Почему кто-то, например, Севастьянов, может о ней мечтать, а он – нет?..
Глава 15
Востриков к ужину домой опоздал. А обещал Ольге, что будет вовремя. Все Климов, засранец!
– Вы меня дождитесь, Сан Саныч! Информация интересная, – сообщил по телефону два часа назад помощник невероятно таинственным голосом, отказавшись от комментариев. – Все при личной встрече!
Востриков и прождал Климова два часа в душном кабинете. Ольге на звонки не отвечал, написав сообщение, что он на совещании. Вот и жене любимой пришлось соврать из-за этого засранца. А он не явился! И телефон отключил.
Идиот! И Климов, и сам он! Парочка идиотов, точнее. Ну, ничего, завтра он ему устроит.
Домой зашел с сурово сведенными бровями и в дурном настроении. Представлять, что скажет Ольга по поводу его опоздания на ужин, не хотелось. И не хотелось выдумывать какие-нибудь объяснения, нелепые, лживые. Итак уже соврал, написав, что на совещании. А сам в это время пасьянс раскладывал, поджидая Василия.
– Устал? – Оля вышла из комнаты к нему навстречу с улыбкой, под мышкой была зажата книга. – Есть будешь?
– Конечно!
– Что конечно: устал или про то, что есть? – Она тихонько рассмеялась, прижимаясь к его лицу щекой и ероша ему волосы на макушке.
– И устал, и есть буду, – он поймал ее, прижал к себе, вдохнул, выдохнул, – Как хорошо, Оль!
– Что хорошо?
– Что ты у меня есть. Встретила вот, не ворчишь, – Востриков шлепнул ее по попке, сбросил с ног ботинки и пошел в ванную. – Я в душ, малыш. Буду через пару минут.
Минут ушло почти десять. Потому что, приняв душ, почистил зубы. И решил еще побриться. Настрой жены, ее улыбка, то, как она поцеловала его, – все намекало на романтическое продолжение. Дочки дома не слышно – значит, у подруг. Стало быть, они могут успеть уединиться в спальне, не остерегаясь поскрипеть кроватью и, никого не стесняясь, постонать в полный голос, пока дочери нет в соседней комнате. Так что лучше побриться.
Он вошел в кухню в одних шортах и тут же разочарованно выдохнул. Опершись о поддонник тощей попкой, в кухне стояла его десятилетняя дочь. Длинноногая, светловолосая в него и черноглазая в мать, Викуля обещала вырасти в настоящую красавицу. Она грызла морковку и спорила с матерью.
– А я сказала, нет! – Оля что-то разогревала в сковороде, на мужа не глянула.
– Ну, мам, ну почему?! – ныла Вика. – Почему нельзя-то?! Там его родители будут, ну мам!!!
– В чем проблема, дочь? – Он дотянулся до ее шеи, притянул к себе, чмокнул в макушку, все еще пахнувшую детством.
– Просится сегодня с ночевкой к Никите на дачу, представляешь?!
– Мам, ну с родителями же! Там у них бассейн, мам! – Голос дочери зазвенел слезой.
– Еще простудись с этим бассейном! – возмутилась Оля, повернувшись к ним.
И тут же осеклась, остановив взгляд на гладко выбритых щеках Сани. Их глаза столкнулись над макушкой дочери. Оля пульнула в него виноватой улыбкой. Он кротко вздохнул и пожал плечами.
«Я думал, ее дома нет», – прочла она в его глазах.
«Она дома. И что теперь? Как?» – ответила она без слов.
«Не знаю. Тебе решать», – он потерся щекой о дочкину макушку и сел на свое место.
Оля задумчиво теребила пуговицу на клетчатой рубашке. Разочарование мужа было ей понятно. Они так редко и так мало бывали вместе. Его работа, присутствие взрослой дочери, усталость, заботы. Нет, они любили друг друга по-прежнему. Но как-то уже наспех, урывками, чтобы не забыть, что это у них все еще есть. Саня брился перед сном всегда. Всегда надеялся, что не уснет, когда она ляжет. То, что побрился сразу как вошел, и то, как смотрел на нее…
Понимать друг друга без слов они научились с первого года совместной жизни. А прожили уже двенадцать.
– Ладно, Вика, поезжай, – вдруг выпалила Оля, так и продолжая крутить пуговицу. – Только на телефоне постоянно! Как выедете, как приедете, как устроитесь и…
– И маме Никиты непременно дам трубку, как будем на месте, – взвизгнув, дочь подпрыгнула и помчалась собирать вещи.
Он все же оторвал потом эту чертову пуговицу, которую крутила Оля, не решаясь дать дочери позволение. А она застряла в прорези! А у него сил просто нет больше терпеть! И ужинать не стал, подхватив жену на руки. И старые пружины их супружеского ложа удивленно взвизгивали снова, и снова, и снова, и снова.
– Ты у меня просто красавица, малышка, – шептал он, целуя упругий животик жены. – Ты у меня одна… Моя… Любимая… Мне никто не нужен, кроме тебя…
Через час они все же уселись за стол ужинать. Оля рассматривала его, будто видела впервые.
– Что? – глянул он на нее с оттопыренной щекой, там пряталась почти целая котлетка.
– Ты сегодня такой… – выдохнула она с восхищением.
– Какой? Неутомимый?
– Нет. Хотя это тоже. Но… – Оля дотянулась до его щеки, нежно погладила. – Тебя что-то расстроило сегодня, да? Ты так любил меня… Как будто не мог насытиться, не мог напиться. Что-то расстроило тебя сегодня, милый?
– Я всегда тебя так люблю, если обстоятельства позволяют, – отозвался Востриков, откладывая вилку. – И всегда так любить буду. Кстати, Вика доехала?
– Да, все в порядке, – Оля вздохнула. Она знала, что Саня не любил говорить о чувствах. – С мамой Никиты переговорила. Все хорошо. Может… Может, пойдем погуляем?
– Не-а, – Востриков снова взял вилку и вонзил ее в котлету. – Никуда мы не пойдем. Там люди. Много людей. Станут на тебя пялиться. Не хочу тебя делить ни с кем вообще, даже с чужими взглядами.
– Ух ты! – Жена опешила. – Ты ревнуешь меня к чужим взглядам?!
– Нет, просто не хочу. Не хочу делить, – невнятно ответил Востриков, прекрасно понимая, что глуп и неубедителен, и за долгие годы супружества так и не научился складно говорить. – Ты, Оля, у меня такая… Чистая, славная, я тебя очень люблю.
– Ух ты! – снова выдохнула она, округлив глаза. – Класс! Я согласна.
– На что?
– На то, чтобы у тебя там что-то такое происходило ежедневно. Чтобы ты вот так каждый день мне говорил. Здорово, Востриков! Я тебя обожаю!
– Происходило! – проворчал он, отодвигая тарелку. – Все, наелся. Не хочу. Все вкусно. Вот ты мне скажи: как можно жить с мужем, спать с начальником и потом обо всем мужу докладывать?
– Не можно! – ахнула Оля, пересаживаясь к нему на коленки. – То есть нельзя!
– Вот и я говорю, что нельзя! А они так делают, так живут!
– И муж что? – Ее губы коснулись его уха, сделалось щекотно.
– А муж молча все проглатывает и пользуется деньгами, которые жена таскает от начальника. Оль, щекотно! – Он рассмеялся и потерся ухом о плечо.
– Муж, получается, сутенер? Жена проститутка, муж сутенер. Хороша семейка! Безнравственность какая! Полное отсутствие принципов!
– Безнравственность… – эхом отозвался Востриков и задумался. – Полное отсутствие принципов… Согласен! Оля, погоди-ка.
Он вскочил и бросился за мобильником. Тут же набрал номер Васи Климова. Странно, но тот вдруг ответил. Зло ответил, устало.
– Тебя где черти носят? – рявкнул для начала Востриков.
– Работаю, между прочим, Сан Саныч! – огрызнулся тот. – Не то, что некоторые! Машинка-то уже часа два во дворе стоит, так, Сан Саныч? Я мимо тут катаюсь, а машинка стоит. А я, между прочим, работаю!
– Молодец. Если снова прокатиться мимо вздумаешь, заходи. Оля котлет наделала, с вилкой съешь. Заодно и поговорим.
– Еду, – смиренно отозвался помощник и дал отбой.
Явился минут через пять, будто у подъезда стоял и ждал приглашения. Злой, потный, лохматый. Оля сразу погнала его в ванную, сунув чистое полотенце, новую носочную пару и чистую футболку мужа.
– Ты мне всю квартиру потом провоняешь, Васенька, – отрезала она, вталкивая его в ванную, когда он попытался застесняться. – Быстро в душ и за стол. А ты, Востриков, не смей его допрашивать, пока он не поест.
И пришлось ждать, пока Климов слопает тарелку зеленых щей, гору котлет с картошкой и расправится с салатом.
– Хорош наглеть! – прикрикнул на него Востриков, когда разомлевший Климов запросил еще и кофе. – Говори, где слонялся целый день? Если все даром – уволю! Ты у меня на стульях поспишь, черт побери!
Вася откинулся на спинку стула, сыто улыбнулся:
– Увольнять не за что. А вот поощрения жду!
– И?
– Начал я пробивать машинки, чьи номера вы мне продиктовали, Сан Саныч. И обнаружилась преинтересная историйка, – Вася загадочно улыбнулся. – Машинка, которую арендовал потерпевший Грищенко, странным образом принадлежит по документам жене, знаете, чьей?
– Щас как дам по башке! – пригрозил Востриков.
– Мельникова! По документам, этот автомобиль Мельникова Мария приобрела лет семь назад в одном из наших автосалонов. И Грищенко катается на нем по доверенности, которую Мария Мельникова собственноручно ему выписала.
– Ух ты!!! Они что, знакомы? Грищенко и Мельников знакомы?!
– Получается, так. Но это, собственно, ерунда. Люди крутятся в бизнесе, невольно пересекаются. Ничего странного нет. Странно другое…
– Ух ты!!! Они что, знакомы? Грищенко и Мельников знакомы?!
– Получается, так. Но это, собственно, ерунда. Люди крутятся в бизнесе, невольно пересекаются. Ничего странного нет. Странно другое…
– И что?
– Та машина, на которой доставили в больничку нашего Грищенко, управляется одним человечком по фамилии Сиротин.
– Нашли его?
– А как же! – самодовольно хмыкнул Вася. – Нашли и в отдел доставили. Я даже немного поговорил с ним, прежде чем закрыть.
– Закрыть?! Ты его закрыл??? За что?! – Востриков раздраженно покачал головой. – За то, что он человеку первую помощь оказал?
– Ага! И очень своевременно оказался рядом с этим человеком. Он следил за ним!
– Да-да, что-то такое Грищенко говорил, – наморщил лоб Саня. – Но доктор посоветовал не брать во внимание его утверждения: после такой травмы, говорит, могут быть и глюки, и бред. Вот когда поправится, тогда, говорит, и допрашивайте.
– Все так, Сиротин следил за Грищенко. И он этого не отрицает. Отрицает другое.
– Что?
– Что он причастен к убийству бывшей жены Грищенко.
– Опа! Так Грищенко свою секретаршу обвиняет. Говорит, она собиралась с Катей разобраться. Мы к палате этой секретарши, так несвоевременно хлопнувшейся в обморок, даже охрану приставили. Думаешь, зря?
– Не знаю. Сам говоришь – Грищенко может бредить. К тому же никто из жильцов дома ее минувшей ночью не видел. До сегодняшнего утра не видел ее никто.
– А Сиротина видели? – догадался Востриков.
– Совершенно верно! – обрадованно подхватил Вася и заныл: – Ну все же, может, кофе? Сан Саныч?
– Ладно, сварю. Так, когда видели Сиротина? Он же там сидел в машине, верно? И отвозил его в больничку. И что?
– А то, что он потом вернулся. И одна глазастая бабуля видела его, входящим в подъезд Грищенко. Где-то около двух часов ночи! И видела, как он потом летел оттуда стрелой. И что скажете, Сан Саныч?
– Ну, одно из двух: либо он убил бывшую жену Грищенко в пылу скандала и с перепугу бежал, либо он бежал с перепугу, обнаружив ее уже мертвой. Думаю, он склонен ко второму варианту?
– Ну-уу, с вами неинтересно, – заныл Вася, почесывая щетину. – Конечно, он говорит, что обнаружил ее уже мертвой.
– А зачем пошел, не говорит?
– Нет.
– И кто нанял его следить за Грищенко, тоже не говорит?
– Нет.
– И требует адвоката?
– Совершенно верно! – Вася восхищенно крутил головой. – Вы… Вы, Сан Саныч, просто…
– На твой кофе, – Востриков вылил в чашку из турки густую кофейную жижу, поставил сахарницу и бутылку молока. – Ладно, будет ему адвокат, куда денешься. Закон есть закон. Но! Но прежде, чем этот адвокат к нему явится, ты, Вася, должен узнать об этом Сиротине все! Где родился, где крестился, на ком женился и так далее. Понял?
– Так уже, Сан Саныч! – Вася с удовольствием пил крепчайший кофе, не став разбавлять его молоком и сахаром.
– И кто же наш господин Сиротин?
– Он – частный детектив! Специализирующийся на делах с разного рода аферами, промышленным шпионажем и так далее. Короче, помогает малому, среднему и крупному бизнесу. Супружеская неверность не его конек.
– Думаешь, снова Мельников? Он его нанял? – Вася пожал плечами. – Ладно… Утро вечера мудренее. Завтра я из этого Сиротина всю душу вытрясу, или сядет он у меня за убийство как миленький!..
Глава 16
Ненастное утро за окном спальни показалось Мельникову прекрасным. Удушающая жара отступила. Пронзительное голубое небо занавесилось мощными тучами, простреливаемыми сполохами молний. Грохотало так мощно и так часто, будто неподалеку была зона боевых действий. И лило, лило как из ведра. Он немного постоял у распахнутого окна, вдыхая полной грудью очистившийся воздух, стянул трусы и пошел в ванную. Долго стоял под душем, долго и с удовольствием брился, внимательно рассматривая себя в зеркале.
А что? Он еще вполне ничего! Морщин на полном лице мало. Взгляд больших черных глаз пронзительный, острый, повелительный. Крупный нос, губы сластолюбца – полные, капризно изогнутые. Мощная грудная клетка, крепкие мышцы. Да и возраст его – сорок пять лет – для мужчины почти юношеский.
Не посмеет его не полюбить Илюхина. Не посмеет! Он ее заставит, если что.
За завтраком он не встретил никого. Стол был накрыт на одну персону.
– А где все? – спросил он у Валентины, застывшей за его плечом с горшочком, в котором – Мельников знал – пыхтел только что подоспевший омлет на сливках.
– Так… – она глянула на него недоуменно. – Вы же сами сказали…
– Да помню я, – оборвал он ее с неудовольствием. Надо же, совсем забыл, что сыновьям приказал убираться из дома. – Парни понятно где. Девки куда подевались?
– София Валерьевна уехали в город на занятия.
– Так рано? – Он недоуменно покрутил головой.
– Сейчас каникулы, и ее преподаватель решил увеличить нагрузку.
– Ну-ну… – проворчал он.
Надо же, домработница сраная знает о его детях больше, чем он сам! А зачем отца в известность ставить? Кто он такой? Вот домработница – это да! Это важный человек! Ей можно и доложиться! Ну, Софийка, ну засранка! Надо провести с ней беседу на тему: кто в доме хозяин и что из этого следует.
– А Машка где?
Он не хотел спрашивать о жене. Наверняка дрыхнет. Воспользовавшись тем, что теперь никто ее не толкнет в бок и не заставит приготовить одежду, она до полудня теперь спать станет.
– Хозяйка тоже уехала в город, – неожиданно не в такт его мыслям ответила Валентина.
– В город?! Зачем?! Девяти утра же нет! – Ему сделалось неспокойно. – Знаешь, куда поехала?
– Не могу знать, Валерий Сергеевич, – громким шепотом ответила домработница.
Поставила горшочек с омлетом перед хозяином и тут же умчалась в кухню за кофейником.
Мельников в три приема опорожнил горшочек с завтраком. Напился кофе с мягкими теплыми булочками, которые Валентина каждое утро подавала к завтраку. Громко рыгнул, погладил живот, глянул на женщину, убирающую со стола. Она молодец, дом содержит в полном порядке. Готовит необыкновенно вкусно. Стирка, глажка – все на ней. Может, премировать стоило? В этом месяце у нее, кажется, день рождения. Взять и к ее празднику подарить ей конверт с деньгами. А что? Можно было бы за такую самоотверженность. Хотя…
Хотя подаришь раз, потом так и будет ждать. Муж ее, Валентин, опять же возмутится. Скажет: чего это тебе ко дню рождения конверт с деньгами, а мне нет? Еще приревнует, станет наблюдать за Мельниковым в его же собственном доме, подозревать. Нет, обойдется Валентина без премии. К тому же теперь у нее работы меньше будет – пацаны съехали.
Он и так им хорошо платит. А любое доброе дело – что? Правильно! Не остается безнаказанным.
– К обеду не ждите, Валентина, – проговорил Валерий, выбираясь из-за стола. – Банковская карточка на продукты в моем кабинете на столе. Пин-код там же. Максимальный расход на день – пять тысяч рублей. Это лимит. Меньше – можно. Больше – нет.
– Я поняла, – она исчезла из виду прежде, чем он поднялся.
Мельников прошел в гараж через дом. На улице по-прежнему бесновалась непогода.
Интересно, куда это Машка сорвалась в такую грозу? Чего приспичило? А что, если?..
Мысль, пронзившая его в тот момент, когда он уже одной ногой был в машине, его буквально парализовала. Так и остался стоять – одна нога в машине, вторая на бетонном полу гаража.
А что, если эта старая курва подалась к семейному адвокату?! Что, если решила-таки оттяпать у него половину состояния?! Ах, твою же мать!!! Он же ее тогда…
Да он ее просто собственными руками на части порвет!!! На мелкие клочочки, не способные ему вредить!!!
Мельников рывком усадил себя на сиденье автомобиля. С пульта открыл гаражные ворота, снова невольно порадовавшись сумрачному небу, сыпавшему дождем. И выехал на улицу.
В офис он прибыл в весьма дурном настроении. Прежде чем вылезти под дождь, осмотрел стоянку. Старая колымага Илюхиной была на месте. Одно утешило. Она тут, и он сможет сейчас ее вызвать к себе и… и просто поговорить. Нормально поговорить. И, может, даже предложить ей финансовую помощь на погашение кредита. Хотя…
Хотя, обойдется. Нельзя желанную женщину лишать зависимости. Никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя. Эти двуногие предательницы должны пастись на поводке. Как только ослабишь, все! Все пропало! С Машкой вот где-то слабину дал, и она уже не считает нужным докладывать ему о своих перемещениях. Собралась вон и уехала еще до его подъема. А и ладно, пускай едет. Сегодня ей было на что. Завтра будет не на что. И не на чем, что характерно!
– Илюхину ко мне вызови, – буркнул он Татьяне, застывшей столбом возле входа в приемную.
Сегодня она была особенно неприятна Мельникову. Может, потому что родственница Машки? Или потому что морда у нее сегодня уж очень белая, будто в муке всю ночь спала его секретарша.
– Что?! – рявкнул на нее Мельников, чуть притормаживая рядом.