Ух-ах-ох. Вода кусала и жалила.
Вывалившись из душа Димка не узнал себя в зеркале — губы синие, глаза — шальные, как у только что насильно выкупанного кота. Он наскоро вытерся и, выйдя, едва не заледенел в успевшей выстыть кухне.
Нет, братцы, это уже перебор.
Димка закрыл форточку и в третий раз за вечер согрел чайник. В окне была сплошная чернота, даже фонарь на проводе погас. Вот и гадай, где находишься. В городе, в космосе, в чьей-нибудь голове.
Что же он скажет?
Слушай, Инна, я совершенно уверен, что мы встречались. Я не помню этих встреч, но, мне кажется, они очень много, жизненно много для меня значили. И значат. Как же так? — спросит она. Дело в том, — скажет он, — что я, похоже, потерял ту реальность, в которой мы с тобой были вместе. Я не знаю, как это случилось, но сейчас я живу другой, тошнотворной, до коликов противной мне и словно не своей жизнью.
Ты бредишь, — скажет она.
Нет, — возразит он, — у меня есть доказательства. Есть люди, которые знают, как путешествовать из одной реальности в другую. И я верю себе и своим ощущениям. Где-то во мне не переставая звучит отголосок того, что между нами было. Боль по когда-то потерянному. Я хочу это вернуть. Разве ты не чувствуешь чего-то подобного?
Нет, — скажет она.
Что, если она действительно скажет "нет"? Ведь, возможно, это только его не устраивает нынешняя реальность. А у неё всё хорошо. И парень есть. Раз в сто лучше Димки. Сильнее. Красивее. Богаче.
Димка вздохнул и открыл холодильник.
Инна улыбалась среди изморози на стенках. Будто говорила: я верю в тебя. А взгляд самого Димки на снимке сделался более пристальным. Сомневаешься, парень? — спрашивали его глаза. Посмотри правее, придурок. Это твоё счастье, не упусти, болван!
— Не упущу, — пообещал самому себе Димка.
Душа и форточки ему хватило где-то на час. Кофе. Бутерброд с сыром. Две рекламные газетки с кроссвордами.
Знаменитый английский флотоводец. Семь букв.
Ну-ка, ну-ка, что нам скажет сеть? Ага! Сразу, первой строкой. Димка скривился от лёгкости, с которой любое слово разгадывается на раз. Нет, с интернетом искать ответы как-то не интересно. Сразу ясно, что полководец — это Нельсон. Который Горацио. Не Мандела. Вид многолетнего травянистого растения — настурция. А бог сна в древнегреческой мифологии — конечно, Гипнос. Кто ж этого не знает?
Хотя Гипноса — нафиг.
Второй душ Димка принял в час двадцать ночи, чувствуя, что ещё немного — и он заснёт окончательно и бесповоротно. После этого он перемыл посуду, накопленную за четыре дня, навёл на кухне идеальный с его точки зрения порядок и заштопал порвавшуюся в подмышке рубашку. Затем вышел с планшета в интернет и, истратив гигабайт, просмотрел онлайн три с половиной серии четвёртого сезона "Теории Большого взрыва". Было вполне смешно.
Потом планшет разрядился, и заняться стало решительно нечем.
Но то ли Димка незаметно пересёк границу, за которой организм понял, что погрузить хозяина в сон уже не удастся, то ли душ номер два оказал своё благотворное воздействие, — невыносимое желание спать вдруг прошло.
Давай, Шалыкин, проникай в чужую реальность!
Димка подсел к окну. В черноте ночи посверкивали звёзды. У каждой звезды, возможно, была своя собственная реальность, и где-то на месте Солнечной системы, наверное, находилась чёрная дыра.
Он подумал: как разные реальности сосуществуют вместе?
Ведь чёрная дыра и десяток планет не могут находится в одной точке пространства одновременно. Так же, как не могут на одном и том же фотоснимке стоять в рамочках разные люди. Но они стоят!
Почему одно с другим не входит в противоречие? Или формируется какая-то временная, переходная реальность?
Как вообще это возможно? Конечно, конечно, есть многое на свете, друг Горацио… Только уже другой, не Нельсон. Но, допустим, что реальность сосредоточена в носителе, раз она состоит из его представлений. Пусть представления ошибочны или далеки от того, что происходит на самом деле. Что тогда? Формируется какая-то параллельная вселенная? Или же реально не существующий, но гипотетически возможный мир?
И вообще — есть же общее пространство. Дом есть дом, улица есть улица. Люди ходят по одним и тем же тротуарам и ждут одного и того же номера автобуса. А также смотрят в одно и то же небо и попадают под один и тот же дождь.
Где тут разные реальности?
Или они накапливаются в мелочах? Кто-то видит трещину в асфальте, а кто-то её не замечает. Это, впрочем, не означает, что трещины нет. Она объективно…
Нет, оборвал себя Димка. В реальности человека, который её не заметил, трещины не будет. Но если он увидит трещину на следующий день?
Или вот Шалыкин и Желдобина. Они убеждены, что я встречался с Инной. Это их реальность. Разрушится ли она, если я докажу им обратное? То есть, как я им докажу? Скажу: вот, мы не вместе. Резовой-то со мной нет. Ни телефона, ни эсэмсэсок, ничего. Поссорились, — посчитают они. И реальность их устоит. Потому что я никак не смогу повлиять на их отношение к тому, что они считают свершившимся в прошлом фактом.
Собственно, здесь их фотографии против моей…
Ладно, с этим ладно. Видят люди по-разному, воспринимают вещи и события как бог на душу положит. Но живут-то они в одном месте!
Я ходил в школу. Все мы ходили в школу. Не может быть, чтобы кто-то, также идущий в школу, на самом деле приходил на собрание инопланетян или участвовал в заготовке грибов и ягод в спортивном зале. Это на реальность надо через задницу, извините, смотреть.
Димка почувствовал, что запутался.
Фотография с Инной как артефакт как раз говорит, что можно, в общем-то, и инопланетян, и грибы-ягоды…
Блин, важно ли всё это?
Не важно, понял Димка. Всё это может идти лесом. Я хочу быть с Инной. Это возможно, я знаю. Это уже было. Пусть и не в этой реальности.
Неожиданное осознание, что он, наверное, впервые в своей жизни принимает решение, наделяющее эту жизнь смыслом, наполнило его таким счастьем и такой ясностью выбора, что Димка едва не расплакался.
Очень хорошо, подумалось ему. Да, я встречусь с Желдобиной. Это её причуды, они ко мне не имеют отношения. Полчаса за чашкой кофе — небольшая плата за электронный адрес. Лишь бы без обмана. Но это я пойму, я пойму…
Когда там утро?
Чернота за окном неторопливо выцветала, становясь тёмно-синей, серой, зыбкой. Маскировочный фасад дома через улицу проступал лишайными пятнами, которые превращались в нарисованные проёмы окон.
Четыре часа. Пять.
Словно проснувшись, заработал фонарь на проводе — пятно света поплыло по сугробам у обочины, задевая силуэты занесённых автомобилей.
Если бы не Шалыкин, Димка, наверное, уже скрипел подошвами ботинок по снегу, выбираясь к кафе на площади. Пусть рано, но лучше уж так, торопя время, подстёгивая его мысленно — вперёд, вперёд! Сил не было ждать. А там, по площади, можно наматывать круг за кругом, пока "Чашка" не осветится электричеством изнутри, не откроется и не наполнится людьми и запахами кофе.
В пять пятнадцать он заглянул в комнату.
Шалыкин спал. Сине-зелёные пряди волос в сером полумраке казались морскими водорослями, выброшенными на квадратно-коричневый одеяльный берег. Прокравшись на цыпочках, Димка взял со стола зарядное устройство для планшета. А то вдруг Светка отписалась? "Димочка, прости меня дуру грешную! Вот тебе почта, вот тебе телефон, вот тебе живой Иннин адрес". Не, вряд ли, конечно, но, может быть, встречу перенесла. Кто знает, что там может стрястись в её реальности?
Кстати, а если представляешь что-то для себя, реальность меняется, подстраиваясь под прямые твои желания?
Пока планшет заряжался, Димка пожарил себе яичницу из двух яиц и сходил под душ, теперь уже не ледяной, а горячий. В конце, правда, уже распаренный, почувствовал, что едва не дремлет под тюкающими по макушке струйками, и на пять секунд включил холодную. Ах-х! Продёрнуло так, что выскочил бодрячком.
Яичницу Димка ел, с головой погрузившись в интернет.
Реальность была обычной и плодила привычные события. В новостной ленте объявлялись какие-то конференции и планы арабо-израильского примирения, потом пугали погодной аномалией, надвигающейся на центральные области страны, а следом поясняли экономические показатели — почему они такие вопреки общемировой тенденции. В Хабаровском крае — авария электросетей. Атомный ледокол "Ямал" завершил очередную проводку по северному морскому пути каравана из девяти судов. Автомобильная авария под Петербургом унесла жизни семьи из трёх человек. В живых осталась только девочка пяти лет.
Димка задумался.
Вот если бы он или ещё кто-то был уверен, что все в этой аварии выжили, то эта девочка, наверное, лет через десять-пятнадцать, переместившись в его реальность, могла бы вновь обрести семью. Только как бы семья восприняла её возвращение? Возможно, в свою очередь они бы считали её мёртвой.
Вот если бы он или ещё кто-то был уверен, что все в этой аварии выжили, то эта девочка, наверное, лет через десять-пятнадцать, переместившись в его реальность, могла бы вновь обрести семью. Только как бы семья восприняла её возвращение? Возможно, в свою очередь они бы считали её мёртвой.
Или нет, ведь все выжили, и эта девочка просто вернулась бы домой, как будто выходила за хлебом и молоком. А как же её память? Как же моя память, если я встречу Инну? Память поправится? Что я буду помнить, а что забуду?
Димка подумал, что, возможно, одну ночь ему не придётся спать рядом со спящей Инной. Чтобы она переместилась в его реальность навсегда.
Если, конечно, всё с реальностями правда.
Он смотрел, как из серой предутренней мглы вылупляется, прорастая вверх, дом напротив, как едва колышется фасад, создавая впечатление зыбкости всей улицы, как по тротуару, сутулясь, направляется в сторону перекрёстка ранний прохожий, и в голове его, странно отяжелевшей без сна, лениво ворочались мысли о школе, о Шалыкине и Юрке Каневе, о давних смешных детских надеждах и светлых, солнечных днях. Странно, но в детстве все дни почему-то помнились солнечными.
В этом созерцательном забытьи Димка на какое-то время выпал из действительности и очнулся, когда Шалыкин пришлёпал босыми ногами в кухню.
— Спишь?
— Н-нет, — ответил Димка, подобравшись.
— И правильно.
Одноклассник был в одних клетчатых трусах. На плече у него темнела татуировка оскаленного человеческого черепа, часть черепной коробки у которого заменяли сцепившиеся шестерёнки.
— Горячая вода есть?
— Есть, — ответил Димка.
Шалыкин потянулся.
— Хорошо у тебя, — сказал он, заглядывая в окно. — А что с домом?
— Сетка натянута. А так — вроде как разбирают.
— А-а.
Развернувшись, Шалыкин скрылся в ванной.
— Слушай, — раздался оттуда его голос, — не в службу, а в дружбу, Капитонов, сделай что-нибудь перекусить.
По зашумевшей воде, звонко разбивающейся о стенки ванны, Димка понял, что ответ не обязателен.
Он расколотил о край сковороды последние два яйца и нарезал остатки варёной колбасы, которые хотел съесть вечером. В сущности, тоже небольшая плата за возможность увидеть Инну. Шалыкин появился к моменту, когда Димка выставил накрытую крышкой сковороду на стол. С сине-зелёных волос одноклассника капало.
— Ух! — сказал Шалыкин, присаживаясь на стул напротив. — Как заново родился. Это мне?
Он показал на сковороду.
— Просил же, — недовольно сказал Димка.
— Спасибо.
Одноклассник снял крышку, подвинул поближе блюдце с хлебом и вооружился вилкой. Ел он торопливо, плотно набивая рот. Колбаса улетела в одно мгновение. С присвистом. Вилка яростно колола железное сковородочное дно.
Димка подставил к чашке горячий чайник.
— А про реальности ты серьёзно? — спросил он.
Шалыкин прекратил жевать.
— Нет, шутил.
Он резко встал и ушёл в комнату. Появился уже в футболке и с двумя фотографиями.
— Вот, смотри, — он сунул Димке снимки, — сличай. Я ничего с ними не делал.
Расхождений в составе выпускного класса больше не существовало. Идентичные рамки. Одинаковые учителя и ученики. Вот Юрка Канев. Вот Витька Войцеховский. Вот Светка Желдобина. Никаких тебе…
С колотящимся сердцем Димка рванул к холодильнику, дёрнул дверцу морозильного отделения.
— Во-во, — сказал Шалыкин, — когда осознаешь, это самое первое — голову в холоде подержать.
Резова улыбалась.
— До месяца? — спросил Димка.
— Не больше.
Шалыкин дожевал и отряхнул руки, занялся приготовлением чая.
— Я её верну, — сказал Димка.
— Бог в помощь, — шевельнул плечами одноклассник.
— Мы же в твоей реальности были вместе!
Шалыкин хлебнул из чашки.
— Каюсь, завидовал. Вы были два сапога пара. Только Инна была красивее, без обид. Оба такие… не от мира сего.
— Но сейчас ты в это не веришь.
— Во что?
— В то, что мы были вместе.
Шалыкин вздохнул.
— Знаешь, мне всё равно, — посмотрел он на Димку. — Это ваша реальность, вы с ней и разбирайтесь. Мне — по барабану.
— Зачем же ты дал фото?
— Ну, так, чтобы ты немного пострадал.
— Значит, ты ищешь того, кто бы думал, что Резова — твоя девчонка? — с напряжением в голосе произнёс Димка. — Того, кто бы жил в такой реальности?
— Зачем? — Шалыкин усмехнулся. — Будто девчонок мало! Или ты ревнуешь?
Димка издал горловой звук.
— Тогда зачем тебе моя реальность? — спросил он, сжимая под столом кулаки.
Шалыкин отставил чашку.
— Честно?
Димка кивнул.
— Понимаешь, — сказал одноклассник, — реальности людей в подавляющем большинстве похожи. Не однояйцевые близнецы, конечно, где-то краски поярче, где-то мелочей побольше, но, в основном, это копии. Как из ксерокса. И вообще — очень узкий диапазон. Мало пространства и края засвечены.
— И что?
— Ничего. Ни роботов, ни инопланетян, ни зомби.
— Ты думаешь, было бы лучше… — начал Димка.
Шалыкин скривился.
— Да нет, я утрирую, конечно. Просто я хочу найти реальность, отличную от нашей. Чтобы был какой-то… не знаю, сдвиг.
— А я здесь причём? — спросил Димка.
— Капитонов, ты себя в школе видел? Тебя ж чудиком называли. Я, честно, был уверен, что твоя реальность представляет из себя… ну, не знаю, нечто оригинальное.
— А на самом деле?
— Мрачно, депрессивно, уныние в воздухе. Это чувствуется. Наверное, есть ещё какие-то особенности, но они, прости, декоративны.
— А Инна — это не расхождение?
— Инна — это артефакт. Нет, я ищу совсем другое. Реальность, где мы победили в сорок третьем. Или где Наполеон стал российским императором. Или где Антарктида освободилась ото льда. Нечто выпадающее из известной мне системы координат.
— Тогда это к шизикам.
— Скорее, к параноикам, — сказал Шалыкин. — Только оказалось, что их реальность существует как бы для одного. То есть, это не настоящая, иллюзорная реальность, надстройка.
— И что теперь? — спросил Димка.
— Поживу здесь.
— У меня?
Одноклассник рассмеялся.
— Не бледней раньше времени, Капитонов. Найду, где. Я про то, что пока поживу в твоей реальности. У тебя здесь почти нуар. Всё, — Шалыкин отодвинулся вместе со стулом, — наелся. Пожалуй, пора и честь знать.
— Погоди, — сказал Димка, — а как все реальности могут сочетаться? Ведь нельзя быть одновременно в нескольких местах. И невозможно, чтобы два разных человека или события происходили одномоментно в одной точке пространства.
— Возможно, — сказал Шалыкин.
— Но как?
— Это разные реальности, Капитонов!
Одноклассник поднялся.
Димка как привязанный побрёл за ним в комнату. Собрался Шалыкин минуты за три, пригладил лохмы, поправил ворот свитера. Потом включил телевизор и выбрал новостной канал.
— Можно? — чисто из вежливости спросил он.
— Пожалуйста, — сказал Димка.
На экране мелькнула заставка. Появился диктор. Пиджак. Галстук.
— В нашей студии в Москве семь часов. Начинаем утренний выпуск…
Шалыкин весь превратился в слух, правда, через несколько минут лицо его приняло разочарованное выражение.
— Нет, Капитонов, — сказал он, — у тебя здесь как у всех. Президент только помрачнее.
— Я всё равно не понимаю, — упрямо сказал Димка, — если я с Резовой, то почему я не с Резовой?
Одноклассник выключил телевизор.
— Я сам не до конца понимаю. Путешественники, как я, есть, а теоретической базы — нету. Смирись.
— Всё равно…
Шалыкин подавил вздох.
— Знаешь про кота Шрёдингера? — спросил он, беря свой альбом под мышку. — Кот Шрёдингера находится в постоянной неопределённости: он то ли жив, то ли мёртв по условиям задачи. Как бы одновременно находится в двух состояниях. Это вообще сакраментальный и пошлый пример. Так вот, теперь берём девушку Капитонова, и она, получается, тоже имеет два состояния. Она то ли есть, то ли нет. Всё зависит от того, кто и с какого угла смотрит.
— Так она есть?
— Найдёшь — будет.
— То есть, мне надо будет переместиться в реальность с фотографии?
Шалыкин улыбнулся.
— Зачем?
Он вышел из комнаты, а Димка остался стоять.
— Но как же… Если я хочу найти Инну…
— Так и ищи здесь, — Шалыкин завозился у вешалки, одевая пальто. — Вся твоя реальность в твоём распоряжении.
— Но ты же сам сказал, что это невозможно!
— Я сказал, что это трудно. И хорошо ещё, что прошло всего четыре года, а не пятнадцать там или тридцать.
— Понятно.
Димка шагнул в прихожую и прислонился к стене, наблюдая, как Шалыкин обувается.
— Вообще, — сказал одноклассник, — это не такое уж приятное времяпровождение — скакать по чужим реальностям. Ощущаешь себя потерянным.