– Влекумер! Навий! Прочь, мерзкий волхв, прочь!
– Тихо, тихо, родная, – как умел, Радомир успокоил жену. – Все хорошо, все славно. Нет никакого Влекумера, здесь только я, муж твой.
– Ты… – распахнув глаза, слабо улыбнулась Хильда. – Милый. Господи Иисусе… да что ж мне такое привиделось! Снова навий! Он угрожал… звал… Болтал что-то про черную смерть – мол, мы виноваты, мы и должны спасти. Всех.
Молодой человек нервно повел плечом:
– Мы никому ничего не должны, милая. А Влекумер-навий – вот он-то и должен слишком многим. За все свои предательства и наветы. Ну, успокоилась? – Рад нежно погладил супругу по волосам. – Расскажи хоть, чем ты тут занималась, пока меня не было.
– Еду приготовила – в сундуке холодном капусту нашла, свеклу, репу, мясо даже. Ой, ты ж верно, голоден!
– А и поем!
– Сейчас… Ну, вот, приготовила, легла отдохнуть. Так и уснула… И Влекумер, гадюка, привиделся! Каждый раз снится – хоть вообще не спи. Ты его тоже видишь?
– Редко, – покривил душой молодой человек.
– Но к чему-то ведь он снится? – прижавшись к мужу, задумчиво произнесла Хильда. – Не может же быть, что просто так. Гадалки здесь нет ли? А то сходили бы, спросили.
Влекумер. Снова Влекумер! Именно этого проклятого жреца, мерзкую его харю видел и Радомир – вот, только что, когда валялся в беспамятстве на пороге веранды.
На следующий день Родион добил-таки Юрину «четверку» – прокачал тормоза, привинтил, что надо, даже съездили вместе с доктором к его знакомому сварщику. Провозился до самого вечера, верно, потому и спал, как убитый – без всяких снов… Только под утро… Опять он, он, проклятый жрец Влекумер!
Крючконосое злое лицо волхва словно бы вынырнуло из преисподней: исказилось, зашипело:
– Смертушка вам всем, смерть!
Вот ведь, зараза, достал уже сниться! И в самом деле – в церковь сходить, что ли? Может, перестанет тогда являться чудище это языческое?
– В церковь? А и съездим, – обрадовался доктор Юра. – У меня завтра как раз выходной. Вот с утра и съездим, помолимся, свечки поставим. Хорошее дело! Кстати, Димка книжку-то взял?
– Это про чуму-то?
– Ее.
– Забрал, забрал сей бестселлер. Странный юноша, – Родион почмокал губами.
– Славный, – возразил врач. – Умненький, с юмором. И пока еще совестливый… в отличие от своего властного папеньки.
Утром, когда собирались в церковь, подъехали на велосипедах мальчишки-охранники. Вызвали «дядю Родиона» во двор, доложились – машина, мол, в полном порядке, никто на сей раритет не покусился, только…
– Что – только-то? – переспросил Радик.
– Только мы ночью на болоте бомжа видели! То есть уже под утро. Страшный такой, патлатый, а нос – крючком. А на шее – головы сушеные. Птичьи, что ли.
– А может, змеиные? – переспросил Радомир и мысленно ужаснулся.
Мальчишки переглянулись:
– Во! Змеиные, точно.
– А не привиделся вам бомж-то?
Заплатив парням по договоренности, Родион решил следующей ночью посторожить брошенную у болота машину сам. И не только ночью – выйти с вечера, с полудня даже, устроить засаду на… На жреца Влекумера? Неужели этот гад сам сюда заявился? Зачем? Мало того, что каждый божий день снится, так еще и лично приперся? Вот, сволочь-то! Не от его ли колдовства эта странная слабость, накатывающая все чаще и чаще? И там, в сквере – никакой это не тепловой удар. Жрец! Волхв! Навий! В нем, похоже, все дело. Явился, сука, вредить – из мести, зачем же еще-то? Сбежал-то он из их селенья не в последнюю очередь из-за Радомира-князя и супруги его – Хильды. Вот и мстит, волк тряпочный. Снится, пугает, порчу напустил, теперь вот – явился. Если, конечно, это он, а не какой-нибудь местный бомжик. Все равно, проверить следует, и как можно быстрее. Утром, по пути в церковь, заехали на рынок, приоделись по-праздничному, пусть и довольно дешево – Рад прикупил себе светлые брюки, сандалии и рубашку в клетку, Хильде же – Лидочке – бежевые босоножки и красивое, с открытыми плечами, платье, светло-голубое, с цветочками.
У дороги, в кусточках, и переоделись – сами себе понравились, только Хильда поначалу плеч своих голых стеснялась. Но ничего, по дороге привыкла, а у церкви Рад ей косынки-паволоки купил – голову в храме прикрыть да, вот, плечи.
Хорошо кругом было, благостно. На фоне чистого ярко-синего неба сиял – глазам больно – крест, в золоченом куполе отражалось солнце. Распугивая ворон и галок, плыл над станицей малиновый колокольный звон. Многие, услыхав, крестились, некоторые же просто останавливались, слушали.
Внутри храма царила прохлада и полутьма; отражаясь в золоченых окладах икон, таинственно горели свечи. Звучный голос молодого – с окладистой бородой – батюшки уносился под своды. Пахло ладаном и еще чем-то терпким. Собравшийся в церкви народ степенно крестился.
Все трое – Радомир с супругой и доктор Юра – молились истово, чего Рад уж никак не ожидал от врача. Все ж таки – доктор! Материалист. А вот, поди ж ты… И глаза под очками блестят, и губы шепчут… Господи, Господи, велика благость твоя.
Помолившись сначала за здравие ныне живущих, а потом поставив свечи за упокой умерших родных и друзей – никого не забыл, даже погибшего в битве Тужира, хоть тот и был язычником, Родион попросил у Николая Угодника (перед его иконой все и стояли, уж очень была намоленная) избавления от гнусных снов и – еще раз – здоровья для себя и для Хильды. Чтоб не случалось больше никаких обмороков, чтоб мерзкая харя жреца во снах не мелькала.
Батюшка службу заканчивал, окроплял всех святой водой. Благостно, чистыми детскими голосами, хор запел «Богородица-дева, радуйся!». В глазах у молящихся стояли слезы. Заметно посветлело – солнышко, проникнув через верхние окна, озарило храм животворящим своим светом.
Родион умиленно качал головой – славно, славно.
Из церкви вышли довольными, просветленными, доктор едва успевал отвечать на приветствия и поклоны.
– Здравствуйте, Юрий Всеволодыч!
– День добрый. Как ваша грыжа?
– Юрий Всеволодыч, доброго вам здоровья.
– И вам не хворать. Травки-то пьете?
– А как же! Помогает, что и говорить.
– Попробуйте еще ромашку заваривать.
Подошли наконец к машине, сели. Доктор улыбнулся – с пол-оборота завелась, Радик не зря старался!
– Ну, теперь не грех и вина выпить. Радомир охотно закивал:
– В лавку по пути заедем. Только теперь уж, Юра, мы тебя угощать будем. Деньги есть – заработали. Милая! – молодой человек обернулся к жене. – Ты чего такая… сама не своя.
– Храм какой красивый, – шепотом произнесла Хильда. – И Господь… и Святые… Никогда такого чуда не видела!
– Ничего, – посмеиваясь, шепотом успокоил Рад. – И на нашей земле такие же встанут. Скоро уже… лет через семьсот – восемьсот. Юра, ты, когда в райбольнице был, ничего там про туриста не слышал? Ну, парень-то, с ногой сломанной.
– Плохо с ним, – выруливая на главную улицу, опечалился врач. – Очень и очень плохо. И самое-то главное – непонятно, отчего? Закрытый перелом, как инфекция-то могла попасть? А вот, по всей видимости, попала. Наталья Федоровна, хирург, со мной, как с инфекционистом, консультировалась. Вообще, симптомы настораживающие – температура высокая, обмороки, галлюцинации даже.
– Галлюцинации? – Родион ахнул. – Интересно знать – какие?
– Да я говорил уже как-то. Мужик ему все видится, в лохмотьях каких-то, с горящими глазами… Вертится, бьет в бубен, смертью грозит. Странный бред, да.
Рад согласно кивнул:
– Да уж – странный. И что, никаких шансов на выздоровление?
– Правду сказать – очень и очень слабые.
На следующий день – жрец на этот раз не явился, наверное, потому что в церковь сходили – Родион засобирался к болоту. Сказал, что на речку, развеяться, даже взял у доктора удочки и накопал на огороде червей.
Юра его как раз и подвез до повертки – снова в райцентр поехал, на консилиум, как раз по поводу… Родиона. Того Родиона, местного, в смысле – из этой эпохи.
Рад тоже лицом посмурнел:
– Что, совсем дела плохи?
– И не говори даже.
Тропинка вилась меж бузиной и ивами, ныряла в васильковые луга, белела ромашками, из-под ног то и дело выскакивали мелкие пичуги – пеночки, жаворонки – тревожно щебеча, кружили над головой, видать, где-то рядом были свиты гнезда.
Радик шагал осторожно – не наступить бы, по пути так и не встретил никого. Да кого тут и встретишь-то – где болотина, а где речка?
«Победа» стояла на том же месте – а куда она денется, не заведешь без аккумулятора. А даже если и заведешь, так на шоссе не выедешь, не пробьешься. Прав Дима – платформа нужна с трактором.
Подойдя ближе к машине, молодой человек неожиданно вздрогнул и замедлил шаг – в салоне кто-то был! Жрец Влекумер? Навряд ли, что он – автолюбитель? Местные бомжики разбирали по винтикам? Да даже и не бомижики – «справные куркули», дачники, сиденья-то вполне хороши: диваны целые. Вот, похоже, заднее и снимали – возились.
Ах вы ж, сволочуги! А ну-ка…
Положив в траву удочку и пакет с червями и купленным по пути пивом, Родион подобрал валявшуюся у тропинки увесистую палку… целый посох! Подкрался поближе… И громко расхохотался. Нет, на сиденья никто не покушался. Просто в салоне увлеченно занимались сексом. Из открытой двери торчали загорелые, с розовыми пятками, ноги: большие – мужские, и маленькие – женские. Амортизаторы ритмично поскрипывали, а вот, наконец, послышались сладострастные стоны.
Покачав головой, молодой человек отошел подальше, в траву, – зачем людям мешать? Пусть милуются.
Уселся на какую-то корягу, вытащил из пакета пивную банку, открыл… И явственно почувствовал на себе чей-то недобрый взгляд. Кто-то таился позади, в камышах, у самой трясины. Ага… вот сделал шаг… еще один. Ладно… Хорошие люди по болотам не прячутся!
Немного выждав, Родион резко повернулся, швырнул на шорох шагов недопитую банку и, схватив палку, бросился туда же и сам:
– А ну, выходи! Кто там шарится?
– Посох-то мой верни, княже.
Опустив палку, молодой человек прищурился с нехорошей усмешкой, наблюдая, как выбирается из камышей… жрец Влекумер собственной гнусной персоной. Крючконосый, страшный, с чахлой, испачканной в зеленовато-бурой болотной жиже, бороденкой, с ожерельем из высушенных змеиных голов.
– Не, ну девка-то клевая, блин!
– Охолони, Гриша!
– Ну, неужели такую козу упустим? Пацаны не поймут.
– Сказал же – охолони! Аркадьич же предупреждал – лепилу не трогать.
– Так-то лепилу, Кочан, а про девок ничего говорено не было.
Кочан – тот самый браток, который поумнее, полностью проигнорировав двойную сплошную, обогнал телепавшийся впереди «КамАЗ».
– Ну, тебе самому-то, Кочан, не в падлу кралю такую пропустить, а? – не унимаясь, канючил Гриша. – На двоих бы ее и распялили. Зуб даю, Аркадьич ничего и не скажет. Тем более, девка-то – приезжая, нас не знает.
Вообще-то, звали его Пашей – Павло Григоренко – ну а Гриша – это погоняло такое – уже от фамилии. Никто «бычка» этого Пашей и не называл никогда – все Гришей кликали, как вот и напарника его – Кочан.
– Ну, ты прикинь, брат, какая коза-то! Ум-м! Ножки видал? А сиськи?
– Сиськи, кстати, не очень-то и большие.
– Много б ты понимал!
– Да уж побольше тебя-то.
Кочан угрожающе скривился:
– Прогори, поговори еще.
– Да ладно, братан, что нам из-за бабы ссориться? Не, я дело говорю! Какие гляделки у нее, а волосы? Ты у кого-нибудь из наших девок такие волосы видел? Вот и я не видел.
– Да уж, – ухмыльнувшись, согласно кивнул Кочан. – Таким козам только в кино сниматься.
– Вот мы из нее порноактрису и сделаем! А не сделаем – потом век жалеть буем, зуб даю!
– Достал ты со своим зубом!
– Ну, давай, заедем, глянем… Парень ее, ну, лох тот, механик, я видел – с обеда еще на рыбалку ушел, лепила – в город уехал. Одна она там, одна… лежит, скучает. А тут мы нарисуемся – вот увидишь, она даже и обрадуется!
– Ага… тебе обрадуешься.
– Ну, поехали, а? Вот, сколько уже у тебя девки не было?
Кочан хмыкнул и, сбавив скорость, свернул к станице.
– Уговорил, красноречивый.
– О! Наконец-то!
– Только вот машина у нас больно приметная.
– Так мы без машины, – Гриша азартно потер ладони. – Эх, как я ее разложу! Заявимся, зацепимся языками… дело сделаем, а потом… Она ведь нас не знает. Мало ли кто приходил? Иди, жалуйся. Аркадьич что всегда говорил – не пойман, не вор!
– Она-то да – нас не знает, – останавливаясь на тихой и безлюдной улочке, задумчиво произнес Кочан. – А вот тетка Глафира, грымза старая, – вполне. Из ФАПа, между прочим, весь двор видать.
– А зачем нам со двора-то входить? С другой стороны в барак в окошко влезем… там же где-нибудь красулю и примостим. Кричи – никто не услышит. Пустырь опять же! Кусты.
Кочан почесал за ухом и неожиданно улыбнулся:
– Ишь ты! А у тебя, Гриша, оказывается, котелок иногда варит.
– А то!
– Жаль только, что редко.
«Быки», они «быки» и есть, особых раздумий никто никогда от них и не требовал, и жили они всегда по одному принципу – «захотел – сделал», а дальше и трава не расти. А уж в данном конкретном-то случае деваха, можно сказать, сама в руки шла, без всякого риска. Чего бы и не попользоваться? Лохи они, что ли, случай такой упускать?
Сказано – сделано. Бросив джип под старым тополем, братки быстро пошли к пустырю, простиравшемуся сразу же за бараком. Пробрались, поцарапались о колючие кусты, однако даже не выругались – все тяготы переносили стойко, недаром говорят – охота пуще неволи. Денек жаркий выдался, безлюдный, да и так – по пустырю-то никто зря не шастал. Что там и делать-то?
Никем не замеченные, «бычки» подошли к бараку и, оторвав от дальнего заколоченного окна доски, поддели ножом раму.
Нахмурив кустистые брови, жрец Влекумер тяжело оперся о посох.
– Я ведь за тобой пришел, князь Радомир. Как сильно плохо стало – народ про меня и вспомнил, а как же!
– Что ты говоришь? – недоверчиво скривил губы Рад. – Зачем во сне-то являлся?
– Объяснить все хотел, – волхв, как показалось молодому человеку, злорадно ухмыльнулся. – В этом мире вы не жильцы, ни ты, ни супруга твоя. Ни тот… Ты знаешь, о ком я.
– И откуда ты все ведаешь? Влекумер горделиво расправил плечи:
– На то я и навий! Душа Радомира, древнего богатыря, в тебя, пришельца, вселилась… И ты сам Радомиром стал. А тот, которым ты был, он остался в этом мире.
– Туманно говоришь, волхв! – карие глаза Родиона вспыхнули гневом.
– Как уж могу, – потупился жрец. – Народ меня за тобой не от хорошей жизни послал. Гунны принесли черную смерть на нашу землю. Страшную смерть, князь. Люди гниют заживо, умирают. Целые селенья уже мертвы, и наши, и готские. Кто может – спасается в лесах, чужаков убивают, ибо от человека к человеку передается смерть лютая.
– Так-так, – присаживаясь на старый пень, задумчиво произнес Радомир. – И чем могу помочь я?
– Всем! – прищурил глаза навий. – Ты и твоя супруга. Когда-то вы принесли с собой венец бургундов, на который наложено страшное заклятье. Следом за венцом явилось и моровое поветрие. А вы – ушли, сгинули.
Молодой человек пожал плечами:
– И что же теперь?
– Вы должны исправить то, что натворили. Вернуть венец его последнему хозяину – мертвому повелителю гуннов! И тогда смерть уйдет.
– А если не уйдет, – Рад все равно не верил волхву. Да и кому верить-то – этому хитрому и себялюбивому проходимцу?
– Уйдет, – сверкнул темными глазами навий. – Я про то ведаю. Затем и пришел. В старых преданиях сказано – князь Радомир и супруга его смогут спасти всех. Тем более – вы здесь не жильцы… что, верно, уже почувствовали.
– Пусть так, – согласно кивнул молодой человек. – Но я пока не пойму – в чем твоя-то выгода?
– Меня отправили, пригрозив смертью, – нехотя признался волхв. – Выискали пристанище, хотели казнить – разорвать меж двух сосен. Думали – я во всем виноват. Пришлось им поведать все.
– Кому – им?
– Побратим твой – Истр… и многие… кто еще жив был.
– Хочешь сказать, они тебе поверили?
– На их глазах я ушел. Прихватил и жертву… дорожка-то сюда кровью человечьей мощена.
Рад зло сплюнул:
– А я вот, как-то без крови обошелся – «Победою». Значит, мы с Хильдой должны вернуться, я так понимаю?
– Должны, княже, – сверкнув глазами, твердо заверил жрец. – И в самое скорейшее время. День, другой… Больше и нет у вас – умрете.
– А ты, стало быть, здесь останешься?
– Здесь никто из нас не может. Умру и я, – Влекумер покрутил в руках посох. – Тебя я увидел, все сказал. Теперь уйду… Заклинание на переход помнишь?
– Да уж, не забыл.
– И про кровь не забудь, князь. Две жертвы на вас двоих нужно. Прощай. Может, там встретимся… хотя лучше б и не встречаться. Лесные урочища – мой дом, у тебя ж – иная дорога. Прощай.
Жрец повернулся и, проверяя посохом пусть, подошел к трясине… где и остановился в некой задумчивости. Посмотрев ему вслед, Родион направился к автомобилю. Двое любовников как раз закончили все свои делишки и теперь живенько одевались. Девчонка – раньше ее Рад на слетах не видел, а может, просто не помнил, молоденькая такая, белокурая, славная – как раз успела натянуть майку.
Парень же оказался знакомым – в ориентировании и на КТМе частенько соперничали – из Марий Эл, что ли? Нет, марийцев Рад всех очень хорошо знал… а вот этого… Из чувашской команды, что ли? Или – из Новгорода…
– Здорово, ребята, – подойдя, улыбнулся молодой человек. – Что, слет-то закончился уже?
– Да последний день, уезжаем завтра.
Молодежь, похоже, ничуть не смутилась, да и чего было смущаться-то? Девушка, на «Победу» кивнув, рассмеялась даже:
– Ваш аппарат? Не бойтесь, колеса мы вам не открутили.
– Да уж ладно. В лагерь сейчас?
– Я – в лагерь – дежурю нынче, – коротко кивнул юноша. – А Леночка в станицу, за хлебом. Не знаешь, хлеб-то там во сколько привозят?