Василий Белов ДУША БЕССМЕРТНА Книга рассказов
СОДЕРЖАНИЕ
С. Ю. Баранов
О РАССКАЗАХ ВАСИЛИЯ БЕЛОВА
НА РОДИНЕ
ЛЮБА-ЛЮБУШКА
В ЛЕСУ
РЕЧНЫЕ ИЗЛУКИ
КЛАВДИЯ
ТИША ДА ГРИША (очерк)
КОЛОКОЛЁНА
ВЕСНА
ПРЕЖНИЕ ГОДЫ
ГУДЯТ ПРОВОДА
ЭХО
ПОЮЩИЕ КАМНИ
ЗА ТРЕМЯ ВОЛОКАМИ
КОНИ
ВОВКА-САТЮК
ДАНЯ
СКВОРЦЫ
МАЛЬЧИКИ
ТЕЗКИ
ГОГОЛЕВ
ИДУ ДОМОЙ
СКАКАЛ КАЗАК
ТАКАЯ ВОЙНА
ДАННЫЕ
МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ
ХОЛМЫ
НА РОССТАННОМ ХОЛМЕ
БОБРИШНЫЙ УГОР
ДУША БЕССМЕРТНА
ПОД ИЗВОЗ
ГРИША ФУНТ
В ДОРОГЕ
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
СТАРЫЙ ДА МАЛЫЙ
ВЕСЕННЯЯ НОЧЬ
ПИСЬМО
БЕСКУЛЬТУРЬЕ
НА ВОКЗАЛЕ
ДИАЛОГ
ПРОСВЕТЛЕНИЕ
ЖАЛОБА
МАНИКЮР
РЫБАЦКАЯ БАЙКА
СВАДЬБА
КОЧ
НОВОСТРОЙ
УТРОМ В СУББОТУ
МОЗДОКСКИЙ БАЗАР
ЗА ДАЛЬНИМ МЕРИДИАНОМ
ДЕПАРТАМЕНТ КУЛЬТУРЫ ВОЛОГОДСКОЙ ОБЛАСТИ
ВОЛОГОДСКАЯ ОБЛАСТНАЯ УНИВЕРСАЛЬНАЯ НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА
К 75-летию писателя
ЮБИЛЕЙНОЕ ИЗДАНИЕ
Вологда «Книжное наследие» 2007
Составитель — О. С. Белова
ББК 83.3(2=Рус)6 Б 43
Ответственный редактор — Р. П. Биланчук Предисловие — С. Ю. Баранов Иллюстрации — О. А. Бороздин
В подготовке книги принимали участие: Л. Г. Соснина, С. А. Тихомиров
Белов В. И.
Душа бессмертна: Книга рассказов / Предисл. С. Ю. Баранова; Худож. О. А. Бороздин. — Вологда: «Книжное наследие», 2007. — 320 с.: ил.; портр. Б 43
Издание осуществлено при финансовой поддержке департамента культуры Вологодской области
ISBN
© Белов В. И., 2007.
© Бороздин О. А., иллюстрации, 2007.
© Вологодская областная универсальная научная библиотека, издательство «Книжное наследие», 2007.
О РАССКАЗАХ ВАСИЛИЯ БЕЛОВА
В одном из произведений О. Генри есть мимоходом брошенное замечание о молодых авторах, которые мостят себе рассказами путь в большую литературу. Замечание ироническое, но и не лишенное оснований, если, помимо реальной значимости результатов писательского творчества, принимать во внимание и ходячие мнения о них. В соответствии с этими мнениями рассказ — более простая форма, чем роман, и потому ею легче овладеть. Считается, что писатель может начать свой путь с рассказов, однако на настоящий успех и на прочное положение в мире литературы он вправе надеяться, лишь создав нечто значительное по объему и масштабное по содержанию. И даже если хороший рассказ лучше плохого романа, то сами по себе эти жанры далеко не равноценны.
Легко привести примеры, свидетельствующие о том, что между жанром и художественными достижениями писателя не существует прямой зависимости. Тот же американец О. Генри, наш Чехов, японец Акутагава Рюноскэ вошли в историю литературы именно как авторы рассказов. Склонность к малым прозаическим формам не помешала им творчески реализоваться, обрести широкую известность и устойчивую репутацию. Правда, все они пробовали выйти за пределы этих форм, испытывая своеобразный «комплекс жанровой неполноценности» и обнаруживая тем самым зависимость от ходячих мнений.
Из-под пера Василия Белова вышло несколько десятков рассказов. Он давно признанный мастер жанра. Еще в 1975 году составители двухтомной антологии «Советский рассказ» сочли возможным поставить писателя в один ряд с такими авторами, как Андрей Платонов, Константин Паустовский, Юрий Нагибин. Однако творческий путь Белова начинался не с рассказов, и представление читающей публики о нем складывалось, главным образом, под впечатлением от его произведений, относящихся к другим жанрам.
Впервые он выступил на страницах печати как поэт. Произошло это в 1956 году. Пять лет спустя Белов дебютировал как прозаик, только не рассказами, что соответствовало бы привычному стереотипу, а повестью «Деревня Бердяйка». Потом появились и рассказы, добротные по художественному исполнению, похожие на очерки по точности описаний, насыщенные внутренним драматизмом и лирически окрашенные. Они были благожелательно приняты критикой и читателями, но крупным явлением литературной жизни не стали. Славу одного из ведущих прозаиков Белову принесла повесть «Привычное дело», вышедшая в 1966 году. После нее публиковались, вызывали оживленный интерес и занимали прочное место в литературе отдельные части трилогии «Час шестый», книга очерков о народной эстетике «Лад», роман «Все впереди». Белов пробовал силы в драматургии, работал над документальнобиографической прозой, давал волю своему темпераменту публициста, уходил с головой в политику и… продолжал писать рассказы, обнаруживая неизменную привязанность к этому жанру.
Каково же место рассказов в творческом наследии Белова? Обладают ли они самоценной значимостью в художественном мире писателя, не являются ли чем-то вроде дополнения к его крупным произведениям, по которым и принято судить о прозаике Василии Белове прежде всего? Ведь бывает же так, что автор пишет рассказы, чтобы заполнить перерывы в работе над большой вещью и не потерять форму профессионального литератора. Создаваемый им рассказ может расцениваться как одна из стадий реализации крупного замысла — как предварительный набросок, заготовка, черновик того или иного эпизода, сюжетной линии, образа персонажа. Он может восприниматься и как самостоятельное, но в тоже время проходное, второстепенное для писателя произведение. И совсем иное дело, если рассказ является столь же значительным фактом творчества автора, как и его более объемные, более сложные по композиции романы или повести. Примером тому может служить рассказ Валентина Распутина «Уроки французского», определяющий творческий облик писателя не в меньшей мере, чем роман «Прощание с Матерой». Впрочем, достоинства литературных произведений познаются не только в сравнении. Они отчетливо дают о себе знать и при погружении во внутренний мир отдельно взятого художественного текста. Все зависит от того, будет ли этот мир интересным и эмоционально созвучным читателю, обнаружится ли между читателем и автором нравственная близость, возникнет ли между ними та незримая связь, что определяет самую суть искусства, а в конечном счете — станет ли знакомство с произведением событием духовной жизни человека.
Книга «Избранное» составлена из рассказов Василия Белова. Произведения иных жанров в нее не вошли. Включенные в книгу рассказы появлялись в разное время и представляют автора в разные моменты его писательской биографии. Среди них есть такие, что создавались в начале 1960-х годов, одним или двумя десятилетиями позже, на самом исходе недавно минувшего века. Взятая в целом, книга может быть воспринята как отражение творческой индивидуальности Василия Белова в зеркале рассказа.
Сорок лет — срок немалый, и писатель не мог оставаться одним и тем же на всем протяжении жизненного пути, переходя с одной возрастной ступени на другую, становясь свидетелем и участником процессов, ускоряющих бег времени в стране и меняющих привычные устои повседневного быта и народного бытия. И вместе с тем он упорно сохранял приверженность к тем ценностям, которые четко обозначились уже в ранних его произведениях. В самой своей сердцевине взгляды Белова на жизнь, на смысл человеческого существования больших изменений не претерпели. Не боясь прослыть консерватором, он продолжал традиции русской литературы, основанные на безусловном признании приоритета «власти земли», на понимании этой власти как высшего блага, дарованного «от века» и всему человечеству, и русскому народу, и отдельной личности. Цивилизация все более и более урбанизировалась, а крестьянский сын Василий Белов продолжал напоминать своим читателям об их деревенских истоках, о счастье жить плодами своего труда, полученными с поля, покоса, поскотины, от реки и леса, о катастрофических последствиях ломки сельского уклада и о тяжелой драме утраты человеком своих корней.
В психологическом портрете героини романа «Все впереди» присутствует черта, важная для понимания творчества Белова в целом: «Люба всегда жила завтрашним, вернее, послезавтрашним днем, думала только о будущем, не замечая настоящего и совсем не вспоминая о прошлом». Эта характеристика очень точно определяет господствующий в произведениях писателя пафос — только не прямо, а по принципу «от обратного». Люба Медведева внутренне чужда автору, он придерживается прямо противоположной точки зрения на духовную ориентацию людей во времени. Будущее без прошлого для Белова ценности не имеет. Будущее само по себе вообще мало заботит писателя, потому что оно зависит от настоящего, потому что чрезмерное беспокойство о нем лишает человека «вещества существования», той самой полноты переживания своей причастности к миру, без которой жизнь на земле теряет обаяние и смысл. Безоглядно устремленный в будущее человек перестает дорожить происходящим с ним здесь и сейчас и становится заложником эфемерного «послезавтра». Кроме того, идеал Белова находится в прошлом, где некогда, по его убеждению, существовал крестьянский лад, завершенная модель мирового порядка, социальной, нравственной и эстетической гармонии. Поэтому и наиболее близкие писателю герои, находясь в предопределенном им по рождению настоящем, духовно тяготеют к прошлому или мыслятся автором как люди минувших дней. Да и произведения Белова по тону повествования, по трепетному обращению с материалом становятся похожи порой на воспоминания о прошлом. Именно это имел в виду Евгений Носов, когда говорил, что книги его вологодского друга способны вызвать ностальгию, тоску по ранее бывшему состоянию счастья на родной земле.
Такая ностальгия — характерный признак творческой индивидуальности Василия Белова. Писатель сам подвластен ей, лелеет ее в собственной душе и нередко наделяет ею своих героев. Она может найти воплощение в повести, в романе, в пьесе, но наиболее сильное нравственно-психологическое звучание и наиболее четкое художественное оформление получает в рассказах писателя, что, по-видимому, в немалой степени обусловлено особенностями жанра.
Рядовому читателю хорошо известно, что такое рассказ, и он не испытывает затруднений, относя к этой жанровой категории известные ему произведения. Иное дело критик или литературовед, которым необходимо свои интуитивные суждения подкреплять логическими доводами. И вот с точки зрения разума дать определение рассказу оказывается делом непростым, настолько непростым, что удовлетворительного определения этого жанра на сегодняшний день просто не существует. Поэтому и об особенностях рассказа говорить с уверенностью трудно. Но, наверное, не вдаваясь в подробности, можно согласиться с теми, кто отличительным его признаком, кроме малого объема текста, считает единство художественного события. Таким «художественным событием», обеспечивающим единство рассказу, фокусирующим мысль, чувство и творческое воображение автора в одной точке, у Белова и оказывается нередко тоска-воспоминание героя о малой родине. «Событие» это может быть трактовано чисто психологически, как лирическое переживание, но оно может обрастать и сюжетной плотью поступков, действий, пространственных перемещений, столкновений людей с обстоятельствами или между собой.
Давний небольшой рассказ «На родине» является, по сути дела, не повествованием о чем-то случившемся с персонажами, а стихотворением в прозе на тему «возвращение в места, где прошло детство». В этом рассказе персонажей как таковых нет, весь он — описание картин природы и впечатлений автора-повествователя от долгожданной встречи с окрестностями родного опустевшего села. Неспешно и раздумчиво, всматриваясь в зримое, вслушиваясь в звучащее, распознавая знакомые запахи и обостренно-чутко осязая дыхание ветра, прикосновение лесной паутины, прохладу речного песка, тепло стога, автор испытывает состояние умиротворенного покоя, врачующего душу. В полном согласии с поэтикой лирической прозы рассказ лишен драматического напряжения, хотя в нем затронуты проблемы, чреватые острыми социальными конфликтами и принципиально важные не только для Белова, но и для всей русской литературы 1960-1970-х годов. Это и исчезновение деревень, и уход людей в города, и экспансия технического прогресса. Но в двухстраничном рассказе они лишь намечены и не получают развития. Автор даже готов смириться с неизбежностью перемен в жизни общества и в своей собственной жизни: «Может быть, так оно и надо?» На месте заброшенных деревень вырастают родные крестьянину березы, шелест берез покрывается грохотом моторов реактивного самолета, через некоторое время березы останутся только в песнях, а песни тоже не вечны — как и люди. Господствующий в рассказе тон — элегический. Но это не «унылая» элегия о несовершенстве окружающего мира.
Печаль автора-повествователя глубокая, но все-таки светлая, примиряющая. И слезы, которые он проливает в конце, очищают его душу, не ложатся камнем на сердце.
По-иному построен рассказ Белова «За тремя волоками», написанный на ту же тему несколькими годами позднее. В нем тоже есть элегическая нота, и герой тоже роняет в финале скупые мужские слезы на осиротевшую родную землю. Однако напряженность конфликта по сравнению с рассказом «На родине» значительно усилена. Если говорить об общей тональности произведения, то она — трагическая. Причем трагизм этот в полную силу начинает звучать лишь в самом последнем эпизоде. А до той поры рассказ скорее напоминает очерковую нравоописательную прозу, с ее пристальным вниманием к повседневному быту провинциальной глубинки, к хозяйственным неурядицам, к социально-психологическим типам обитателей районных городишек и деревень. Все это выписано тщательно, с хорошим знанием материала, с мягким юмором, с пониманием забот, радостей, мотивов поведения и отношения к жизни самых разных людей. Рассказ значителен по объему, густо населен персонажами, изобилует происшествиями — не очень большими, но важными для развития того действия, которое движется своим чередом от эпизода к эпизоду. Его иногда даже называют повестью, хотя это, конечно, рассказ с присущим данному жанру «единством события» и цельностью общего впечатления от текста, каким бы пестрым по образному составу он ни казался. Древний по происхождению, широко распространенный в литературе, излюбленный Беловым мотив возвращения на родину развертывается здесь в полнокровный сюжет в точном соответствии с творческими устремлениями писателя и с особенностями характера главного героя. На этот раз героем становится немолодой майор, военный летчик, более двадцати лет не бывавший в родной деревеньке. Он как будто бы совсем недавно вел такой же реактивный самолет, что шел к горизонту над полями и лесом в финале рассказа «На родине» и символизировал наступление городской, технизированной цивилизации. Летчика потянуло к истокам, ему захотелось повидать памятную счастливым прошлым Каравайку, и он четверо суток добирается до нее по разбитым дорогам, хотя деревню от железнодорожной станции отделяют всего шестьдесят километров. Перипетии этого путешествия составляют внешнесобытийную основу рассказа, его фабулу. Внутреннее действие, сюжет произведения — это путь героя к его духовной родине. Перемещаясь в пространстве, майор словно движется из настоящего в прошлое, восстанавливает в памяти то, что было с ним когда-то, а в самом себе — простого деревенского паренька, только-только вступающего в жизнь и бесконечно дорогого повзрослевшему герою своей сердечной чистотой. Но в рассказе есть еще одна сюжетная линия, идущая поверх непосредственно изображаемых в нем лиц, явлений, ситуаций и происшествий. Произведение изобилует не только личностными, но и общенародными, историческими ассоциациями. Упоминаются в нем крестьяне-черносошники, обживавшие в незапамятные времена таежные дебри Севера, поется старая песня на слова В. Г. Тан-Богораза о Цусимском сражении, описывается порушенный воинствующими атеистами храм, который по иронии судьбы стал топографическим центром большого сельсовета и от которого герою остается как раз половина пути. Когда майор в конце концов добирается до вожделенной цели и не находит на месте Каравайки ничего, кроме холмика от сгнившего опечка и чудом сохранившегося остова фамильных кросен, становится окончательно ясно, что исчезновение деревушки в понимании автора — событие исторического масштаба, что была она «матерью России целой» и что все совершавшееся людьми, подобными майору, «имело смысл постольку, поскольку где-то была эта родимая маленькая деревня». Так рассказ о частной поездке в глухое захолустье обретает под пером Белова широкое эпическое дыхание и мощное звучание реквиема.
Метафорическая образность играет в «жизнеподобных», богатых бытовыми подробностями произведениях Белова гораздо большую роль, чем может показаться на первый взгляд. Бытовые сюжеты мемуарного характера при ближайшем рассмотрении могут оказаться символическими образами человеческого «бытия-в-мире». Пример тому — небольшой рассказ «Иду домой», предлагаемый читателю как описание реального случая в подтверждение мысли об уменьшении вероятности гибели по мере взросления. Между тем, автор-повествователь дает понять, что тема его произведения иная, поскольку ему «вспоминается больше не ощущение опасности, а что-то совсем другое…». Одиннадцатилетний мальчик пас в огромной поскотине деревенских коров. Увлекшись сбором малины, забрел в лес, заблудился, пережил ужас одиночества в чаще, где пропадали и взрослые мужчины, выбился из сил, чудом набрел на еле заметную тропку, встретил женщин из соседней деревни и с их помощью вышел к своей околице. Эта цепочка фактов образует событийный ряд описываемого происшествия. Но в рассказе, несмотря на его малый объем, упомянут ряд обстоятельств, осложняющих сюжетную линию и уводящих повествование в сторону. Тексту придан вид фрагмента, не имеющего четких границ и завершенной композиции. Он похож на необработанный кусок жизни, произвольно выхваченный автором из ее беспредельного ландшафта. Действие происходит во время войны, отец героя недавно погиб на фронте; сам он наравне со своими сверстниками помогает женщинам и старикам, но любит далеко не любую работу; он не раз падал с необъезженных лошадей и проваливался под лед; живется ему голодно; постоянного пастуха в деревне нет, поэтому коров личного пользования гоняют на поскотину в очередь; встреченные героем старухи собирали чернику вопреки грозившему штрафом распоряжению не ходить в лес во время уборки и теребления льна; оставленные незадачливым пастухом без присмотра коровы потравили хлебное поле соседнего колхоза; его матери грозит суровая кара, составляющая предмет какой-то другой истории, и т. д. Но сквозь пеструю ткань рассказа о многом и разном проступает глубинный, основной, древний по происхождению сюжет, суть которого точно выражена в заглавии. Как и в произведениях сказочного фольклора, художественное пространство в рассказе разделено на две сферы: на «дом» и «лес». «Дом» — это свое, хорошо знакомое, безопасное, покойное и обустроенное пространство. «Лес» — пространство чужое, враждебное, гибельное, дикое, выморочное, непредсказуемое. Попадая в лес, человек становится игралищем таинственных злых сил, сбивается с пути, и его главной целью становится поиск дороги к дому. В контексте творчества Белова сказочная по происхождению образность наполняется свойственными писателю дополнительными значениями. Дом может отождествляться со своей деревней, с малой родиной, а лес — с внешним по отношению к ней миром, где обречен блуждать человек, оторванный от своих корней. То «совсем другое», на что хотел обратить внимание читателя автор рассказа «Иду домой», на языке обыденных представлений описано так: «Родная деревня светилась родными огоньками совсем рядом. Я не верил своим глазам. Мир повернулся вокруг себя».