— Вроде бы, нормально, — пробормотала я, неуверенно балансируя на слабых и будто чужих ногах.
— Вот и хорошо. Присядь, — он кивнул на диванчик.
Я с облегчением послушно опустилась на сиденье. Ноги хоть и держали, но слишком ненадёжно. Да вообще всё вокруг казалось зыбким и не очень правдоподобным. Я чувствовала себя так, будто очнулась после долгой комы: голова вроде работает, но такое ощущение, что половина жизни прошла мимо.
— Остальных прошу покинуть помещение, вас это не касается, — оглядел присутствующих этот странный Целитель. — Кроме тебя, Дагор, — и он недвусмысленно кивнул Разрушителю на место рядом со мной. Возражать никто не стал. Хозяева дома послушно удалились, оставив гостей наедине.
Некоторое время Тахир внимательно разглядывал нас обоих с непонятным выражением лица. Мне стало очень неуютно под этим взглядом, да ещё рядом с хмурым сыскарём. Почему-то рядом с ним во мне начинали шевелиться какие-то смутные чувства и воспоминания, и знакомиться с ними ближе не хотелось.
— Вопрос первый, — наконец, нарушил молчание Тар, присаживаясь на край столика напротив нас. — Гор, какие отношения связывают тебя с Хасар?
— Можно подумать, ты не знаешь, — неодобрительно поморщился он.
— Не знаю, но мне в принципе плевать, а ей — нет, — спокойно пояснил Целитель.
— А причём тут… — одновременно с Разрушителем начали мы.
— Тебе сложно ответить? — хмуро оборвал Тар.
— Рай была моим партнёром на протяжении всего обучения, — пожал плечами.
— Разрушителей учат не так, как остальных, — обратился ко мне Целитель. — Они с детства учатся работать группами, двойками или тройками, в зависимости от личных качеств и предпочтений. Это кровные узы, но они гораздо крепче, чем у обычных кровников; подобное взаимопонимание характерно для близнецов. То есть, они друг другу фактически как брат с сестрой.
— Зачем ты… — раздражённо начал Разрушитель, в недоумении глядя на Тахира.
— Для лучшего понимания. Продолжай.
— А что продолжать? — пожал плечами он. — Этим всё сказано. Мы с ней тогда вместе вляпались. Служили отдельно, но нашу группу отправили для усиления семнадцатой линии, где ожидали прорыва, а Рай с нами с донесением ехала. Я видел, что её убили, а потом и сам… попал. До сегодняшнего дня я считал её мёртвой. За Рай не знаю; кажется, она тоже не знала, что я жив.
— Отлично, с этим, будем считать, закончили. Теперь второе. Помнишь, я говорил тебе, что понятия не имею, почему ты всё-таки выжил? Ну, что ни один безумный маг долго жить не способен, и в итоге просто выгорает. Тем более, что ты пошёл на сознательное саморазрушение, и, по-хорошему, от твоей личности ничего не должно было остаться.
— Помню, — раздражённо кивнул сыскарь.
— Замечательно. Третье. Лейла, ты вообще представляешь пределы силы Иллюзионистов?
— Ну, теоретически Иллюзионист может заставить любого человека поверить во что угодно. Например, можно заставить поверить в то, что ему перерезали горло, и горло это действительно окажется перерезанным. Причём даже не обязательно видеть этого человека в тот момент. Но это теоретически. Например, заставить человека поверить, что он умер, вполне возможно: разум очень легко поддаётся воздействию, и он просто перестанет существовать. А вот заставить тело и окружающую реальность поверить в то, что на горле есть разрез, не в силах человека.
— Я догадывался, что учат вас полной ерунде, — вздохнул Целитель. — Но чтобы настолько! Знаешь, в чём разница между Материалистами и Иллюзионистами? Первые могут создать всё, что угодно, в пределах законов физики, вторые — в пределах собственной фантазии. Именно поэтому безумные Иллюзионисты опаснее всех иных магов: с ними практически невозможно бороться, потому что пока они верят в своё бессмертие, их не сможет убить ничто. Даже законы сохранения и превращения энергий на них не действуют. Сила человеческого разума потенциально бесконечна, он способен творить миры из ничего. Но обычно люди ограничены собственными представлениями и знаниями. Так вот, о чём я. Знакомься, Дагор. Вот эта девочка не дала тебе умереть десять лет назад. Всё это время она верила, что ты жив. Точнее, не совсем так; она знала, что ты жив, потому что ей так хотелось, и поэтому ты жил. Не сдох от кровопотери и шока, не ушёл с Караванщиком от голода и жажды, и, самое главное, не сумел добить себя самостоятельно, и всё-таки дожил до того светлого мига, когда я собрал твои бренные останки и доставил на историческую родину. Маленькая влюблённая девочка волокла на себе не только свои собственные Иллюзионистские психические трудности, но и твою отчаянно пытающуюся самоубиться личность.
— Как это возможно? — пробормотал Дагор.
— Затрудняюсь ответить. Мне кажется, это вопрос ко всему миру, почему всё произошло именно так. Но с того момента, как ты прибег к последнему средству, осколки твоей души поселились в её сердце. Если подумать, у магии не было другого выхода: противиться воле Разрушителя мир тоже не мог, а эта девочка настырно тянула тебя назад.
— Но что произошло сейчас?
— Она перестала в тебя верить, — пожал плечами Целитель. — Как же вам это объяснить? Ты умирал, более того, умирал по своей воле. То есть всё, что в тебе было, несло эту волю самоуничтожения, включая тот кусочек, который остался жить благодаря Лель. Эта воля, даже когда ты пришёл в себя, продолжала сидеть в ней как заноза, подталкивая к саморазрушению. К сожалению получилось так, что, кроме тебя и своей странной любви, ни во что хорошее Лейла не верила, и эта вера давала жизнь не только тебе, но и ей самой. А когда веры не стало, яд пошёл в кровь, и она сама себя убедила в том, что умирает. Я же говорю, психические проблемы противоположных типов в одном человеке — это кошмар любого Целителя наяву.
— Но почему? — растерянно пробормотал Разрушитель.
— Потому что Караванщик знает, как это всё лечить и распутывать, — поморщился Целитель.
— Нет, я не про то. Почему перестала верить? — он перевёл непонимающий взгляд на меня.
А я во время всей этой лекции сидела совершенно пришибленная. Мысли в голове метались, сталкивались и путались, и я никак не могла определить, что тревожит меня сильнее. То ли степень собственной вины в злоключениях Разрушителя, которому я эгоистично не позволила умереть тогда, когда он, должно быть, очень не хотел жить. То ли осознание, что десять лет я жила только ради любви к человеку, которого никогда в жизни не видела и которому, по совести, совершенно не была нужна. То ли недоверие к словам Целителя: как можно заставить жить человека, который по всем законам должен был умереть? Невозможно нарушить закон сохранения энергии и законы природы; а он утверждает, что для Иллюзионистов это нормально! То ли циничное спокойствие Тахира, так не вязавшееся у меня с первым светлым впечатлением об этом человеке. То ли собственное смущение, что он так невозмутимо вывернул перед предметом моих волнений все мои чувства, а тот настолько спокойно отреагировал, будто был прекрасно осведомлён, или как будто ему было плевать. Много всего было.
— Потому что ты идиот, — припечатал Тар. — И ещё с десяток эпитетов. Потому что тискать другую на глазах у влюблённой девушки — не самый лучший способ наладить с последней отношения и завоевать доверие.
— Зачем ему моё доверие? — поморщившись, подала я голос.
— Потому что Рай для него, конечно, близкий друг, и даже почти сестра, но — и только, и она ему вряд ли поможет. Видишь ли, у Разрушителей постоянные и очень, очень большие проблемы с чувствами. Ярость спровоцировать легче, удивление, но что-то светлое в их рациональных душах появляется очень редко, у Гора так вообще с довоенных времён, мне кажется, не было. И, признаться, я уже был уверен, что второго чуда с ним не случится. Ан-нет, он не только тебя всякой гадостью заразил, но и сам чему-то полезному научился. Эгоист и потребитель. Но это с ними сплошь и рядом, так что привыкай. Всё, Дагор, проваливай, у меня к девушке есть ещё один важный разговор, который тебя не касается.
Против ожидания, Разрушитель в ответ на такое заявление лишь пожал плечами и поднялся.
— Доброй ночи, Лейла, — обозначив короткий поклон и даже не глянув в сторону Целителя, он ушёл.
— Доброй ночи, — запоздало кивнула я уже его спине.
— Ну вот, а теперь, без лишних ушей, поговорим серьёзно, — Целитель покинул стол и присел рядом со мной. — Иди сюда, — пробормотал он, аккуратно привлекая меня в объятья. Почему-то сразу стало легче и спокойней, как тогда с Дагором. Нет, нельзя думать об этом человеке! Не сейчас, сначала надо успокоиться и взять себя в руки. — Ты догадываешься, о чём я хочу с тобой поговорить?
— Вы…
— Ты. Я вообще не люблю, когда мне выкают, а мы с тобой теперь кровники. Извини, что не спросил твоего мнения, но это было единственное средство, которое пришло мне в голову в тот момент. Иначе я бы тебя не вытянул, — спокойно и без прежней язвительности проговорил мужчина, вновь возвращаюсь к тому облику, который продемонстрировал мне при первом знакомстве.
— Вы…
— Ты. Я вообще не люблю, когда мне выкают, а мы с тобой теперь кровники. Извини, что не спросил твоего мнения, но это было единственное средство, которое пришло мне в голову в тот момент. Иначе я бы тебя не вытянул, — спокойно и без прежней язвительности проговорил мужчина, вновь возвращаюсь к тому облику, который продемонстрировал мне при первом знакомстве.
— Нет, я не против, что ты, спасибо, — торопливо проговорила я. — Просто… странно.
— Да понимаю я всё, чужой человек, а кровник — это определённая степень близости. Но у нас, Целителей, такое сплошь и рядом. Эдакое последнее средство, прибегнуть к которому или нет каждый решает для себя в каждой новой ситуации.
— Дагор тоже твой кровник?
— Вот ещё, только Разрушителя мне не хватало для полного счастья, — он шумно фыркнул. — Да там и проку бы не было, только заработал бы себе лишних проблем.
— А трусливая Иллюзионистка, стало быть, нужна?
— Нет. Нужна очень, прямо таки фантастически талантливая симпатичная молоденькая девушка, способная противопоставить всему миру свою веру и победить. А страхи… про них-то я и хотел поговорить. Пришло время с ними встретиться. Я не могу волшебным образом помочь тебе научиться доверию и найти ориентиры в жизни, а вот победить ещё несколько не дающих тебе спокойно жить проблем мы совместными усилиями сможем. Особенно сейчас, когда в тебе уже нет этого разрушительского самоуничтожения. Пакостная штука, прямо скажем, — он вздохнул.
— Зачем тебе это?
— Влюбился, — беспечно пожал плечами Тар. С улыбкой оглядел озадаченно-недоверчивое выражение моего лица, поднятого с его собственного плеча. — Не веришь? Ну, в общем-то, правильно делаешь. Я Целитель, а мы не можем пройти мимо человека, если чувствуем, что ему очень нужна наша помощь, и что мы действительно можем помочь. Ну, то есть, иногда проходим, но это неприятно и неправильно, и нужно иметь определённый стимул, чтобы так поступить. В твоём же случае мне даже сознательно очень хочется помочь. Как минимум потому, что ты действительно очень мучаешься, причём мучаешься всё больше по вине окружающих, а не за собственные поступки.
— Фарха тоже никогда не могла пройти ни мимо птицы с перебитым крылом, ни мимо ребёнка с разбитой коленкой, всегда всем помочь пыталась…
— А Фарха это…?
— Фарха Нам-ай-Камар, моя кровница. Она Целитель.
— Вот как, — с непонятной интонацией протянул он. — По-моему, Кер-ай-Аттар заслужил хорошую взбучку.
— А кто это?
— Это наставник твоей кровницы.
— Ты её знаешь?! — опешила я. — За что взбучку?
— Наслышан, хорошая девочка. А взбучку за то, что тебя проглядела, будучи твоей кровницей. Это почти преступление против дара, Лейла, и сейчас в этом виноват только её наставник, халатно подошедший к своим обязанностям. Ещё испортит девочку! Завтра надо будет его навестить.
— Подожди, — вспомнив пару вскользь брошенных фраз подруги, я торопливо отстранилась, внимательно глядя на мужчину. — Но её наставник — главный Целитель центрального госпиталя, как ты можешь ему устроить взбучку?!
— Во-первых, не всего госпиталя, а всего лишь одного из отделений, — невозмутимо поправил меня мужчина. — А, во-вторых, сколько мне лет, по-твоему, и кто я?
— Военный Целитель, — неуверенно предположила я, чувствуя подвох и понимая, что вряд ли угадаю правильный ответ. — Лет тридцать, может, немного больше.
— Приятно, конечно, что я так хорошо сохранился, но… — он усмехнулся. — Лейла, меня зовут Тахир Хмер-ай-Моран, мне без малого четыреста пятьдесят лет, и я один из Владык Исцеления.
Судя по весёлой улыбке, выражение моего лица его порадовало. Но мне сейчас было не до насмешки в глазах мужчины…
— Тот самый Моран?!
— Какой? — с дурашливым кокетством уточнил он.
— Бессмертный. У которого сам Караванщик в должниках ходит и списки утверждает, — машинально повторила я главную сплетню про Тахира, недоверчиво разглядывая его. Вот этот молодой мужчина с мальчишеской улыбкой и сияющими глазами — тот самый Моран, которого почитают как последнюю надежду умирающих?! И вот он, собственной персоной, выкроил время, чтобы посмотреть на меня, спас мне жизнь, стал моим кровником, планирует помочь мне с остальными проблемами, и… сидит рядом со мной на диване, заботливо меня обнимая?!
— А, да, тот, — рассмеялся он. — Да не волнуйся ты так, иди сюда, — и он вновь притянул меня к себе в охапку. Кажется, он точно знал, что меня подобный тактильный контакт успокаивает, и вовсю пользовался этим знанием. — Не бойся. Если бы я был занудой и зазнайкой, никогда бы не дожил до таких лет. Знаешь, от чего зависит, сколько живёт маг? От образа жизни и, вернее, образа магической деятельности. Сила не гарантирует долгой жизни, поверь мне. Маг жив, молод и силён ровно до тех пор, пока он правильно использует свой дар. Целитель должен помогать именно тому, кому он действительно нужен, а не тому, кто больше заплатит. Разрушитель не должен превращаться в бездушную машину, разрушение чего-то должно всегда сопровождаться надеждой, что на месте сгоревшего леса встанут молодые деревья. Поэтому лучшие из них держатся за свои живые эмоции: понимают. Они вообще самые разумные из всех магов, кто бы там что ни говорил; от этого, наверное, и страдают. Материалист должен дарить и оберегать жизнь, — людей, скота, посевов, да даже металла и камня, — и лишь пока он делает то, что делает, с душой, она у него есть.
— А Иллюзионисты?
— Иллюзионисты… — он почему-то запнулся и, как мне показалось, помрачнел, но отстраняться и проверять я не стала. — Иллюзионисты должны верить в чудеса. И совершать их. Светлые добрые чудеса. Во всех Домах есть люди, забывшие о своём настоящем предназначении. А в вашем Доме, боюсь, о нём вообще мало кто помнит. А, самое главное, они прививают это незнание ученикам, делая из потенциальных чудотворцев балаганных шутов и лицемеров. Я потому так за тебя и уцепился, и, хочешь ты того или нет, от моего внимания ты не спрячешься. Слишком давно я не встречал Иллюзионистов, способных на настоящее чудо. А то, что ты заставила этого упрямца выжить, действительно настоящее чудо. Не бойся, он не будет обвинять тебя в своих страданиях, и ты не обвиняй. Он всегда боролся до конца, а ты просто дала ему такую возможность, за что я тебе очень благодарен. Я, если угодно, коллекционирую вот такие великолепные образцы правильного использования дара, и стараюсь по мере сил заботиться о таких людях. А Дагор — почти такой же умница, как ты. Даже потеряв эмоции, он не потерял совесть. Лишившись всяких чувств и стремлений, он всё равно не свернул на простейший путь холодной логики, пытаясь поступать так, как того требовала совесть и человечность. Не всегда успешно, но эти два чувства очень сложно скопировать только по памяти, используя одну лишь логику. Достойна уважения хотя бы попытка, а у него ведь неплохо получалось. Но теперь, надеюсь, он тоже пойдёт на поправку. Вместе с тобой.
— Мы будем… прямо сейчас? — опасливо спросила я.
— Раньше сядешь — раньше выйдешь, — хмыкнул Целитель. — Только нам бы лучше в спальню пройти, так что показывай дорогу, — и, поднявшись с дивана, он легко подхватил меня на руки.
Сроду никто на руках не носил, а тут за один день уже второй посторонний симпатичный мужчина.
Надо ведь искать положительные стороны во всём, да?
— А, может, я сама, ногами? — неуверенно предложила я.
— Не лишай меня удовольствия, — улыбнулся Тахир.
— Может, тогда ты, пока идём, расскажешь мне, что от меня потребуется… вот тут направо! Я хоть морально подготовлюсь.
— Ничего сложного. Тебе просто надо будет уснуть и попытаться мне довериться. Даже если не получится последнее, думаю, я справлюсь.
— И всё?!
— Практически. Ты будешь видеть сны, а я буду в них рядом с тобой. Утром у тебя от них останутся только смутные воспоминания, а реальные воспоминания перестанут причинять такую боль. Может быть, утром захочется поплакать, но не волнуйся, я буду рядом.
Подобное обещание меня, конечно, порадовало, но и смутило одновременно. Тахир был очень необычный, настолько, что казался сказочным персонажем, добрым волшебником детских или, скорее, девичьих грёз. Боюсь даже представить, сколько этот красавчик разбил женских сердец!
За этим разговором мы добрались до моей комнаты, Тар сгрузил меня на кровать, закрыл дверь и даже подпёр ручку стулом.
— Это зачем? — растерянно уточнила я.
— От любопытных слуг, сующих свои носы куда не следует, — последовал ответ.
А потом мужчина принялся раздеваться. Вот рубашка скользнула вверх, обнажая загорелую мускулистую спину, вот руки принялись распутывать кушак… и я, наконец, очнулась.
— Ты что делаешь?!
— Раздеваюсь, — пожал плечами он, отворачиваясь от стула, на который складывал одежду. — А ты почему ещё одетая?! Давай, шустрее.