Всю эту историю Никулин сразу после гастролей поведал Рязанову, и тот загорелся желанием снять фильм с соответствующим сюжетом. Причем на главную роль он пригласил автора идеи – Никулина (не случайно главного героя фильма зовут Юрий). Однако когда сценарий был готов, артист отказался его играть, объяснив это тем, что из написанного ушла главная идея – почему Деточкин встал на путь преступления. Мол, надо было пожестче пройтись по хапугам и спекулянтам. Однако Рязанов был против этого, прекрасно понимая, что снять такую комедию ему никто не разрешит. В итоге роль досталась Иннокентию Смоктуновскому, который сыграл ее блестяще (был назван лучшим актером года). Фильм вышел на широкий экран в 1966 году и занял 11-е место в прокате (29 млн зрителей).
Отметим, что название фильма – «Берегись автомобиля» – можно трактовать по-разному. Например, в нем можно услышать призыв к советским гражданам не продавать душу за железного коня, поскольку автомобиль в ту пору все сильнее превращался не в средство передвижения, а в атрибут роскошной жизни. Именно этого процесса и стоило остерегаться – широкого омещанивания. Кстати, не случайно в другом фильме Э. Рязанова – «Гараж» (1979) – один из героев признавался, что за место в гаражном кооперативе, где должен был стоять его железный конь, он «продал родину»: перебрался жить в Москву, продав свой дом в деревне. На дворе тогда стоял конец 70-х: время бурной капитализации советского социума, которая все сильнее вынуждала многих людей уступать под натиском бездуховной потребительской гонки. Именно тогда и стал брать верх пресловутый «совок» – худший тип советского человека, который чуть позже достаточно плавно впишется в «хапок», поскольку это его, родное.
Но вернемся в 60-е.
Капитализация советской экономики, начатая в 1962 году с внедрения идей харьковского ученого Евсея Либермана, привела не только к оживлению экономики, но и к оживлению... преступников. Например, по всей стране как грибы после дождя стали появляться так называемые «цеховики» – советские капиталисты, которые использовали возможности плановой экономики для того, чтобы снимать с нее капиталистический «навар». Они открывали подпольные цеха как при государственных предприятиях, так и вне их, где днем выпускали плановый товар, а по ночам – «левый», внеплановый, всю прибыль от которого клали себе в карман. Власти поначалу достаточно жестко разбирались с «цеховиками» (только с ноября 1962-го по июль 1963 года в СССР прошло более 80 «хозяйственных» процессов, на которых было вынесено 163 смертных приговора), но потом былая активность властей в этом деле заметно спала, и «наезды» на «цеховиков» стали происходить гораздо реже.
Между тем «цеховики» породили рэкетиров. Что закономерно: у преступников всегда есть соблазн обложить налогом тех, у кого рыльце в пушку, – шансы быть «сданными» милиции у рэкетиров в таких случаях минимальны. Та же ситуация была характерна и для Америки времен Великой депрессии, где рэкетирство стало главным промыслом гангстеров.
Вторая волна советского рэкета (первая случилась во времена НЭПа) брала свое начало в первой половине 60-х на Кавказе (в Грузии), где особенно много было «цеховиков». Последнее было вполне закономерно, если учитывать, что Кавказский регион всегда жил в системе рыночных отношений, невзирая ни на какие режимы. Поэтому именно в Грузии в конце 50-х объявились первые рэкетиры, которые «крышевали» местных «цеховиков». С подобной деятельности, например, начинал известный ныне «вор в законе» Дед Хасан, которому в те годы едва минуло 20 лет (он родился в 1937 году).
В России развитие рэкета связано с именем «вора в законе» Анатолия Черкасова по кличке Черкас. Причем его вклад в это дело куда внушительнее: это именно он изобрел новую концепцию воровского существования, став, по сути, «советским Мейером Лански» (как мы помним, этот польский еврей-мафиози был мозгом преступного американского Синдиката, придумав большинство его современных законов). Именно Черкасов сделал то, что в 30-е годы сделали Мейер Лански и Лаки Лучано со своим Синдикатом, – дал толчок к американизации советской оргпреступности. Впрочем, он двигался в русле большой политики, где, как мы помним, еще Хрущевым был провозглашен лозунг «Догоним и перегоним Америку!». Суть новаций Черкасова заключалась в следующем.
В связи с тем, что власть тогда явно ужесточила систему уголовного наказания и режим содержания в тюрьмах, перед авторитетами преступного мира встала проблема «отсидки». Раньше существовала система взаимопроверок («ломка»), когда ворам в законе вменялось в обязанность раз в полгода (потом раз в три года) садиться в тюрьму. Теперь подобное положение должно было измениться. Но так как «ломку» пока никто не отменял, кое-кто из воров, тот же Черкасов, пришел к мнению: чтобы не попасться, надо грабить прежде всего тех, кто не заявит. Под эту категорию попадали прежде всего «цеховики», наркоманы, проститутки и т. д., то есть те, у кого были нелады с законом. Однако, развивая свою концепцию дальше, Черкасов учил: грабить подобную категорию лиц надо с умом, оставляя потерпевшему на жизнь и не доводя его до отчаяния (такой может и в милицию заявить). Но самое главное, идя на дело, надо всегда иметь над собой хорошую «крышу» в лице кого-нибудь из среды высокопоставленных чиновников или представителей правоохранительных органов. То есть налицо была попытка создать разветвленное организованное преступное сообщество.
Явив свету свою простую, как и все гениальное, концепцию, Черкасов сумел найти и тех, кто с удовольствием согласился претворить ее в жизнь. Так в Москве появилась первая крупная банда рэкетиров во главе с Геннадием Корьковым по кличке Монгол.
Стоит отметить, что организованных преступных группировок в столице в те годы практически не было, поскольку не было почвы для их роста – рыночных отношений. От Запада в этом отношении мы здорово отставали: как от Америки, так и от Европы, где организованные преступные группировки (ОПГ) давно уже стали такими же естественными элементами системы, как, например, спортивные секции.
Вся злачная жизнь Москвы в конце 60-х концентрировалась в центре города, и, для того чтобы контролировать эту часть мегаполиса, хватало сил одной ОПГ. Этой группировкой была бауманская, и создавалась она в 60-е под патронажем воров в законе (совместно с бригадами из Днепропетровска, Тбилиси и Киева бауманцы контролировали и окраины, в частности – аэропорт Внуково). Большим подспорьем в деятельности этой группировки было то, что именно в Бауманском районе (на Большой Почтовой улице) в 60-е годы воздвигли дома для многодетных семей. Когда через несколько лет эти дети подросли, многие из них встали под знамена бауманских, сразу увеличив численность группировки на несколько десятков человек. Если учитывать, что почти все эти ребята были записаны в секции борьбы или бокса, то можно себе представить, какая серьезная сила была у бауманских. Кстати, и упоминаемая банда Геннадия Корькова одно время имела свою штаб-квартиру именно на Большой Почтовой улице. Сам Корьков был уроженцем Калужской области, который, отсидев три года на зоне за кражу, приехал за лучшей долей в Москву. Под патронажем Черкасова он сколотил себе банду из 31 (!) участника, костяк которой состоял из матерых рецидивистов. К примеру, один из бандитов по прозвищу Косой имел за плечами восемь (!) судимостей, Сиська – пять, Муха – четыре, Жора, Галка, Миха – по три.
Отметим, что все участники банды имели славянские корни, что весьма симптоматично для 60-х – преступность в столице в то время была в основном славянского происхождения, а вот десятилетие спустя эту кровь разбавят кавказцы, которые сыграют роль тех же евреев в организованной преступности США. Мы уже говорили о том, что в начале 30-х годов итальянец Лаки Лучано объединился с евреем Мейером Лански и вместе они свергли власть «усатых» – итальянских мафиози, которые придерживались патриархальных позиций и выступали как ярые националисты (они отвергали саму возможность объединения итальянцев с другими этническими группировками). Лучано и Лански поменяли вектор развития организованной преступности в США, вдохнув в нее новую жизнь. Отныне итальянцы стали отвечать за тактические действия, евреи – за стратегию, особенно в части финансовой составляющей. Та же ситуация произойдет и с советской оргпреступностью: славяне в ней будут играть роль итальянцев, грузины – евреев.
Символично, что именно в банде Корькова начала восходить звезда самого знаменитого славянского вора в законе новой формации Вячеслава Иванькова, известного как Япончик. Он родился 2 января 1940 года в Москве, и детство его было вполне типичным, если не считать того, что отец у него был репрессирован и парень, в сущности, рос без отца. В дворовой компании Иваньков всегда слыл заводилой и старался ни в чем не уступать не только своим сверстникам, но и тем, кто был старше его. В те годы в среде московских мальчишек было весьма распространено увлечение боксом, и Иваньков записался в одну из таких секций. Вскоре успехи на этом поприще позволили ему сдать норматив кандидата в мастера спорта и выступать как на городских, так и на республиканских соревнованиях. Однако в конце концов спорт не стал для Иванькова делом всей жизни.
Символично, что именно в банде Корькова начала восходить звезда самого знаменитого славянского вора в законе новой формации Вячеслава Иванькова, известного как Япончик. Он родился 2 января 1940 года в Москве, и детство его было вполне типичным, если не считать того, что отец у него был репрессирован и парень, в сущности, рос без отца. В дворовой компании Иваньков всегда слыл заводилой и старался ни в чем не уступать не только своим сверстникам, но и тем, кто был старше его. В те годы в среде московских мальчишек было весьма распространено увлечение боксом, и Иваньков записался в одну из таких секций. Вскоре успехи на этом поприще позволили ему сдать норматив кандидата в мастера спорта и выступать как на городских, так и на республиканских соревнованиях. Однако в конце концов спорт не стал для Иванькова делом всей жизни.
В 18 лет он женился, и в этом браке у него появилось двое сыновей. А в середине 60-х он близко сошелся с Корьковым, которому весьма импонировали многие качества Иванькова, но в первую очередь – его смелость и незаурядный ум (большинство членов банды имели всего 4 – 5 классов образования). Именно Иванькову молва приписывает разработку и осуществление самых дерзких преступлений, совершенных бандой Монгола. К началу 70-х эта ОПГ сумела взять в оборот с десяток столичных теневиков и ни разу не прокололась, поскольку никто из ее жертв даже не подумал идти в милицию. Понимали: себе дороже.
Советский кинематограф не имел возможности отображать деяния подобного рода преступников, поскольку в таком случае пришлось бы констатировать, что в СССР существует организованная преступность (пускай даже в зачаточной своей форме), которая паразитирует на пороках советской системы – на деяниях разного рода темных личностей, ведущих преступный образ жизни. Поэтому героями советских криминальных (или милицейских) фильмов продолжали оставаться бандиты иной формации: мошенники, спекулянты, воры, грабители и т. д. Причем по-прежнему они рисовались в основном достаточно однотипно, чтобы производить отталкивающее впечатление как своим внешним видом, так и внутренним. Советское искусство, таким образом, продолжало педалировать мысль, что преступник – это изгой общества. Что, в общем-то, таковым и являлось. Во всяком случае, тогда, в 60-е.
Совершенно иначе обстояло дело на Западе, где, как уже говорилось, тамошнее искусство рисовало иную картину. Вот как об этом писал кинокритик Р. Галушко:
«Обычный, так называемый «средний» телезритель не располагает миллионными суммами в банке и не владеет уникальными фамильными драгоценностями, он не занимается контрабандой, и у него нет наследства, из-за которого на его жизнь покушались бы родственники. Поэтому перипетии сюжета при всей их кровавой подоплеке он склонен воспринимать лишь как безобидное зрелище, как загадку, которую любопытно отгадать. А вместе с тем, повторяясь, детективные сюжеты буржуазного телевидения внушают зрителю представление о преступности как о чем-то неотделимом от самой природы человека. Герой одолевает преступника, чтобы тот в следующем эпизоде или серии (а им нет числа) возродился в новом облике...
В полицейских сериях преступность выглядит как неуничтожимое, тотальное зло. Но это лишь одна сторона дела. Другая заключается в том, что такие порождения буржуазного строя, как гангстеризм, коррупция, наркомания, контрабанда, предстают в полицейских сериях лишь как результат своекорыстия и аморализма отдельных людей, нарушителей закона, но отнюдь не как проявление самих норм капиталистического общежития. На страже этих норм неусыпно находится полицейский – один из «идеальных» героев серийной телепродукции Запада...»
Итак, вот два подхода: на Западе криминальные фильмы внушают людям, что преступность – это неуничтожимое, тотальное зло, в СССР – что это зло можно если не победить, то хотя бы загнать его в некое «гетто», где оно будет существовать, почти не влияя на жизнь в обществе. И долгие десятилетия преступность в СССР действительно содержалась в своеобразном «гетто» и не доставляла особых хлопот большей части граждан. Ситуация стала меняться в худшую сторону с конца 60-х годов, когда по ходу мелкобуржуазной конвергенции преступность стала видоизменяться, а власти не смогли найти адекватные меры, чтобы с этим бороться.
«Фантомас» против «Знатоков»
Преступность в СССР росла ежегодно, что закономерно, учитывая рост населения: каждый год оно увеличивалось на 3—4 миллиона человек. Однако рост преступности был неравномерным – как говорится, «то взлет, то посадка». Так, в 1960 году было зафиксировано 651 260 преступлений, в 1961-м – 877 549 (рост 26 тысяч), в 1962-м – 881 543 (рост на 4 тысячи), в 1963-м – 795 772 (падение на 6 тысяч), в 1964-м – 758 306 (падение на 37 тысяч), в 1965-м – 751 801 (падение на 6,5 тысячи), в 1966-м —888 125 (рост на 137 тысяч), в 1967-м – 871 296 (падение на 17 тысяч), в 1968-м – 941 078 (рост почти на 70 тысяч), в 1969-м – 969 186 (рост на 28 тысяч). В год славного юбилея – 100-летия со дня рождения основателя Советского государства В. И. Ленина, – то есть в 1970 году, преступность в СССР перешагнула миллионную отметку, достигнув 1 046 336 преступлений (рост 31 тысяча).
Значительную долю этих преступлений совершала молодежь, что серьезно беспокоило власти, поскольку была отмечена тенденция: преступность среди молодежи росла параллельно падению престижа представителей правоохранительной системы. Своего пика этот процесс достиг во второй половине 60-х, что вынудило власти принять соответствующие меры. Поэтому в конце 60-х началась новая волна популяризации сотрудников правоохранительных органов – как милиционеров, так и чекистов. Связано это было напрямую со сменой руководства в союзных МВД и КГБ – милицией стал руководить Николай Щелоков (с 1966-го), госбезопасностью – Юрий Андропов (с 1967-го). Именно они взялись активно пропагандировать деятельность своих подчиненных, подключив к этому делу творческую интеллигенцию. Были учреждены специальные премии МВД и КГБ для тех деятелей, кто удачнее других смог популяризировать в своих произведениях деятельность милиции и госбезопасности. Поэтому именно тогда чрезвычайно оживились литература и кинематограф на поприще создания произведений о советской правоохранительной системе. Киношная слава милиционеров и чекистов взошла на новую ступень своего развития.
В жанре криминального (милицейского) фильма в те годы произошло явное омоложение героев-милиционеров – вместо умудренных опытом сыщиков, которые главенствовали на экране целое десятилетие (с середины 50-х до середины 60-х), в советское кино пришел молодой оперативник уголовного розыска. Открыл этот процесс Александр Збруев ролью инспектора ОБХСС Алешина в ленфильмовской картине «Два билета на дневной сеанс» (1967). Затем был латвийский фильм «24-25» не возвращается» (1968), где действовал настоящий Джеймс Бонд в юбке – сыщик Мара в исполнении Жанны Болотовой (первый подобный случай в советском кинематографе – даже на свидание героиня Болотовой ходила с... пистолетом в изящной кобуре, прилаженной под мышкой), затем – «Хозяин тайги» (1969) с проницательным молодым участковым Василием Снежкиным в исполнении Валерия Золотухина (за эту роль артист будет награжден часами от руководства МВД СССР).
А в 1971 году на ЦТ был запущен целый милицейский сериал, где главными героями были трое молодых сотрудников с Петровки, 38: Знаменский (следователь), Томин (оперативник) и Кибрит (криминалист), начальные буквы фамилий которых родили на свет их коллективное прозвище – «Знатоки». Речь идет о фильме «Следствие ведут знатоки», о котором следует рассказать более подробно.
«Родителями» этого сериала являются два драматурга: Александр и Ольга Лавровы. В самом конце 60-х они публиковали в «Литературной газете» судебные репортажи и на этой ниве приобрели большую популярность. А тогдашним главным редактором «Мосфильма» был бывший следователь Лев Шейнин (кстати, и А. Орлов – тоже бывший следователь), который однажды и пригласил Лавровых в объединение телевизионных фильмов, с тем чтобы они придумали один из первых в Советском Союзе многосерийных детективных сериалов (в те же дни на ТВ снимался еще один сериал на криминальную тему, в котором главные роли исполняли Олег Ефремов и Валерий Золотухин). В итоге через пару месяцев на свет появился сценарий «Следствие ведут знатоки». Режиссером будущего сериала был выбран Вячеслав Бровкин, который до этого несколько лет работал в Театре на Малой Бронной. Естественно, когда речь зашла о приглашении актеров на главные роли, он в первую очередь ориентировался на тех, кого знал по прошлой работе. Так и получилось, что двух «Знатоков» сыграли «бронновцы» – Георгий Мартынюк (Знаменский) и Леонид Каневский (Томин). На роль эксперта Зиночки Кибрит тоже была взята актриса с Бронной, однако она по ряду причин сняться не смогла, и на ее место была приглашена актриса Театра киноактера Эльза Леждей.