Единственное, чего я не помнила, так это того, как я сумела спастись. Кажется, тогда пробудился мой дар, и мне удалось удрать. Я проснулась в служебном экипаже на руках незнакомого мужчины в форме патрульного ЦСА. Мне было так страшно, что я не могла шевельнуться и сказать хоть слово. Потом были какие-то ещё лица; Целители, люди из приюта, но все они смазывались.
Но об этом я старалась не думать. Слишком живыми были в памяти лица убийц моей семьи. Особенно ярко отпечатались выражения их лиц; удовольствие от осознания собственной власти над заведомо более слабыми существами, похоть и безадресная, какая-то болезненно неестественная злоба. Не люди, даже не животные — обезумевшие от запаха крови и страха чудовища.
Главное, сейчас я была в безопасности. В этом старом добродушном доме, рядом с этим мудрым и сильным человеком. Почему-то меня совершенно не беспокоила мысль, что Целитель вряд ли способен защитить кого-то от реальной опасности. Пока мне хватало того, что его присутствие защищало меня от злобных духов собственных страхов и воспоминаний, и того, что он обещал мне, и, возможно, всё действительно наладится. Я лежала, не желая упускать это ощущение, хотя в воздухе висело понимание скорого расставания. Это я сейчас могла валяться в кровати в собственное удовольствие сколь угодно долгое время, а у великого Хмер-ай-Морана вряд ли была такая возможность.
— Эх, — наконец, шумно вздохнул мужчина, аккуратно выбираясь из-под меня и садясь на кровати. — Сложно, конечно, заставить себя встать, но выбора у меня нет, — обернувшись, Тахир ласково потрепал меня по голове. — А ты валяйся, у тебя каникулы. Тебе надо отдыхать и набираться сил. Тем более, насколько помню, господин следователь просил без крайней необходимости из дома не выходить, а кто-то вчера сбежал на прогулку, — с лёгким насмешливым укором попенял мне Целитель. Выпутавшись из одеяла, он встал с кровати и пружинисто, по-кошачьи, потянулся всем телом, позволив мне в достаточной мере насладиться игрой мускулов под загорелой кожей. И вновь я не испытала никакого смущения, будто передо мной был не посторонний обнажённый мужчина, а великолепная статуя или, скорее, красивый хищный зверь. Очень неожиданное у него телосложение для Целителя; в нём чувствовалась сила, сила и опасность.
Отодвинув стул от двери, Тар принялся одеваться. Когда мужчина уже завязывал пояс, в дверь легонько постучали.
— Да-да, входите, не заперто, — мгновенно и, как мне показалось, машинально отреагировал Целитель.
— Тар! — возмущённо окликнула его я, садясь на кровати и прижимая к себе одеяло. Мужчина обернулся ко мне, и глубокая задумчивость на его лице сменилась сначала растерянностью, потом осознанием. Но предпринимать что-то было поздно: посетитель зашёл внутрь.
— Извините, я, должно быть… — начал Пирлан, растерянно разглядывая полуголого Тахира. Но тут его взгляд скользнул ко мне, и глаза удивлённо округлились. — Лейла?!
— Привет, Пир, — со вздохом кивнула я. Не надо было обладать даром телепата, чтобы понять, о чём подумал друг и учитель, обнаружив столь двусмысленную картину. Да какую двусмысленную; тут надо проявить недюжинную фантазию, чтобы хоть какой-то смысл найти, кроме самого очевидного!
— Пирлан Мерт-ай-Таллер, если не ошибаюсь? — с лёгким и каким-то очень недобрым прищуром разглядывая совершенно растерянного и смущённого Пира, спросил Тар.
— Да, а вы…
— А я, с вашего позволения, уже здорово опаздываю, — оборвал его Целитель, натягивая рубашку.
— Тар! — уже не столько возмущённо, сколько растерянно позвала я его. Как вчера, он опять из добродушного терпеливого Целителя мгновенно превратился в человека холодного и сурового до откровенной жёсткости. Превращение было достойно мастера Иллюзий, каковым он, совершенно определённо, не являлся. И эта способность оказалась полной неожиданностью, даром что вчера я такую перемену уже наблюдала, но тогда ещё не обратила на неё внимания. Нет, я откуда-то точно знала, что тот, кто провёл со мной ночь, был настоящим Тахиром Хмер-ай-Мораном, а сейчас я наблюдала предназначенную для посторонних маску. Я даже догадывалась, зачем она ему нужна. Но всё равно было неожиданно.
— Извини, Лель, я правда уже здорово опаздываю, — Целитель с моей одеждой в руках подошёл к кровати и присел на край, протягивая вещи мне. — Если какого аврала не случится, постараюсь вечером забежать. Не забивай свою хорошенькую головку мрачными мыслями. Всё будет хорошо, главное что?
— Верить, — вздохнула я и не удержалась от улыбки.
— Хорошая девочка, — улыбнувшись одними глазами, Тахир легонько щёлкнул меня по носу. Дотянувшись, поцеловал в макушку и стремительно вышел, не удостоив Пира даже взглядом. Надеюсь, из-за его опоздания там никто не умрёт…
— Кхм. И что это было? — с несколько смущённой иронией поинтересовался учитель.
— Это был замечательный человек, который очень мне помог, — я пожала плечами и принялась натягивать рубашку.
— Его лицо показалось мне знакомым, — рассеянно хмурясь, Пир отвёл взгляд.
— Может, видел где-нибудь? — безразлично отозвалась я.
Меня совершенно не тянуло откровенничать с Пирланом сейчас. Кажется, я чувствовала обиду на него, хотя не могла понять, за что именно. То ли за то, что наставника не оказалось рядом в ответственный момент, и что он оказался не таким уж мудрым и всезнающим, как я привыкла считать. То ли за то, что он, как и все, скрывал от меня правду о моём появлении в приюте, то ли за то, что он тоже не вспомнил мою маму.
— Пир, скажи, а ты знал, что меня, завёрнутую в скатерть, в возрасте пяти лет привезли в приют патрульные ЦСА, а не подбросили под двери Дома Иллюзий младенцем? — задумчиво расправляя шаровары поверх одеяла, я внимательно посмотрела на Иллюзиониста.
— Это он тебе рассказал? — нахмурившийся и помрачневший Пир присел на край кровати, без особого волнения встречая мой взгляд. Впрочем, какое волнение? Все мы носим маски, даже лучшие из нас, как показало знакомство с самим Мораном; что говорить об опытном и сильном Иллюзионисте Пирлане?
— Вроде того, — кивнула я, не спеша рассказывать Пиру правду. Почему-то казалось единственно верным не выносить сведения о том, что память вернулась ко мне, на общее обозрение. Даже на обозрение моих кровников. Даже бывшему поверенным во все мои тайны Пиру не хотелось об этом рассказывать.
— Так решили Целители, которые занимались тобой, — пожал плечами мужчина. — Я им верил и считал, что они знают, о чём говорят. Ты сердишься?
— Я немного обижена, — не стала скрывать я. — Но, думаю, ты желал мне добра, поэтому не сержусь, — я сумела изобразить вполне естественную улыбку, хотя улыбаться совершенно не тянуло. — А ты какими судьбами-то? Или просто в гости зашёл?
— Пришёл проведать, как ты тут. От третьих лиц узнал много неожиданного; то оказалось, что тебя вызывали к царю на аудиенцию, то что на вас с Дагором напали. Потом вчера тебе было плохо, но пришёл Бьорн и рассказал, что беда миновала. Среди ночи ломиться я не стал, но сегодня приехал, как только это стало более-менее приличным, — он тепло улыбнулся. А мне вдруг стало стыдно за все подозрения в адрес этого человека. Но уверенность, что ему не стоит знать всю правду, от этого почему-то лишь окрепла.
— Перенервничала вчера, вот меня и накрыло вечером, — поморщилась я, натягивая под одеялом штаны. — К счастью, Тар оказался рядом, и помог. Он Целитель, — пояснила я.
— Ясно, — на губах Пира заиграла хитрая насмешливая улыбка. — Видимо, хорошо помог. Впрочем, извини, — одёрнул он самого себя. — Я рад, что рядом с тобой появился ещё один человек, чьему обществу ты рада. Хотя я ему чем-то здорово не понравился, — задумчиво хмыкнул Иллюзионист.
— Да Инина знает, что у него на уме, — я пожала плечами. Подозреваю, мысли Тахира были созвучны моим, он тоже подозревал Пира в злом умысле в отношении меня. Только у меня эта мысль мелькнула и умерла, как несостоятельная, а вот Тар по-моему изначально не слишком хорошо относится к Иллюзионистом. Что, в свете его рассказов о сути и предназначении дара, тоже не удивительно. — Ладно, пойдём, позавтракаем и поболтаем, — решительно откинув все вопросы о доверии и подозрения в заговоре, я сползла с кровати. — Если у тебя есть время.
— Конечно, есть, — улыбнулся Пир. — Надо будет при следующей встрече поблагодарить этого твоего Целителя, если он, конечно, будет меня слушать.
— За что именно?
— За тебя. Давно не видел тебя такой лёгкой и радостной. Он очень положительно на тебя повлиял. Хотя, признаться, он очень мало похож на Целителя. Я всяческих личностей видел, но под его суровым взглядом мне становится здорово не по себе; такого я даже у Разрушителей не встречал. Может, ты в него влюбилась?
— Может, и влюбилась, — не стала спорить я. Мне почему-то неловко было признаваться Пирлану, что я так и не сумела забыть его друга детства.
— За что именно?
— За тебя. Давно не видел тебя такой лёгкой и радостной. Он очень положительно на тебя повлиял. Хотя, признаться, он очень мало похож на Целителя. Я всяческих личностей видел, но под его суровым взглядом мне становится здорово не по себе; такого я даже у Разрушителей не встречал. Может, ты в него влюбилась?
— Может, и влюбилась, — не стала спорить я. Мне почему-то неловко было признаваться Пирлану, что я так и не сумела забыть его друга детства.
Болтовня с Пиром на отвлечённые темы сделала своё доброе дело и окончательно отвлекла меня от тяжёлых мыслей. Почему-то мрачные воспоминания, стоило их обрести, тяготили меня гораздо меньше, чем плотный кокон чар, отгораживавший их от меня. Подумав, я решила, что это тоже дело рук великого Целителя, и испытала к нему новый прилив благодарности.
Меня подмывало спросить у Пирлана, что он думает по поводу «истинного назначения дара», но я пока решила воздержаться. Сначала нужно было самой осмыслить слова Тахира и узнать об этом вопросе немного больше, чем короткое рассуждение пусть очень умного, но единственного человека.
Собственно, именно этим я и занялась, когда друг и учитель ушёл, а я осталась предоставлена сама себе в большом доме, временно приютившем меня.
Пусть Берггарены всегда являлись родом воинов и офицеров, но их библиотека была предметом моего давнего восхищения. Она уступала в богатстве фондов Центральному Книгохранилищу столицы, но имела ряд преимуществ перед ним. Например, возможность свободного доступа к некоторым книгам, значившимся в Закрытом Фонде. Или очень удобные мягкие кресла, в которые так приятно забираться с ногами, вместо жёстких стульев читального зала. Или — кошмар хранилищного библиотекаря! — возможность совместить пищу духовную с пищей материальной.
В обеих библиотеках тома были окутаны особым заклинанием, обеспечивающим защиту от времени, света, пыли и прочей грязи. Только у Берггаренов его регулярно испытывали «в боевых условиях», а в ЦК за несчастный бутерброд могли лишить читательского билета.
А ещё в обеих библиотеках было устройство, здорово упрощающее жизнь: так называемый Хранитель. Изобретённое каким-то Материалистом около трёх веков назад, оно фактически представляло собой систематизированный перечень книг с кратким описанием. Только помимо простой функции перечня, Хранитель давал возможность отбирать литературу по определённым признакам, и даже собирал её со всех библиотечных полок в одну стопку. Почти такие же Хранители (правда, экспонаты всем желающим в руки они, разумеется, не доставляли) имелись во всех музеях, потому что позволяли систематизировать не только книги.
Усевшись за испещрённый резными узорами, составлявшими структуру чар, круглый стол, я возложила на него руки и задумалась. Начинать поиски истины следовало в двух направлениях. Во-первых, старые легенды о возникновении магии, но только по возможности более древней, исконной редакции, и, во-вторых, дневники и мемуары, тоже постарше. Первые могли помочь разобраться в подоплёке событий, последние — дать примеры «правильного» применения магических талантов.
Отобрав на первое время полтора десятка томов, я со всевозможным комфортом устроилась в кресле, но даже не успела открыть первую книгу. Багровым вихрем в библиотеку ворвалась обычно вполне смирная Иффа.
— Вот ты где! — с непонятным возмущением воскликнула женщина и с разгона плюхнулась в соседнее кресло.
— А что случилось? — осторожно уточнила я. Слишком взбудораженной она выглядела, такое поведение больше подходило Фьери, но никак не её матери!
— И это ты у меня спрашиваешь?! — окончательно вскипела она, подаваясь в кресле вперёд.
Кажется, в такое состояние её привёл какой-то мой поступок. Но какой?! Вряд ли из-за вчерашнего происшествия Иффа стала бы на меня злиться, скорее уж — беспокоиться и проявлять участие. Или стала бы?
— Может быть, ты уточнишь, чем именно я так тебя разозлила? — в растерянности глядя на женщину, я сложила руки на книге. — Я допускаю, что в чём-то виновата, но пока не очень понимаю, в чём именно.
— Да не злюсь я, — фыркнула, сдуваясь, Иффа. — Скорее, возмущена, раздражена и снедаема любопытством. Ладно, пойдём длинным путём. Что с тобой вчера вечером произошло? Даже Бьорн не понял!
— Я… — начала, и тут же запнулась. Очень не хотелось врать, но рассказывать правду? Не то чтобы я ей не доверяла, просто не хотела посвящать в подробности последних событий.
Ну, и не доверяла тоже. Тёмные пятна моего прошлого и сложные взаимоотношения с сыскарём я пока могла доверить только Тахиру, который и так уже разделил их со мной. Частью воспоминаний придётся поделиться и с господином следователем, но о нём я сейчас вовсе старалась не думать, потому что совершенно не представляла, как смотреть ему в глаза после всех открытий и откровений вчерашнего вечера.
Вот странно, отношение к Дагору откровенность и почти грубая прямолинейность Тара изменила, а к самому разговорчивому Целителю — нет. И даже честное признание Тахира о планах неплохо поразвлечься за наш счёт не уменьшило моей к нему симпатии. Симпатии, благодарности, странного доверия и спонтанной нежной привязанности; это была не влюблённость, как я поначалу подумала, а что-то более мягкое, тёплое и спокойное. Просто человек, с которым рядом хорошо и уютно, и который никогда не обидит, не причинит вреда, поддержит и поймёт в любой ситуации.
Непонятно только, всё это — индивидуальная способность Тахира «втираться в доверие», выверты моей собственной психики, или именно так в идеале и должны действовать кровные узы?
— Я переутомилась сильно, — в конце концов приняв решение не говорить правды, я начала воплощать его в жизнь. — Сила начала хлестать наружу, а Тар помог с этим разобраться.
— Сделаю вид, что поверила, — отмахнулась женщина. — Тем более, это второстепенный вопрос, коли ты сейчас жива и вроде бы даже неплохо выглядишь. Расскажи мне, что это за великолепный мужчина, ваш Тахир? А то вывести на разговор Хасар нам не удалось, а к этому сыскарю обращаться с подобными вопросами уж очень неловко.
— Иффа, какой ещё мужчина, у тебя муж есть, — шутливо возмутилась я.
— У меня — есть, а вот у Тарьи и у тебя нет, — улыбнулась она. — Да и вообще, я же не спать с ним собираюсь, а информация лишней никогда не бывает. Кто знает, где и когда пригодится!
— Он хороший Целитель, — пропустив мимо ушей матримониальный намёк Иффы, обтекаемо отозвалась я.
— И это всё, что ты можешь рассказать о мужчине, с которым провела ночь?! — кажется, она уже полностью взяла себя в руки, потому что сопроводила свои слова не праведным ужасом в голосе и глазах, а только удивлённо вскинутыми бровями.
— Так он её со мной как Целитель провёл, а не как мужчина, — иронично отозвалась я.
— Вот как? Что же, это его только красит. А не жалко? — хитро прищурившись, провокационно уточнила Иффа.
— Может, и жалко, — я вновь не удержалась от улыбки.
— А, может, ты в него ещё и влюблена? — продолжала допытываться женщина.
— Может, и влюблена, — покладисто согласилась я. Один раз мне этот вопрос сегодня уже задавали, не будем менять показания!
— У-у-у, с тобой всё ясно, — рассмеялась Иффа. — Ладно, сиди, отдыхай, а я пойду. Девчонок попрошу особо тебя не дёргать, — проговорила она, поднимаясь с кресла, и красноречиво кивнула на стопку книжек на столе. — Но, боюсь, они не послушают. А ещё Бьорн как освободится, сразу приедет. И, мне кажется, он переполошил всех твоих кровников, так что жди гостей. Я слуг на всякий случай предупредила, так что на этот счёт не волнуйся.
— Хорошо, — я обречённо кивнула. Похоже, не судьба мне сегодня спокойно почитать. Учитывая, что утро началось со старшего кровника, друга-и-наставника, остальные вряд ли отстанут от него. Это, конечно, крайне приятно, и я была бы последней сволочью, если бы жаловалась на заботу друзей, но сейчас мне хотелось немного посидеть в тишине и одиночестве.
Первой, к удивлению, навестить меня пришла Фарха. Наша вечно занятая и куда-то спешащая Целительница впорхнула в библиотеку, едва не столкнувшись в дверях с Иффой. Выглядела она довольно неожиданно: взъерошенной, раскрасневшейся и до крайности взбудораженной. То ли бежала откуда-то бегом, то ли случилось нечто очень необычное; Фарха умела прекрасно «держать лицо», и очень редко пренебрегала этим умением.
Я всегда немного завидовала Фари. Да и как не позавидовать, если наша Целительница — одна из самых красивых женщин, каких я когда-либо встречала. С великолепной фигурой — широкие бёдра, пышная грудь, тонкая талия, — роскошными волосами цвета крепкого кофе, идеальными чертами лица, выразительными карими глазами и улыбкой, способной свести с ума любого мужчину. Но главное не это; главное, что покоряло в Фархе — воистину царское достоинство. Она умудрялась делать с достоинством решительно всё: есть, смеяться, переругиваться с Фреем. Да что там, это был, по-моему, единственный человек во всём мире, который не терял этого самого достоинства даже в те моменты, когда количество киначьей крови в организме примерно равнялось количеству собственной (это сейчас мы вроде бы все взрослые солидные специалисты, а в годы учёбы совершали те же глупости, что и остальные наши сверстники).