Перед глазами Ребекки стоял портрет Яльмара Лундбума – человека, который отстроил Кируну и управлял шахтами с 1900 по 1920 год. На портрете он был изображен довольно толстым, с тяжелыми веками. Отнюдь не красавец.
– Он так никогда и не женился? – спросила она.
– Но не потому, что имел что-то против женщин. Во всяком случае, я так это слышал.
Сиввинг посмотрел на нее.
– Ну вот, – сказал он. – А теперь давай примем перед сном. И марш в кровать. Тебе завтра дрова носить, не забывай.
Ребекка пообещала.
Зима отступает. Между Яльмаром Лундбумом и учительницей Элиной Петтерссон начинается безумная любовь.
Снег вздыхает и тает. Сосульки длинные, как шпили церквей. Улицы в грязи и снежном месиве. Деревья дрожат от ожидания. В лесу снежное покрывало по-прежнему метровой толщины, но солнце начинает припекать. Теперь никому не придется мерзнуть. Приходит благословенная весна.
Они влюблены до безумия. Говорят друг другу, что никогда раньше не переживали такого чувства. Уверены, что никто раньше ничего подобного не испытывал. Называют друг друга «двойниками». Сравнивают свои руки и видят, что они необъяснимо похожи.
– Как брат и сестра, – говорят они, прикладывая ладонь к ладони, и им кажется, что они готовы остаться в спальне на веки вечные.
– Я запру дверь и проглочу ключ, – говорит Яльмар, когда Элина встает на рассвете, чтобы незаметно проскользнуть домой.
И как все безумцы, они неосторожны.
Господин директор посылает мальчика с запиской в школу.
Посыльный стучит в дверь класса и вручает учительнице конверт.
Элине не хватает терпения подождать, она молча читает письмо, стоя перед классом, а ее щеки начинают пылать.
«Фрёкен, – написано в письме. – По совету доктора я набил кальсоны снегом. Не помогает».
Она тут же пишет ответ и отдает посыльному.
«Господин Лундбум, – пишет она. – Я стою перед классом и веду урок. Так дальше нельзя».
«Если это письмо попадет в чужие руки, подумают, что в школе кончились стулья», – думает она.
В мае ночи становятся светлыми. Они лежат рядом, обнаженные, и разговаривают. Занимаются любовью и разговаривают. Снова занимаются любовью. С ним можно говорить обо всем. Ему все интересно. Он любопытен и образован.
– Расскажи что-нибудь, – просит Элина его. – О чем угодно.
А снаружи среди светлой ночи бегают куропатки и смеются, как привидения. Ухают совы. Песец плачет, как ребенок, и слушает, где под настом шуршат полевки.
Иногда они спускаются в кухню. Доедают остатки куропатковых грудок, гольца, филе северного оленя с холодным соусом и желе, холодец, пшеничный хлеб. Они пьют молоко или пиво. Любовь вызывает голод.
Народ в Кируне привык видеть директора нечасто. Он ездит по всему миру. Чаще всего – в Стокгольм. Но иногда и за границу. В Германию, Америку, Канаду.
К примеру, его никогда не бывает в Кируне летом. Нет, его не пугает, что на праздник летнего солнцестояния может пойти снег. Хуже обстоит дело с комарами и мошкарой, этим кровососущим бедствием.
Но летом 1914 года он удивляет жителей Кируны, оставшись в поселке надолго. Все думают, что это связано с войной. 28 июня эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга были убиты прямо на улице в Сараево. Вслед за этим объявления войны последовали одно за другим. Для шахты в Кируне это означает, что дела идут в гору. Король Лапландии в отличном настроении.
Но не потому, что деньги сами текут в руки. Он влюблен. В этом все дело.
Ребекка Мартинссон брела в темноте домой, обдумывая то, что ей рассказал Сиввинг о родне Суль-Бритт. Отец, задранный и съеденный медведем. Сын, сбитый насмерть машиной. Бабушка, школьная учительница, у которой был роман с самим Яльмаром Лундбумом и которую потом задушили при загадочных обстоятельствах. И сама Суль-Бритт, заколотая вилами.
В машине она нашла забытый телефон. Пропущенный звонок от Монса. Он оставил сообщение. «Привет, это я. Позвони, если будет время».
Ни слова больше.
«Что значит «позвони, если будет время»?» – подумала Ребекка и почувствовала, как ее переполняет странное чувство, смесь вины и раздражения, желание защищаться от упреков, которых он, как он сам будет утверждать, никогда не предъявлял.
По поводу этого сообщения она могла бы написать целое эссе.
«Такое ощущение, что он мне мстит», – думала Ребекка, поднимаясь по лестнице.
Щен побежал впереди нее. Завертел хвостом перед дверью ее квартиры на втором этаже. Всегда радостный и полный ожиданий – и когда надо выходить, и когда надо входить.
«Мстит – за что?» – продолжала она размышлять, слушая шипение сухой березовой коры в огне, когда растапливала печь в спальне.
Почистив зубы, Ребекка сняла с лица макияж. Щен уже улегся к ней в постель.
За то, что она не позвонила. За то, что не ответила на звонок. Ей следовало бы набрать его номер сейчас. Но ей не хотелось. Эта фраза «если будет время» убила в ней всю радость.
«Проклятье, – подумала Ребекка. – Почему он не может просто написать: «Скучаю по тебе»?»
Она написала сообщение: «Устала работала весь веч теперь спать сн».
Потом изменила «сн» на «спокойной ночи». Подумывала над тем, чтобы добавить «люблю тебя», но не стала. Отправив эсэмэску, она отключила телефон и выдернула из розетки вилку городского.
Ребекка не стала заводить будильник, ведь ей не надо завтра на работу.
Мысли ее устремились к Карлу фон Посту и собственному начальнику, Альфу Бьернфуту. Не выйти завтра в суд по своим делам на самом деле было уклонением от работы.
«Ну и пошли они все к черту», – зло подумала она.
Потянувшись, она закрыла глаза, но сон не приходил. Щену стало жарко, он соскочил с кровати и улегся под кухонным столом.
Семья Суль-Бритт. Слишком много несчастий и трагедий.
Через некоторое время она нащупала телефон, включила его и позвонила Сиввингу.
– Как произошло то происшествие, когда водитель скрылся? – спросила она.
– Что? – переспросил Сиввинг спросонку. – Что-то случилось?
– Сын Суль-Бритт, которого сбила машина. Как это произошло?
– О боже! Который час? Да ты на часы и не смотришь. Как я говорил, того, кто это сделал, так и не нашли. Такой мерзавец… бросил его умирать у дороги. Его и нашли-то не сразу. Ударом его отбросило за кусты ивы.
«Случайных совпадений не бывает», – вновь промелькнуло в голове у Ребекки.
– Послушай, девочка моя! – сурово произнес Сиввинг. – Обо всем этом ты подумаешь завтра. Спокойной ночи!
Ребекка еще не успела понять, что он отключился, когда телефон снова зазвонил, и она ответила.
Это был Монс.
– Привет! – проговорила она самым нежным голосом. Раздражение давно улетучилось.
– Привет, – ответил он. Его голос был как плюшевые мишки, теплый плед, чашка чая и массаж ступней.
Затем оба некоторое время молчали.
Кто начнет? Словно какая-то непонятная осторожность, просто жадность вкралась между ними. «Я точно не собираюсь…» и «Почему всегда я?». Возможно, и страх – что другой не ответит такой же беззащитной любовью.
На этот раз Монс решился первым.
– Как дела у моей лапочки? Я слышал сегодня новости, но это не твоя знакомая, я надеюсь?
Никаких упреков в том, что она не позвонила. Только забота.
– Нет, но у меня был очень… интересный день. Даже не знаю, с чего начать.
– Расскажи папочке.
– Ну-у-у, – протянула она, как всегда изображая, что не хочет рассказывать.
Затем все выложила. Об убийстве, о том, как ее отстранили от следствия, о своей ссоре с Альфом Бьернфутом.
Монс посмеялся, услышав о ее разговоре с боссом.
– Узнаю мою девочку, – сказал он.
Он ни слова не сказал о том, что легко мог бы подтереть себе задницу делами, лежащими на столе у главного прокурора северной части Норрланда. Он промолчал.
Ребекка смягчилась. Она понимала: останься она работать на Монса в «Мейер и Дитцингер», одном из крупнейших адвокатских бюро Швеции, получала бы зарплату в три раза больше, чем сейчас. Она знала, Монс считает, что она разменивает свой талант на ерунду, работая прокурором в лопарской тундре, что она с таким же успехом могла бы сидеть за кассой в супермаркете и что он хочет забрать ее к себе домой. Все это она знала. Но радовалась, что он не начал все это говорить.
– Очень хорошо, – произнес он своим самым чувственным голосом. – Тогда ты можешь приехать сюда и дожидаться меня с работы, лежа в постели. Наконец-то в наших отношениях появится какая-то упорядоченность.
– Я могу взять отпуск, – предложил он затем. – Может, съездим куда-нибудь? В западную Индию? У меня есть друг, который продает прекрасные тематические туры в Китай и Индию, я могу поговорить с ним. Хочешь?
– Да, поговори, – согласилась Ребекка.
Ехать ей никуда не хотелось. Но сил спорить с Монсом у нее не было. Одной дурацкой ссоры в день вполне достаточно.
Монс – он такой. Поездку в западную Индию он может забронировать, пока говорит с ней по телефону. Если он должен поговорить с приятелем, это дает ей хоть какую-то отсрочку. Внутри у нее все сжалось. Придется паковать чемодан. Иначе: «Полундра, капитан, прямо по курсу большая ссора!» Только что ей было так чудесно разговаривать с ним. И вот уже она чувствует себя загнанной в угол.
– Я могу взять отпуск, – предложил он затем. – Может, съездим куда-нибудь? В западную Индию? У меня есть друг, который продает прекрасные тематические туры в Китай и Индию, я могу поговорить с ним. Хочешь?
– Да, поговори, – согласилась Ребекка.
Ехать ей никуда не хотелось. Но сил спорить с Монсом у нее не было. Одной дурацкой ссоры в день вполне достаточно.
Монс – он такой. Поездку в западную Индию он может забронировать, пока говорит с ней по телефону. Если он должен поговорить с приятелем, это дает ей хоть какую-то отсрочку. Внутри у нее все сжалось. Придется паковать чемодан. Иначе: «Полундра, капитан, прямо по курсу большая ссора!» Только что ей было так чудесно разговаривать с ним. И вот уже она чувствует себя загнанной в угол.
– Я люблю тебя, – сказала она, хотя внутри все ощущалось совсем не так. – А сейчас мне нужно спать.
«Я ненормальная, – подумала она. – В одну секунду меня бросает от любви к желанию бежать. Как он меня выдерживает?»
– Спокойной ночи, – сказал он. Голос звучал уже совсем по-другому.
Он не сказал, что любит ее. Она слышала, как он подумал: «Я точно не собираюсь…» и «Почему всегда я?».
Оба положили трубки.
Монс Веннгрен закончил разговор с Ребеккой. Он не чувствовал усталости, он просто не находил себе места. Эх, было бы кому составить ему компанию, он отправился бы в Riche выпить водки с мартини.
Теперь он жалел, что позвонил.
«Не надо слишком увлекаться, – подумал он. – Пытаться любить ее – это все равно что обнимать горсть песка».
«Чертова девчонка», – подумал он, разглядывая себя в зеркало.
Красавец из высших слоев? Потрепанный старикан? Он пойдет в Riche и пропустит стаканчик. Черта с два он будет сидеть один в квартире и пялиться в телевизор.
Ребекка мрачно смотрела на свой телефон.
«Довольно для каждого дня своей заботы», как сказано в Евангелии.
Телефон звякнул снова. Она подумала, что пришла эсэмэска от Монса, но это было сообщение от Кристера.
«Дикий пес, Рой и, хочешь верь, хочешь не верь, Вера носятся по дому так, что на паркете остаются царапины. Тинтин же считает, что остальных поскорее должно забрать Общество защиты животных. Надеюсь, Дикий пес скоро одомашнеет».
Плохое настроение мигом улетучилось.
Она увидела перед собой эту картину – как Вера, Маркус и Рой гоняются друг за другом вокруг стола в гостиной Кристера, в то время как Тинтин восседает на кухне, с упреком глядя на хозяина.
Ему там хорошо – Маркусу. Он хороший – Кристер. Добрый, веселый и…
Она заснула с телефоном в руке.
Прокурор Карл фон Пост, инспектор полиции Анна-Мария Мелла, а также ее сотрудники Свен-Эрик Стольнакке, Фред Ульссон и Томми Рантакюрё выехали в Курраваару, чтобы допросить Майю Ларссон.
Карл фон Пост объяснил, почему они вынуждены выехать таким составом. Не для того, чтобы кого-то запугать. Но Майя Ларссон должна понять, что на этот раз ей не удастся отмолчаться или солгать. Поэтому их должно быть много, поэтому допрос будет проводиться у нее дома.
«Гнусная брехня, – думала Анна-Мария. – Он хочет запугать ее, и к тому же он тщеславен и любит публику. Он всегда был таким, в этом поступке – весь он, как в капле воды. Шелудивый пес. Фон Пост из тех, кто приписывает себе чужие заслуги. Всегда держит нос по ветру и заботится только о собственной шкуре. Если он тебя хвалит, сразу начинаешь подозревать, что ему что-то от тебя нужно. А сам считает себя гением социальной компетентности».
Он выучил имена ее детей и всегда спрашивал, как у них дела. Мелла же терпеть не могла отвечать на эти вопросы, заданные с лживым интересом, чувствовала себя продажной девкой, когда рассказывала об увлечении Йенни верховой ездой или успехах Петтера в школе.
Теперь же он решил использовать путь до деревни длиной в полторы мили для того, чтобы преподать своим спутникам краткий курс техники ведения допроса.
– Исключительно важно установить со свидетелем особые отношения. Он должен доверять тому, кто ведет допрос.
«Неужели?» – хмыкнула про себя Анна-Мария.
– Опытный следователь считывает все, например язык тела.
Кто-то на заднем сиденье пробормотал себе под нос «угу». Свен-Эрик Стольнакке громко высморкался.
– Открытый разговор. Это то, к чему мы стремимся. Это наш метод работы. Мы не задаем прямых вопросов. Мы идем кружным путем. Опытный следователь таким образом может получить… может узнать все.
Теперь, кажется, Фреду Ульссону что-то попало в горло.
«Спасибо господи, что хоть в машине темно», – подумала Анна-Мария. Она тоже пробормотала «угу».
Майя Ларссон открыла дверь с охапкой белья в руках. Тысячи серебряных косичек извивались вокруг ее шеи.
«Такая красивая, что просто зла не хватает», – подумала Анна-Мария Мелла, которая дожила уже почти до пятидесяти, так и не дождавшись, чтобы хоть один мужчина повернул голову ей вслед на улице.
И, похоже, Майю Ларссон нисколько не испугало появление прокурора со всей его командой.
– Вы надолго? – спросила она устало. – Я могу бросить белье в машину?
– Ну… э… да, – начал было фон Пост, но к этому моменту Майя уже повернулась к нему спиной и исчезла в ванной комнате. Через некоторое время они услышали, как заработала стиральная машина.
Анна-Мария отметила раздражение на лице фон Поста, когда она и ее коллеги сняли в прихожей уличную обувь. Сам он остался в ботинках.
«В носках – это по-простому, по-деревенски, – подумала Анна-Мария. – А у высшего класса наверняка есть какая-нибудь домработница, которая подтирает за ними грязь».
– Эрьян! – крикнула Майя Ларссон, повернувшись в сторону лестницы. – У нас полиция.
На самом верху лестницы появился мужчина лет шестидесяти. Анна-Мария видела только его шевелюру. Никаких залысин. Он свысока осматривал толпу полицейских в прихожей.
– Что ты натворила, черт побери? Ограбила национальный банк?
Майя Ларссон чуть заметно пожала плечом.
«Вот тебе и доверие, и открытый разговор», – подумала Анна-Мария, ощущая всем телом, что ей хочется провалиться сквозь землю.
Они с коллегами поплелись за фон Постом в кухню. Дело шло небыстро. Каждый старался оказаться последним в надежде, что ему не хватит места и будет позволено дожидаться снаружи. Хуже школьников.
Войдя в кухню, все стали переглядываться. Фон Пост и Майя Ларссон уселись с двух сторон от магнитофона, который фон Пост установил на стол.
«Я не хочу туда садиться, – подумала Анна-Мария. – Получится слишком близко. Почему кухня такая маленькая?» В конце концов она решила присоединиться к коллегам, выстроившимся возле мойки, переминаясь с ноги на ногу, покашливая, разглядывая бахрому на ковриках, не зная, куда девать руки.
– Итак, Майя Ларссон, – начал Карл фон Пост твердым голосом, – когда с тобой беседовала Ребекка Мартинссон, ты ни словом не обмолвилась о том, что у твоей кузины Суль-Бритт был роман. Ты готова рассказать об этом сейчас?
Майя Ларссон молчала несколько секунд, которые показались всем вечностью. Затем она закурила сигарету и сделала две затяжки, прежде чем ответить.
– Я думала, следствием руководит она.
– Теперь уже нет. А я думал, что ты хочешь с нами сотрудничать. Твою кузину убили. Не странно ли, что ты не хочешь помочь полиции?
«Боже, помоги нам всем», – подумала Анна-Мария.
– Ты молодо выглядишь, – проговорила Майя Ларссон. – Сколько тебе лет?
– Сорок пять. Я просто делаю свою работу, понимаешь ли.
Фон Пост подался вперед и положил ладонь на ту сторону стола, где сидела Майя. Она отодвинулась.
– С кем у нее был роман?
– Ты выглядишь моложе. Намного моложе.
Майя чуть качнула головой вправо-влево, разглядывая его лицо.
– Пластической операции ты не делал, но ботексом пользуешься, да?
Фон Пост убрал руку. Его взгляд невольно скользнул в сторону выстроившихся в ряд полицейских.
– Нет, на самом деле нет, но…
– В этом нет ничего плохого – заботиться о своей внешности. Почему бы и нет? Особенно если тебя очень волнует, как ты будешь выглядеть в СМИ. А ногти у тебя какие аккуратные! Будь у меня деньги, я бы тоже делала маникюр в салоне.
Фон Пост открыл рот и снова его закрыл. В конце концов он спросил:
– Почему ты солгала?
– Я солгала?
– Ты не рассказала, что у Суль-Бритт был любовник. Ведь Ребекка Мартинссон спрашивала тебя об этом?
Анна-Мария беззвучно охнула. Она понимала, чего добивается Пост. Он хочет, чтобы Майя Ларссон сказала: она не лгала, Ребекка ее просто об этом не спрашивала. Ему нужно иметь доказательства ошибки, которую сделала Мартинссон. Внезапно она поняла, почему Карл фон Пост пожелал записать допрос на магнитофон и потом сделать распечатку. Чтобы все увидели в деле, что Ребекка лопухнулась.
Майя Ларссон молчала.
– Фу! – произнесла она наконец.
Карл фон Пост вопросительно поднял брови.
– Тобой двигают грязные мотивы, не так ли? Моя кузина мертва. Ее закололи насмерть. Ты мечтаешь прославиться и подставить коллегу. Ты хочешь, чтобы я сказала…