— Все так, майор, — пророкотал генерал Милн. — Считайте это новым заданием. С командованием вашего полка вопрос согласован.
— Слушаюсь, сэр… Но, сэр… — Противоречить генералу оказалось много проще, чем старому Уинсли. — Вероятность того, что я доберусь туда живым, настолько призрачна…
— Прошу вас! — Распахнув дверь, генерал Милн выглянул наружу, сделал рукой приглашающий жест, и через секунду в кабинете появился молоденький русский подпоручик в застиранном, но безупречно отутюженном походном мундире с двумя узкими серебряными галунами на рукаве. «Здравствуй, стойкий оловянный солдатик», — отчего-то подумал Артур, когда подпоручик вытянулся стрункой возле двери.
— Подпоручик добровольческой армии Александр Чадов.
— Майор Норфолкского полка армии его величества Артур Уинсли.
— Вот вам и проводник. Семья господина Чадова сейчас в Москве, из сочувствующих, и я ведь не ошибаюсь… Кто-то из ваших родных, подпоручик, владеет Вещью?
— Кузина, сэр. Дарья. Даша, — смущаясь, заулыбался мальчик. Порозовел весь от кончика курносого славянского носа до самых оттопыренных ушей. И Артур с какой-то щемящей жалостью понял, что этот «оловянный солдатик» наверняка по-детски влюблен в свою московскую кузину.
— Что ж… Детали оговорите уже завтра, в пути, господа. Свободны, подпоручик. А вам… Вам тоже посоветую немедленно собраться в дорогу, майор. Документы и деньги возьмете у интенданта.
Генерал еще что-то говорил, вроде бы рекомендовал в случае чего стучаться в британскую миссию в Москве, где под хорошей «легендой» давно уже торчал резидентом от «Интелиджент Сервис» Сидней Райли, а Артур все косился на деда и ждал, когда же тот наконец расщедрится и скажет хоть что-нибудь человеческое. Десять лет… Чертовых десять лет. За десять лет можно накопить с десяток фраз для теплой семейной беседы. Например: «Как твои дела, Артур?», или «Надо же, а ты уже начинаешь седеть, Артур», или «Я скучал по тебе, Артур».
— Удачи! — генерал Милн, не дожидаясь, махнул рукой, мол, «вольно, майор», и вышел.
Артур Уинсли-старший последовал за ним, даже не кивнув внуку на прощанье.
Вот старый упертый хрыч! Артур подкинул в печь полено, прикурил от уголька. Было ему обидно и отчего-то тесно в груди — не то из-за равнодушия старика, не то из-за исчезнувшего, и теперь, похоже, навсегда, батальона, а скорее, по обеим причинам одновременно. Но «джентльмены не афишируют свои эмоции». Джентльмены не плачут, джентльмены не хохочут, не кричат, не бегают, не опаздывают, джентльмены не затягивают с выбором, джентльмены не оставляют своих, джентльмены не нарушают приказов, джентльмены, джентльмены…
***
Дверь скрипнула, Артур резко вскинул голову. Неужели старик вернулся?
В дверном проеме маячил не кто иной, как Генри Джи Баркер.
— Что это за молодцеватая развалина с изумрудным кабошоном в галстуке от тебя только что вышла, Ходуля? — Ни тебе «здрасте», ни тебе «простите, что ворвался без приглашения». Генри Джи Баркер по прозвищу Красавчик, как водится, не изменил своему амплуа.
— А? Желчный старикашка в штатском? Это сэр Артур Уинсли-старший, — не счел нужным лгать Артур. — Любимый дед.
— Похож. Похо-ож. То-то я его где-то уже видел. А это, значит, дедулька наш. Ну-ну. Понимаешь, стою я, прикрывшись на всякий случай шторкой, осматриваюсь — ну мало ли, вдруг тебе не до меня. И тут глядь — вываливается из двери один в один мой добрый друг Ходуля, только малость из себя подтухший. — Баркер захохотал. — Поглядеть на тебя, так можно предположить, что дедулька только что отписал все наследство внебрачной внучке, а ты остался на бобах. Что? Попал?
— Нет. — Артур кисло улыбнулся. — Не попали, Генри. Чем могу?..
— Да. Чем можешь… Можешь! Послушай… Мне тут, кровь из носу, надо краски с кистями прикупить, а по-турецки-то я никак. Ни бе ни ме. Девчонке этой, Алев… обещал портрет. Я маленько, знаешь, умею. Так ты не скатаешься со мной до рынка? Хлопот на десять минут, тарантас внизу ждет. А?
— Ох, Генри. Поехали. От вас ведь все равно отделаться невозможно… Десять минут и ни секундой больше.
Красавчик умильно захлопал глазами и засиял, как серебряный доллар. Толстуха Бет называла эту его улыбку «убойным калибром» и, вздохнув, прощала Красавчику за нее все предыдущие долги.
***
Вечерний Гранд Базаар был по-ночному суетлив и по-домашнему расслаблен. Поздние покупатели бродили между рядов. Кое-кто из лавочников уже сворачивал торговлю, спешил в мечеть или в местную кофейню. Утомленные продавцы сидели за низкими столиками, играли в нарды, пили из маленьких стаканчиков чай, цедили горький кофе, закусывая лукумом, спорили жарко о чем-то своем. Из-под двери крошечной парикмахерской сочился неровный дрожащий свет газовых ламп.
— Вот! Вот он… Фух! Успели! — Баркер подскочил к маленькому смешному человечку в малиновом жилетике. — Переводи, Ходуля. Кисти — три штуки. Холст грунтованный на подрамнике. Мольберт. Масло… Охры побольше. Нету масла, черт с ним. Пусть будет бумага и акварель.
— Фырча юч тане, йалы бойа, йалы бойа йокса сулу бойа… — Артур задумался над «охрой» и «подрамником».
— Тамам, тамам! — радостно кивал человечек, опасливо косясь на Красавчика.
Через несколько минут покупки были сложены в большой неудобный сверток и довольный Баркер, расплатившись, повернулся к майору.
— Ну, спасибо тебе, Ходуля… Оп-па… Стой! Тихо, Ходуля… Молчок!
Артур сам не понял, как вдруг оказался втиснутым в узенькую нишу, отчего-то странно знакомую. Красавчик сопел над самым его ухом. Тщетно пытался втащить ноги в укрытие, но ниша явно не была рассчитана на двух крупных мужчин. Артур очень медленно вытянул шею и близоруко сощурился, чтобы выяснить, куда так настороженно смотрит янки. Неподалеку от цирюльни, беспомощно озираясь, топталась крошечная турчаночка в черном просторном чаршафе. Через решетчатое окно струился молочный лунный свет, падал на ее лицо, глаза — огромные, жалкие — блестели, будто от слез.
— Маленькая мисс Алэу. Это точно она! Какого черта она тут позабыла?
— Ну, Генри, это рынок. Тут, знаете ли, приобретают разные вещи, — раздраженно ответил Уинсли. Трепетное отношение янки к горничной Эйты умиляло, но поломанные ребра все же не входили в его планы. — К тому же откуда такая уверенность? Эти их балахоны…
— Погоди, Ходуля. Не копошись. Это точно она. Я в таких вещах не ошибаюсь. А еще… — Баркер на секунду замялся. — Сейчас, когда у нее пол-лица под этой тряпкой и одни глазищи торчат, знаешь… Девчонка адски похожа на одного моего чикагского дружка — на Соломона… на старую крысу Соломона Шмуца. Один в один. И глазищи… С утра ведь карие были… Чертовщина какая-то!
— Да что такого? Генри… Будьте любезны, уберите вашу спину от моего лица! — Протолкнувшись почти под мышкой у янки и высунув наконец-таки нос наружу, Артур увидел, что турчаночка прижалась лицом к витрине и смотрит через стекло внутрь той самой антикварной лавки, возле которой когда-то Артур встречался с менялой. Смотрит внимательно и вздрагивает плечиками.
— У человечка моего пропавшего тут сестричка осталась… Чистильщик болтал, она по утрам сюда забегает. Но сейчас же не утро? Нет?
— Нет… — Артур быстро думал. — Нет, Генри. Не утро. Это ваша протеже — Эйты? Как ее точно зовут? Вы как-то обмолвились, что она рыжая? И как фамилия этого вашего чикагского приятеля?
— Алэу! Мисс Алэу. Шмуц… Соломон Шмуц! Что? Зачем это тебе? Рыжая? Да! Еще какая — обжечься можно! А кудряшки такие тугие, как медная стружка! И глаза карие с утра. А теперь один синий, другой зеленый…
— Это она! Его подружка! — выпалили они одновременно.
И тут же Красавчик схватил майора за шиворот и зашипел в самое ухо:
— Та-ак… Я, значит, к тебе как к родному, а ты за мной все это время следил.
— Как к родно-ому, — передразнил внезапно разозлившийся Артур, шевельнувшись так, чтобы Красавчик почувствовал нацеленный в его ногу ствол. — Уберите руки, или я продырявлю вам бедро. И вообще, бросьте паясничать, Генри. Я же не болван, вижу, что вы косите под дурачка, а сами выпытываете у меня информацию.
— Так я тоже не безмозглая белка. Вот только никак не мог просечь, на кой я тебе сдался, — ощерился в ответ Баркер. — «Как ваши делишки, Генри? Нашли ли нужного человечка, Генри?» Ну… Что тебе надо? Тоже цацки ищешь? Или меня пасешь?
— Ох! Можно подумать, это я надрался в поезде так, что лыка не вязал. Можно подумать, это я навязался к вам в соседи по комнате. Можно подумать, это я каждую ночь сотрясаю своим храпом все перегородки. И не только, между прочим, храпом.
— Так что? Что тебе надо, Ходуля?
— Да ничего мне уже не надо! — Артур в сердцах так мотнул головой, что едва не разнес Баркеру полчелюсти. К счастью, тот вовремя увернулся, задел виском за угол ниши, замычал от боли и наконец-таки отпустил Артура. — Ничего не надо! Все. Я завтра убираюсь из города к дьяволу. А вы тут сами как хотите и что хотите… Хотите — рисуйте вашу рыжую горничную, Тициан вы хренов. Хотите — пальцы ей ломайте… Вам же не она нужна, вам меняла нужен.
— Так что? Что тебе надо, Ходуля?
— Да ничего мне уже не надо! — Артур в сердцах так мотнул головой, что едва не разнес Баркеру полчелюсти. К счастью, тот вовремя увернулся, задел виском за угол ниши, замычал от боли и наконец-таки отпустил Артура. — Ничего не надо! Все. Я завтра убираюсь из города к дьяволу. А вы тут сами как хотите и что хотите… Хотите — рисуйте вашу рыжую горничную, Тициан вы хренов. Хотите — пальцы ей ломайте… Вам же не она нужна, вам меняла нужен.
— Ах ты… Так ты знал?
— А вы что? Вы думали, я не догадываюсь, за кем вы тут носитесь, как оголтелый бизон? Не юлили бы, сообразили бы прямо спросить — я бы ответил…
Баркер потянулся было к кобуре, но, во‑первых, в тесноте это было не слишком удобно, а во‑вторых, «браунинг» майора все еще упирался ему в бедро. В‑третьих, англичанин был некоторым образом прав. В‑четвертых…
— Так, может, ты знаешь, где Гусеница? Нет… Нет… Ну ты бы такое мне сказал! Ты бы… Хоть мы с тобой не дружки и хоть ты англичанин, то-се, пятое-десятое, но это же другое совсем дело. И Стиви… Я же не для себя, не для денег. Ты же сам видел Стиви. Мальчишечка совсем! Нет… Ты бы такое сказал! Не утаил! Ведь сказал бы? — Баркер замешкался, пытаясь просчитать, как там у этих англичан устроено в голове.
Артур молчал.
— Вот оно как… — протянул медленно Красавчик. — Да… Да не. Я не в обиде. Все верно. Кто я тебе? И кто тебе Малыш Стиви? Тупые янки. К тому же бандюки… Да.
— Все не так просто, Генри. Это не моя тайна. Я не вправе раскрывать ее кому попало.
— Кому попало? Ну да… Не… Ничего! Я не в обиде… Все верно.
Что происходит с мужчинами, когда они понимают: человек, стоящий напротив, человек, который еще секунду назад был тебе симпатичен и даже… нет, не то чтобы он мог стать другом — настоящим и на всю жизнь, но все-таки существовала между вами необъяснимая словами приязнь… с этой секунды смертельный враг твой? Что происходит? Охватывает ли с ног до головы холодная ненависть или, наоборот, растет внутри жгучим комом ярость? Или нет ничего такого, и все это книжные выдумки, но просто ты смотришь чужаку в лицо и думаешь: теперь или он, или я.
Раздался одиночный выстрел. Громкий. Резкий. Обрушилась с грохотом витрина. Тощая крыса с обрывком газеты в передних зубах вылетела из лавки, будто обезумевшая, и помчалась прочь. Порскнули с карнизов спящие голуби. Загалдела где-то вдалеке напуганная толпа…
— Кош! Тут ону, тут! Хайди-и‑и! Эрхан! Кош!
— Ой… Мама… Ай… — Девушка отпрыгнула в сторону. Пуля прошла в дюйме от ее ног — чуть правее, и девчонка вряд ли сумела бы так бойко отскочить и так быстро рвануть в маленький, еле заметный коридорчик, закрытый от посторонних глаз пыльным ковром.
— Мисс Алэу! Что тут за сраная чертовщина! — рявкнул Красавчик, выхватил из кобуры «кольт» и вылетел из ниши, чтобы перегородить путь троим туркам, выбежавшим из цирюльни.
Мужчины громко кричали, размахивали табельными «парабеллумами». Заметив Красавчика, которого они явно не ожидали здесь встретить, турки на долю секунды опешили, затем низкорослый усатый крепыш, недолго думая, нажал на спусковой крючок… Красавчик еле увернулся, упал прямо на мозаичный пол, откатился внутрь лавки, опрокинул стол, спрятался за него. И уже оттуда начал палить по туркам, попасть, впрочем, не рассчитывая. Тут он услыхал щелчок и еще один выстрел… И еще. И еще. Стреляли из «браунинга».
— Как вы, Генри? — Артур высунулся из ниши, пытаясь разглядеть в пыльной и дымной полутьме американца. — Живы?
— Да. Ходуля… Девчонка… Девчонку! Я отобьюсь…
Выстрел… Турки разделились. Двое спрятались за высоким мраморным прилавком и не позволяли Красавчику даже высунуть носа, простреливая перед собой весь коридор, а третий побежал вслед за девушкой.
— Да. Понял… Держитесь тут! — Артур одним невероятным прыжком преодолел расстояние от ниши до завешенного прохода, снес собой ковер и пару деревянных крепежных балок и, сложившись почти пополам, впихнул себя в очень узкую галерею, рассчитанную, очевидно, на детей… или на карликов. Сказать, что Артур бежал, было бы неверно. Скорее, он очень быстро проталкивался вперед в почти полной темноте под звуки оставшейся позади перестрелки. Через три минуты отчаянного проталкивания Артур наконец-то узрел долгожданный свет, ускорился и еще через минуту вывалился из рыночных катакомб на улицу, которая была абсолютно пуста, если не считать крысу, задумчиво глазеющую на афишную тумбу. «Кабаре «Черная роза», только у нас со следующей недели — Александр Вертинский» — успел Артур прочитать витиеватую французская надпись над портретом уставшего человека в гриме Пьеро. Артур огляделся, пробежал еще метров сто в одну строну, потом в другую… И, решив, что здесь от него толку уже никакого, а вот Красавчику он, возможно, еще понадобится, втиснулся обратно… В катакомбе стояла пугающая тишина. Майор Уинсли ощутил вдруг внутри неприятный холодок… Отчего-то мысль, что сейчас он увидит мертвого Красавчика, не показалась ему привлекательной. И хотя еще четверть часа назад майор был готов, если понадобится, выпустить в янки всю обойму, сейчас он многое бы отдал, чтобы Баркер остался жив.
Красавчик сидел на полу, привалившись спиной к прилавку. Турки исчезли. Зато возле Красавчика копошилась нелепая фигурка в малиновом жилете поверх овчиного полушубка.
— Бей-эфенди кютю, — скрипучий дискант карлика вывел Артура из недолгого ступора. — Чок кютю.
— Ясно, что кютю! Кютее некуда…
По клетчатому дорогому драпу баркеровского пальто расплывалось темное пятно.
— Открывайте! Открывайте! Кому сказал! — забарабанил Артур рукоятью «браунинга» в дверь цирюльни. — Врача! Срочно…
— И чтобы никаких копов, — простонал Красавчик, приоткрыв глаза.
Дверь скрипнула, и на пороге появился хозяин с большим газовым светильником в одной руке и опасной бритвой в другой. Хмурый, с седыми бровями, сдвинутыми к переносице.
— Абдурахман сын Мухаррема не помогает гяурским собакам… — молвил важно и свысока, потом перевел глаза на раненого Красавчика, фыркнул и, распахивая широко дверь, добавил: — Так будет со всяким чужаком… Затаскивайте быстрее, чего ждете? Хотите, чтобы он у вас тут кровью истек?
— Полиции не надо… Перевязывайте быстрее.
— Не командуй тут! Привыкли… Дома командуй!
Цирюльник умело накладывал повязку. Пуля, только что вырезанная из бедра, валялась в бритвенном тазике. Баркер еле слышно ругался. Артур думал, что ему сегодня уже точно не выспаться и вообще как-то все складывается не слишком удачно.
— Мисс… Маленькая мисс? Что с ней? Почему?
— Не знаю. Не успел… Будем надеяться, что ей повезло больше, чем вам, Генри. Постарайтесь много не болтать. — Артур пожал плечами. Судьба рыжей подружки менялы его не слишком беспокоила. Если девчонке удалось сбежать, то вряд ли она вернулась домой.
— Почему? Что они хотели… Девочка же…
— Генри! Заткнитесь! Что хотели, что хотели… Того же, что и вы хотели. Менялу… Или Вещь. Ваша рыжая пассия, между прочим, все это время таскала с собой минимум один кулончик. То-то я заснуть никак не мог.
— Ы‑ы‑ыа-а‑а, — застонал Баркер, когда цирюльник сильно потянул сделанный наспех из полотенца импровизированный бинт.
— Именно, — согласился Артур.
— Месяц лежать. Или два. И доктор нужен… — Цирюльник полюбовался повязкой и склонился над тазиком с водой, смывая с рук кровь. — Можно и без доктора, но тогда помрет. В общем, это даже хорошо.
— Слушайте, как вас там… Заткнитесь, будьте любезны. Мы здесь не потому, что в восторге от ваших пейзажей и кухни. Мы солдаты… Вы понимаете, что такое приказ? — Артур отчего-то взъярился, наверное, усталость от сегодняшнего дня наконец-то дала о себе знать.
— Абдурахман сын Мухаррема — тоже солдат! Видишь? — Закатав рукав льняной рубахи, цирюльник с гордостью продемонстрировал след от штыкового ранения. — Это Гелиболу. А это Сарыкамыш.
Спина парикмахера, вся пережеванная взрывом, отчего-то вызвала у Артура прилив тошноты.
— Ладно… Спасибо… Сколько мы вам должны.
— Вайбе! Вот! Думаешь как гяур… Все деньги, всегда деньги. Ничего вы мне не должны. Доктор нужен. Хороший врач. Есть такой. Доктор Альпер из Кабаташа. Спросите — все знают.
— Спасибо… — Артур подставил Красавчику плечо. Крякнул, когда Красавчик обрушился на него немалым своим весом. — Ох, Генри… Лучше бы я поехал следующим поездом.
Креветка поджидал на пороге. Вскочил, увидев выходящих из цирюльни иностранцев. Приволок откуда-то злополучный сверток с мольбертом и кистями… И бежал впереди, смешно переставляя кривые крошечные ножки, разгоняя любопытных и что-то сердито выкрикивая на турецком. Креветка же нашел повозку, закинул в нее мольберт, краски и кисти, а когда Артур, наконец-то устроив Красавчика и устроившись сам, протянул Креветке купюру, замахал обиженно ручками.