Уже не радостный и непробиваемый, он передёргивается, смотрит вокруг, словно ни в чём не уверен.
– Ты на связи, Кэндимен?
– … в той свивающейся катастрофе, которую зовут миром. Отказ определяет вас среди подвижной жестокости. Отличная оценка, сэр… – Он опирается о стену и тяжело соскальзывает на пол, его голос слабо трепещет. -… преждевременное прерывание методической процедуры … и подпольные муравьи роятся, как электроны… хватит агонии … к чему продолжать … – Он очень жалостно смотрит вверх, перемена в нём подчеркивает слабеющие рыдания. Может, время и пренебрежение сделали свою работу над его мозгом, но первое ясное заявление К:
– Я не воровал Гогола. – Его дух пронизан ядом. – Не больше, чем Шульц воровал у меня. И я вообще не слышал о Замятине!
– Видишь? – лает ДеВорониз, указывая пистолетом.
– И чего ты кривишь моську – ты получил, что хотел, так? Вот он. Эй, К, Брод неласково обошёлся с твоим завещанием, а? Ты будешь рад услышать, что он уже умер.
– Вот это действительно и есть Америка, – мычит К, неуверенно вставая.
– И как ощущения?
– Словно её построили на прошлой неделе.
– Ага. Ты осознавал что делается, пока у руля был джентльмен?
– По большей части. Кость чужого лба блокировала меня. И я жирный – не получается исчезнуть.
– Наверно, ужасно обидно, – говорит Джед из бака, – смотреть на мир, но не иметь возможности действовать или влиять на него.
Кафка смотрит на него напряженным взглядом с зарождающимся презрением.
– К у нас скандальная техника, Джед, – говорит Атом.
– Говорит как девчонка, – замечает Джед.
– А это что за херня? – выдыхает ДеВорониз, уставившись в бак. – Ты сам это сделал? Он наделён сознанием? Гибрид?
– Видишь, почему я хотел закончить это дело, Джед?
– Ты прав, пахнет оно неважно.
– Хочешь сходить на рыбалку?
Они ещё смеются, когда звонит телефон.
– Извините, ребята, – говорит Атом и щёлкает тумблером. – Да, Мэдди.
– Термидор считает, что похитил меня, – говорит она ему.
– Ты где?
– Комната Кэндимена на улице Птиц.
– Как он нашёл лабораторию?
– Никак – я навещала Блоху в обезьяннике, там они меня и сцапали.
– Что-нибудь использовала?
– Не хочу пачкать кровью штаны. Давай приезжай.
– Я знал, что если мы побродим у дома Атома, то найдём шкурку Гудини. Скелет Сойера щёлкает, как манометр котла.
Давно расставшийся с собственным скелетом, Блинк неодобрительно оценивает чужие. Полицейское наблюдение приносит ограниченные плоды.
– Вы хотите помочь Атому разобраться с Сойером, или как? Система ломается, Шеф, наручники расщёлкиваются.
– Может, да, может, нет. Только если руки как веточки, можно из них выскользнуть, но Сойер уродец. Эти наручники были закрыты, когда включился свет, Бенни. Гадская дверь тоже, а Сойер сделал ноги. А потом он располагается здесь, принёс с собой какую-то носяру – может, ту, которую описал таксист. А где она была между этими сценами? Он её проглотил? А что, удобно.
Только их головы торчат из моря пончиков в патрульной машине. Они как тонущие гиганты, поросшие спасательными поясами.
– Ты замечал когда-нибудь, что нельзя увидеть в одной комнате Иисуса и Оливера Харди? Я первый, кто видит в этом подозрительное?
– Как правило, да, Шеф. А что за арбакль пришёл потом?
– Где-то я это видел – Атом истинный катализатор. Не меняется. Может, я решу его за это уважать.
– Зачем-зачем?
– Зачем пилот-камикадзе надевает гадский шлем? Я не делаю прогнозов, Бенни, и никогда не буду.
– Так какова настоящая история Атома?
– Влип в какие-то благородные неприятности и вылип отягощённый дарами, которыми пришлось владеть с честью, как я слышал.
– Кто-то выходит, Шеф.
Три фигуры появляются из дома Атома. Завёрнутый в плащ труп баюкает окровавленное лицо, сзади идёт обнажённый Атом, а между ними жирный джентльмен тащит рыбобак. Во мраке бака перекатывается гигантская пасть с хвостом – голос Атома доносится до коповозки.
– Самооперирование, а, профессор? Очень модно. Не забудь, Джед, жевать не меньше десяти минут Правильно, К?
– Ну что ж, Господи, благослови, – громыхает Блинк. – Зацени, Бенни. И пусть не говорят, что идеализм умер.
17 – Девушка, которая смерть
– Хочешь порядка в этом мире, – бурчит Мэдди, разглядывая полную комнату толкущихся задержанных, – где есть холодильник.
– Думаешь, Атом придёт за тобой? – спрашивает Китти на соседнем диване. Она ретуширует губную помаду из баллончика.
Мэдисон скрывает удивление – она не знала, что Китти здесь.
– В Атоме нет перманентного зла, – говорит она. – А что у вас с Фиаско?
– Эдакая любовь-ненависть. Он меня любит, а я его ненавижу. Мёд твёрже, чем сердце Гарри.
– А?
– Говорю, мягче, чем варёный смарф. Он мечтатель, но сам об этом не знает. Когда мечтаешь, то не знаешь, что мечтаешь, правильно? Он такой, неотёсанный, да?
– А как он тебя воспринимает?
– Как что-то, чем я не являюсь.
– Я не то имела в виду, милочка.
– А? О, ты в том смысле, что люди иногда притворяются, мол, меня нету? Да, в этом плане он не такой высокомерный.
– А где ты выбирала личико?
– Вот, из газетной вырезки, – говорит Китти, вытаскивая потрёпанный кусок пергамента из сумочки. – Не помню точно, как всё было, но разве это не клас-сический гламур?
– Мама! – кричит Термидор, узнавая лицо. – Когда она была молодая, эту фотографию напечатали в некрологе в день её кончины! – И он взрывается рыданиями.
В конце концов, почти в десять часов вечера, Атом приходит к дверям комнаты в отеле, его пускают вместе с рыбобаком, К, а перед ними входит доктор ДеВорониз.
– Вся команда в сборе, – объявляет Термидор, наливая «Брызги Джакада» у стойки бара. – Ну что ты как не родной, Атом.
– Ничего не могу с собой поделать. Я рад, что ты завёл новых друзей, Термидор. – Атом видит Турова, угрюмо сидящего в углу. – Вернулся назад, а?
Туров ёрзает. – Нет, просто было поздно, и… – И тут он видит ДеВорониза. – А что он тут делает? Не верьте ему, мистер Кэндимен, никого не слушайте.
ДеВорониз фыркает.
– Это не Кэндимен, болван. Твой хозяин покинул нас, когда я вскрыл коробочку и вытащил его мозг – через два часа после того, как Фиаско вернулся из Хранилища. Мозг в этом конфетном клоуне принадлежит Кафке.
– Он врал, – вскипает Туров. – Он врал мне! Врал, когда открыл этот проклятый морозильник!
– Мальчики, мальчики! – смеётся Термидор. – А ну прекращайте, а то под перекрёстным огнём я начинаю нервничать. Я порос бивнями, собирая всех в одном месте, так что воздержитесь от беспорядков, лады? Вы все меня знаете. На сегодняшний вечер аварийная бригада – Кортес Убийца.
– Йо, – говорит Кортес.
– Сэм «Сэм» Б ликер.
«Я тот, кого представляет босс», – думает Сэм.
– И Глушак.
Глушак шевелит губами, не издавая ни звука.
– Если вы как следует посмотрите, то сможете засечь Невидимую Мисс Мира, Китти Стиклер. Печально, что эта кукла теплая исключительно по ассоциации.
– Если бы я не была леди, я бы вбила тебе зубы в рот.
– Да, но в этом платье ты выглядишь по-дурацки. Далее, в углу у нас дрожит мистер Туров, поток жалоб. Шприц испуган, но действует.
Туров жалко выглядит.
– Джоанна, силач, выросший в полиэтиленовом тоннеле.
– Капризный, капризный, – хихикает Джоанна.
– Парень без одежды – Тэффи Атом, шутник.
– Мужик, ты знаешь, где подлить уксуса.
– Рыба-мутант немножко музицирует.
– В шторм сойдёт любой порт, – булькает Джед.
– Дикая кошка – Мэдисон Барбитур, она – интересный случай. Всё, что я знаю наверняка – она не просит чужого одобрения. Прислушайся к совету, он тебе пригодится.
– Можешь хранить свой совет в сухом прохладном месте.
– Вон то шатающееся тело, шустрые руки, – я не уверен, что это у нас тут. Видел что-то похожее в старых фильмах с пробирками и электрическими бурями. А его жирный друг, похоже, кому-то крепко задолжал. Какая турбулентность по ту сторону глаз.
Жирный Кафка сидит на деревянном стуле рядом с рыбобаком. Он в испуге поднимает глаза, готов защищаться.
– Насколько я знаю, я никому ничего не должен. Конечно, я получал взятки от юристов, чтобы помягче обойтись с ними в «Процессе», но сделка есть сделка, правильно? Свою часть я выполнил. И разве кто-нибудь пострадал? Что вы на меня уставились? Я похож на подозрительного персонажа? Вы думаете, я хотел оказаться в этом месте? Я представлял всё по-другому! Где поющие голоса? Где гармония? Это чёрное бремя правды! Время длится дольше, чем надежда! Время дольше, чем надежда! – Он зарывается лицом в ладони. – Холодный нож сквозь тонюсенький покров работающего мозга! – И он в конвульсиях обрушивается на пол.
– Мне нравится этот парень! – выдыхает Туров.
– - Близится время сделать наш ход, Бенни; пускай то, что развивается там наверху, дотушится до полного вкуса. Помнишь убийства-клише? Засунь их в реаль-ность, посмотри, сколько они выдержат? Похоже, что народ в этом город больше заботится о качестве преступлений, чем о количестве. Интересно было только, когда шла серия.
– Около года назад, да, Шеф? – говорит Бенни, сидящий за рулём. – Парень оказался заперт в подвале и подняться до окна мог только на паре шнурков.
– Ага. Власти отреагировали на мух и вонь. Нашли его пустоглазого, а мясо всё сошло на крем-безе.
– А ещё был парень, привязанный на поле во время грозы, с громоотводом на спине, и молнии всё били и били.
– И парень, погибший на качелях, рядом с каруселями. Но что бьётся клювом в моём пульсирующем мозгу, так это установка дыма без огня. Парень в закрытом доме, включена машина сухого льда, включена пожарная поливалка, дом залит водой. Если бы дым шёл от огня, поливалка бы погасила его и отрубилась, правильно? Но детекторы дыма не сработали бы из-за дыма ото льда, Бенни.
– В точку, Шеф, поливалку запустили вручную.
– Убийца должен был использовать мотор ложного трения.
– Ага, он его обманул.
– Но знаешь, Бенни, мне кажется, что клише опровергли, когда мы обрадовали током того пария на стуле.
– Почему? Из-за клуба дыма из его головы или потому что он был невиновен?
– И то и то, Бенни, и в этом вся прелесть. Ладно, будем считать, что уже пора.
– Не знаю, в какой они комнате, Шеф.
– Давай упростим дело – вызывай подмогу, Бенни. – Блинк открывает дверь машины – тяжкая лавина пончиков обрушивается на улицу. Он пялится на Отель на улице Птиц сквозь клубы дыма от сигары. Хороший вечер для задержания. От предвкушения по его звёздно-полосатому сердцу бежит рябь. Он поднимает мегафон.
– Так, в Птичьем Отеле, слушайте сюда. Вы все под неправомерным арестом. Выходить по одному в темпе вальса.
В Отеле на улице Птиц восемьдесят комнат. В каждой застывает немая сцена: бакалейщик ламинирует уши шаркающего слонёнка, клоун срывает распятие с шеи усомнившегося священника, торговый показ выпущенной копами удушающей рейки, конкурс поедания пирогов со штык-ножа, безлицый человек производит кодеиновое мороженое в грохочущем барабане, суровое собрание группы поддержки невоздержанных стрелков, фарфоровая собака, кричащая невнятно и приглушённо, любовники, разыгрывающие похищение инопланетянами, расстрельная команда казнит грязного байкера, бабушка сидит, смеётся перед аэротурбиной, раввин, пробивающийся через чью-то шапку, ловец водорослей, выжигающий глазок с прицелом у себя на лбу, шаткий старик целуется со львом, сделанным из губки, хихикающие спаниели, готовящие ещё более зловещие коктейли с зонтиками, исторические слушания предсмертных криков Запаты на восковом барабане, уборщица, неосознанно засасывающая своего ангела-хранителя в пылесос, сенаторы в галошах, под давлением нагнетающие в штаны строительную пену – все застывают и смотрят наружу, на Блинка, ревущего объявление. Потом все как один вылетают из отеля, под фейерверк выстрелов. Первой в дверь проламывается группа поддержки невоздержанных стрелков. Коповозку разносят на жестяные транспаранты. Блинк и Бенни лежат за ней, считают патроны, как мелочь в кошельке. – Сколько стрелков, Бенни?
– Шестьдесят четыре. И одна старая леди кидает камни.
– Будь благословенна. Какой рукой кидает, правой или левой?
– Обеими, Шеф.
– Это дух общества. – Мигалку разносит залпом, который Блинк не удостаивает ответным выстрелом. – Это наводит на размышления о том, как люди путаются. Может быть, слово «левый» относится к правой руке.
– Чё вы имеете в виду, Шеф? – перекрикивает Бенни беспорядки.
– Все знают, что левое и правое – неправильные. Правое на самом деле надо называть левым, а то, что мы называем левым, – вообще другим словом. Как тебе эти яблочки?
– Готовы, Шеф?
– Готов. – Блинк крутит свою носяру. – Я беру на себя лево, ты бери право.
Они встают из-за обломков и стреляют направо, убивая старуху. На третьем этаже открывается окно и высовывается голова Эдди Термидора. – Эй, там, потише, некоторые из нас тут пытаются пожить свою жизнь!
– Эдди Термидор! – зовёт Блинк. – Сойер там, наверху?
– Думаю, у вас.
– Шеф Блинк, – говорит голый Атом, появляясь в окне. – Они готовят желе в форме моряка, помогите мне.
– Остальные могут идти по делам, по домам и прочим радостям, – окликает Блинк стрелков. Стрельба иссякает, и толпа с ворчанием всасывается обратно в отель. – Мне нужны все в той комнате наверху – передняя в центре.
18 – Не хватает места
Коповозки рвутся и воют, как гагары.
– Вы это слышали? – говорит Атом. – Блинк у нас коп, смытый в унитаз и разросшийся в канализации. Его безумие вошло в государственный архив. Нам ос-тались считанные минуты, чтобы настроиться на воплебудки.
– Ты к чему ведёшь, сыскарь? – щёлкает Термидор. – К чему ты ведёшь? Кто дал тебе право садиться за руль?
– Говорю вам, мы сидим на динамите. Однажды Блинк приблизился к осознанию, что его волосы загорелись. Теперь эти стильные события можно объяснить так, чтобы это сработало в нашу пользу, и я уверен, что способен обеспечить необходимую глубину швов. Потом будем поддерживать доверие. Видите ли, это детали, обосновавшиеся в проницательном сознании. Это правда, ведь так? Проще всего для начала использовать заблуждение. Только не отколите какую-нибудь глупость. Глянь на своего стрелятора Кортеса, упрёк в руках, глаза, как сиськи хмыря, щетина, как у ерша. Через четыре-шесть лет он возглавит группировку, через семь будет безумнее, чем коллекторная крыса, а остатки отойдут к Бетти. Это можно использовать. Молодая кровь у власти, куча трупов, нам нужен козёл отпущения.
Мне эта мысль не нравится, – тяжко роняет Кортес.
– Мне тоже, – медленно бормочет Термидор, косясь на Кортеса. – Атом, как ты, не пряча умище, прожил дольше минуты?
– Не знаю, – признаёт Атом. – Если честно, сам беспокоюсь.
– Тебе положено беспокоиться.
– Ладно, ладно. Значит, Кортес не купился. А как насчёт Джоанны?
– Этот увалень? Жирный гидроцефал?
– Почему нет? Конечно, биологически он на ничейной территории, но тем большее впечатление он произведёт на копов. Посмотрите на него. Он просто создан для этой роли. Тупой и очевидный, бреется песко-струйкой, лучше и не скажешь. Будем повторять им снова и снова, что он руководил всем предприятием. А потом дадим волне обрушиться на него.
– Ты действительно думаешь, что этот вездеходный идиот – наш билет на выход? – спрашивает Термидор. – А какой мотив?
– Будем думать.
– Мне кролики нравятся, – предлагает Джоанна.
– Ну и вот, Джоанна хотел выйти из дела, завести кроличью ферму, и на это ему нужны были деньги. Он прицепил магнитную мину к заднице и вошёл в цитадель, требуя солидную сумму в обмен на твою жизнь. Ты осмеял его, назвал клоуном, даже бросил в него брюссельской капустой. Джоанна дёрнул за верёвочку, но мина не сработала, и вся банда поверглась в язвительный смех. Джоанна сказал – запоминай, Джоанна – «Ты за это заплатишь», и со слезами убежал в ночь.
– «Ты за это заплатишь», – хмурится Джоанна. – За кроликов?
– Прекращай, шутник, – щёлкает Термидор.
– Оставьте его в покое, – бормочет Кафка, потом выкрикивает то же самое.
– Когда он проходил мимо Хранилища Мозгов, мина детонировала, – продолжает Атом, – разнесла здание в щепки, но наш Убийца-Проманьонец остался на месте. В этот момент мимо пробегал никто иной, как Гарри Фиаско. Джоанна знал, что тот состоит в группировке, поэтому включил его в план, как навести копов на Тер-мидора, человека, который насмехался над ним.
– Как-то всё нелепо, – смутно бормочет Туров. – С чего бы Фиаско участвовать в его планах?
– Потому что Джоанна видел, как тот носит боди. Води, которое ты заставил его надеть, Туров, засунув его в стальной загон на окраине города. Вместе с дюжиной других невезучих. Ему одному удалось бежать, и ты не мог с этим смириться. Ты преследовал его в шипова-ном бронированном автомобиле, похожем на гигантскую тёрку. И ты гнался за ним, а интрига Джоанны развивалась. Определить ценность случайного объекта, подобранного с земли, мозга. Устроить вокруг него переполох – привести Термидора к мысли, что это истинная и единственная пикантность. Сделать так, чтобы Гарри выступил со своей историей перед судом и указал на группировку. Тем временем по всему городу квадратеют люди. Это тоже ты, да, Джоанна? И ты ос-тавляешь кипеть все ингредиенты сплетни, пока каждое органично произошедшее убийство, скопленное дьявольски опытными полицейскими, неизменно тайком откладывается среди их тоски по таким временам.
– А что я всё это время делаю? – спрашивает Термидор.
– Вырезаешь жестяные пистолетики для кукольных домов. С твоим единственным глазом ты весьма поднаторел в такой тонкой работе. Ты добиваешься патента на идею, когда Фиаско попадает в тюрьму, выбивая тебя из струи. Сэм «Сэм» Бликер может подтвердить, что тем вечером ты нарядился Сайта Клаусом и рыдал, пока борода не отвалилась, как подтаявший снег, и во весь голос сетовал на хрупкую сложность человеческого сердца.