Третье было не замуровано и не заколочено. В него лился солнечный свет. А еще в нем была открыта форточка.
Это заметил и Егор:
– Смотрите, форточка! Та самая комната!
Я подошла, выглянула. Под окном виднелся забор, а за ним – знакомый мне переулок. А вон и кусты, в которых я пряталась. Точно, это оно.
– Ну вот, и здесь никого нет, – разочарованно проговорил Колька, оглядывая зал.
– Погоди, а вдруг тут труп в шкаф засунули? – выразил надежду Егор и подошел к одному из шкафов.
– Ну, давай открывай!
– Лучше ты!
– Почему это я? Ты подал идею, ты и открывай.
Я на всякий случай отошла подальше.
– Давай ты этот открываешь, а я тот.
– Ага, как в наперстки: кому повезет – у того шарик… то есть труп окажется!
Идиоты, подумала я. На счет «три» мальчишки одновременно распахнули оба шкафа, а я на всякий случай зажмурилась. Услышав разочарованные возгласы, открыла глаза. Конечно же, никаких трупов в шкафах не было. Там лежали бумаги, еще какой-то хлам. Поворошив его и не найдя ничего интересного, Егор повернулся ко мне:
– Лилька, тебе точно ничего не приснилось? Может, ты нас разыграла?
Что ему было ответить? За все время наших поисков мы не нашли никаких улик не то что преступления, но и вообще пребывания людей в этом доме. Я уже готова была поверить, что мне и правда все приснилось.
– А это еще что? – подал вдруг голос Колька, как-то странно глядя через мое плечо. Я обернулась и отпрянула.
Мама родная!
На столе, на аккуратно расстеленном белоснежном листе бумаги стояла бежевая туфля на высоком каблуке.
– Лиль, твоя?
Меня словно обухом по голове ударили. Я даже на секунду зажмурилась, надеясь, что это галлюцинация и она исчезнет.
Но она не исчезла. Она – моя туфля, потерянная вчера в переулке, стояла теперь здесь, на этом столе! И до меня медленно доходило, что это значит.
Это значило, во-первых, что мне ничего не приснилось, а все было на самом деле. И во-вторых – что за мной действительно следили, меня видели, а потом вышли и подобрали туфлю! Зачем? Этого я не могла даже предположить.
– М-моя…
Судя по ошарашенным физиономиям друзей, с которых разом слетело все веселье, они подумали то же, что и я.
Что кто-то, наблюдавший за мной вчера, возможно, все еще находится здесь. И возможно, смотрит на нас сейчас.
Мы стали дружно оглядываться по сторонам, Колька зачем-то посмотрел под стол, а Егор выглянул за дверь.
– Что там? – пискнула я.
– Вроде ничего…
– А сейчас без паники, тихо и спокойно уходим, – скомандовала Ника.
Я протянула руку, намереваясь забрать свою обувь.
– Не трожь! – воскликнула Ника, сделав ко мне шаг от двери.
– Но… почему?
– Потому что не надо! Закройте шкафы как было. И посмотрите, никто ничего здесь не потерял?
Я не стала с ней спорить. Мы поспешно закрыли шкафы и покинули комнату.
Гуськом, крадучись и прислушиваясь, мы миновали коридор и спустились по лестнице. Мне теперь было почти так же страшно, как вчера ночью. Все казалось, что за нами кто-то крадется чуть слышными мелкими шажочками, но это, конечно же, была моя фантазия, порожденная страхом.
– Надо, чтобы нашего пребывания в этом доме никто не заметил, – оглядываясь, прошептал Колька, после чего выпросил у Ники влажные салфетки и принялся оттирать со стены свой автограф.
– Только и знаешь на стенах корябать всякие глупости! – ворчал Егор, настороженно косясь по сторонам, а чаще на лестницу вверх.
– Глупости на стенах пишут глупцы, – вполголоса возразил Шаров, усердно работая салфеткой. – А умные люди пишут на стенах умные вещи. Вот скажите, разве это глупо – творить добро?
Никто не ответил, было не до шуток. Всем нам не терпелось скорее удрать отсюда, но Колька был прав – надпись следовало стереть. Ника в это время поочередно заглянула в правое и левое крыло первого этажа.
А я по возникшей сегодня привычке оглядывала пол и ступеньки в поисках хотя бы крошечного пятнышка крови.
Наконец Колька отчистил стену – на это у него ушло несколько салфеток. Теперь он держал их, грязные, в руке и не знал, куда деть. Хлама здесь валялось немало, но бросить их на пол он не решался.
– Лилька, можешь сунуть их к себе в сумочку, а потом выбросишь? А то у меня ни сумки, ни карманов…
Я подошла к нему – он стоял сбоку от лестницы, – и тут увидела то, чего мне не было видно раньше. В глубине под ступеньками была маленькая дверца, запертая на массивный амбарный замок. А перед ней – это мне даже в темноте было видно – на светлом, хоть и запыленном полу виднелось продолговатое темное пятно, уходящее прямо под дверцу. Я машинально взяла протянутые мне салфетки и сделала шаг, чтобы рассмотреть это пятно поближе.
– Лиля, идем, – Ника подошла ко мне и взяла за руку.
– Ника, там…
– Идем! – повысила она голос.
– Что там? – повернулся к нам Егор, уже взобравшийся на подоконник, чтоб вылезти наружу.
– Там каморка под лестницей, где обычно хранят веники и швабры, – за меня ответила Ника. – Она заперта, и взламывать ее мы не будем. Все со мной согласны?
Прозвучало в ее голосе что-то такое, что я предпочла не возражать. Да и, признаюсь, мне сейчас было настолько страшно, что я хотела одного – удрать отсюда поскорее.
Оказавшись снаружи, Егор как умел вернул створку окна в исходное положение – так, чтобы никто и не подумал, что ее взломали.
– Вот так загадка нам досталась. И разгадки не нашли, – вздохнул Колька по пути.
– Брр, может, и хорошо, что не нашли, – поежился Егор. – А то нашли бы труп, чего доброго.
Мы вышли к трассе.
– Значит, так, – Ника решительно остановилась. – Дело здесь не шуточное, пахнет криминалом. А потому давайте договоримся – никому ни единого слова об этом доме. Ни маме, ни папе, ни лучшему другу. Стасу и Наташке тоже не надо.
Мы, конечно, согласились с этим.
– А кто проболтается, тот не только рискует сам, но и подставит всех нас! – многозначительно добавила Ника. – Ладно, ребятки, кому как, а мне на тренировку. Всем пока!
Она махнула рукой и свернула влево, к остановке. Мальчишки попрощались с ней и побежали через дорогу. Я хотела было последовать за ними, но неожиданно для себя затормозила на полпути и вернулась к Нике.
– Что такое, Лиль?
– Это я тебя хочу спросить, что такое! Почему ты не дала мне забрать туфлю?
– А ты сама не догадываешься? Чтобы они сразу поняли, что ты побывала в этом доме? И что ты свидетель, который активно лезет не в свои дела, а потому его стоит устранить? Потому что забрать туфлю могла только ты, никому другому она не нужна! Ее затем там и поставили! – взгляд Ники был мрачен.
– Понятно, – вздохнула я. – Ой, а если они обнаружат взломанное окно?
– Будем надеяться на лучшее, – улыбнулась Ника, но тут же посерьезнела: – Но никогда, никогда никому об этом доме не рассказывай! И не ходи туда больше.
– Да ты что, никогда в жизни! Но скажи, пожалуйста… Эта дверца под лестницей – что там?
– Откуда мне знать? Я видела ровно столько же, сколько и ты.
– А это… пятно под дверцей? Что это такое? Только не говори, что ты его не заметила! – наседала я. Ника отвела взгляд и сделала вид, что рассматривает афишу на остановке.
– Дом старый, грязный, мало ли пятен…
– Ника! – я схватила ее за плечи. – Не надо из меня дурочку делать! Я же видела, как ты смотрела туда. Скажи – ты там что-нибудь почувствовала? Там опасно?
Ника вздохнула, помолчала, а потом посмотрела мне в глаза таким мрачным взглядом, что у меня мороз прошел по коже:
– Почувствовала, да. Не то чтобы опасность, но все же… Никогда больше не ходи в этот дом, поняла? Ничем хорошим это не кончится.
Я хотела потребовать уточнений, но тут к остановке подкатил автобус. Ника коротко махнула рукой и вскочила на подножку.
Глава 4
А я вернулась домой. Села за стол и стала думать.
Конечно же, Ника права и ходить в этот дом мне не стоит. Да и смелости не хватит. Что же она там почуяла, за той дверцей? И пятно на полу… Может быть, там лежит труп и Ника это каким-то образом определила? Тогда ладно. Ну а что, если там… хм, не совсем труп? Если этот человек еще жив?
Я с силой сжала кулаки, даже костяшки побелели. Меня всегда возмущали… нет, скорее удивляли люди, способные равнодушно пройти мимо чужой беды. Ладно бы не могли помочь, а то ведь могут, но не хотят осложнять себе жизнь!
Вот и я, получается, такая же. Пришла и ушла, даже не попытавшись влезть в эту зловещую каморку. Ну увидела бы мертвеца, если там мертвец, – и что? Уж не умерла бы от этого! А если живой человек?
Ника, конечно, лучше в этом разбирается. Но ведь и она может ошибаться!
Исполнившись рвения, я решилась позвонить в полицию. Волнуясь и сбиваясь, рассказала о случившемся. Но то ли у меня голос еще слишком детский, то ли рассказ в моем исполнении вышел дурацким – пожалуй, скорее второе, – но меня даже не дослушали. Посоветовали меньше ужастиков смотреть на ночь, учить уроки и слушаться мамочку.
Но я не сдалась. Обзвонила нескольких подружек, и они в один голос заявили, что знать не знают никакой Ярославы Емельяновой, таковой нет ни в одиннадцатом классе, ни в каком-то еще. Я очень огорчилась, особенно когда вспомнила, что в нашем городе больше сотни школ, да еще не факт, что она из нашего города. Где ее искать, эту Емельянову?
В общем, тайна упорно не хотела, чтоб ее разгадали. А в глубине души неугомонным червячком шевелилась совесть: надо снова пойти туда и открыть дверцу под лестницей! Надо, иначе никак…
Но я знала, что никогда не решусь даже близко подойти одна к этому дому.
В таких раздумьях прошел день, тоскливо и бесполезно. Книжки не читались, гулять не хотелось, кусок в горло не лез. Даже подремать после обеда не получилось, хоть с утра и не выспалась.
Часов в шесть вечера позвонил Колька:
– Ну что, расквасим сегодня нос Эдьке? Собираемся возле дома Ники… ай, отстань! – крикнул он кому-то в сторону. – То есть возле дома Эдьки в полдесятого… то есть это… в десять… Егор, да хватит дурачиться! – и из трубки донесся отдаленный смех и звуки потасовки.
– Идите, наверное, сами, я не пойду.
Колька настаивать не стал. Я положила трубку и увидела, как мама с папой, нарядно одетые, выходят из спальни. У папы в руках был красивый подарочный пакет.
– О, куда это вы? – удивилась Лада, моя старшая сестра, выглядывая из кухни.
– Идем на день рождения к тете Наде, – ответила мама. Вернемся поздно, возможно даже утром.
Однозначно утром, подумала я. Тетя Надя жила на другом конце города, откуда добираться вечером было проблематично.
Они ушли, а через некоторое время засобиралась и Лада. Надела свой оригинальный брючный костюмчик, сделала стильную прическу:
– Лиль, посмотри, мне так идет?
– Идет, – кивнула я отстраненно. – Ты в любом наряде настоящая красавица.
– Лиля, с тобой все в порядке? – Лада отошла от зеркала и внимательно посмотрела на меня. – Какая-то ты странная сегодня.
– Все нормально.
– Мне так не кажется! Ты, случайно, днем не перегрелась на солнце?
– Я днем никуда не ходила.
– Постой, но ты куда-то ходила утром! Так, признавайся, что случилось?
Нас с Ладой всю жизнь связывала самая нежная дружба. Я привыкла доверять старшей сестре все свои тайны и делиться тем, о чем нельзя рассказать даже маме. Она всегда была чуткой и внимательной, вот и теперь заметила мое подавленное состояние. Сначала у меня мелькнула мысль рассказать ей обо всем, но потом я призадумалась. Конечно, Лада не выдаст меня преступникам, но ведь она ужасно испугается. Да и вряд ли чем-то поможет.
И я решила ничего пока не говорить. Протянула только унылым тоном:
– Скоро в школу-у… Не хочу-у-у!
– А, понимаю, депрессия перед первым сентября, – улыбнулась она. – Поверь, школа – это не самое страшное в жизни. Вот, к примеру, в институте…
– Спасибо, утешила! – и мы засмеялись.
Лада поднялась, снова подошла к зеркалу, поправила прическу:
– Ну что, тогда я побежала? Ты не будешь тут скучать одна?
– Конечно же нет. Иди.
– А тебе страшно одной не будет? – уже с порога спросила Лада. – Может, мне лучше остаться?
– Нет, не надо, – улыбнулась я. – Со всеми чудовищами в шкафу я давно подружилась.
И Лада тоже ушла.
Кто же ты, Ярослава Емельянова? Все, что мне оставалось, – это обратиться к Марине Петровне. Она проработала в школе лет пятьдесят, учила еще мою маму. Если кто-то что и знает, то только она. И то это лишь в случае, если Емельянова училась в нашей школе. А школ у нас в городе больше сотни, так что если Марина Петровна не знает, то придется либо бегать по школам выспрашивать, либо бросить это дело вообще. Да еще не факт, что это в нашем городе!..
Я позвонила на ее мобильник, но трубку никто не взял. Ну конечно, уже поздно, а она старенькая, спит, наверное. Придется отложить на утро.
Вот ведь досада! Терпеть не могу откладывать! Тем более… этот дом… эта дверь под лестницей…
Пытаясь скоротать вечер, я включила телевизор. Первым делом попала на какое-то шоу, где Леня Клубничкин с умильным видом рассказывал, как не справился с управлением и сбил на дороге двух старушек. Он театрально каялся, и ведущие сочувствовали ему.
Ругнувшись, выключила. Ага, видела я, как он «каялся»!
Я включила компьютерную игру под нехитрым названием «Призраки подземелий». Когда-то давно я играла в нее, а потом забросила.
Включила – и сразу вздрогнула. Мрачная готическая музыка, сопровождавшая игру, резанула по ушам и показалась слишком уж зловещей, замогильной. Вообще-то она была мне знакома, но сейчас, в этой обстановке – я дома одна, за окном темнеет – во мне медленно, но неумолимо начал пробуждаться страх. Давний детский страх перед темнотой.
А ведь до утра вряд ли кто-то из родных вернется!
Я зажгла люстру и отключила у игры звук. Вот так-то лучше. За распахнутым окном галдит компания молодежи, доносится шум проезжающих машин, вдали звучит попсовая песенка. Живые звуки живой жизни – то, что мне сейчас нужно!
Играла я около часа, а потом свет мигнул и комп выключился, не дав мне сохранить игру.
Встала, чертыхнувшись. Теперь, когда стихло громкое гудение моего старенького компа, квартира погрузилась в глухую ватную тишину. За окнами стояла темень и тоже тишина. Молодежь, веселившаяся у подъезда, ушла, музыка смолкла, машины в такую пору уже не ездили.
Мне снова стало не по себе. Я ведь боюсь не просто темноты, а когда темно и тихо. Так и кажется, что сейчас из темного угла выползет нечто…
На всякий случай я включила свет – и в кухне, и в коридоре. В этот момент за стеной раздались шаги, что-то пару раз звякнуло о пол. И снова в голове стали неотвязно всплывать воспоминания о зловещем доме. Тяжелыми были эти мысли – и страшно, и совесть не на месте.
И тут из-за открытого окна раздался странный звук – хриплый, каркающий, – и совсем близко.
От неожиданности я вздрогнула. Это что, ворона? Да нет, не очень похоже, а звук знакомый.
Я потушила свет, подошла к окну, стараясь разобрать в темноте, что же там такое.
Из темноты на меня смотрели два круглых светящихся глаза. Звук повторился – короткий, хриплый, неприятный. И знакомый – я могла поклясться, что не так давно слышала нечто подобное.
В один миг вспомнился захламленный двор, запах мази от лишаев… Ну точно, это же кошка! Та самая черная кошка, которую мы повстречали во дворе зловещего дома. У нее был такой же хриплый голос, не похожий на нормальное мяуканье.
– Кис-кис! – вернулась я к окну.
– Мя-а, – коротко ответила кошка.
– Ну и напугала ты меня!
Кошка не сходила с места, казалось, она чего-то ожидала. Я подумала, что ее лишаи надо намазать повторно, одного раза мало. Да и подкормить зверюгу не мешало бы. И как она нашла меня, интересно?
Темноты я боюсь, это да. Но никогда не понимала тех, кто боится черных кошек. Наверное, ужастиков пересмотрели. Ничего страшного в кошках нет и быть не может!
А я кошек люблю. Черных, серых, белых – любых. А таких вот бродячих, драных, некрасивых как-то любишь больше всех, потому что их больше всех жалко.
Надуманные страхи тут же улетучились. Этой кошке нужна была моя помощь. Я схватила свою сумочку и, бегом пробежав полутемный подъезд, оказалась на улице.
Я ловко подхватила ее на руки, усадила на лавочку и обработала мазью. Обратила внимание, что теперь кошка выглядит здоровее, даже шерстка немного залоснилась.
– Ну что, киса, голодная? – я вынула из сумки горсточку сухого корма и высыпала на асфальт.
Кошка соскочила на землю, но, вопреки моим ожиданиям, даже не понюхала корм. Она отбежала чуть дальше и внимательно уставилась на меня.
То есть нет. Кошка смотрела не на меня, а через мое плечо в сторону дома. Она стояла неподвижно, ее круглые глаза светились в темноте, а шерсть на загривке медленно становилась дыбом. Кошка зашипела – явно угрожающе. И адресовалась эта угроза не мне, а чему-то или кому-то позади меня.
Ой мамочки, что там?!
Но там все было на месте, и не было ничего ужасного. Стена дома, мои окна на первом этаже. А рядом с кухонным окном – темная стеклянная витрина. Дело в том, что у нас за стенкой не квартира, а давно запертое ателье.
Туда-то, в сторону витрины, и смотрела кошка.
Мороз прошел у меня по коже. Вспомнилось – вот я в кухне, а за стенкой чьи-то шаги, звяканье. Тогда я не обратила внимания…
Я попятилась. Темнота за стеклом витрины была неподвижна, но мое перепуганное воображение уже рисовало картины одну страшнее другой. Вдруг сейчас там, в глубине, что-то шевельнется, к стеклу приблизится чье-то жуткое лицо…
С перепугу мне показалось, что там и правда что-то зашевелилось. А может, мне показалось?
Кошка зашипела, коротко рыкнула и удрала в кусты.
Тут я тоже не выдержала и бросилась бежать. В несколько секунд миновала наш двор, пулей пронеслась через аллею. Светофор, зеленый, перебежала дорогу.