- Мама, как ты думаешь, что могли искать у нее? - спросила Сима.
- Даже не представляю. Ты же помнишь Анну: тишайшее создание.
Ни врагов, ни завистников, ни денег - вообще ничего!
- И все-таки у нее что-то искали. Ведь ее даже пытали!
- Да уж, я видела, - поморщилась Марина, вспомнив жуткую картину.
- Послушай, ведь незадолго до этого случая умер ее друг Виктор Голубев. Очень странно, что почти сразу за одной смертью последовала другая.
- Наверное, простое совпадение. Голубев умер от приступа астмы.
Скорее всего здесь нет никакой связи.
- А как тебе вообще их семейка и ближайшее окружение?
- Я видела только Эвелину. По-моему, милейшая женщина, беспокоилась
об Анне. Правда, меня смущает ее род занятий, но, в конце концов,
это не преступление.
- А чем она занимается? - поинтересовалась Сима.
- Магией, - с некоторой долей сарказма ответила Марина. - Она хозяйка магического салона.
В ее голосе звучало извечное презрение врачей и ученых к магам и целителям, которых они считали шарлатанами.
Сима присвистнула, выразив свое удивление. Как бы там ни было, Эвелину надо было вызывать на допрос.
* * *
Сима с деловым видом разложила на столе бумагу и поправила стоящие в стаканчике остро заточенные карандаши. Прокашлялась, чтобы голос звучал посолиднее, выкрикнула в коридор:
- Войдите!
Эвелина вошла, осторожно прикрыв за собой дверь, и
присела на жесткий неудобный стул. Обстановка в кабинете, где Сима проводила свой первый самостоятельный допрос, была удручающе убога. Облупленные стены, выкрашенные казенной грязно-зеленой краской, обшарпанная перекосившаяся мебель, допотопный облезлый железный огромных размеров сейф в углу - все это производило впечатление запущенности и явно требовало ремонта. Эвелина существовала как бы в другой жизни, где не говорили об уголовных делах, преступлениях, трупах и результатах судебно-медицинских вскрытий. Не ругали экспертов, криминалистов и медиков, от которых никогда не дождешься вовремя заключений. Не беспокоились о продлении срока содержания под стражей. Поэтому все происходящее вокруг: странного вида люди, сидящие вдоль стен в коридорах, помещения с невыветриваемым запахом сигаретного дыма и общественного туалета, общая атмосфера неуверенности и тревоги, - угнетало ее.
Следователь прокуратуры, Серафима Григорьевна, молодая
спортивного вида девица, и была дочерью Марины Алексеевны. Она заметно нервничала и, чтобы казаться более серьезной, беспрерывно курила, прищуривая правый глаз от сигаретного дыма.
Сима еще не решила, как вести себя с Эвелиной. Теория
допроса как-то плохо подходила к этой спокойной, уверенной в себе женщине. Сима знала, чем занимается Эвелина, и, хотя сама она не верила ни в Бога, ни в черта, ни в черную магию, чувствовала некоторую неуверенность при виде этой дамы, и это мешало ей сосредоточиться.
Чувствуя ее напряжение, Эвелина дружелюбно улыбнулась Симе, и вскоре разговор потек непринужденно и плавно. Эвелина подробно рассказала о своем знакомстве с Анной, подчеркнув, что считала ее почти членом семьи, рассказала о своем приезде в психиатрическую клинику, а затем об их с Мариной визите к Анне. Сима была несколько удивлена тем, как эта женщина держала себя в руках: она не упустила ни одной подробности, в деталях рассказала, как они нашли тело Анны, на что она обратила внимание, находясь в той квартире. При этом была сдержанна и даже бесстрастна.
Как будто что-то почувствовав, Эвелина пояснила:
- Я понимаю, как важно вам знать все мельчайшие подробности.
В общем, Эвелина оказалась прекрасным свидетелем, хотя ничего нового Симе узнать не удалось. Но ей понравилось, что Эвелина держалась с достоинством, без высокомерия и ироничного снисхождения к возрасту следователя, а с уважением. Но по-прежнему было совершенно непонятно, что же искали преступники в небогатой квартирке Анны.
Как ее учили на семинарах в институте, Сима нарисовала несколько таблиц и план расследования. Сначала нужно было очертить круг знакомых Анны. С этим было все просто: Голубев, ныне покойный, Эвелина, Алена и коллеги Анны по работе.
"Так, - подумала Сима, - Голубева уже не допросить, разве что с помощью медиумов". При этом она вспомнила Эвелину. Эвелина и мать Симы говорили примерно одно и то же. Со дня смерти Голубева Анну никто не видел, она не появлялась на работе. По заключению экспертов, смерть наступила днем позже, чем от приступа астмы скончался Голубев. В графе "причина смерти" эксперты указали - "механическое удушье". Они также отметили, что перед смертью потерпевшую пытали.
Сима задумалась, ей пришла в голову одна идея, и она зашелестела страницами протокола осмотра места происшествия. По тому, как были разбросаны вещи, стало очевидно, что среди книг и записей преступник искал какие-то бумаги.
Вдруг дверь открылась, и в кабинет вломился - именно вломился,
а не вошел - ее сосед по комнате Володька Снегирев, здоровенный, румяный, простоватого вида парень. Увидев расчерченные Симой таблицы, он ехидно заржал:
- Что, Симуха, воплощаешь в жизнь полученные в Краснознаменной школе знания? - При этом он нахально попытался залезть в ее записи.
Застигнутая врасплох, Симка покраснела и попыталась прикрыть рукой аккуратно расчерченные таблички. Она очень злилась, но старалась не показать виду. Вообще, Володька на правах старослужащего - а он пришел в прокуратуру на год раньше - относился к ней по-хамски: обожал дурацкие розыгрыши, выставляя ее перед начальством полной идиоткой, издевался над ее стремлением делать все, как положено. Симка, надо отдать ей должное, платила ему тем же.
Однажды она ответила по телефону очередной Володькиной пассии, что
он уже третьи сутки находится на задании у валютной проститутки. Когда взбешенная пассия срочно потребовала номер телефона, Симка сладеньким голосом продиктовала ей номер своей школьной подруги Инки, на самом деле валютной проститутки, заранее договорившись с ней о розыгрыше. Когда пассия позвонила и нервно потребовала к телефону Владимира Снегирева, Инка отрапортовала, что господин следователь только что проснулись и принимают душ, поэтому сию секунду подойти не могут.
Но если девушка подождет, то она принесет ему трубку прямо в
ванную вместе с махровым халатом. Пассия швырнула трубку, а Володька дулся целых три дня.
Сима подозревала, что Снегирев тайно влюблен в нее, но его ухаживания напоминали школьные дерганья за косички. Может быть, она и занялась бы им, но он был слишком уж простоват, а мятущейся Симиной душе хотелось чего-то изысканного. Здесь-то и был камень преткновения: рафинированные интеллигенты, как правило, едва доставали до плеча Симке, мастеру спорта по прыжкам в высоту, и к тому же как огня боялись ее напористости и темперамента, но самое ужасное, они вызывали в ней какое-то материнское чувство. Здоровенные же медведи типа Снегирева идеально подходили ей физически, но были удручающе неромантичны и малоинтеллектуальны и вместо того, чтобы пригласить ее в театр, норовили затащить
в койку.
Итак, Сима сделала глубокий вздох, расправила плечи и откинулась на спинку стула. Здесь главное было не дать Володьке почувствовать, что это ее задевает. Поэтому она мило улыбнулась и льстиво сказала:
- Ну, Володечка, не у всех же такой опыт, как у тебя. Мне надо упорядочить сведения, а заодно и мысли. Но допрос, как мне кажется, прошел удачно.
Снегирев размяк от ее льстивого тона и покровительственно улыбнулся:
- Да уж, Симуха, если нужен совет, ты ко мне обращайся, чем могу помогу.
- Спасибо, Володечка, я знаю, что ты настоящий товарищ,
потупила глаза Сима, хотя внутри у нее все кипело.
"Вот засранец, деревенщина! Учить меня будет, а сам, поди, едва
на тройки институт закончил, а туда же: "Помогу - посоветую..." - всю эту тираду Симка проговорила про себя, при этом мило улыбаясь
Снегиреву. От такого непривычного обращения он и вовсе ошалел и предложил ей растворимого кофе, банку которого достал из своего сейфа. Симка подозревала, что, кроме кофе, в сейфе при желании можно было бы найти и бутылочку чего-нибудь горячительного.
- Кстати, Симка, - вдруг вспомнил Снегирев,
может быть, тебе это пригодится. Я веду дело об убийстве путаны. Похоже, поработал какой-то маньяк, возможно, кто-то из ее клиентов.
В квартире был найден пустой бумажник, принадлежащий Голубеву В.С.
Это на вкладыше под пластиком было написано. Словом, он и есть твой Голубев. Только собрался его допросить, а дочурка его мне и говорит: мол, схоронили мы его намедни, умер от приступа астмы. Случайности, они, конечно, бывают, но все ж таки узнай, может, Голубев-то твой ходок был по путанам?
- Да ты что! - У Симки от такого поворота событий аж дыхание перехватило. - Володечка, миленький, а как фамилия путаны?
- Да ты что! - У Симки от такого поворота событий аж дыхание перехватило. - Володечка, миленький, а как фамилия путаны?
- Соколовская Инна Константиновна, - спустя минуту объявил
Володя, порывшись в потрепанном блокноте. - Убита 15 декабря
в собственной квартире. Поработал маньяк: от тела мало что осталось,
без слез не взглянешь.
Он хотел еще что-то добавить, но замолчал, видя, как бледность разливается по Симкиному лицу, как глухо звякнула выпавшая из ее рук чашка. Инка Соколовская и была той самой путаной, ее школьной подружкой, с которой когда-то разговаривала Володькина пассия.
* * *
Состояние Алены внушало Эвелине серьезные опасения. Сначала смерть отца, которую она так до конца и не осознала, затем убийство Анны, хотя Алена и не была особенно привязана к ней. В воздухе как будто витало ощущение смерти. Смерть могла выбрать любого. Алена плакала, запиралась в своей комнате и не хотела ни с кем разговаривать.
При этом вздрагивала от телефонных звонков, прислушивалась к шорохам, включая свет во всей квартире.
Эвелина решила взять ее к себе. Она приехала в квартиру Голубевых
и, не говоря ни слова, бросила свернувшейся калачиком на постели Алене,
одетой в махровый халат, из которого она не вылезала по меньшей мере
неделю, джинсы, свитер и чистое белье.
Алена медленно, движениями напоминая робота, натягивала на себя одежду.
Эвелина, не тратя зря слов, вытащила из шкафа большую спортивную сумку и затолкала туда вещи и косметику Алены.
- Идем, - лаконично велела она.
Алена непослушными пальцами безуспешно пыталась завязать шнурки на ботинках. Эвелина нетерпеливо нагнулась и быстро справилась со шнуровкой. Затем сдернула с вешалки короткую дубленку, накинула ее на плечи Алены и обмотала ее шею теплым шарфом.
- Где твои ключи? - спросила она Алену, оглядывая прихожую.
Алена вяло пожала плечами. Спустя мгновение Эвелина схватила с телефонного столика связку ключей, открыла дверь и вышла с племянницей на лестничную клетку. На улице она достала из кармана брелок и нажала кнопку. Машина мигнула фарами. Эвелина открыла дверцу и почти втолкнула Алену в салон автомобиля.
- Сейчас, милая, сейчас поедем домой. Не понимаю, как я могла оставить тебя одну, - проговорила Эвелина, скорее обращаясь к себе.
После холодной темной улицы ее дом показался особенно уютным. Она
провела Алену на второй этаж, открыла дверь одной из комнат и успокаивающе сказала Алене:
- Вот, девочка, твоя комната. Устраивайся, а я велю Станиславу
приготовить тебе ванну. Похоже, ты не мылась всю неделю.
Алена стала молча раздеваться, не заботясь о том, куда кладет свои вещи. В роскошной ванной комнате уже хозяйничал Станислав. Он включил наполнение огромной шестигранной джакузи, занимавшей почти все пространство, тщательно выставил на терморегуляторе необходимую температуру воды. На мраморной ступеньке около джакузи он поставил поднос со свежими фруктами, ананасовым и апельсиновым соками. Он знал вкусы своей хозяйки, но понятия не имел, что предпочитает ее племянница. Станислав аккуратно разложил пушистые бирюзовые полотенца, одно из которых расстелил на полу у джакузи, включил тихую классическую музыку, приглушил свет. Было видно, что эти хлопоты доставляют ему удовольствие. Удовлетворенно оглядевшись, он позвал хозяйку.
Эвелина раскрыла дверцы шкафчика. На полочках стояли ряды стеклянных пузырьков. Поколебавшись, Эвелина выбрала несколько из них.
- Перуанское масло будет кстати, - приговаривая, Эвелина
влила несколько ароматных капель в бурлящую воду, - роза избавит
от тоски, а сандал повысит тонус. - Затем она взяла баночку с
бесцветными кристаллами, насыпала немного в ладонь и бросила туда
же. На мгновение в воздухе появился пряный свежий запах, который так
же внезапно растаял.
- Сегодня она будет спать спокойно. - Эвелина была абсолютно уверена в результате своих манипуляций.
Спустя несколько минут Алена погрузилась в бурлящую воду. Она чувствовала, как сильные струи массируют ее тело, снимая не только физическое напряжение, но и тяжесть на сердце, смывая тревогу, страхи и возрождая к жизни.
Алена с наслаждением вдыхала исходивший от воды необычный аромат.
Она повернулась, положила руки на кромку джакузи и потянулась, подставляя горячим струям разные участки тела. Подвинув к себе блюдо с фруктами и ощутив во рту бесподобную нежность манго, поняла, как долго не ела. Она вылезла из джакузи, почувствовав себя разгоряченной и обновленной, и накинула бирюзовый, в тон полотенцам, махровый халат.
Она не видела, что дверь в соседнюю комнату, оборудованную под массажный кабинет, приоткрыта. Там в полной темноте стоял Станислав и, чтобы его не было слышно, старался почти не дышать. От этого ломило грудь и стучало в висках. Он чувствовал страшное напряжение в паху, ему казалось, что его черные джинсы вот-вот лопнут. Он одним движением расстегнул "молнию" и сжал горячую плоть. Вожделенно смотря на раскрасневшееся лицо Алены, на то, как она неторопливо ест манго, на ее полураскрытые губы, испачканные в сладком соке, он представлял, как целует этот рот, кусая до крови губы. В этот момент он и на самом деле почувствовал привкус крови. Видя ее небольшую грудь с темной родинкой слева среди как будто кипящей воды, он представлял, как сжимает ее, заставляя Алену кричать от боли. Алена закинула голову, положив ее на край джакузи. Он видел ее тонкую белую шею, вызывавшую у него непреодолимое желание стиснуть ее двумя руками, все сильнее и сильнее, пока она не подарит ему последний вздох. Станислав захлебнулся собственным стоном, который заглушила игравшая музыка. Уже равнодушно он следил за тем, как Алена выходит из ванны, надевает халат, приближается к зеркалу. Когда Алена вышла, он, приведя в порядок свою одежду, подобрал брошенные полотенца и прижался к ним лицом. Ему казалось, что полотенца хранят ее запах. Он посмотрел в зеркало и увидел, что из нижней губы идет кровь. Видимо, в момент оргазма он прокусил ее. Такое возбуждение он чувствовал лишь однажды, когда был влюблен в свою одноклассницу.
ГЛАВА 7
Москва, 1999 год
Несмотря на все ухищрения Эвелины, Алена оставалась вялой, безучастной ко всему и в то же время тревожной и беспокойной. Эвелина позвонила Марине Алексеевне, с которой успела подружиться после смерти Анны. Ей импонировали прямота Марины, умение конструктивно подойти к проблеме, а также ее общительность. Она понимала, что именно этими качествами и должен обладать психиатр. Эвелина считала, что сама неплохо разбирается в психологии, но мир психически больных людей, который приоткрывала перед ней Марина, потрясал ее. Она с удовольствием слушала рассказы Марины, но ее как специалиста по магии несколько коробил утилитарный подход психиатров к проблемам души. Они часами спорили друг с другом, отстаивая свои точки зрения. Марина стояла на позициях классической психиатрии в рамках "симптом - синдром - болезнь". Она была, без сомнения, прекрасным специалистом, однако материалистический подход мешал ей взглянуть на проблему шире.
Эвелина же пыталась выдвигать иные гипотезы. Многим феноменам, которые расценивались психиатрами однозначно как болезненные, она давала другое объяснение.
- Онейроидный синдром, - преподавательским тоном вещала
Марина, - это вариант расстройства сознания. При этом больной дезориентирован в окружающей действительности, он как бы существует в другом мире, чаще всего является участником фантастических событий, путешествует во времени, отождествляет себя с героями прошлого, посещает другие миры и планеты. Это острое состояние, характерное в основном для шизофрении.
- А почему бы не предположить, что у некоторых людей
связь физического и астрального тел слишком слаба и то, что ты расцениваешь как однозначную болезнь, есть путешествие астрального тела во времени и пространстве? - возражала Марина.
Они спорили до хрипоты, и доказательства каждой из них представлялись одинаково вескими и в то же время одинаково умозрительными. Марина нервно курила и повышала голос. Она вообще не терпела, когда ей возражали. Эвелина задавала все новые и новые вопросы, с легкостью находя слабые места в аргументации Марины. В конце концов, уставшие от дискуссий, они садились на маленькой Марининой кухоньке и пили кофе с ликером или коньяком, дружно согласившись, что их спор так же неразрешим, как основной вопрос философии.
За этим занятием их застала вымотанная следовательской работой Сима, которая, приходя домой, имела привычку держать палец на кнопке звонка до тех пор, пока ей не откроют. Нарочито ругаясь, с сигаретой в руках Марина пошла открывать. Сима стащила с себя зимнюю одежду, вылезла из сапог, умудрившись не расстегивать их, и плюхнулась на табурет с требованием немедленно накормить ее. Марина нахмурилась, но тайком любовно поглядывала на свое дитя: