– Так и сделаем, – согласился Лобанов.
Поторговавшись, набрали в дорогу ломтиков сушеного мяса и маньтоу – приготовленных на пару несоленых хлебцев. Купил он и чая – это были шарики вроде пилюль, скатанные из чайных листьев, размолотых в порошок.
Накупив провизии, Сергий рассчитался с торговцем – под бдительным присмотром Лю Ху, и сказал, обращаясь к Тзане:
– Представляешь, они чай не заваривают, а варят, как суп… Тзана!
Но Тзаны в харчевне не наблюдалось. Подхватив покупки, Лобанов поспешил на улицу, откуда донеслись крики ярости. Испытывая нехорошее предчувствие, он выскочил за порог.
Тзана была неподалеку. Прислонившись к стене, она держала на дистанции четверых купцов – бактрийцев или согдийцев, багровых от отрицательных эмоций. Пятый лежал в пыли со вспоротым животом.
Сергий оставил мешок с провизией и шагнул на помощь девушке, обнажая цзянь. Конфуцианец вытащил кинжал.
– В чем дело? – резко спросил Лобанов, поигрывая мечом. Говорил он на латыни, надеясь, что Лю Ху переведет вопрос, но один из купцов был знаком с римской речью. С перекошенным от злобы лицом, он завопил, тыча пальцем в Тзану:
– Эта девка зарезала Забула! Я, Азрак, сын Гистана из Мараканды, свидетельствую – она ни за что ни про что убила моего земляка!
– А чего он полез ко мне? – ответила Тзана с ожесточением. – Я его дважды предупредила, чтоб не лез!
– О, верные сыны Авесты! – вскричал Азрак, обращаясь к товарищам по ремеслу и вере. – Вы слышали?! Эта девка…
– Угомонись, – сказал ему Сергий. – Во-первых, это не девка, а моя жена. Во-вторых, тебе было сказано – Забула предупредили. Он не внял совету? Что ж, так ему и надо! Умнее надо быть. Пошли, Тзана.
Девушка шагнула к Сергию боком, не отводя глаз от купцов, и правильно сделала. Горячие согдийские парни снова допустили промах – всем скопом кинулись на чету Лобановых.
Неласково улыбаясь, Тзана совершила молниеносный выпад, прокалывая Азраку ногу. Уходя от вертикального удара, она присела на одно колено, и поразила купца в живот. Тот хрюкнул и стал оседать в пыль.
Сергий отражал атаку «сынов Авесты» справа, Лю Ху «трудился» слева, заодно прикрывая Тзану. Одного «согдийского гостя», с козлиной бородкой и злючими глазками, они серьезно ранили, выводя из игры, у другого выбили меч. Купец запаниковал и бросился наутек. Лобанову ничего не стоило в этот момент прикончить согдийца, но он не стал убивать зря, а хорошенько врезал плоской стороной меча по его пухлой заднице. Согдиец выказал неслабую прыть, а последний из купцов сам бросил меч и резво отскочил в сторону, громко прося пощады.
Сергий молча поднял два оброненных клинка, отобрал у стонущего Азрака его акинак, и сказал «ходячим»:
– Забирайте этого и мотайте отсюда.
– Фирак, – простонал согдиец с козлиной бородкой, – помоги сыну Гистана… Я доковыляю сам.
Купцы доволокли Азрака до угла, и уже оттуда прокричали страшное проклятие зороастрийцев:
– Да погаснет огонь в твоем очаге!
– Вали, вали давай… – пробурчал Сергий, перекладывая мечи на руки Тзане. – Смотри, не порежься.
Девушка ласково улыбнулась в ответ. Втроем они двинулись к месту, где оставили коней, и там приключения продолжились.
Сергий успел рассовать по сумкам провиант и оседлать коня, как вдруг, откуда ни возьмись, налетела дюжина оборванцев – босых, но при мечах. Главарь, живописный голодранец в халате без рукавов, прокричал нечто в приказном порядке, и Го Шу торопливо перевел:
– Они требуют отдать им деньги и оружие…
Сергий, еще не остывший после разборки с купцами из Сугуды, выхватил меч и двинулся на босяков. За ним шагнули преторианцы и Тзана, следом скакнули Лю Ху с Го Шу, небрежно помахивая здоровенными цин-люями.
Дружный ответ наглецам был столь яростен, что даже не потребовал боя – оборванцы отступили к стене напротив, уразумев, что выбрали добычу не по зубам.
– Снять оружие, – холодно скомандовал Сергий.
Острие его клинка подрагивало у горла вожака, и тот не стал «дергать тигра за хвост» – медленно расстегнул перевязь, и бросил ножны на землю. Сверху упал цзянь.
Босяки один за другим разоружились, и прижались к стене, жалкие твари дрожащие.
– Деньги есть? – по-прежнему холодно спросил Лобанов.
Голодранцы торопливо пошарили в мешочках на поясе, и показали горсточки бронзовых монеток.
– Мелочь оставьте себе. Вон отсюда!
Го Шу начал переводить, но горе-грабители все и так поняли – их как ветром сдуло.
– Выбирайте оружие, ребята, – ухмыльнулся Сергий.
– Налетай, – потер ладони Эдик, – подешевело!
Теперь клинков хватало на всех, даже на миролюбца И Вана.
– Давайте поскорее покинем эту обитель мира и покоя, – проворчал Гефестай, взбираясь в седло. Все поддержали кушана.
Дорога плавно очертила полукруг и пошла вдоль берега реки Ло. Он был обитаем – то и дело появлялись рыбаки с ловчими бакланами, возникали кучки домиков на сваях, и надо всем витал запах жареной рыбы. Сновали челны торговцев – кто предлагал ткани, кто мебель, кто девочек, кто овощи. Крытые промасленной тканью черные барки с красными фонарями на верхушках мачт стояли у причала. Оттуда слышался звон струн, женский смех и пьяные голоса.
Внезапно философы заволновались, заговорили по-своему, узнавая родные места.
– Приехали! – воскликнул Го Шу.
– Добрались, – проскрипел Лю Ху.
– Окончен путь! – выдохнул И Ван. – О, Амитофу…
Показался Лоян. С севера к городу подступали отвесные склоны хребта, широкая спокойная река Ло пересекала Восточную Столицу, ветвясь зелеными каналами, отражающими пурпурные паруса лодок.
Суда, нагруженные зерном, ценной древесиной, отрезами ткани, брикетами чая и кувшинами вина, разгружались на южном берегу, у причалов Императорского дворца. Деревянные мосты раздвигались, когда под ними проходили большие трехмачтовые корабли.
Стены из утрамбованного лёсса охватывали столицу Поднебесной правильным четырехугольником, а вот привычного рва, повторяющего линии стен, не было. Всё остальное, включая монументальные ворота, имелось.
Лоян не подавлял размерами, он был даже меньше Чанъаня, зато куда пышнее.
Проезжая ворота, Сергий не чувствовал радости или облегчения. Смутно было на душе, все эмоции перекрывались ощущением опустошенности, а в голове крутилось: «Пункт назначения… Пункт назначения…»
– Станция «Лоян», – объявил Эдик, – конечная.
– Не спеши, – усмехнулся Искандер, – еще не куплен обратный билет…
Центральная улица нахлынула потоком галдежа и суеты.
Синие, красные, зеленые халаты создавали мешанину цвета, а ветер далеко разносил запахи специй, благовоний, мочи и фруктов. Протяжные голоса бродячих торговцев, стук лошадиных копыт, мычание волов, перезвон колокольчиков – всё это сливалось в один «концерт для города с оркестром». Взгляд, жадный до нового, метался между лошадьми в великолепных сбруях и всадницами в невообразимых шляпах, не задерживаясь на монахах, останавливался на лотках торговок с горками всякой всячины. Никаких телег с верблюдами и близко видно не было, зато хватало роскошных карет.
Радостные философы провели преторианцев к широчайшему проспекту, посыпанному белым песком и обсаженному фруктовыми деревьями – это была подъездная дорога ко дворцу императора. Проспект соединял берега Лохэ горбатым каменным мостом. С него открывался вид на императорский Парк Прекрасного Дракона – Чжолунъюань. Крытые галереи змеились вдоль берегов, переходя в мостики, ведущие к зеленым островкам, рассыпанным средь вод, словно изумрудно-нефритовые диски.
Помпезный и очень широкий мост упирался в помпезные и очень высокие Ворота Красной птицы, сооружение, которое настолько выдавалось над плоскостью крыш, что его «было видно за сорок ли». За воротами открывался пышный ансамбль из сорока павильонов, соединенных галереями и мостиками, утопающими в пышной зелени – это и был Наньгун, Южный дворец, резиденция Сына Неба.
Павильоны считались роскошными и богатыми, но только не на взгляд римлянина – половина дворцовых построек была сложена из глины, на каркасе из прутьев. Сверху их штукатурили и раскрашивали в яркие пурпурные и белые цвета.
Под навесами стояли стражники в парчовых куртках под бронзовыми доспехами, с мечами на кожаных поясах, с креплеными ротангом луками и колчанами, полными краснооперенных стрел. Стража не имела охоты пускать восьмерку, но грамота с печатью императора возымела свое действие – Лобанов сотоварищи попали в Наньгун.
Внешняя стража передала их с рук на руки внутренней охране. Лошадей увели конюшие, оружие сдали чжун-лану, ведавшему ночными стражами в Наньгуне.
За дворцовыми воротами скопились десятки паланкинов – выказывая почтение Сыну Неба, чиновники следовали далее на своих двоих, исключение делалось лишь для самых дряхлых и немощных.
За дворцовыми воротами скопились десятки паланкинов – выказывая почтение Сыну Неба, чиновники следовали далее на своих двоих, исключение делалось лишь для самых дряхлых и немощных.
Преторианцев и философов провели в просторный зал, где клубились серые мягкие дымки благовоний и смешивались с запахом древесины кассия, из которой был сооружен павильон. Но само здание настолько было перегружено резьбой, что затмевалось полированное дерево стен.
Столбы-колонны зеленели накладками из нефрита, блестели эмалью и позолотой, пол сиял мрамором, потолки пестрели ярким цветочным узором.
За окнами открывался внутренний двор – сливовые, персиковые и абрикосовые деревья были подрезаны в виде скульптур, еще дальше плескалось озеро, по нему плыла лодка, а в ней играл женский оркестр.
– Мы находимся в Чжуиньтан, – сказал Лю Ху с придыханием, – в Зале Жемчужной Прохлады.
– И что это значит? – поинтересовался Эдик.
– Прежде всего то, что император не забыл о своем желании насладиться вашим мастерством. Мы приняты при дворе и будем поселены со всеми удобствами.
– В баньку бы… – крякнул Гефестай.
– Баня – это да, – согласился Чанба.
Семеня, в зал вошел дежурный евнух в зеленом халате, волочащемся по полу. Кастрированный в раннем детстве, он не отвращал полуженственной пышностью, напротив, был высок, длинноног, а лицо имел скорее юношеское, чем бабье.
Через посредство Лю Ху евнух объяснил, что зовут его Лянь Вэньмо и что он имеет приказ разместить «достойнейших мастеров в Зале Парчовых Узоров».
Лю Ху вежливо поклонился за всех, отвечая любезным согласием. Лянь Вэньмо отвесил поклон, подгибая колени. Льстиво улыбнулся и засеменил прочь, приглашая следовать за собой.
– Что делать будем? – негромко и по-русски спросил Искандер.
– Выполнять задание и не забывать про Орода, – ответил Сергий. – Для начала надо убедиться, что консул жив…
– А заодно и отыскать его, – подхватил Эдик.
– Посла держат в дворцовой тюрьме… Держали, по крайней мере. Поселимся, осмотримся… Лю Ху, – сказал Лобанов, переходя на латынь, – это не дворец, а прямо город в городе!
– Да, – горделиво подтвердил конфуцианец, – Наньгун предоставляет Сыну Неба всё для пышной жизни, подобающей императору.
– Тут, смотрю, и конюшни свои, и кузни, и… Чего тут только нет! А тюрьма в Наньгуне есть?
– А как же!
– Небось, такая же роскошная, как павильоны?
– Ну, что вы, драгоценный Сергий. Преступники недостойны роскоши. Наказания и крепкие решетки – вот их удел.
– Тоже правильно… – Сергий показал на длинное приземистое строение, выкрашенное киноварью и покрытое черной черепицей. – Это, случайно, не тюрьма?
– Нет, нет, это хранилище для отборного зерна. А тюрьма отсюда далеко, она в северо-восточном углу Наньгуна и занимает место между Холодным дворцом и храмом Десяти тысяч начал. Иногда Сын Неба поднимается на второй этаж храма и появляется на Балконе благоприятных знаков, выходящем в тюремный двор, и оттуда наблюдает за исполнением наказаний.
– Лёха, – спросил Эдикус в своей неподражаемой манере, – что за Холодный дворец? С чего это он холодный?
– В Холодном дворце поселяют наложниц, которым император отказывает во внимании…
– Тоже правильно, – оценил Чанба. – Куда же их еще девать?
– Иных женщин, – приглушил голос Го Шу, – «провожают по воде»…
– Это как? – озадачился Чанба.
– Зашивают в мешок и бросают в реку.
– Суровые нравы…
Лянь Вэньмо изо всех сил прислушивался к разговору, однако ни слова понять не мог и сильно тому огорчался – разочарование было прямо-таки выписано на его гладком лице..
Циньсутан – Зал Парчовых Узоров – оказался кирпичным строением, поднятым на высокую каменную платформу, куда вели мраморные ступени. Вокруг всего здания шел навес на резных столбах.
В комнатах стояла приятная прохлада, ее поддерживали с помощью льда и вентиляции, а несколько каминов могли и согреть в промозглую погоду.
Едва преторианцы вошли, как следом явились служанки – вдесятером они притащили большие бронзовые лохани в форме огромных кувшинок, понизу украшенные листьями. Лохани были полны горячей воды, куда добавили коры сандалового дерева. Следующий десяток семенящих скромниц принес влажные полотенца и чистую одежду из сатина – штаны, рубахи, чулки. Отдельно разложили шелковые халаты и туфли из той же материи, мягкие и почти невесомые, несмотря на толстые подошвы.
Преторианцы с удовольствием вымылись и переоделись (к огорчению Эдика, Тзана перешла к водным процедурам за ширмочкой).
– Не могли уже нормальную баню построить, – брюзжал он. – Последний раз меня мыли в лоханке в ранней молодости.
– Да, – вздохнул Гефестай, – это не термы…
– Скажите спасибо, что хоть вода горячая, – сказал Искандер. – И есть во что переодеться.
Сергий выбрал серый халат с черным поясом. Одеяние не сковывало движений, хотя работать в нем было бы неудобно – уж очень широки рукава.
Философы тоже были рады и горды. Очень рады и очень горды – им выдали новые малиновые халаты, полагающиеся ученому сословию.
Лянь Вэньмо дождался, пока гости Наньгуна смоют с себя дорожную пыль и переоденутся, улыбнулся, как мог, широко, елейно и приторно – и сделал высокопарное объявление.
Сергий уловил лишь два слова: «Тань-цзы» – Сын Неба и «Тянься» – Поднебесная. Го Шу поклонился евнуху, и перевел:
– Император желает видеть ваше выступление завтра, в час змеи… Э-э… По-вашему, это за три часа до полудня.
Лобанов любезно поклонился евнуху, и ответил:
– Мы будем рады исполнить желание Сына Неба. Десять тысяч лет Священному Императору и наслаждений десяти тысяч царств!
Го Шу сделал перевод, и Лянь Вэньмо умаслился улыбкой, после чего удалился.
Лобанов отер лицо, словно удаляя налет елея и патоки.
– Искандер, – тихо позвал он, – надо прогуляться.
Тиндарид согласно кивнул и потуже затянул зеленый пояс на синем халате.
– Вы куда? – всполошился И Ван.
– Подышать свежим воздухом.
Сергий с Искандером вышли узким проходом между глинобитных стен, обогнули бамбуковую изгородь и зашагали по дорожке, окаймленной глициниями. Дальше тянулся крытый переход – решетчатые стенки под черной черепицей.
Галерея привела преторианцев к павильону, стена которого была расписана в стиле «цветущей груши». Пламя сиреневых фонариков освещало проход.
– Плохо, что без оружия, – сказал Тиндарид.
Лобанов только хмыкнул.
– Кто бы тебя пустил с оружием в обитель Сына Неба? – сказал он.
– Да я понимаю…
– А я стал куда лучше понимать наших философов…
– Да ну?
– Правда. Как они только терпели мои ксенофобские выходки, стыдно даже… Тут Восток, вот пусть и остается Востоком. Мерзостей здесь не больше, чем на Западе, хотя и не меньше, зато тут все свое, исконное. Рим срисовал свои колоннады у греков, а те позаимствовали культуру у Египта. А здесь…
– Ну, буддизм сюда пришел из Индии…
– Так то вера. Религия, она как поветрие, передается от человека к человеку…
Сергий на цыпочках вошел в шестиугольную комнату. Окон тут не было: свет дня сочился сквозь множество отверстий в форме пятилепестковых цветочных венчиков, прорезавших деревянные стены. Пробравшись между обтянутыми прозрачной тканью ширмами и раздвижными дверями, принцип снова вышел в галерею. С одной ее стороны были разбиты клумбы с ирисами, по другую отливал зеленью лотосовый пруд.
– Давай бегом, – предложил Сергий, – пока никто не видит.
– Давай! – согласился Искандер.
Друзья побежали, бесшумно скользя в шелковых туфлях. Стены у галереи были не сплошными, просто между резными столбами, поддерживающими крышу, тянулась ажурная оградка, не скрывающая пейзаж вокруг, в котором деревья и камни, ручейки и цветы – всё занимало свои места согласно строжайшим канонам. Правда, любоваться видами у Сергия времени не было. Он решал иную проблему – как достичь поставленной цели и при этом не попасться. Повсюду можно было видеть стражников – у каждого волосы стянуты платком, бронзовый доспех, широкие алые штаны, колчан на спине и меч дао на поясе. Воины хорошо вписывались в парковый ансамбль, не выбиваясь из общего колорита.
– Глянь, Сергей, – подал голос Тиндарид, – не тот ли это храм?
Лобанов пригляделся.
– Кажись, тот…
Священное здание покоилось на квадратном возвышении и представляло из себя пагоду – сложное переплетение стропил и балок, окрашенных золотым порошком, удерживало четыре яруса с крышами, выстланными сине-зеленой лакированной черепицей.
Сергий, крадучись, проник внутрь храма. Лестница наверх обнаружилась за толстыми деревянными колоннами и вывела «разведчиков» на второй этаж, такой же пустынный, как и первый. Двенадцать окон со всех сторон заливали пространство рассеянным светом, и лишь одно пятно чернело на сем лучезарном фоне – вход в коридор.