Но пока опускались сумерки, пока горел костер, пока закипала в котелке вода для чая, а на пенке были щедро выложены пакет сгущенки и упаковка сухарей, все было не так уж и плохо.
Их охранял сам дух Алтая, так что можно было ничего не бояться. Олег Павлович спал в большой белой палатке. Две остальные палатки пристроились рядом. Пока было светло, Юля прикрепила хлястики к зеленому тенту, и теперь палатка стояла более-менее ровно, даже натянута была как следует. Проблема осталась одна — кто будет спать с Палычем в «Зиме».
— Я мертвых боюсь, — прошептала Лебедева, которой и так пришлось мириться соседством с черепом.
— Ага, совсем мертвый! — хихикнул Сережка, делая страшные глаза. — Слышишь, храпит? Только мертвые так умеют!
— Чего вы заладили — «мертвый, мертвый», — одернула их Катя. — Никто пока не собирается умирать!
Ей было страшно, но деваться некуда. В палатке девчонок места не было, туда без предупреждения вернулась Федина. Постелила свою пенку, кинула спальник, давая понять, что эту ночь она проведет здесь. Ивашкиной место было только в «Зиме». Да и Сережке тоже. Но это его, кажется, совершенно не волновало.
— А если он все-таки помрет? — не унималась Лебедева.
— Не каркай! — напустился на нее Мишка. — Он еще тебя переживет. Посидим пару дней, Палыч оклемается, мы обратно пойдем…
— И по дороге съедим самых говорливых, — поддакнул Сережка. — Ты посчитай, сколько нам спускаться нужно! Никаких продуктов не хватит.
— А мы экономить будем, — со значением произнес Царицын, пряча в кулаке четыре кусочка сахара. Чай вскипел, и все потянулись к своим кружкам.
Какое-то время слышались только громкие прихлебывания — чай был обжигающе горяч, но именно такой и хотелось пить сейчас, когда со всех сторон обступает тьма.
Юля смотрела на свою желтую кружку с фазанами на боку, на белесый парок, поднимающийся над пахучим чаем, и ей снова вспомнились слова Хариной: «Это все из-за тебя! Если бы не твой дневник!»
Виновата, виновата… Но Палыч ведь и до этого плохо себя чувствовал. Раньше это как-то не бросалось в глаза, но сейчас ясно вспоминалось — бледность, частые остановки, ленивые движения. Конечно, утренний скандал сыграл свою роль. А значит, все-таки виновата.
Она оглядела ребят, говорящих о всякой ерунде, лишь бы случайно не затронуть самую страшную тему — что делать дальше. Сейчас вечер, тучи разошлись, их ждет холодная, пронзительно-звездная ночь. За ней придет утро, когда решать этот вопрос придется. Об этом знают все, но молчат. Говорят о мертвых, о привидениях, еще немного — и начнут страшилки рассказывать. Но ни слова о завтрашнем дне. Конечно, можно рассчитывать, что за них все решит Палыч. Проснется, скажет, что выздоровел, и можно в том же темпе топать вперед к Шавлинскому озеру, пройти мимо красивых рек Чуя, Орой, Шабага, Шавла. Они совсем немного не дошли до перевала Ештык-Коль. А за ним где-то далеко-далеко Зеркало Красавицы, озеро, в котором отражаются снеговые шапки гор, где вода холодная, потому что речки, впадающие в озеро, берут начало на снежниках. Вода там стального цвета оттого, что быстрые реки размывают камни и их известковый налет попадает в реку. На озере будет хорошо, и только вечный шум священной реки станет нарушать его тишину.
Но они туда не попадут, не увидят, как гора Красавица по утрам и вечерам отражается в озере, не будут глохнуть от постоянного грохота горной реки. Им надо возвращаться. Даже не так, кому-то надо идти вниз и просить помощи. На этот раз не у алтайских духов, а у местных жителей. Чудес не будет. Олег Павлович не выздоровеет за один день. Ему вообще нельзя ходить, ему надо лежать. Двое должны спуститься в поселок Чибит за подмогой. Тот путь, что они проделали за три дня, преодолеть за один, к вечеру быть уже в поселке, чтобы утром вернуться сюда со взрослыми и желательно с врачом. Это было нереально, но это надо было сделать, и сделать именно Юле с Иркой. Кроме Хариной, на этот план никто не согласится. Будут шуметь, ругаться, но наверняка решат ждать утра, ждать решения руководителя, а значит, они потеряют день. Ценный день! Надо идти завтра на рассвете. С Палычем неизвестно что, может стать и хуже, тогда точно медлить нельзя. Еще вариант — подняться на перевал и ждать, когда там пройдет какая-нибудь группа. Но ждать помощи от других походников? Что они могут сделать? Помочь с лекарствами? Но лекарства у них есть свои. Нет, Палыча надо спускать вниз. Лошадь, машина… надо искать какой-нибудь транспорт. И на перевале транспорта они не найдут. Только в Чибите. И хорошо бы идти парням. Двое мальчишек пойдут, двое останутся в лагере с девчонками и Палычем — нормально, если что, будет кому защитить от непрошеных гостей. Но кто ее послушает? Никто на это предложение не согласится. Особенно после утреннего скандала. Не потому, что идея плохая. Потому что озвучит ее чужая всем Юля Бочарникова…
— Включись! — щелкнула перед ее носом пальцами Ирка. — Уснула? Твоя очередь!
— Какая очередь? — не поняла Юля.
Вокруг костра захохотали.
— Страшилки рассказывать. Проспала все! — замахал руками Сережка, заранее готовый рассмеяться всему, что Юля скажет.
Да, именно так она и сделает. Утром налегке пойдет вниз. Осталось только договориться с Иркой.
— Я знаю одну страшилку. Только она короткая. — Юля села удобней. — Однажды на город пришла страшная-престрашная ночь. «Почему страшная?» — спросите вы. А потому что она быстро закончилась, все проснулись и пошли в школу!
Мишка по инерции заржал, но остальные только скривились. Вспоминать о школе никому не хотелось.
— Бочарникова, не выпендривайся! — недовольно скривилась Федина.
Юля быстро глянула на нее и решилась.
— Я думаю, что завтра надо кому-то спуститься в Чибит за помощью, — быстро, скороговоркой произнесла она. — Пойду я и Харина. За день мы спустимся до поселка и на следующее утро вернемся с помощью. Лошадей приведем или с машиной договоримся. Вы нас только дождитесь.
Не ожидавшие такой «страшилки», ребята удивленно молчали.
— Бежать, что ли, намылились? — не понял Сережка.
— Струсили! — заголосила Федина. — Не пускайте их!
Лица остальных стали напряженными и злыми. Попытки забыть о том, что случилось сегодня, были напрасны. Она была права — ей не доверяют и никогда не поверят.
— Чаруша, ты чего? — Ирка от удивления чуть кружку не выронила.
Юля снова обвела всех взглядом. Ничего объяснять она не собиралась. Она знала, что так нужно сделать, этого было достаточно. И даже Палычу об этом говорить не надо. Нечего его лишний раз беспокоить.
Поднялся крик. Инвер настаивал, чтобы они стояли на месте, ждали, когда Палыч выздоровеет. Сережка предлагал всем вместе спускаться вниз. Медленно, осторожно, но вместе.
— Вы потеряетесь! — пытался он перекричать визжащую Настю.
— Чаруша, ты чего? — все трясла и трясла ее Ирка, не в силах понять, зачем подруге это нужно. Все сидят, и ей бы сидеть.
Юля поднялась.
— Если выйти с рассветом и идти, не останавливаясь, то все получится, — жестко произнесла она. — Спускаться — не подниматься. Сегодня мы вообще ничего не прошли, вчера из-за дождя все время останавливались, а первый переход Палыч специально сделал легким, чтобы мы сильно не устали. Тут идти-то нечего.
— Зачем тебе это? Не надо, — молила у нее за спиной Ирка.
— Ты думаешь, он умрет, и бежишь первая, — не унималась Настя.
— Еще раз так скажешь, я тебе врежу, — не выдержал Ткаченко. — Что ты как попугай заладила «умрет, умрет!». Никто здесь умирать не собирается.
— Тогда зачем она сбегает? — не могла остановиться Федина.
— Это ты у нас бегаешь зайцем, — вскочил со своего места Мишка, готовый в очередной раз защищать своего друга, и в очередной раз ногой попал в костер. Взлетели вверх возмущенные искры.
— Не надо расходиться, — качала головой Лебедева. — Надо быть все время вместе. Мимо нас кто-нибудь пройдет, и тогда…
— Погладит по головке и пойдет дальше, — перебил ее Ткаченко. — Что они могут сделать? Его в больницу надо, к врачам.
— Вот мы и спустимся к этой больнице, — Сережка нагнулся через затухающий костер.
— Да какое спустимся! — хлопал себя ладонями по коленям Инвер. — Вы его рюкзак поднимали? — И смотрел на Петро, словно не он перед этим несколько часов волок всю эту тяжесть.
— Вещи можно бросить, — предложила Катя. — Спрячем в кустах, потом за ними вернемся.
— Ага, — вскочил на ноги Инвер, — а охранять их поставим твой череп. Да и когда ты за ними вернешься? Когда медведи все растащат?
— Ждать нельзя, — негромко произнесла Юля. — Неизвестно, до чего досидимся. Если пойти, то послезавтра днем все уже будем в Акташе, там есть больница. Если пойдем вместе, Палыч может не выдержать.
— Самая умная? — презрительно бросила ей Настя. — Мы уже видели, какая ты умная. Если хочешь, иди одна или со своей чокнутой подругой, никто плакать не будет. С самого начала было понятно, что вы сбежите. Можно было ставки делать, как быстро это произойдет!
— Самая умная? — презрительно бросила ей Настя. — Мы уже видели, какая ты умная. Если хочешь, иди одна или со своей чокнутой подругой, никто плакать не будет. С самого начала было понятно, что вы сбежите. Можно было ставки делать, как быстро это произойдет!
С кем она говорит? О чем? Они ничего не понимают и не хотят понимать!
Юля отошла в сторону.
Пускай шумят. Разбудят Палыча — больше ничего.
Она вышла к реке. Оглушительный Орой прыгал по камням. И сейчас он был никакой не веселый, а жестокий. Такой же жестокий, как и эти Алтайские горы, не пожелавшие пустить их в себя, не позволившие пройти дальше. Юля привычно посмотрела на небо, в то место, где еще теплился свет севшего солнца и куда уходила ее звезда Спика, альфа Девы.
Она скорее почувствовала, чем услышала, что сзади кто-то стоит.
— Вот, моя звезда там. Спика в переводе с латинского означает «колос». Колос — знак плодородия и любви, — произнесла она, все еще глядя в небо.
— Везет! Своя звезда на небе есть! — Сережка топал через кусты, из-под ног летели камни. Стоящий рядом с Юлей Ткаченко сразу шагнул в сторону. — Я тоже себе звезду хочу.
— Извини, но твоего знака Зодиака сейчас не видно, — пожала плечами Юля.
— Вот так и проведешь всю жизнь без звезды, — хохотнул Сережка.
— Лучше я тебе подарю вон ту звезду. — Юля посмотрела на север, где на самом темном участке неба, как раз между горами в белесом Млечном Пути, пряталась целая россыпь звезд. — Знаешь миф о Персее? Он спас Андромеду от морского змея. Это созвездие Персея. Выбирай любую звезду, она будет твоя. Андромеда правее, но ее сейчас из-за гор не видно.
Сережка с изумлением открыл рот, уставившись на щедрый подарок.
— А мне вон то! — скатился с пригорка Мишка. — Вон крест торчит, мне оттуда давай. Ты вчера говорила.
— Денеб, альфа Лебедя, забирай, — по-царски, не скупясь, раздавала Юля звездное богатство.
— Петро, не тормози, — подтолкнул молчащего приятеля Мишка. — Бери ту, что рядышком. Будем на своих звездах жить и в гости друг к другу летать.
— Это Вега, альфа Лиры, — напомнила Юля. Голубоватая звезда в небе замерцала, соглашаясь с таким выбором.
— А мне давай из Орла. — Инвер сел около куста на взгорке, спустил вниз ноги. — Как она там?
— Альтаир, переводится с арабского как летящий ястреб.
— Вот-вот, как раз для меня. — Мустафаев посмотрел вверх, но с непривычки ничего там не увидел.
— А Большую Медведицу кому отдадим? — Мишка так старательно крутился на берегу, что не удержался и шагнул в воду.
— А давайте ее подарим Олег Палычу, — предложила неслышно подошедшая Катя. — Вдруг она поможет? И найти Медведицу ему будет несложно даже без очков.
— Ну и какая из них Альфа, если все яркие? — Инвер уже жалел, что выбрал созвездие со всего одной яркой звездой.
— Их считают по порядку, начиная с ковша. Берите вон ту, самую крайнюю.
— А мне тогда соседнюю, — попросила Катя.
— Нет, тебе мы найдем свое созвездие! — И Юля вновь повернулась к распадку, где точно на севере около самого горизонта мерцала желтоватая звезда. — Бери Капеллу, альфу Возничего. Это очень красивая звезда.
Катя подняла вверх руки, посадив свою звезду в ладошки, сложенные лодочкой.
— Ну, а про меня, значит, уже забыла? — тяжело засопела Ирка.
— Твоя — Кассиопея. Ты сама знаешь, где она находится.
— Чего, вся, что ли? — изумилась такой щедрости Харина и быстро нашла на небе созвездие, похожее на перевернутую букву «М». — Их же там пять штук.
— Вот и бери все пять, может, с кем-нибудь поделишься.
Ирка уперла руки в бока, прикидывая, с кем бы она могла поделиться таким богатством. Выходило — ни с кем, ведь у Юли уже была своя звезда.
— Все разобрали, да? — Федина презрительно хмыкнула и косо глянула на небо, словно на каждой звезде уже висела бирка: «Мое, не трогать».
— Тебе оставили самую знаменитую, — покачала головой Юля.
— Это Полярную, что ли? — скривилась Настя, хотя в душе была довольна таким подарком.
— Арабы Полярную звезду называли козленком. — Юля не стала показывать, где находится эта звезда. Она вспомнила, что еще один человек у них остался без дара — Лебедева. От Полярной звезды, которая находилась в ручке ковша Малой Медведицы, она скользнула взглядом вниз к ковшу Большой Медведицы, а от него по ручке опустилась еще ниже и заметила яркую, пульсирующую звезду, о которой она вчера говорила, но сегодня как будто бы забыла о ней. Арктур, альфа Волопаса, древние его еще называли Преданным Небесным Пастухом — эта звезда очень подходила тихой Оле.
Все разбрелись вдоль ручья, чтобы лучше рассмотреть свои новые владения, за Юлиной спиной вновь возникла бесшумная фигура.
— Тебе нравится твоя звезда? — спросила она робко.
— Завтра пойдем вдвоем. — Петро подошел совсем близко, чтобы его слова больше никто не услышал. — Никого больше не буди. Я будильник в телефоне часа на четыре поставлю. Серый пообещал завтра всех удержать на этом месте. Но на следующее утро мы должны вернуться.
— Мы вернемся, — пообещала Юля, не отрывая глаз от Спики.
Любовь, говорите? Кто сказал, что любви не бывает?
Всю ночь Юле снилось, что вокруг их лагеря ходит лошадь. Цокают по камням копыта, глухо звучат тяжелые шаги. Лошадь фырчит и вздыхает. И от этого звезды на небе чуть тускнеют, запотевая.
Когда Юля с Петро утром вышли из лагеря, последние звезды гасли за их спиной.
7. Без связи
Шли молча. Петро сразу взял хороший темп, шагал широко, размашисто, при этом не забывал на каждом крутом спуске оглядываться, подавать руку. Ладонь у него была широкая, с крепкими короткими пальцами. Теплая. Выпускать ее из своей руки не хотелось.
«Широкая ладонь, значит, надежный», — машинально отмечала для себя Юля. И зачем она изучала хиромантию? Разве и без этого не видно, что Ткаченко человек верный?
Юля смотрела на его упрямый затылок, на взлохмаченные волосы, на острые вскинутые плечи и пыталась понять, почему он молчит. Такая возможность объясниться, рассказать, что произошло, почему он взял дневник и вообще все это затеял. Но Петро молчал. Шагал вниз и молчал. И от этого ее молчание становилось только напряженней.
Юля поправляла и без того хорошо сидящую на голове шляпу, вцеплялась в лямки своего рюкзака, опустила голову и начинала смотреть под ноги.
Правая, левая, правая, левая.
«И-дем. И-дем. Ку-да? За-чем?» — вот такая песенка у нее в результате получилась. Она страшно раздражала, но выкинуть ее из головы было невозможно.
Ничего брать с собой не стали. Юля была уверена — за день они доберутся до поселка. Погода им помогала, чистое небо без намека на облака, нежаркое солнце. Еще с вечера она вытряхнула из рюкзака все вещи, положила кружку, пакетик сухого черного хлеба, немного сухофруктов и шоколадку — лагерь от этого не обеднеет, а им нужны силы. Нож, спички. Себе она взяла куртку, запасные носки, футболку. В боковой карман сунула бутылку с водой. Петька пошел с пустыми руками. Чуть дернул бровью, увидев Юлькин рюкзак, но ничего не сказал, побежал вперед. Ничего не скажешь, нога у него прошла вовремя.
Интересно, почему Ткаченко согласился с ней идти? В конце концов, она бы уломала Харину. Ирка всегда сначала противится ее идеям, а потом соглашается. Конечно, с Петькой надежней. И это правильно, что он сам предложил пойти с ней. Она бы ни за что не решилась его позвать. Он сам так решил. И это после всего, что произошло, после того, как все встали против нее с Иркой? Или Петро нечего терять? Или он тоже считает себя виноватым в случившемся? Но разве мальчишки чувствуют свою вину за что-либо?
Вопросы бились в Юлиной голове, и ни на один не было ответа.
Они останавливались каждый час. Ткаченко четко отслеживал время по сотовому. Юле, конечно, хотелось быстрее оказаться внизу, среди людей, чтобы сегодня же найти тех, на кого можно будет переложить эту страшную ответственность — знание о случившемся, — и больше ни о чем не думать, но она понимала, что остановки нужны. Если они загонят себя с утра, к вечеру будут еле плестись.
— Стоим! — сурово произнес первый раз Петро и бухнулся на траву. Юля потянула из рюкзака сидушку — небольшой кусочек пенки, чтобы не пачкать свои серые брюки.
Лес вокруг был совсем другой, не такой, как вчера. Вместе с туманом и изморосью исчезла сказочная тайна, кедровые иголочки больше не переливались от сотни дождевых капелек, не шелестела вода по деревьям. Это утро звенело и искрилось, еще не поднявшееся солнце бросало шахматные тени на горы. Воздух был насыщен звуками и запахами. Он был такой плотный, что, казалось, его можно сжать в горсти.