Кровавая жертва Молоху - Оса Ларссон 8 стр.


– Служители церкви недолюбливают таких, как ты, – сказала Анна-Мария, чтобы развеселить его. – Совсем недавно Мари Аллен в лаборатории Рюдбека обнаружила, что черепа святой Биргитты и ее дочери Катарины в раке в монастыре Вадстена принадлежат людям, не состоявшим в родстве.

Похъянен радостно закряхтел – по звуку это напоминало мотор, никак не желающий заводиться.

– Кроме того, возраст этих двух черепов отличался на двести лет, – закончила Анна-Мария.

– Бог ты мой! – воскликнул Похъянен. – Отдайте святые мощи собакам.

– Вид у нее умиротворенный, – проговорила Ребекка. – Как ты думаешь, она спала?

– Все мертвецы выглядят умиротворенными, – сухо заметил Похъянен. – Какой бы болезненной ни была смерть. Перед тем как наступает окоченелость, все мускулы, в том числе и лицевые, переходят в расслабленное состояние.

Тень пробежала по лицу Ребекки. Похъянен мгновенно отметил это.

– Ты думаешь о своем отце? – спросил он. – Перестань. Если у него было спокойное лицо, значит, он был спокоен. Такая вероятность в любом случае существует. Так вот. Многие раны не совместимы с жизнью.

Он указал на рану между пупком и лобком Суль-Бритт.

– Вот этот удар продырявил брюшную аорту – ту, которую перерезали самураи, когда делали себе сеппуку[11]. В сердечном мешке кровоизлияние – если хотите, могу предположить, что туда пришелся первый удар. Осмотр ран показал остатки ржавчины – в этом я почти уверен, могу послать на анализ, если хотите.

– Стало быть, старые вилы… – подытожила Ребекка.

– Да и вряд ли существуют новые. Разве ими сейчас пользуются?

– А лежала она в кровати, – начала Анна-Мария.

– Да, почти на сто процентов. Мы еще не переворачивали ее, но некоторые удары прошли сквозь тело – например, вот здесь, у ключицы. На матрасе аналогичные повреждения.

– Стало быть, убийца стоял над ее кроватью, – продолжала размышлять вслух Анна-Мария. – Или рядом. Это тяжело физически.

– Очень тяжело, – согласился Похъянен. – Особенно когда удар приходится на кость. Но если ты делаешь такое, это в каком-то смысле припадок безумия. В организме гуляет адреналин. Ты в состоянии безумной ярости – или радости, почти экстаза. Именно из-за этого тормоза не срабатывают. Человек продолжает наносить удары, хотя жертва уже мертва. Очень часто это признак психического нарушения.

– Само собой, мы уточним в психбольнице, не выпускали ли они кого-нибудь в последнее время, – сказала Анна-Мария.

В следующую секунду она прикусила язык. Проклятье, язык мой – враг мой! Ребекка находилась в этой самой психиатрической больнице на принудительном лечении. У нее был такой острый психоз, что ее лечили электрошоком. Она страдала галлюцинациями и кричала. Это случилось после того, как Ларс-Гуннар Винса застрелил своего сына и застрелился сам. Анна-Мария никогда не говорила с Ребеккой на эту тему. Все это было совершенно невозможно. Она даже не подозревала, что людям до сих пор назначают электрошок, как в фильме «Пролетая над гнездом кукушки». Ей казалось, что это ушло в далекое прошлое.

– Что-то тихо стало, – рассмеялся Похъянен.

В эту секунду зазвонил мобильный телефон Анны-Марии. Она ответила, испытав облегчение, что телефон выручил ее из неловкой ситуации. Звонил ее помощник Свен-Эрик Стольнакке.

– Я думал, пресс-конференция будет завтра утром, – начал он с места в карьер.

– Так и есть, – подтвердила Анна-Мария.

– Да? Тогда встает вопрос: почему фон Пост стоит в конференц-зале и болтает с компанией журналистов?

Анна-Мария сдержалась и не произнесла вслух: «Какого дьявола!»

– Сейчас приду, – буркнула она вместо этого и закончила разговор.

– Ты огорчишься, – сказала она Ребекке.


«Какая встреча! – подумал районный прокурор Карл фон Пост, увидев, как инспектор полиции Анна-Мария Мелла и Ребекка Мартинссон вылезают из машин. – Глупые курицы!»

Ребекка Мартинссон. Несколько лет прошло с тех пор, как она появилась в городе и стала совать свой нос в его расследование по делу об убийстве Виктора Страндгорда. Едва спустившись по трапу самолета, она уже возомнила о себе черт знает что. Успешный адвокат из фирмы «Мейер и Дитцингер». Как будто это имеет какое-то значение! Ее бойфренд был совладельцем фирмы. Сразу ясно, как она получила эту работу. Но пресса, эти проклятые журналисты, пришли от нее в восторг. Когда убийство было раскрыто, о Мартинссон кричали все газеты. Его же выставили полным идиотом, взявшим под стражу не того человека. После этого он так надеялся, что избавится от нее, но не тут-то было. Вместо этого она переехала в Кируну и начала работать прокурором. Вместе с этой карликовой Меллой они ковыляли от одного расследования к другому, занимались убийством Вильмы Перссон и Симона Кюрё. Просто чудо, что преступника удалось поймать! Но пресса – опять эти проклятые журналисты – описала ее как новую Модести Блейз[12].

Сам он год за годом честно занимался пьяными водителями, угоном скутеров и домашними ссорами. В принципе. Было и одно убийство, nota bene. Мужик из Харальдса, который укокошил по пьянке субботним вечером собственного брата.

Карл фон Пост застрял на должности прокурора в Лапландии. И во всем были виноваты они – эта чертова Модести Блейз и Мелла, ее послушная собачка на поводке. Черта с два ему дадут престижную работу в крупной адвокатской фирме в Стокгольме. Однако он принял решение. Теперь все изменится. Настала пора прославиться и фон Посту, о нем тоже напишут. Такое скандальное убийство – как раз то, что нужно. А Мартинссон обойдется. И он позаботился о том, чтобы дело передали ему. Этой парочке не удастся забрать его назад, скоро они это поймут.

Карл фон Пост обернулся к собравшимся журналистам. Все смотрели одним глазом в свои смартфоны, сканируя Твиттер и Flashback[13] в поисках чего-то новенького. Включились микрофоны. «Экспрессен» и «Афтонбладет»[14] послали на пресс-конференцию своих постоянных внештатных корреспондентов. Репортеры NSD и «Норрботтенс-Кюрирен»[15] болтались в коридоре у выхода в зал в надежде ухватить за рукав кого-нибудь из знакомых. Парни со шведского телевидения и Четвертого канала водили по залу своими гигантскими камерами. Но были здесь и такие, кого он вообще не знал. Все вели себя покладисто, стараясь договориться с ним о дополнительном времени после того, как закончится официальная часть конференции.

– Пять минут, – произнес Карл фон Пост, делая жест в сторону стоящих ровными рядами стульев в конференц-зале, и поспешил выйти, чтобы поговорить с Ребеккой и Анной-Марией без посторонних ушей.


Анна-Мария Мелла шагала навстречу Карлу фон Посту. Прокурор замедлил шаг, не желая показать, что нервничает. Однако она успела увидеть через стеклянную дверь, как он почти бегом кинулся к выходу. Ребекка слегка отстала.

– Привет, – поздоровался фон Пост и улыбнулся. – Хорошо, что вы пришли. Я слышал, что вы были у судмедэксперта. Может быть, проведем краткий брифинг о том, что он сказал, чтобы…

– Послушай, – оборвала его Анна-Мария. – Я на волоске от инсульта. Так что если ты можешь сказать благословенные слова, чтобы успокоить меня…

– Что ты имеешь в виду?

– Что я имею в виду?!

Анна-Мария вскинула руки, а затем опустила их себе на голову, словно желая помешать ей взорваться.

– Ты созвал пресс-конференцию. Сейчас. Я уже ее объявила. Она была назначена на завтра на восемь утра.

Фон Пост сложил руки на груди.

– Сожалею, что все случилось так быстро. Разумеется, я должен был известить тебя об изменении времени. Я возглавляю следствие и считаю, что чем скорее мы поговорим с прессой, тем лучше. Сама знаешь, что иначе получится. Наши сотрудники за вознаграждение допустят утечку информации. А журналисты напридумывают с три короба, чтобы повысить тиражи своих газетенок.

– Не надо объяснять мне, как работать с прессой. Возглавляешь следствие! Его возглавляет Ребекка.

Фон Пост перевел взгляд на Мартинссон, которая подошла к ним и встала рядом с Анной-Марией.

– Нет, не она, – холодно возразил фон Пост. – Так решил Альф Бьернфут.

Альф Бьернфут был главным прокурором округа. Когда Ребекка бросила работу адвоката и перебралась в Кируну, именно он уговорил ее попробовать себя в прокуратуре.

Анна-Мария открыла было рот, желая сказать, что Бьернфут ни за что бы так не поступил, но сдержалась. Само собой, фон Пост не решился бы прийти сюда и взять дело в свои руки по собственному почину. Он же не дурак. То есть, конечно, дурак, но не до такой же степени.

Ребекка кивнула, не произнеся ни звука. Повисла пауза, которую прервал Карл фон Пост:

– Ты слишком близка к убитой. Альф попросил меня взять это дело.

– Я не знала ее лично, – ответила Ребекка.

– Нет, но вы жили в одной деревне. Рано или поздно в ходе расследования появится кто-то, кого ты знала. Ситуация непростая. Ты должна понять. Бьернфут не мог допустить, чтобы ты вела это дело. Слишком велик риск пристрастного отношения.

– Я не знала ее лично, – ответила Ребекка.

– Нет, но вы жили в одной деревне. Рано или поздно в ходе расследования появится кто-то, кого ты знала. Ситуация непростая. Ты должна понять. Бьернфут не мог допустить, чтобы ты вела это дело. Слишком велик риск пристрастного отношения.

Он взглянул на Мартинссон. На ее лице не дрогнул ни один мускул.

«Видимо, у нее небольшая травма головного мозга, – решил фон Пост. – Легкая умственная отсталость».


Ребекка сохраняла нейтральное выражение лица. Лоб болел от напряжения, однако она была почти уверена, что не подала виду. Ее выкинули на свалку, как старый мусор. И Альф даже не позвонил ей.

«Только не показывать, что меня это задело», – внушала она сама себе.

Именно этого бонуса и ожидал фон Пост. Уж как бы он наслаждался ее уязвленным самолюбием!

– Кроме того, он немного волнуется за тебя, – продолжал фон Пост вкрадчивым голосом. – Ты недавно пережила тяжелую болезнь, а такие дела отнимают немало сил и нервов.

Склонив голову набок, он смотрел на Ребекку.

«Не отвечать», – приказала себе Ребекка.

Фон Пост огорченно вздохнул и посмотрел на свой смартфон.

– Пора начинать, – проговорил он. – Что сказал судмедэксперт? Очень кратко.

– Я не успею, – сказала Мартинссон. – Мне надо забрать собак.

Однако она не пошевелилась, продолжая стоять на месте.

– Ничего он не сказал, – ответила Анна-Мария. – Он еще и не начинал.

Обе женщины скрестили руки на груди. Некоторое время они стояли так. Потом Ребекка опустила руки, повернулась и пошла к выходу.

Фон Пост следил за ней взглядом до тех пор, пока она не села в машину и не уехала.

«Так-так, отлично. Одним негритенком меньше».

Ему едва удалось сдержать улыбку.

Остался всего один негритенок. И эта чертова баба Мелла пусть не думает, что может вытворять, что ей вздумается.

– У меня нет времени на то, чтобы пререкаться с тобой, Мелла, – глухо проговорил фон Пост. – Говори, что он сказал. Или ты вылетишь из этого расследования.

Анна-Мария недоверчиво уставилась на него.

– Я говорю совершенно серьезно, – продолжал он, не отведя глаз. – Если полицейский не информирует руководителя следствия, то у него серьезные проблемы с сотрудничеством. Могу тебе обещать, что добьюсь твоего перевода в автоинспекцию. Полицмейстер Лена иногда останавливается в моей квартире в Риксгренсен.

Он смотрел на нее, подняв брови. Как ей это понравится?

– Но он действительно ничего не мог сообщить, – проговорила Анна-Мария.

Щеки у нее порозовели.

– Предположительно, ее убили вилами. Смерть наступила мгновенно. Огромное количество ран. Или уколов, как их там еще назвать.

– Хорошо, – одобрил фон Пост и похлопал ее по плечу. – Тогда работаем. Пора начинать пресс-конференцию.


– Здесь всегда так много снега?

Фрёкен Элина Петтерссон разглядывает Кируну, восседая на козлах. Она там сидит в одиночестве, так как кучер спрыгнул с саней и ведет под уздцы лошадей, от которых валит пар.

– Нет, – отвечает он. – Снегу-то всегда много, но тут три дня мело не переставая. А утром разом стихло и потеплело. Это вам стоит сразу же запомнить. Тут горы. Погода меняется в один миг. На прошлый праздник солнцестояния мы, молодежь, поехали на танцы в Юккас. Было тепло и чудесно. Только начали распускаться листья. А вечером около восьми поднялся снежный буран.

Он смеется, вспоминая.

Весь поселок словно укрыт толстой периной. У домов длинные белые юбки. Снег вывалился далеко на дорогу. На крышах работают мальчишки, изо всех сил сгребая снег. Они в грубых зимних ботинках и обнажены выше пояса.

– А то крыша обвалится, когда наступит оттепель, – поясняет кучер.

На уличных фонарях – пушистые белые шапки, гора с шахтой уютно и мягко покоится в снегу, как самая обычная гора. Ветки берез клонятся к земле под белой ношей, образуя сказочные врата, сияющие на ослепительном солнце. Свет ослепляет Элину, она не может смотретьдаже прищурившись. Ей доводилось слышать, что снег может вызывать слепоту. Так вот что имелось в виду!

– Подождите в школе, – говорит кучер. – Кто-нибудь приедет и заберет вас. Я оставлю ваши вещи у себя в санях. Подвезу к вам домой попозже.

Элина сидит одна в школьном классе. Воскресенье, здесь совершенно пусто. Блаженная тишина. В лучах солнца, падающих через окно, танцуют мелкие пылинки.

Здесь есть доска, отлично, и множество плакатов – сюжеты из Библии, карты, изображения растений и животных. Она уже слышит свой голос, рассказывающий самые увлекательные истории из Ветхого Завета – о Давиде и Голиафе, конечно же, о Моисее в тростнике, о бесстрашной Эсфирь. Ее интересует, многие ли из этих растений и животных встречаются здесь, так далеко на севере. Конечно же, дети будут делать гербарии, изучая флору и фауну родного края. В классе стоит фисгармония, а на стене висит гитара.

Элина ломает голову над тем, долго ли ей еще ждать, поскольку она не на шутку проголодалась. Она ничего не ела с тех пор, как кончились бутерброды, взятые с собой в поездку. А они были съедены накануне около двух часов дня. То есть почти сутки назад.

Тут хлопает входная дверь, и Элина слышит, как кто-то топает в коридоре, отряхивая с ботинок снег. Затем открывается дверь класса, и перед ней появляется ее ровесница, но через мгновение Элина понимает, что она моложе. При первом взгляде ее ввели в заблуждение пышные формы девушки. Пока она юна, это выглядит соблазнительно и аппетитно, но с годами она определенно превратится в крепкую матрону. Однако она симпатичная. Элине приходит в голову, что они даже чем-то похожи: у обеих нос картошкой и круглые щеки. Хотя у женщины, стоящей перед ней, темные волосы. Ее карие глаза смотрят с любопытством и ожиданием. Она глядит на Элину так, словно предвкушает какую-то радостную новость.

– Фрёкен Элина Петтерссон?

Она протягивает руку. Рука красноватая и сухая. Грубая кожа, коротко обстриженные ногти. Рука работающей женщины.

«Как у матери», – думает Элина, стесняясь своей мягкой руки учительницы.

– Я домработница директора Лундбума, Клара Андерссон. Можете называть меня Щепкой. Я хочу сказать: какой смысл соблюдать формальности, если мы будем жить в одной квартире. Пошли!

Она хватает молодую учительницу под руку и выводит ее на залитую ослепительным солнцем улицу. Шаги у нее быстрые, Элине приходится почти бежать, чтобы поспеть за ней. Щепка радостно лопочет, словно они знакомы всю жизнь.

– Наконец-то! Вот что я могу сказать. Сто раз говорила господину Лундбуму, что мне нужно отдельное жилье. Пока мне приходилось жить в комнатке прислуги в квартире господина директора. Но сколько у него гостей бывает! Художники, предприниматели, управляющие шахт и все эти авантюристы, которые едут сюда посмотреть на горы, а потом как заплутают – и спасай их! Сперва готовишь им, чтобы поели-попили, да прислуживаешь. И такое случается в любое время дня и ночи, мамочка господина директора основательно его избаловала в детстве, право слово. А когда наконец доберешься до кровати, зная, что через несколько часов снова вставать и вкалывать, вот тут-то и начинают подгулявшие постояльцы скрестись под дверью и скулить, как псы. Фу, старые песочницы! Само собой, дверь у меня закрыта на крючок, но поспать-то – черта с два! Нет, сам господин директор – нет, он никогда. А теперь у меня будет своя квартира.

Она машет ключом перед носом у Элины.

– Ты наверняка привыкла жить сама по себе. Но в Кируне жилья мало. Приходится как-то ладить друг с другом.

Она сжимает руку Элины.

– Уверена, что мы с тобой поладим! Я это сразу поняла!


Дом по форме похож на чернильницу и именуется С-12 – сокращенно от «строение номер 12». С трудом можно разобрать, что стены зеленые: они едва видны из-подо льда и снега. Щепка рассказывает, что железная крыша выкрашена красной краской.

– Подожди, увидишь, как летом она засияет под ночным солнцем! Здесь так красиво!

Их квартира состоит из кухни и комнаты, в которую ведет лестница. Никакой мебели. Простой деревянный пол.

– Плита! – восклицает Щепка. – Настоящая плита с духовкой!

Она быстро осматривает печь «Хюскварна». Внутри все целое, дверцы тоже. И даже есть два противня.

Щепка оборачивается к Элине с радостной улыбкой.

– Мы можем каждое утро печь хлеб и продавать рабочим. Если мы с тобой будем спать в кухне, то можем сдавать комнату. Там четверо поместятся. Днем будем ставить матрасы набок и прислонять к стене. Поставим там раскладной стол с двумя стульями. Там ты сможешь читать, работать или принимать учеников. Постояльцы-то будут приходить не раньше восьми-девяти вечера. Чуток пораньше, если будут у нас ужинать, тогда и денег будет побольше. Но даже если только с завтраком, все равно мы с тобой заработаем на них восемь крон в неделю. И плюс выручка от продажи хлеба.

Услышав эти разговоры о хлебе, завтраках и ужинах, Элина чувствует, как ноги подгибаются от голода. Она опускается на ларь для дров. Щепка тут же понимает, в чем дело.

Назад Дальше