- Садитесь, Яков Михалыч, - и на стул указывает. - Давайте знакомиться. Гущиков Владислав Антонович, лейтенант, замначальника по угро здешнего отделения.
- Очень приятно, - киваю.
- А вот, по мне, так приятного мало! - он встал и зашагал по кабинету. - Хорошо повеселились, да? Один раненый, один убитый, и, конечно, никто почти ничего не помнит... Странно, что вы все друг друга не перерезали. Гулянка по-русски, так?
- Обижаете, начальник, - возразил я. - Никто никого не резал. Один этот Горбылкин психованный ножом размахался, так он и деру дал.
- А может, все по другому было? - он резко повернулся и прямо навис надо мной, слегка наклонившись. - С чего Владимиру Губанову - самому Губе, понимаешь - и Николаю Фомичеву - Фоме, вечному его подельщику - с вами, голью беспорточной, якшаться, лучшими деликатесами вас угощать и лучшей водкой вас поить, всю ночь с вами просиживая? А я тебе скажу, почему! Они этого Шиндаря шлепнули, и пирушка затеянная - плата за то, чтобы вы тело схоронили! Я не знаю, почему не сплавили труп в Волгу, с камнем на шее, или как-то иначе, поумнее, от него не избавились, но, видно, срочность имелась, нежданно убийство произошло. То ли по дури Шиндаря шлепнули, за наглость очередную, то ли что-то такое он разнюхал, из-за чего его понадобилось прибирать побыстрее, и времени на варианты не оставалось. Я из чего исхожу? Так морду Шиндарю расквасить и твой Константин, наверно, смог бы, он убойной силы у тебя парень, а вот удавили его так профессионально, как у вас, деревенщины, не получилось бы. Да и не в стиле это пьяных разборок, работа с удавкой. Сцепись он с вами, тут бы скорее нож или топор в дело пошел, а то Константин или ты из ружья его долбанули бы. Ружье у вас заряженным лежало... Кстати, почему вы его зарядили? Побаивались своих "гостей" и хотели защиту под рукой иметь? Еще скажи спасибо, что у тебя охотничий билет не просрочен, и разрешение на ружье чин чином выправлено, а то бы я тебя за незаконное огнестрельное оружие... Ладно, неважно. Я к тому, что, кроме всего прочего, в багажнике машины следы человеческой крови нашлись, и нам много времени не потребуется, чтобы доказать: это кровь Шиндаря! По всему выходит, шлепнули его Губа с Фомой. Ну, может, Смальцев и Чужак тоже в этом поучаствовали. А вот руки о лопаты марать, тело хороня, они бы не стали. И, выходит, кроме вас, хоронить его было некому, и вы соучастниками получаетесь. Что скажешь?
- А то скажу, что вы про Горбылкиных забыли, - ответил я.
- Не забыл. И присутствию Горбылкиных тоже объяснение найдется. Вот, смотри. Горбылкины каким-то образом стали свидетелями убийства, и Губа с Фомой их захватили, чтобы решить, что делать дальше. То ли убрать их, то ли припугнуть и отпустить, взяв с них слово молчать. В общем, Горбылкины сидели на вашей пьянке как под арестом и тряслись от страха. А младший Горбылкин, Виталий, перетрусил настолько, что психанул и с ножом пробился на волю. Вот, погоди, возьмем мы его - посмотрим, что вы все запоете.
Да, подумал я, дельный мент попался, толковый. Такому палец в рот не клади. Но вместо того, чтобы согласиться с ним, я сказал:
- Так-то оно так, да все равно не так получается. По моим понятиям, если кто и мог убить Шиндаря и схоронить его труп, так это Горбылкины, которые к нашей компании приклеились. Я ж из чего рассуждаю. Вот эти Владимир с Николаем, и Смальцев с Чужаком при них, они только потому к нам в дом заявились, что у нас у единственных во всей деревне свет горел... Но тут я должен рассказать вам то, за что меня эти Владимир с Николаем - Губа с Фомой, как вы говорите - по головке не погладят, хотя это важно, чтобы всех обелить, и их в том числе. И не знаю, рассказывать или нет, потому что на меня нельзя будет ссылаться, от всего отопрусь.
- Я не записываю и в протокол не вношу, - лейтенант на стол сел, передо мной, закурил и посмотрел на меня с большим любопытством. - Валяй, выкладывай.
- Когда они приехали и начали эти роскошные харчи и выпивку на стол метать, то мы так поняли, из их разговоров, что им неважно, в каком доме заземлиться. Главное - пропировать всю ночь при свидетелях, которые потом показать смогут, что всю ночь они гуляли и никакого дурного дела совершить не могли. А когда Виталик Горбылкин Чужака ножом пырнул, один из них Владимир-Губа, по-моему - вообще странную фразу выдал: вот и хорошо, мол, что милиция на это дело утром приедет, менты сами увидят, что мы всю ночь в этом доме провели, за выпивоном да за песнями, которые нам Яков на гармошке наяривает... Вот я и спрашиваю: стали бы они чуть не с радостью ждать приезда ментов, если бы у них свеженький труп при себе имелся? Пусть даже не в багажнике, а уже у нас в огороде закопанный. Все равно понятно, что этот труп в два счета могут обнаружить. Как оно и произошло. А вот Горбылкины...
- Ну? - сказал лейтенант. - Не мнись, говори дальше.
- Это тоже из тех вещей, о которых считается лишним с милицией болтать, но ведь Шиндарь мертв, а Горбылкина вы за хранение краденого взяли, так что все равно быстро докопаетесь, и не получится, будто я кого-то закладываю. Так вот, Шиндарь был известный мошенник и вор, и много дел по сбыту краденого как раз с Горбылкиным вел. Вполне они могли что-то не поделить. И, я говорю, как-то странно Горбылкины к нашей компании прилепились, и странно нервными сидели, будто жгло их что. Потому, мне кажется, младший Горбылкин и психанул - с нервами не справился... В общем, по моему разумению, самая большая вероятность - что Горбылкины Шиндаря прибрали, а нашей пирушкой воспользовались, чтобы под шумок на нашем огороде тело схоронить... Да, и еще, насчет багажника. Что сначала тела там не было - засвидетельствовать могу, потому что при мне они багажник открывали, едва приехав, и всю закусь и выпивку выгружали. А закуси и выпивки там было столько, что никакой мертвяк - тем более, такой здоровый, как Шиндарь - в багажнике уже не поместился бы.. А старшему Горбылкину, он ведь ещё та хитрожопая тварь, вполне могло прийти в голову открыть незапертый багажник, когда никого рядом нет, и кровью Шиндаря в нескольких местах мазнуть. Вот.
- Логично поешь, - кивнул лейтенант. И прищурился. - Как по-твоему, зачем Губе с Фомой надо было алиби на эту ночь создавать?
Я руками развел.
- Откуда мне знать-то? Естественно, соображения напрашиваются. Какое-то дурное дело затевалось, очень дурное. И произойти это дело должно было под утро. А может, и рано утром. И это дело вы бы сразу с Губой и Фомой связали. А тут они вам бух алиби на стол, и вы умылись бы. Но это все вы и без меня соображаете. И ещё получается, что, если сегодня ночью, пока мы гудели, что-то страшное произошло - вы теперь от меня знаете, что Губа и Фома заранее алиби себе готовили. А отсюда, знаете, что это их алиби надо со всех сторон ковырять. Поэтому я и говорю, что они меня по головке не погладят, узнав, что я вам все это поведал. Но другого способа доказать, что, по крайней мере, к появлению трупа Шиндаря они не причастны, я не вижу. Зачем им убивать Шиндаря, зачем труп с собой таскать, разрушая алиби, которое они так старательно для вас готовили? Да не было Шиндаря у нас на гулянке, вовсе не было. Откуда его труп взялся - для меня такая же загадка, как для вас.
Лейтенант Гущиков, вижу, задумался.
- И можно спросить... - осторожненько так начал я после паузы.
- Спрашивай! - коротко бросил он.
- За эту ночь ничего чрезвычайного в районе не произошло?
Лейтенант покачал головой.
- Да, вроде, ничего не было, кроме вашей поножовщины... Хотя, если в одном из новорусских коттеджей всех конкурентов Губы с Фомой положили, то трупы могли и не обнаружить еще... Все знают, что, когда "братки" на два-три дня уезжают гульнуть, их ни по каким делам беспокоить не надо, и даже звонить не стоит. Вдруг он там как раз в баньке с девками парится или ширяется? Спохватываются тогда, когда вовремя в город веселая компания не возвращается - то есть, и сутки могут пройти, и двое. Но мы это проверим. И другие районы известим, и с Угличем свяжемся, чтобы, если где произошло преступление, выгодное Фоме с Губой, сразу нам сообщили. Не бойся, тебя не заложим... Но это наши дела, а сейчас давай решать, что с тобой делать.
- Да что хотите, то и делайте, - ответил я.
- Ладно, ступай пока назад в камеру. Я с твоим сынком потолкую, а потом окончательное решение примем.
И меня назад водворили, Константина на допрос увели, а я сижу и гадаю: достаточно связно у меня получилось или нет? Вроде, все связно, не посунешься. И прямую неправду я не сказал (ну, может, приврал где чуток, но ненаказуемо), и в нужном свете всю ситуацию вывернул. И как я это загнул, про "к появлению трупа Шиндаря они не причастны", здорово! Потому что я говорил про багажник, имея в виду, по всему смыслу, что к появлению трупа в багажнике они не причастны, а прозвучало так, будто я вообще их вину отрицаю. И при этом всегда можно сказать, что меня неправильно поняли. К тому же, я версию излагал, а на версию всякий право имеет. Я даже хихикнул от удовольствия, какой я хитрый.
А тут этот мужичонка зашевелился, который на дальних нарах дрых. Я уж и забыл про него, настолько он был неживой, всякое внимание на него обращать перестал. А тут, я говорю, он зашевелился, присел, и обнаружился у него фингал под глазом и морда расцарапанная.
- Где это я? - спрашивает, поводя вокруг очумелыми глазенками.
- В ментовке, - отвечаю ему, не двигаясь, только голову слегка повернув.
- За что?.. - простонал мужичонка.
- Это у тебя надо просить, за что, - усмехнулся я.
Он ноги с нар свесил, замычал, морду свою потрогал и скривился.
- Во разделали, гады... Это менты меня, или ещё до ментов меня били?
- Вот уж не знаю, - ответил я. - Я сюда позже твоего загремел. А ты хоть что-то помнишь, что с тобой было и где?
- Начало вечера помню, - пробормотал он. - Мы с суда вернулись, сына у меня судили, за членовредительство.. Он одному челюсть сломал... И пронесло его на первый раз, условный срок дали. Ну, там, бабушка-свидетельница подвернулась, что тот пьяный был и сам на моего сына попер, с гвоздодером... А я ещё расчет под шабашку получил, баньку мы срубили... Вот и стали отмечать две радости разом... На кухне стол приготовили, все нормально, даже колбаску порезали, не то, чтоб хлебом зажевывать. Тушенку, там, открыли, по людски... А потом я, вроде, с женой ругался, или на улицу ходил... И еще, вроде, народу много было, отметить всякая молодежь подошла...
- С боевой, видно, молодежью твой сын компанию водит, - заметил я. Без особого интереса, впрочем, а так, чтобы беседу поддержать. Как будто мы не знаем, как это бывает, когда и пьешь, кажись, в хорошей компании, и по хорошему поводу, а утром выясняется, что все безобразием кончилось.
- Да ну их! - махнул рукой мужичонка. - Сплошные оболтусы. Мы-то хоть пьем, но ещё и работать умеем, а у этих, у нынешних, одни гулянки на уме. Только стибрить что-нибудь, чтобы в скупку или на барахолку снести, и гуляй, рванина... И девицы ещё похлеще ребят будут. Как набились все эти... И Маринка с Манькой, и Ирка Липова, куда же без нее...
- Погоди! - тут мне интересно стало. - Ирка-оторва?
- Она самая. Выходит, и ты её знаешь?
- Так кто ж её не знает?
- Так вот я и думаю... Ой-йё, как болит... Может, мне ещё и ребра пересчитали, с них станется... Вот я и думаю, что я сыну насчет его компании вякнул, какая она непотребная, я во хмелю всегда заводной и воспитывать берусь, а он этого не любит, он меня и разделал, как всегда, после моих выступлений... Только почему лицо расцарапано? Мужики ведь не царапаются, так? Может, жена расцарапала, когда нас разнимала? Но, если сын меня избил, то почему я в ментовке сижу, а не он? Сплошные вопросы, видишь...
- Вижу, - кивнул я.
Но тут мент дверь камеры открыл.
- Бурцев, с вещами, на выход!
Тут я живенько присел, ноги в сандалии всунул.
- Это что же, освобождают меня?
- Освобождают, выходит. Собирайся - и пошли.
- Да чего мне собираться, я без вещей!
Вот и вышел я, а он дверь захлопнул и с лязгом запер, мужичонка в одиночестве остался, вчерашний день припоминать. Не боись, думаю, сам не вспомнишь, так на суде расскажут, чего ты натворил...
- Кстати, а за что этого, который вместе с нами сидел?.. - спросил я, когда мент вел меня на второй этаж, в кабинет лейтенанта Гущикова. - А то гадает человек, мучается, вспомнить не может, мне самому интересно стало.
- Не может вспомнить? - хмыкнул мент. - Ничего, ему память вправят, как он Ирку Липову...
- А что он с ней сделал? - живо спросил я, когда мент не договорил.
- Топором по голове. Хорошо, обухом, а не острием, но она все равно в реанимации и вряд ли выживет... Заходи, давай.
Я зашел в кабинет, обмозговывая услышанное, там Константин на том же стуле сидит, на котором я сидел, а лейтенант за столом пристроился и что-то пишет.
- В общем, так, - сказал он, поднимая голову от своих бумаг. - Я и сам тут подумал, и с начальством посоветовался, и отпускаю вас, под подписку о невыезде. Что к убийству Шиндаря вы не причастны, это и последнему ежику ясно. Пособничали вы или нет прятать его труп - это следствие выяснит. Но, в любом случае, социальной опасности за вами не просвечивает, поэтому гуляйте на воле, только по первому вызову являйтесь сюда для дачи показаний. Один раз не явитесь - тогда уж сажать придется. Расписывайтесь на этих документиках - и гуляйте. Вопросы есть?
- Есть, - сказал я, расписываясь. - Нам бы десятку на двоих, чтобы на автобусе домой вернуться. Ведь пехом мы больше трех часов будем топать.
- Ну, ты наглец! - оскалился лейтенант. - Тебе свободу дают, а ты ещё и денег требуешь!
- Да я не требую, я прошу, - ответил я. - И не насовсем ведь, а взаймы. Я отдам, с первой оказией. Деньги есть, на шабашках порядочную сумму срубил. Как раз вчера жена все конфисковала, чтоб я не пропил. Вон, сын подтвердит. Но на возврат вам долга отстегнет - или сама передаст, если побоится мне в руки доверять. Я б знал, что нас отпустят, прихватил бы рублей тридцать - а так, мы ж без копейки уехали...
- Ладно, - вздохнул лейтенант, - выручу. Держи десятку. Но смотри, чтоб до конца недели отдал!
- Да кто ж не понимает, что вас динамить - себе дороже, - сказал я, убирая десятку в карман.
Лейтенант Константина подзывает, чтоб тот тоже подписку о невыезде подмахнул. Константин молча встает, молча подписывает, молча к двери направляется. Он, вообще, вижу, молчание избрал, и я за это его только похвалить могу.
- Да, - вмешался я, - если позволите, ещё один вопрос, нас лично не касающийся, просто из любопытства.
- Ну?.. - лейтенант нахмурился, несколько раздраженно.
- Как этот мужичонка, который вместе с нами сейчас сидел, Ирку-оторву грохнул?
- А, этот... - лейтенант расслабился. - Как будто сам не знаешь, как это бывает. Достал он молодежь, и молодежь его из квартиры выкинула. Молодежь, конечно, тоже хороша, там всю компанию без разбору сажать надо, да не о том сейчас речь... Он стал в дверь барабанить и кричать, что, мол, если не впустят, он сейчас топор возьмет, дверь разнесет в щепы, и потом всех порубит. Потом крикнул, что за топором идет. У них при доме сарайки имеются, вроде гаражей, и все жильцы там и инструменты хранят, и всякий хлам. Вот он в эту сарайку и направился. А тут Ирина Липова - которую ты Иркой-оторвой называешь - уходить собралась. Что там дальше было, ещё следствие будет устанавливать, но, в общем, нашли их обоих в подъезде, соседи спотыкнулись. Липова в луже крови лежит, с треснувшим черепом, а Грязнов спит на ступеньках, сжимая топор в руке...
- Грязнов - это фамилия нашего соседа по нарам?
- А чья же еще? А что он Липову особо люто ненавидел, из всех подруг и друзей его сыночка, это все показывают. Не раз говорил, под градусом особенно, что таких девок давить надо, потому что они только парней портят и с пути сбивают. А он что, проспался?
- Очухался, вроде, - кивнул я.
- Наконец!.. А то с ночи проспаться не может, похуже твоего. Что ж, тогда мы его сейчас быстренько раскатаем и в прокуратуру документы отошлем. Дело ясное, через месяц по этапу покатит... Ступай, любопытный. Тут и без тебя суеты хватает.
Мы, освобожденные, вниз потопали, а я соображаю. Очень вовремя Ирка-оторва помирает. Как раз тогда, когда, по ситуации, и её должны были бы вслед за "таджичкой" и Генкой подчистить. И не удивлюсь, если не этот мужичонка её рубанул, а кто-то, воспользовавшись его бесчувственным состоянием, приложил Ирку его топором да топор ему, дрыхнущему на лестнице, назад в руку сунул. Ладно, не мое это дело. Но надо понять, почему все люди гибнут, которые в этот дурной дом лазили, который теперь Татьяне-Катерине принадлежит. И кто ещё мог в этом доме побывать, чьей смерти ждать теперь? Если б в этом разобраться, то, может, ясным стало бы, с какой стороны на нас самих опасность подумывает грянуть. И почему вокруг трупов эту детскую игру в "обознатушки-перепрятушки" затеяли, и почему мы так оказались нужны бандюгам в роли свидетелей, и множество других "почему", на которые у меня ответов пока нетушки, а требуется ответы получить...
Вот так мы с Константином вышли на улицу, в полную грудь вздохнули.
- Что ты им рассказывал? - спросил я, когда мы чуть отошли.
- Да ничего, - ответил он. - Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю. Сидели, выпивали, закусывали. Кроме стопок с водкой и закусок роскошных, только и помню, что батю с гармошкой, да как у всех рожи делаются все краснее и краснее. Когда Горбылкин Чужака пырнул, я вообще отпал. А потом как-то засыпать все начали... Ну, в таком духе.
- Молодец, - сказал я. - Так и держись, и мы от всего отмажемся.
- Так что, батя, домой двигаемся?
- Нет, пока нет. Одно дельце у нас есть.
- Какое такое дельце? - удивился мой сынок.
- В администрацию зайти надо, кое-что сверить. Сколько сейчас времени? Полшестого? Должны успеть, они до шести работают... Давай, прибавим шагу.
Администрация, в управлении которой и городок находится, и все окрестные деревни, располагалась буквально в двух шагах от милиции. Ну, в таких городках, как наш центр, все рядом. И остановка рейсовых автобусов, кстати, почти за администрацией, так что нам все равно в ту сторону.