— Ну, один они все-таки подшибли, — заметил комиссар. — Сам видел: дымил так дымил…
— Да хрен с ним, — вздохнул комбриг. — Никитин, что там с нашей пехотой?
— Потери у пограничников и в Тульском батальоне ниже, чем в предыдущих боях, — ответил капитан.
— Учимся воевать, учимся, — с удовлетворением отметил Катуков. — Ладно, отходим на заранее подготовленные позиции. Я их, сволочей, измотаю-таки, они у меня Мценск навсегда запомнят.
Утром выпал мокрый снег, поля покрылись быстро тающими белыми пятнами. Новый рубеж обороны проходил уже почти по окраине города Мценска, но Катукова это не слишком беспокоило. Сегодня он рассчитывал дать противнику еще один бой, не хуже вчерашнего, благо все необходимое для этого у него имелось, да и боевой дух в бригаде и приданных частях вырос. В 7:00 было замечено первое движение немцев, похоже, после вчерашнего боя они сами отошли, чтобы перегруппироваться и подтянуть артиллерию. Теперь гитлеровцы вновь заняли Шеино и медленно продвигались к городу. Наконец авангард противника приблизился на дистанцию выстрела, но стоило артиллерии открыть огонь, вражеские танки отошли.
— Не понимаю. — Катуков обеспокоенно топтался в окопе, то и дело осматривая в бинокль шоссе: — Что за игры? Сколько времени прошло с последней атаки?
— Два с половиной часа, — ответил начальник штаба. — Если, конечно, это можно назвать атакой. Так, продемонстрировали активность, и сразу назад.
— Мы что, так здорово вчера их потрепали? — спросил комбриг. — Как думаешь?
— Вряд ли, — покачал головой Кульвинский. — Они понесли потери, но боеспособности не потеряли, здесь что-то другое…
Капитан Чумак сидел в кабине реактивной установки и изо всех сил старался не заснуть. Дорога здесь была относительно ровная, машины шли медленно, а снег падал так успокаивающе, что он постоянно проваливался в забытье и приходил в себя, когда «катюша» подпрыгивала на каком-нибудь ухабе. Батарея выдвигалась на новую позицию, два километра к юго-востоку от Мценска, там они будут ждать приказа открыть огонь, получив его, дадут один-два залпа и быстро вернутся на северную окраину города.
Глаза снова сами собой закрылись, и некоторое время капитан спал, опершись на дверцу кабины. Он очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо:
— Товарищ капитан, — водитель выглядел слегка встревоженным, — танкисты нам навстречу, я уж и сигналил им, и фарами мигал, прут и прут.
Впереди, метрах в ста, по дороге навстречу им двигались танки, их очертания терялись в метели, и капитан подумал, что, наверное, снег слепит механиков-водителей, которым и без того ни черта не видно в свои щели.
— Останови, — приказал Чумак и, открыв дверь, спрыгнул на обочину.
Танки были уже метрах в пятидесяти, когда капитан почувствовал неладное, он помнил «тридцатьчетверки» бригады — обтекаемые, хищные, эти угловатые машины были на них совсем не похожи…
Пулеметная очередь сбросила его с дороги, и, умирая, капитан Чумак увидел, как немецкие танки давят его «катюши»…
* * *— Товарищ полковник, — впервые за все это время выдержка изменила начальнику оперативного отдела, он почти кричал, — немецкие танки в Мценске.
— Что? — Катуков резко повернулся к Никитину: — Как это произошло?
— Судя по всему, — самообладание уже вернулось к капитану, — они внезапно атаковали тульский батальон, смяли его и ворвались в город по юго-восточному шоссе.
— Сколько их?
— Точно пока неизвестно, докладывают, что не меньше десятка, пехота шла на них десантом.
— Так..
Положение было аховое, Мценск пересекала река Зуша, и, если не принять меры, 4–я танковая будет прижата к ней и уничтожена. Понтонный мост через реку враг уже захватил, если в его руках окажутся железнодорожный и шоссейный, бригаде конец.
— Доложить ситуацию в штаб корпуса, Гусеву — всеми имеющимися танками контратаковать противника и захватить шоссейный и железнодорожный мосты, Пияшеву оставить для прикрытия один батальон, остальными силами поддержать Гусева.
2–й танковый батальон оставался прикрывать шоссе от возможной атаки с юго-запада, артиллерию следовало перевезти через реку в первую очередь.
* * *Экипаж Петрова маялся от безделья на СПАМе возле своей «тридцатьчетверки». Ремонтники работали день и ночь, но в первую очередь восстановлению подлежали машины с наименьшими повреждениями, и танкистов честно предупредили, до них руки дойдут не раньше, чем через сутки.
Впервые им представилась возможность поспать как следует, и все трое дружно храпели, наверстывая упущенное. Петров проснулся первым, как всегда на войне, переход от сна к яви был мгновенным. Некоторое время он не мог понять, что его разбудило, но тут в доме задребезжали заклеенные бумажными лентами стекла, и старший лейтенант толкнул в бок Безуглого:
— Сашка, подъем! Стреляют, слышишь?
Москвич приоткрыл один глаз, зевнул и пробормотал:
— Ну, стреляют. На то она и война, чтобы стреляли…
— Вставай, дурак, стреляют в городе!
Заряжающий немедленно вскочил и пнул в бок водителя:
— Васька, хватит дрыхнуть, смерть свою проспишь!
Они выбежали на улицу, когда от центра города донеслась пулеметная очередь, затем захлопали танковые пушки, и выстрелы слились в сплошной гул.
— Я так понял, немцы в Мценске? — больше для проформы спросил сержант.
— Петров!
Старший лейтенант обернулся — к ним бежал помпотеха комбрига Дынер.
— Значит, так, сынок, — для этого здоровенного лысого дядьки все танкисты были сынками, — немцы прорвались в город. А у нас тут семь неисправных машин, твоя восьмая, и ремонтное хозяйство, если бросить — считай, немцы себе еще восемь танков запишут. Я сейчас весь этот бардак за речку поведу, пока они мост не перехватили, так ты уж будь добр, подержи их тут, если сунутся, твоя «ласточка» все равно посреди улицы торчит.
— Есть. — Петров вскинул руку к танкошлему и повернулся к экипажу: — Что стоим, Саша, давай-ка быстро к машине. Вася, тебе там делать нечего, танк все равно не на ходу…
— А вот тебе дуля, командир. — Водитель немедленно изобразил упомянутую фигуру из пальцев. — Я с вами, сяду за башней с пулеметом.
— От Безуглого поднабрался? — на бегу крикнул Иван.
— С кем поведешься, — задыхаясь, ответил Осокин, ныряя в передний люк..
* * *Приказ командующего корпусом был прост: Продержаться до темноты, потом получишь приказ на отход». Это означало: «Помощи не жди, выбирайся сам и только попробуй угробить матчасть». Бой шел в восточной части города, шоссейный мост обстреливался вражескими зенитками. Дынер, похоже, сумел вытащить из города поврежденные машины буквально под носом у гитлеровцев, но вскоре после этого переправа была взята под прицел. Первым делом следовало вывести на ту сторону тыловые части, все то, без чего бригада работать не может, а для этого нужно было попытаться отбросить противника от шоссе. Из трех KB, отправленных комбригом к мосту, один был подбит сразу же, но его командир, старший политрук Лакомое, продолжал стрелять из горящей машины до последнего, вызывая на себя огонь противника. Два других гиганта подбили одну из пушек, вынудив немцев отступить, и тыловые подразделения успели пересечь Зушу, прежде чем гитлеровцы контратаковали. В коротком бою был подбит второй KB, а третий задом отступил к центру города, напоследок всадив снаряд в башню вырвавшейся вперед вражеской машины.
Положение складывалось серьезное, комбриг понимал, что, если его атакуют еще и со стороны Орла, бригада, стиснутая в западной половине города, будет просто истреблена. Шоссейный мост прочно удерживали гитлеровцы, но оставался еще железнодорожный, пусть узкий, но тем не менее достаточно прочный, чтобы выдержать орудия и танки. Одна из «тридцатьчетверок» сумела пересечь мост, и ее командир сообщил: на том берегу реки движутся какие-то войска. Посланная разведка установила, что это занимают позицию части пробившейся из окружения 13–й армии. Это было первое радостное известие за весь день — рядом есть наши части, соседи, и даже если бригада потеряет боеспособность, дорога на Тулу будет прикрыта.
Тем временем гитлеровцы наконец атаковали позиции бригады с фронта, и Катуков понял, что конец уже близок Еще утром у него была стройная, продуманная оборона, его штаб, сделавший выводы из предыдущих боев, предусмотрел несколько вариантов развития событий, танковые засады готовились уничтожать противника совместно с артиллерией и пехотой. Но командир немецкой 4–й танковой дивизии переиграл его, обойдя город с фланга, и теперь части, сорванные с западного рубежа, вели тяжелый бой в городе, теряя людей и танки, а с фронта противник продавливал ослабленные позиции.
* * *— Командир, мы горим. — Голос Безуглого был до странности спокойным, и старший лейтенант понял, что москвич вот-вот сорвется.
— Командир, мы горим. — Голос Безуглого был до странности спокойным, и старший лейтенант понял, что москвич вот-вот сорвется.
Они отбили две атаки, расстреляв остатки боезапаса, Осокин выпустил по врагам восемь дисков. Экипаж стрелял без особой надежды поразить противника, скорее, стараясь отогнать его, заставить отойти с улицы. Естественно, кончилось это тем, что их обошли и всадили два снаряда в моторное отделение. Машина постепенно заполнялась дымом, сквозь перегородку моторного отделения было видно пламя.
— Прекрати истерику, — приказал Петров больше самому себе. — Снимай пулемет, я открываю люк.
— Господи, да когда ж это кончится, — простонал Безуглый, вытаскивая спаренный ДТ и привычно засовывая за пазуху два диска.
Командир отбросил тяжелую крышку люка и рывком выдернул себя из башни. На моторном отделении в россыпи стреляных гильз лежал Осокин, не помня себя, старший лейтенант бросился к водителю. Над головой загрохотал пулемет, и Безутлый бешено заорал: — А-а-а, суки, мало вам Олега было? Ваську хотите?
Петров перевернул легкое тело водителя и вздохнул с облегчением: Осокин был просто контужен. Он подхватил мехвода поперек туловища и тяжело соскочил на землю.
— Сашка, кончай балаган, — приказал командир. — Будем искать своих, ты прикрываешь.
* * *К вечеру пришел приказ Лелюшенко идти на соединение со своими частями, и комбриг поднял войска в последний, отчаянный прорыв. Железнодорожный мост прочно удерживали пограничники Пияшева, саперы настелили поверх шпал доски — теперь можно было переводить артиллерию. Он навсегда запомнил этот кошмар: бьющиеся со сломанными ногами кони, разъезжающиеся доски настила и непрерывный огонь по столпившимся на мосту людям. Орудия и грузовики перекатывали на руках, человеческой силой выдергивая зависшие над бурлящей водой колеса, а за спиной, у вокзала, «тридцатьчетверки» и пограничники вели отчаянный бой с прорвавшимися гитлеровскими танками и пехотинцами. Из станционных строений по мосту с убийственной точностью стреляли пулеметы, пока танкисты не подожгли деревянные бараки и не выкурили врага.
К часу ночи пограничники закончили переправу, и через мост двинулись танковые батальоны бригады, один за другим, «тридцатьчетверки» и БТ переправлялись на ту, советскую сторону. Когда последний танк пересек реку, комбриг отдал приказ саперам, и оба пролета с грохотом обрушились в реку. Катуков молча смотрел на горящий город. В глубине души он понимал, что ему все равно не удалось бы удержать Мценск, но то, что немцы взяли его с бою, было невыносимо.
— Значит, выходим во второй эшелон? — спросил подошедший комиссар.
— Да, — глухо ответил комбриг. — Занимаем позиции за 50–й армией, двое суток на отдых и переформирование.
Оба помолчали.
— Не казни себя, — сказал Бойко. — Ты сделал все что мог. Корпус завершил развертывание, наша задача выполнена.
— Наша задача — выбить их к чертовой матери отсюда, — вспылил полковник — Я разменивал танки на танки, я потерял сотни людей! И в результате я, а не он потерпел поражение…
— Прекрати, — жестко приказал комиссар. — Что ты, как баба, ей-богу. Будет время — нанесем поражение и выбьем, не все сразу. Знаешь, по-моему, тебе просто нужно выспаться.
* * *Когда Петров нашел свою роту, уже светало. Батальоны готовились к маршу, бригада выступала к новому рубежу обороны.
— А-а-а, три танкиста, три веселых друга, — радостно заорал комиссар Загудаев. — Сашка, иди сюда, смотри, кто к нам пожаловал.
Из-за KB выскочил Бурда и, раскинув руки, пошел на экипаж
— Задушишь, — прохрипел Петров.
— Я уж думал — с вами все. — Комроты обнял всех по очереди.
Вокруг собирались танкисты, кто-то притащил жестяной чайник с остатками еще теплого чая.
— А где ваша старушка? — спросил Бурда.
— Сгорела, — вздохнул Иван. — Правда, Дынер обещал другую, сегодня закончат ремонт, у нее экипаж все равно переранен.
— Значит, еще воюем, Ваня? — усмехнулся ротный.
— Воюем, — ответил старший лейтенант.
— Добро. — Бурда посерьезнел. — А то долгов накопилось — пора бы уже отдавать начинать.
— Пора, — кивнул Петров.
— Ну ладно, догоняйте нас. — Бурда хлопнул Ивана по плечу и полез в танк
Через пять минут 1–й батальон, рыча и плюясь грязью из-под гусениц, ушел по дороге на север.
— Ну, три веселых друга, — усмехнулся Петров, — пошли в ремроту, будем Дынеру над ухом зудеть.
— Ага, — кивнул Безуглый, — и пожрать чего-нибудь не мешало бы. Знаешь, командир, у меня такое чувство, что это только начало.
— Наверное, — кивнул старший лейтенант.
И они пошли туда, где ремонтники, грохоча кувалдами, чинили их новый танк.