— Кто вы такой? — отрывисто спросил генерал-лейтенант и осекся, натолкнувшись на холодный взгляд из-под кустистых бровей.
— Командир четвертой танковой бригады полковник Катуков, — четко выговаривая каждое слово, представился комбриг, резко вскинув руку к фуражке. — Назовите себя, товарищ генерал-лейтенант.
Субординация летела к черту, но полковник был вне себя от ярости — он был сыт по горло бардаком и желал знать, какого черта генералы бегут из Орла в общей толпе. Здесь главным был Михаил Катуков, командир танковой бригады, что разгружалась сейчас на станции, Михаил Катуков собирался выяснить, что произошло в Орле, и, не задумавшись, допросил бы даже командующего фронтом, попадись он ему на этом злосчастном шоссе. Комбриг ожидал вспышки деланой ярости, возмущения и угроз, но вместо этого генерал устало отдал честь и мертвым голосом ответил:
— Командующий Орловским военным округом генерал-лейтенант Тюрин. Командиры в кузове — мой штаб.
Он посмотрел на полковника и добавил:
— Вы здесь как: с бригадой или как я — без войск?
— Товарищ генерал-лейтенант, — вздохнул Катуков, — давайте сядем ко мне в автобус, во-первых, там удобнее говорить, во-вторых, можно карту раскинуть. Бригада разгружается на станции, мне приказано прикрыть направление на Тулу, а я даже не знаю, что происходит в Орле.
В автобусе генерал снял фуражку, потер лоб и глухо сказал:
— Орел взят немцами сегодня днем. Войск в городе практически не было, о том, что на нас идут их танки, мы ничего не знали, они свалились как снег на голову. Я потерял связь с теми немногочисленными частями, что были расквартированы в городе, и принял решение прорываться. — Генерал помолчал и добавил без всякой рисовки: — Возможно, было бы лучше, если бы я остался там.
Катуков ничего не ответил, молчал и комиссар. Ни один из них не знал тогда, что отчаянное сопротивление разрозненных частей в городе продолжалось до вечера. Аэродромная обслуга, артиллеристы, не успевшие развернуть свои орудия, десантники, высадившиеся на аэродроме прямо под огнем немецких танков, дрались до конца, выиграв тот день, что был необходим Катукову. Лишь после 21:00 части 4–й танковой дивизии уничтожили последних защитников города на аэродроме, при этом два танка было сожжено бутылками с горючей смесью.
Теперь, когда обстановка чуть прояснилась, пора было возвращаться на станцию и принимать решение — если немцы действительно захватили Орел, оборону следовало занимать перед Мценском, перекрывая шоссе. Приехав на вокзал, Катуков был встречен взволнованным комбатом–1:
— Товарищ полковник, тут вот к вам… — Капитан Гусев указал на человека в плащ-палатке и каске.
— Генерал-майор Лелюшенко, — спокойно сказал человек.
Катуков вскинул ладонь к фуражке — перед ним был командир 1–го гвардейского стрелкового корпуса. Его командир.
— Значит, так, между немцами и Мценском сейчас только твоя бригада.
Без каски генерал выглядел куда моложе. Они сидели в штабном автобусе, намечая план обороны города, Лелюшенко, оказавшийся в городе без войск, мог полагаться только на Катукова. Корпус фактически был только что сформирован, его части: 5–я и 6–я гвардейские стрелковые дивизии, 11–я танковая бригада, подразделения 5–го воздушно-десантного корпуса — еще только выдвигались к Мценску, под рукой у командующего находилась только 4–я танковая, что уже разгружалась на станции. Вот-вот должны были прибыть полк НКВД сформированный из пограничников, и батальон тульских курсантов. Не слишком много против немецкого танкового корпуса, поэтому в первую очередь следовало выяснить, какие именно части противника движутся на город.
— У тебя нет разведчиков. — Это был не вопрос, а утверждение. — Кого пошлешь?
— Две группы, — немедленно ответил полковник — По роте танков и мотострелков каждая.
— Так много? — удивился генерал, — И зачем танки? Почему не послать пехоту?
— По бездорожью пехотинец через пятьсот метров пуд грязи на сапоги наберет, — сказал Катуков. — А еще вероятней — просто не дойдет до противника. Мои мотострелки в бою не бывали. Пошлю две роты первого батальона.
— Почему средние? — снова задал вопрос Лелюшенко.
— Легкие, может, и к утру не разгрузят, — покачал головой комбриг. — К тому же… Роту легких танков два противотанковых орудия за пять минут перестреляют, если не быстрее. У них броня картонная, так, для названия разве что. У «тридцатьчетверок» шансы уцелеть выше, к тому же, столкнувшись с головными частями противника, они смогут нанести им потери и оторваться от противника.
— Все, убедил, — усмехнулся генерал. — Ты извини, что я во все лезу, просто, кроме тебя, у меня тут ничего нет. Не беспокойся, танками твоими через твою голову командовать не собираюсь. Продолжай разгрузку, утром выдвинешь свою разведку, а мы поедем с тобой позицию выбирать.
Лелюшенко поднялся, надел каску и вышел в ночь, полковник выглянул вслед за ним: разгрузка шла своим чередом и его присмотра не требовала. Он вернулся в автобус и раскинул на склад ном столике карту — километровку: прежде чем куда-то ехать, надо хотя бы приблизительно изучить местность.
4 октября 1941 г.— Командир, подъем! — Петров вывалился из сна мгновенно, он уже привык переходить от сна к бодрствованию за секунду.
Утро 4 октября встретило старшего лейтенанта все тем же холодным пронизывающим ветром, хорошо хоть дождь прекратился.
— Капитана Гусева и ротного вызвали к комбригу. — Безуглый был непривычно серьезен. — Похоже, скоро начнется.
Экипажи спали в полуразрушенном станционном бараке, дававшем укрытие от дождя и ветра, люди лежали, тесно прижавшись друг к другу, чтобы сберечь тепло. Один за другим танкисты выбирались из-под брезента, что служил им и постелью, и одеялом, кто-то грел руки над костром, другие приседали, размахивали руками, чтобы разогнать кровь. Петров посмотрел на серое небо — тучи, кажется, поднялись выше, и это беспокоило командира: погода постепенно становилась летной, а значит, им придется нелегко. Мимо, печатая шаг, прошла рота красноармейцев, и Петров на минуту прервал упражнения, привлеченный необычным видом бойцов: в новеньких шинелях, ладном, отлично пригнанном снаряжении, они выделялись какой-то особенной аккуратностью. Многие были вооружены СВТ, пулеметы и минометы присутствовали в количествах, точно положенных по штату, впрочем, «Дегтяревых», кажется, было даже больше, чем по одному на отделение.
— Тульский батальон, — сказал подошедший комиссар Бурды, старший политрук Александр Загудаев, — курсанты оружейно-технического училища. Хорошо идут, и вооружены добро.
— Выходит, с нами воюют? — спросил старший лейтенант.
— Похоже на то, — кивнул старший политрук. — Так, товарищи, зарядку заканчиваем, вон наш ротный сюда бежит.
Вдоль путей могучей бычьей побежкой несся старший лейтенант Бурда, перескочив через пути, он рысью вылетел на площадку перед бараком.
— Командиры машин — ко мне! — рявкнул комроты.
Судя по всему, дело предстояло серьезное, и командиры немедленно окружили ротного, ожидая разъяснений и приказа.
— Получен приказ провести разведку в направлении Орла. Наша рота вместе с одной ротой мотострелкового батальона должна выйти к восточной и юго-восточной окраине города и установить количество немецких войск в городе. — Он посмотрел на командиров. — Это задание чрезвычайной важности, причем вернуться не менее важно, чем разведать силы немцев. В головном дозоре идет взвод Ивченко. Мотострелки сейчас подойдут, сажаем по отделению на машину. Товарищ Петров!
— Есть! — отозвался старший лейтенант.
— Случалось водить танки с десантом?
— Да, — ответил молодой командир, — и неоднократно.
— Здесь все зависит от мастерства водителя, — заметил Бурда. — Ты уверен в своем? А то молод он…
— Осокин любому из твоих фору даст, — спокойно сказал Петров. — Я его видел в деле, он на двадцати километрах в час ни одного десантника не стряхнул.
— Ну хорошо, — кивнул комроты. — Экипажам построиться перед машинами.
Две минуты ушло на то, чтобы снять с танков Нехитрую маскировку, затем Бурда и командир мотострелковой роты распределили 11 отделений между одиннадцатью машинами. Бурда коротко объяснил поставленную задачу и выразил надежду, что рота выполнит ее как должно. Безуглый не мог упустить такой случай и поспешил заявить о себе:
— Так точно, товарищ старший лейтенант! — рявкнул неугомонный москвич. — Ждем только момента вонзить клыки в фашистское мясо!
Петров вздохнул: Безуглый был неисправим, и если в батальоне Шелепина к его выходкам привыкли, то еще неизвестно, как отреагирует Бурда. В строю танкистов и пехотинцев послышались смешки.
Петров вздохнул: Безуглый был неисправим, и если в батальоне Шелепина к его выходкам привыкли, то еще неизвестно, как отреагирует Бурда. В строю танкистов и пехотинцев послышались смешки.
— Что касаемо клыков, могу сказать следующее. — Комроты был абсолютно спокоен: — У нас в Донбассе есть поговорка: «Трусливая собака звонче гавкает». В лице сержанта Безуглого мы наблюдаем удивительное исключение из этого правила: кобель храбрый, но и брешет громко.
Строй затрясся от хохота, даже Петров не смог сдержать смех, улыбнулся и сам Бурда.
— Ладно, посмеялись и будет. — Лицо старшего лейтенанта стало серьезным. — По машинам.
Экипажи полезли в танки, мотострелки занимали места за башнями и на бортах.
— Упирайтесь ногами в зарядные ящики на боку, держитесь друг за друга, — сказал Петров молодому сержанту, командиру их десантников, — будет трясти.
Затем старший лейтенант повернулся к Безуглому:
— Да, Сашка…
— Знаю-знаю, — нагло ответил москвич, — три наряда вне очереди.
Петров хмыкнул: сержант оставался самим собой, и ничего тут не сделаешь. Будь это кто-то другой, такое нахальство и наплевательство на нормы Устава вызывало бы лишь раздражение, но командир видел своего Сашку в бою. Бесстрашие, мастерство и холодная ярость молодого танкиста с лихвой перекрывали все проблемы с дисциплиной.
Над командирским KB взвилась ракета, Петров сполз на сиденье и крикнул водителю:
— Заводи!
Две роты, двадцать четыре танка, две сотни пехотинцев двинулись на юго — запад, на Орел, в неизвестность.
* * *— Ну что, лучше вряд ли найдем? — Полковник опустил бинокль, в который обозревал окрестности, и повернулся к начальнику оперативного отдела.
— Наверное, товарищ полковник, — ответил Никитин. — По крайней мере, река ограничивает места возможного прорыва мостами.
Он быстро набросал кроки местности и теперь намечал позиции мотострелкового батальона и танковых засад.
— Что Кульвинский? — спросил Катуков.
Начальник штаба остался на станции руководить разгрузкой эшелонов, которые продолжали прибывать.
— Разгружен зенитный дивизион и ремонтная рота, сейчас занимаются артиллерией и вторым танковым батальоном, затем транспортная рота, полк НКВД ожидается к вечеру. — Никитин говорил, словно читал из блокнота: — В настоящее время мотострелковый батальон следует сюда пешим порядком.
— Двадцать с лишним километров, — подумал вслух Катуков. — Будут тут через четыре часа. Пусть сразу начинают окапываться. От разведгрупп есть что-нибудь?
— Бурда молчит. Гусев докладывает что-то непонятное — вышел к окраинам, один танк поврежден, два ворвались на окраину Орла, после чего связь с ними была потеряна.
Полковник с раздражением убрал бинокль в футляр.
— Что он себе думает? Он что, посылает танки в город парами? Передай ему, чтобы прекращал это, если вошел в соприкосновение с противником — дальше разведка только пехотой.
Катуков заметно нервничал: не успели войти в соприкосновение с противником, как два танка уже потеряны, причем не просто два танка, а «тридцатьчетверки». Исследование местности показало, что бригаде придется занимать оборону на широком фронте вдоль речки Оптуха, от деревни Домнино до Ивановского. Его правый фланг надежно прикрывала широкая Ока, и это немного успокаивало. Хуже было то, что через Оптуху имелось три моста: один в Домнино, два в Ивановском, по-хорошему, конечно, следовало бы их взорвать, но до выхода групп Гусева и Бурды сделать это было невозможно. У полковник» оставался 2–й батальон и три танка Т–34 — не ахти какие силы, мотострелковый батальон имел несколько противотанковых орудий, в крайнем случае, можно было поставить на прямую наводку тридцатисемимиллиметровые зенитные автоматы.
— Товарищ полковник, — заметил Никитин, заканчивая схему, — мне кажется, что совершенно напрасно автобус у нас торчит посреди улицы — его можно заметить издалека.
— Кондратенко! — крикнул Катуков. — Отгони автобус за избы!
Михаил Ефимович подумал, что они, пожалуй, и впрямь рискуют, выезжая на рекогносцировку на одном автобусе в сопровождении трех автоматчиков и танка, но другого выхода не видел — надо было знакомиться с обстановкой и намечать линию обороны — не сегодня-завтра бригада войдет в соприкосновение с немцами. Комбриг криво усмехнулся: надо продолжать работу.
— Мотострелковый батальон за мост поставим прикрывать мосты в Ивановском, в Домнино — взвод легких танков и тульских курсантов, — приказал полковник, — 2–й батальон в рощу на окраине Казнаусево. Взвод Т–34 остается в моем личном резерве.
Сделать предстояло еще очень много.
* * *Бурда опустил бинокль и машинально поправил шлем — старший лейтенант нервничал и не мог этого скрыть. Расстояние от Мценска до окраин Орла рота преодолела за шесть часов — скорость, конечно, аховая, но, с другой стороны лучше уж ползти по-черепашьи, чем стремительно влететь в огневой мешок и потом красиво гореть всей колонной. Группа двигалась перекатами — впереди полз взвод Ивченко, имея задачей разнюхивать обстановку и, в случае чего, первым получать немецкий гостинец. Ротный очень жалел, что у него нет броневика или мотоцикла, «тридцатьчетверки» ревели как бешеные, лязгали гусеницами и для разведки, вообще-то, не годились. Он вспомнил, сколько времени ушло у роты на преодоление Домнино, и скрипнул зубами: дойти до деревни, выпустить пешую разведку, проверить мост, затем осторожно перевезти через него один танк, убедиться, что мост после такого издевательства еще жив… Ограничение по весу на мост было 35 тонн, KB Бурды весил несколько больше, и старший лейтенант пережил несколько неприятных минут, пока его водитель переводил тяжелую машину на другую сторону. Перекатами, перелазами, маскируясь за холмиками, рощами, они ползли параллельно шоссе, время от времени останавливаясь, чтобы выслать вперед пешие дозоры. К счастью, дожди шли всего два дня, и хотя передвигаться по низинам и сжатым полям было тяжело, пехота все же с задачей справлялась. Немцев на дороге не было, и группа наконец дошла до места назначения. Перед ними, примерно в километре, лежал город: товарная станция, какой-то завод, бараки, заборы и единственная с этой стороны дорога из Орла в Мценск За все это время они не встретили противника, ни патрулей, ни разведки, и теперь старшему лейтенанту предстояло решить, что же делать дальше. В принципе, можно было попробовать подобраться ближе, но Бурда не хотел рисковать, противник наверняка прикрыл шоссе, ожидая атаки танков с этой стороны. Соваться не зная броду значило потерять людей и машины, что стояли сейчас замаскированные в кустах орешника. Слишком много здесь было мест, где могла укрываться противотанковая засада, старшего лейтенанта особенно беспокоил сарай в полукилометре отсюда.
— Что думаешь, тезка? — спросил ротного Александр Загудаев.
«Тридцатьчетверка» старшего политрука была укрыта рядом с KB Бурды, следом стояла машина Петрова.
— Сарай мне не нравится, — честно признался комроты, — как-то стоит неудачно.
— Пошли кого-нибудь проверить, — предложил политрук
— Да кого тут посылать, — махнул рукой Бурда, — у наших мотострелков весь опыт — три месяца в учебном лагере, они нам наразведают.
— Так мы что, будем здесь до зимы сидеть? — возмутился Загудаев.
— Тихо, тихо, — поднял руку старший лейтенант, — Чапай думать будет. Так, это что там еще за балаган?
Справа за танками шла какая-то перепалка, успокаивающе гудел чей-то бас, а вот возражал ему…
— Что такое? — У Загудаева отвисла челюсть. — Мальчишка?
Второй голос явно принадлежал ребенку, и оба Александра, переглянувшись, поспешили туда, где, судя по всему, уже несколько человек пытались унять невесть откуда взявшегося пацана.
— Ну ты, бисов сын! — бас гудел уже рассерженно.
— Пусти!
Ротный уже обходил танк с кормы, когда на другой стороне раздался глухой удар, бас тихо взвыл, и в живот Бурде врезался кто-то очень маленький и целеустремленный.
— А ну-ка, тихо, сынок — Широкая рука комроты легла на голову в шапке не по размеру. — Ты чего бузишь?
Перед Бурдой стоял мальчик лет десяти-одиннадцати, с грязным злым лицом и не по-детски серьезными глазами. Мальчишка был одет в драный ватник, серые штаны, огромные кирзовые сапоги и грязную шапку, сурово заломленную на ухо.
— Пусти, мне к командиру нужно! — Судя по всему, паренек был настроен серьезно.
— Ну я командир, — ответил старший лейтенант.
— Ты? — Мальчик смерил ротного скептическим взглядом.
Загудаев заржал:
— Говорил я тебе, Сашка, вид у тебя не грозный — Видишь, даже пацан не верит, что ты командир.
— Какой есть, — спокойно ответил Бурда. — Значит, так, хлопец, командую здесь я. Так что давай выкладывай, зачем я тебе понадобился, не тяни, мы здесь не в игрушки играем.