им одним.
Через двое суток после выхода на поверхность Альбер и Клод были отпущены на волю Фруктусом, и мы пошли пообедать в людный портовый ресторан.
— Не понимаю, что случилось, — сказал мне Фалько. — Я тот же, что прежде, но не совсем. Под водой… — Он замялся, подыскивая слова. — Под водой все как-то строже.
Человек обживает океан
Издательство "Мысль" предложило читателям в серии "XX век: Путешествия. Открытия. Исследования" очередной том, в который включены две ранее опубликованные (1966 г.) работы: Ж.-И. Кусто и Ф. Дюма — "В мире безмолвия" и Ж.-И. Кусто и Д. Дагена — "Живое море", не случайно. Годом позднее была издана книга Кусто "Мир без солнца", а годом раньше вышла в свет книга Дагена "Человек в подводном мире". В последние годы вышло в свет еще несколько книг Кусто и его соавторов — сына Филиппа и журналиста Ф. Диоле.
Такой, можно сказать, большой поток книг на одну тему и почти одного автора свидетельствует о все возрастающем интересе читателей и к проблеме и к автору. Напомним еще, что Ж.-И. Кусто создал много "подводных" фильмов, два из которых — "Голубой континент" и "Мир тишины" — широко известны в нашей стране и пользуются неизменным успехом.
Это только некоторые из книг зарубежной и отечественной литературы на тему о познании недр океана путем прямого визуального наблюдения. Такого рода наблюдения ведутся не только аквалангистами, родоначальником которых стал Кусто, но и путешественниками в батискафах и батисферах, исследователями, обитающими в подводных домах, наблюдателями с океанографических подводных лодок и т. п. Интерес этот зародился задолго до нашей эры: с античных времен известно стремление человека проникнуть в толщу океанских вод. Отчасти это стремление связано с практическими надобностями (добыча губок, крабов, омаров и т. п.), а отчасти и со свойственным человеку стремлением познать неизвестное.
Это любопытство, а точнее, любознательность характерны и для ученых нынешнего времени. Недаром профессор Эджертон из Технологического института в Массачусетсе (США), готовивший фотокамеры для подводной съемки к одному из аппаратов Кусто, на вопрос о том, что он думает найти там, под водой, ответил: "Если бы я знал это заранее, я не стал бы ничего затевать!"
Вот это стремление познать неизвестное и привело к тому, что уже в наше время, около 1940 года, Жак-Ив Кусто, артиллерийский офицер одного из кораблей французского военно-морского флота, увлекся мыслью стать "человеком-рыбой", ихтиандром. Его собственный опыт, огромное увлечение и помощь инженера Эмиля Ганьяна позволили ему после долгих поисков создать аппарат, который служит и по сей день и науке и спорту. Этот аппарат называется "акваланг" — "подводные легкие", а использующие его пловцы называются аквалангистами.
О Кусто написано много, в частности еще в 1966 году была опубликована книга Д. Дагена "Капитан Кусто". В ней читатели найдут обстоятельный рассказ об этом замечательном человеке. Однако и тут стоит напомнить некоторые штрихи биографии капитана Кусто.
Жак-Ив Кусто родился в 1910 году в семье разъезжего коммерсанта. Молодой человек обладал фантазией и огромным любопытством, а к тому же очень цепким, практическим, технически настроенным умом. Эти качества позволили ему распорядиться собственной судьбой. Призванный в армию, он добился зачисления в военно-морской флот. Жажда приключений и новых впечатлений привела его в воздушный флот, но авария в автомобиле помешала ему развиваться "вверх". У него оказалась сломанной правая рука, а травма левой была гораздо серьезнее: отказал лучевой нерв, рука стала неподвижной. Прошло много месяцев лечения, прежде чем восстановилась деятельность этой руки, хотя медики настоятельно предлагали Жак-Иву Кусто отнять руку, чтобы избавиться от гангрены. Он нашел, однако, свой особый путь и стал развиваться "вниз" — в толщу морских вод. И это привело его к славе, это стало его собственным путем. Авиаторов ко времени второй мировой войны было множество, а вот "ихтиандры" еще не появились, хотя в них уже ощущалась острая нужда. Это было страшное время, когда Францию оккупировали фашисты, когда патриоты затопили свой военно-морской флот, когда росло движение Сопротивления. Активным деятелем патриотических сил стал и Кусто. Он нашел связи с участниками движения Сопротивления, будучи в подполье. Один из его ярких поступков того времени — может быть, самый яркий — связан с дерзким "посещением" фашистской комендатуры в Италии, где ему и его товарищам удалось выкрасть важные сведения и благополучно уйти…
В дальнейшем все свои силы, способности и удивительную изобретательность он отдает решению задачи прямого изучения океана, так сказать, своими глазами. Но и на этом пути он не шел проторенной тропой. Мне помнится встреча с ним в Нью-Йорке в 1959 году. Туда, на Первый Международный океанографический конгресс, он привел свое уже к тому времени всемирно известное судно "Калипсо". Советская делегация с большим интересом познакомилась с этим единственным в своем роде судном, специально приспособленным для прямых визуальных и фотографических наблюдений в толще океанских вод.
Высокий, худощавый, очень живой и общительный, начальник экспедиции Жак-Ив Кусто с видимым удовольствием показывал советским ученым свое детище. Он особенно гордился последним достижением — подвижным подобием батисферы, аппаратом по имени "Девиз", который в обиходе называли "ныряющим блюдцем". Кусто долго трудился над этим совершенно новым устройством для подводных исследований. И он сумел сочетать в своем аппарате и возможность работы в воде до 300 метров глубины для двух ученых одновременно, и очень тонкую маневренность, как в вертикальном, так и в горизонтальном направлении, и еще возможность обследования большого пространства при одном погружении. Подробности об устройстве и возможностях этого аппарата можно найти в книге. Но когда Кусто спросили, что же дал этот замечательный аппарат науке, он полушутливо ответил: "Это не мое дело. Я придумал прибор, а вот ученые, — тут он показал на известного французского океанографа — биолога Переса, — пусть его используют". Таким образом, он ставил себя как бы рядом с наукой, представлялся инженером, готовящим средства для исследования, а вовсе не исследователем; можно сказать далее, что он вроде бы сторонился науки. Хотя на самом деле французские океанографы были несколько в обиде на Кусто: ведь благодаря очень ярким практическим результатам своих работ он как бы затенял сугубо научные достижения.
Но вскоре Кусто лично сам занялся большими научными проблемами. Он возглавляет знаменитый Монакский океанографический музей и одновременно продолжает работать в области исследования возможностей человека для прямых наблюдений в море как в жизненной среде. Он проводит эксперименты с подводными домами разных типов "precontinent" ("преконтиненты" или кон-шельфы), "таинственный остров" и др. Он активно борется за сохранение чистоты вод океана. Ему принадлежат слова: "Мы не можем позволить навсегда отравить море в то самое время, когда только-только начали постигать, что оно может дать науке, философии, искусству, начали учиться жить в его лоне".
Другой автор книги, Фредерик Дюма — соратник Кусто в борьбе за освоение морских глубин человеком. Вместе с Филиппом Тайе он вошел в первую группу ныряльщиков, созданную Кусто в 1938 году, и далее принимал участие во всех его экспериментах, помогал в создании фильмов. Из предлагаемой читателям книги можно видеть, насколько чутким товарищем, умелым спортсменом и внимательным наблюдателем оказался Дюма.
Кусто о нем сказал: "Дюма великолепно плавал под водой, был прирожденным разведчиком нового". Именно это его качество оценил Кусто и использовал во всех своих опытах. Дюма умел подмечать различные тонкости в новой подводной технике и своими наблюдениями очень помогал усовершенствованию работ самого Кусто.
Наконец, третий автор, Джемс Даген [13],— американский журналист, познакомившийся с Кусто лишь в 1944 году. Он увлекся первым "подводным" фильмом Кусто ("Эпаве" — "Затонувшие корабли"), самим Кусто и, главное, идеей подводных исследований. Через несколько лет после первой встречи с Кусто Даген отправился в плавание на судне "Калипсо" — это был первый иностранный участник экспедиции. Даген много писал о подводных исследованиях, и писал интересно, в чем легко убедиться, прочтя "Живое море".
И "В мире безмолвия", и "Живое море" написаны "по-французски" легко и остроумно. Весьма содержательные и серьезные сведения о море, его ЖИЗНИ, о сложных условиях работы подаются изящно, без труда воспринимаются и глубоко заинтересовывают. В обоих произведениях органически сочетаются элементы познавательные и эстетические, яркая образность повествования и научная достоверность в раскрытии проблем, то есть в целом книга носит характер научно-художественного произведения в традициях лучших образцов классической литературы.
Правда, со времени написания книг прошло уже немало времени, в течение которого наука значительно ушла вперед. Получили развитие прямые наблюдения человека в море, сильно увеличились глубина и продолжительность погружений. Все реальнее становится осуществление мечты Кусто о жизни и работе человека в море. Такого рода работы усиленно ведутся за рубежом, особенно во Франции и в Соединенных Штатах Америки. Развиваются они и в нашей стране. Так, в Южном отделении Института океанологии Академии наук СССР (Геленджик, Голубая бухта) уже много лет ведутся исследования при помощи подводного дома "Черномор". Ученые подолгу живут в этом доме, ведут систематические исследования по разным океанологическим проблемам, совершенствуется техника подводных работ, с каждым годом повышается их эффективность. Включение человека как личности, как непосредственного экспериментатора-наблюдателя в процессе познания океана во многих отношениях повышает результативность исследований по сравнению с бездумными приборами. Это дает возможность проводить биологические наблюдения над биоценозами и над поведением отдельных организмов визуально, то есть сделать то, чего не может осуществить ни один прибор. Хотя теперь разрабатываются и телеавтоматические средства наблюдений, они уже применялись при изучении Луны.
Это телеавтоматический прибор "Луноход". Очень нужно бы иметь нечто подобное и для океана. Но создать такой прибор без участия акванавтов невозможно. Их прямая работа в море позволит значительно повысить степень точности наблюдений в области, например, исследования микротурбулентности вод, в изучении их вертикальной структуры, в уточнении границ между слоями и даже между водными массами, в использовании очень тонких визуальных приемов измерений, например, плотности или оптических характеристик.
Не менее значительные результаты прямых наблюдений в море достигнуты и в области морской геологии, в частности в изучении динамики донных отложений в прибрежной зоне. Весьма перспективно также использование акванавтов при изучении подводных вулканов — не только лавовых, но и грязевых. Деятельность подводных вулканов оказывает значительное влияние на формирование солевого состава океанских вод, а изучение этого влияния возможно только прецизионными методами, из которых наиболее точным, несомненно, можно считать прямой отбор проб акванавтами. Это далеко не все задачи, которые могут быть поручены аквалангистам.