ОСанчес Лук и эвфемизмы
Эх, как мало в армии женских рук и ног… и остального!.. Трудно без женщин в миру, а в армии — совсем тяжело. Конечно, война — дело не женское, но ведь повседневная служба — не война, ПХД — не сражение, а замполит — не невеста… Суббота в войсках — и есть непременный ПХД (Парко-Хозяйственный День), который — как бы уборка по дому, но, увы… Те, кто несут боевое дежурство и те, кто в нарядах — всегда вне субботы, выходных и праздников, остальные — согласно жердочке, каждому строго определенной: офицеры мелкими праздными группками рассредоточились по канцеляриям и кабинетам, солдаты кто как… Деды, из военнослужащих срочной службы, как правило сачкуют, бездельничают, либо готовят обмундирование к дембелю, черпаки (старослужащие, но пока еще не деды) на легких халявных работах, а воины первого года службы трудятся всюду, куда их пошлет Родина и старшина. Или сержант, или офицер, или дед, или… Полно над тобой начальников, пока ты молод отслуженным в армии временем…
Дед, сержант и замкомвзвода Витя Кесель получил приказ построить узел (узел — это воинское подразделение, нечто вроде взвода, с правами роты), он зычно командует, а сам с беспокойством посматривает на своего старшину, прапорщика Петрика — ох, что-то задумал змей: усы шевелятся, а под усами улыбочка…
Прапорщик Петрик по единодушному мнению офицеров и солдат, самый злоедучий старшина во всем полку. И очень хваткий, хозяйственный. Солдатам тяжко, а офицерам напротив: все командиры линейных подразделений полка были бы счастливы иметь у себя такого старшину, однако он бессменно служит на первом узле, у майора Ковешникова.
— Тэк. Да. Ну что… Деды, два шага вперед! — Деды не спеша, как и положено дедам, выходят из строя, разворачиваются и выстраиваются в шеренгу, лицом к оставшимся.
Прапорщик задумывается на пару секунд и велит нескольким черпакам тоже выйти из строя и встать рядом с дедами.
— Тэк. Вот, теперь другое дело, примерно поровну. Наши господа деды скоро уходят на дембель, надо, чтобы у них надолго осталась добрая память о службе. Поэтому сегодня деды сами выбирают, что им делать. А разница такая: одна половина будет быторасить в казарме и карщетками драить полы, другая, с метлами и совками, с мылом, с песнями, пенисосит пыль и грязь перед казармами. Потом сравниваем, кто справился лучше и выставляем оценки в боевой листок. Вопросы есть? Вопросов н… Молчать. Молчать, я сказал! — Но Лук уже успевает выкрикнуть: "не по Уставу!".
Лук не ждал худого и не успел до построения сбежать к себе в кочегарку, теперь вот вляпался.
Прапор затеял прямое злодейство: дедам одинаково позорно мести плац на улице и "быторасить" в казарме. Всесоюзный армейский обычай таков, если речь идет о бытовых повседневных заботах, а не о боевом дежурстве: молодой старается, дед рядом стоит (лежит, сидит), дембель ждет. Молодым воинам, казалось бы, прямая выгода от возможного унижения дедов, но и они уже, недолго прослужив, — глазами и сердцами — там, в лучезарном будущем второго года службы и им не улыбается перспектива остаться вечно молодыми, даже под мудрым руководством товарища прапорщика.
— Тэк. Кто там вякнул? А, прохвессор Лук цыбульский… Я тебе лично дам карщетку, самую большую, будешь быторасить как молодой… Что ты там про устав тявкнул? -
Петрик вступил в разговор — значит не зол, все не так страшно, деды задышали… Да и не дал бы их в обиду "замок" Кесель, да и вообще дембель неси!..
— Так точно, товарищ гвардии прапорщик! Какие такие деды? Что за деды такие в строю Советской армии, что их нужно отдельно выделять? Это есть насаждение неуставных взаимоотношений между военнослужащими.
— Да ты что? Крючок застегни.
— Так точно. Ибо сказано в Уставе: не ведаю ни эллина, ни молодого… Извольте смешать личный состав в равных пропорциях, не разделяя на периоды службы, и вот тогда уже…
— Отставить… Заткнись, я сказал.
— Но…
— Молчать! Ремень подтянул… Тэк. Выйти из строя на один шаг… Что за "элин" такой?
— Эллин? — Лук с важностью выпятил нижнюю губу. Это — этнос. Термин пришел к нам из античности, если верить инкунабулам. В данном контексте — эвфемизм слова "аксакал". — Солдаты рассмеялись, но Петрик сумел сохранить хладнокровие.
— Ты хоть сам-то понял, что сказал, гудозвон?
— А чего?..
— Писюй в кочегарку, чтобы я тебя здесь не видел до самого вечера. Минута на сборы и время пошло, иначе еще добавлю лично тебе уборку батальонного туалета.
Лук, ухмыляясь, выходит из строя и идет к дверям. Походка неспешная, но без лишней развязности: "кусок" крут, может взбеситься окончательно и тогда ненужные перед дембелем конфликты.
— Бегом!.. — Но Луку осталась два шага до выхода и он преодолевает это расстояние шагом, — дедовская честь дорого стоит. В кочегарку — это другое дело: то, сё, пятое, десятое — вот и день пройдет. Интересно, как там дальше события разовьются?.. Лук доволен, что смотался, но и за остальных дедов не шибко волнуется: Кесель — дед, Витька Федоров и Федя Клесов — командиры отделений — тоже деды, свои своих не подведут, выкрутятся ребята.
— А, Шура, привет! А чо это Князь разборзелся? — настроение у Лука резко пошло по восходящей: Купец на помывку пришел, вот он — час расплаты.
Намедни Лук чуть было не огреб самые серьезные неприятности из-за того, что Купец спрятал пакет с "травкой" в кочегарке у Лука и информация об этом попала не в те уши… Купца следовало примерно наказать для науки на будущее и вообще…
— Что именно ты имеешь в виду? Привет, привет.
— Салабон! Говорит, мыться — только с твоего разрешения?
— Все верно. — У Лука уже наготове правдоподобные объяснения. — Полковник Туманов грозится нагрянуть, нужно быть осторожнее, сам же знаешь.
— Но ты же пришел?
— Есс. Я пришел и можешь идти, сейчас пар настроим. Но… Ты в курсе, что я спалил твою анашу вместе с твоим дурацким изобретением?
— А на фига??? Ни фига себе — там целый пакет был! Я как раз хотел спросить… А ты точно сжег, а? Может, осталось немножко?
— Я дурь не курю. Подозреваешь напрасно, что я себе отначил. Напрасно.
— Ну а что? Перепрятал да и все… Нет, я не то чтобы подозреваю…
— Купец, покайся, скотина. Извинись за подставу, побрей себе совесть, пока не поздно.
— Чего это ты? Почему это я должен извиняться? Ты мою траву сжег, а я должен извиняться?
— Трава такая же твоя, как и Князя (случайная была находка, чья-то древняя заначка — прим. авт.), но у тебя есть шанс хотя бы перед дембелем попытаться стать порядочным человеком. Извинись, ничего больше не прошу…
— Ага, извинись! "Ничего он больше не просит!" Князь, видел борзоту? Тогда ты тоже извинись, что все сжег. Если ты сжег, конечно…
— Сжег. — это Князь с сокрушенным вздохом подтвердил Луковы слова. — Сжег, я сам видел.
Лук слегка развел руками, кивком поблагодарил младшего кочегара Князя за поддержку и вновь в упор уставился на кочегара-дембеля Купцова.
— Так что, Купец? Не принуждай меня к эвфемизмам, не заставляй обзывать тебя всуе женопопом, покайся.
— Кем???
— Пассивным куртизадом — в переносном, хорошем смысле этого слова.
— Кем, кем?
— И долболюбом.
— Сам такой! Ничего я не буду каяться! Я хранил, ты сжег — мы в расчете! Надо было мне отдать, я бы спрятал! Давай пар, как обещал, мыться пойду. Или ты мне пару не дашь? Это бы вообще уже было за подляну…
— Даю пар, видишь же. Быть по сему. Ты решил укусить руку, протянутую тебе для поцелуя, вылупень…
— Чиво, чиво? Какую еще руку?
— О, как это горько — инкогнито и в забвении жить среди грубой черни, мне, рожденному на ступенях трона… — Лук швырнул в тачку последний шлаковый "блин" и выпрямился. — Что ж, ты сделал свой выбор, но знай: то была рука провидения… — Последние слова полураздетый Купец почти и не услышал, потому что пошлепал в душевую.
Петя Купцов был не то чтобы глуп, но недалек и легкомыслен, хотя и не зол, и он искренне возмущался "самоуправством" Лука, спалившим столь ценное развлечение, не понимая до конца, чем это могло быть чревато для него самого и для других…
Как только за Купцом закрылась дверь в душевую, Лук оставил котел в покое и взялся за дело: специально приготовленным багром подпер дверь так, чтобы открыть ее изнутри было невозможно, и чтобы Купец не услышал подозрительных скребов и шорохов. Дымовушка — вот она — заготовлена и испытана заранее: один опаленный бок ее издавал слабый противный запах то ли горелой пластмассы, то ли фотопленки… Лук поджег и понес-побежал к двери — запихивать в щель, внутрь душевой. Тем временем Князь перекрыл, как ему было приказано, подачу воды и пара в душевую, а сам взялся разматывать широкий брезентовый шланг. Конечно, Князь без колебаний и с удовольствием поменял бы местами дедов, Лука и Купца, но оно и так было неплохо, главное дело — весело!
Оба кочегара замерли и прислушались…
Тишина в душевой сменилась глухим стуком, топотом. Купец чего-то залопотал раздраженно, потом закашлялся, потом взвыл во весь голос и принялся биться в дверь. Но если дверь сварена из цельного листа металла, чуть ли ни в сантиметр толщиной, открыть ее непросто даже с помощью автомата Калашникова… Однако, Купцу выбирать не приходилось и он, подбадривая себя истошными воплями, всем своим тщедушным организмом стал сотрясать преграду, рваться на волю.
Самое важное было — не переперчить. Наконец, когда Луку показалось, что крики и удары в дверь начали слабеть, он дал знак Князю, перехватил у него горло брандспойта и стал откручивать вентиль.
Князь сдернул багор, подпирающий дверь, и зайцем поскакал в сторону, вглубь кочегарки, чтобы не попасть "под раздачу" с обеих дедовских сторон.
Купец в полуобморочном состоянии голышом вылетел на свежий воздух, глотнул его и замер, закашлялся было и завизжал с новой силой, вдвое громче прежнего: сильнейшая струя ледяной воды ударила его в грудь и в живот. Лук целился поближе к паху, но от волнения и спешки промахнулся. Несчастный Купец беспорядочно заметался, но вода всюду настигала его, не давая возможности ни сообразить что к чему, ни хотя бы отдышаться и откашляться. Наконец казнимый бросился напролом, вперед, к дверям, на выход из кочегарки — именно туда и гнал его с брандспойтом в руках беспощадный Лук.
Хлопнула дверь — казнь закончилась.
— Вырубай воду. Сейчас вернется, скотина. На улице почти ноль.
— Не май месяц, это точно! — Довольный Князь улыбался широко, во все свое рязанское лицо: будет что порассказать в казарме! А потом, когда сам дедом и главным кочегаром станет — то и вообще… А здесь, с Купцом, он ни при чем: Лук приказал, Лук сам все сделал…
Дверь распахнулась, но голый дрожащий Купец вернулся не один: офицер сзади!.. Нет, прапорщик, старшина Петрик. Ну это еще полбеды.
— Лук, ты чего тут дурью маешься? Что тут такое? Стриптиз развели, понимаешь… Или на гулядки собрались в голом виде? А? Я спрашиваю?
— Потому что он идиот, Лук придурочный!
— Молчать. Я не тебя спрашиваю. Ну, Лук цибульский?
— Воспитывал молодого бойца, товарищ прапорщик! Учил стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы!
— Кто еще молодой??? Я молодой??? Это ты мне сынок, понял!? Салабон! Ну, ладно, Лук, ну, ладно…
— Сами видите, товарищ прапорщик, какая он неблагодарная свинья! А ведь впереди у него прорубь, прицельное калоизвержение на полосе препятствий и…
— Сволочь! Ну, все… Ну я тебе припомню…
— Вот видишь, а ведь так бы забыл.
— Отставить. Купцов, гвардии рядовой Купцов, ну-ка оделся и бегом в казарму, раз помылся уже. Я второй раз повторять не буду, минута времени, время пошло.
Купец бурчать не прекратил, но оделся и убрался восвояси довольно скоро — очень был зол. Князь сел перед котлом, закурил и затих, ни на что не обращая внимания, вновь и вновь весь во власти пережитого приключения: надо все точно запомнить, как правильно делать, чтобы когда-нибудь потом все получилось так же, без сучка и задоринки…
— Ну, что, Саня?..
— А я при чем? Он вообразил себя генералом Карбышевым, ну я и согласился по доброте ду…
— Помолчи. Я не об этом.
— А о чем, товарищ прапорщик?
— Ты на завтра записался, кровь сдавать?
— Конечно, а что?
— Откажись.
— Ни фига себе, откажись! Товарищ прапорщик, неотъемлемое право каждого воина добровольно сдать кровь и снискать гражданский обед с освежающим сном вместо службы…
— Ну а что тебе служба? Неужели надоело "на тумбочке" стоять и по плацу в противогазе бегать?
— Так точно. У меня на эти развлечения уже год как душа не стоит.
— Что у тебя не стоит?
— Никакой колотильно-служебной эрекции, товарищ прапорщик, чресла — дембеля требуют. А вы — откажись от кровосдачи…
— Обедом я тебя и так могу накормить, борщом, котлетами, все по полной воскресной штатской программе. А мне нужно обои поклеить, помощник нужен — у моей руки какой-то дрянью разъело на работе, нельзя ей с клеем возиться. Поможешь?
Лук помнит, пробовал однажды, какие волшебные борщи варит жена Петрика! А кроме того — выход в город, то, да се, может — на телеграф зайдут, девы по улицам гуляют… Петрик наверняка самогон выставит… Ну, не наверняка, но вполне возможно… Еще бы колебаться!
— Без вопросов, товарищ прапорщик, поможем.
— Ну, тогда завтра после развода будь на узле, чтобы за тобой не бегать, не искать.
Что-то такое тут не то… Прапорщик давно уже помягчал к Луку и не шпыняет его как в первые полгода, уважает дедушку, но сегодня… В чем дело, интересно?..
— Видел списки. Твоя "пачка" первая.
— Что??? — кровь ударила Луку в виски, сердце замерло, не в силах поверить… И Князь повернулся к ним с разинутым ртом: чужое счастье всегда завораживает и наполняет сердце светлой, но бессильной завистью
— Сам видел. В первую дембельскую "пачку", под "Марш славянки", в следующий понедельник… Не в этот, который послезавтра, а в следующий, двадцать восьмого. Это Туманов распорядился. Я бы тебя, Саня, еще бы на год оставил, чтобы вся дурь-то из тебя выветрилась.
— Нет, нет, нет! Товарищу полковнику Туманову виднее! Кто мы с вами такие, чтобы оспаривать мнение товарища полковника? Я бы хоть сейчас!
— Ишь ты, сейчас! А обои завтра?
— Ну, разве что обои…
— Ладно. — Прапорщик хищно оглянулся — но как следует ни к чему не придраться в чужой епархии, а теперь уже вроде как и не к кому… — Пошел я. Да… А что это за херекция такая? Ну, вот что ты сказал только что?
— А! Это гетеросексуальный, и в то же время маскулинный, гражданский эвфемизм термина "служебное рвение", товарищ прапорщик!
— Все-таки, хоть ты умный, Саня, а идиот. (Петрик сказал "идивот", с буквой "в". — прим. авт.) И на гражданке таким будешь, и никогда не поумнеешь. — Прапорщик уходит, не дожидаясь ответа, а Лук, все еще оглушенный великой вестью о дембеле, даже и нее пытается возразить, хотя и не согласен.
Зато это суждение о Луке целиком и полностью разделяет свежеиспеченный "черпак" и будущий главный кочегар Князь, но никто не спрашивает его мнения по данному вопросу, потому что ему до карьерной радости далеко, девять долгих весенних дней…