В США, например, государство всегда проводило активную промышленную политику, как и все остальные индустриальные страны. Считается, что система частного предпринимательства может выжить только при широком правительственном вмешательстве. Оно нужно для регулировки разрегулированных рынков и для защиты частного капитала от разрушительного воздействия рыночной системы, для организации общественного финансирования передовых отраслей промышленности и т. д.
Но никто не называл это промышленной политикой, так как на протяжении полувека она пряталась внутри пентагоновской системы. На международной арене Пентагон был силой интервенции, а внутри страны — способом, позволявшим правительству координировать частную экономику, создавать благоприятные условия для крупных корпораций, субсидировать их, направлять поток средств налогоплательщиков на исследования и разработки, формировать гарантированный государством рынок для избыточного производства, выделять передовые отрасли для усиленного развития ит. д. Практически все успешные и процветающие секторы экономики США зависят от такого рода правительственного участия.
* * *
Корр.: Я слышал, как на конференции в Литтл-Роке Б. Клинтон говорил о структурных проблемах и перестройке инфраструктуры. Одна из участниц, Энн Маркузен, экономист из университета Нью-Джерси и автор книги «Демонтаж экономики “холодной войны”», говорила об излишествах пентагоновской системы, ее ошибках и об ущербе, причиненной ею американской экономике. Кажется, возникает какая-никакая дискуссия на эти темы — раньше, насколько я знаю, такого не бывало.
Причина в том, что поддерживать пентагоновскую систему в прежнем виде стало невозможно. Приходится заводить об этом разговор, так как маски сброшены. Теперь очень трудно заставить людей ограничить потребление и притязания, чтобы направить капиталовложения в высокотехнологичные отрасли, как это происходило раньше под предлогом того, что «русские идут».
Итак, система под угрозой. Экономисты и банкиры не первый день указывают на одну из главных причин неспешности происходящего восстановления: неспособность правительства прибегнуть к наращиванию военных расходов со всеми его последствиями — традиционным «выкачивающим» механизмом экономическою стимулирования. Хотя попытки действовать по-старому не прекращаются (по-моему, нынешняя операция в Сомали является как раз такой попыткой пиара для Пентагона), прежние методы утратили эффективность.
Надо учитывать еще один факт. Острие прогресса в технологии промышленности в последнее время поворачивается в другом направлении: от промышленности на основе электроники, как в послевоенный период, к промышленности и коммерции на основе биологии.
От биотехнологии, генной инженерии, селекции семян, создания новых медикаментов (и даже новых видов живых организмов) ожидают превращения в стремительно растущую индустрию с огромными прибылями. В потенциале она гораздо прибыльнее электроники, — фактически, по сравнению с потенциалом биотехнологии (которая может охватывать самые главные составляющие человеческой жизни) электроника выглядит просто как дуновение моды.
Но в таких отраслях участие правительства трудно спрятать под крышу Пентагона. Даже если бы нам по-прежнему «мешали» русские, это было бы неосуществимо.
Две наши политические партии предлагают разные рецепты. Люди вроде Рейгана и Буша-старшего, более фанатичные в смысле идеологии, в некоторой степени зарывают голову в песок и проявляют догматизм. Люди типа Клинтона более современны. В этом одна из причин той поддержки, которую оказал Клинтону крупный бизнес.
Возьмем проблему «инфраструктуры» или «человеческого капитала» — неуклюжий способ сказать о создании людям жизненного минимума и обеспечении им образования. Бизнес-сообщество пришло к пониманию того, что с этим возникли проблемы.
Например, «Уолл-стрит джорнал» десять лет была завзятым адвокатом рейгановских безумств. А теперь там помещают статьи со стенаниями о последствиях — хотя последствиями это не называется.
В частности, большая статья посвящена коллапсу образовательной системы Калифорнии — прискорбном явлении. Бизнесмены Сан-Диего и окрестностей полагались на поддержку штата, то есть на субсидии, получая квалифицированных рабочих, младших менеджеров, специалистов прикладной науки и пр. И вот теперь эта система рухнула.
Причина очевидна: огромные сокращения социальных расходов в федеральном бюджете, налоговые и прочие меры, значительно увеличившие федеральный долг, рост которого «Уолл-стрит джорнал» поддерживала. Теперь бремя помощи выживанию переложено на штаты, а они не способны его нести. Борясь с трудностями, штаты перекладывают их на плечи муниципалитетов, но и те сталкиваются с серьезными проблемами.
То же самое относится и, допустим, к богатому бизнесмену, обитателю зажиточного бостонского пригорода. Ему хочется сесть в свой лимузин и ехать на работу. Но на дороге рытвины. Это нехорошо. Еще ему хочется гулять по городу и ходить в театры, не опасаясь вооруженных нападений.
Бизнесмены жалуются. Они призывают правительство обеспечить их, как и раньше, всем необходимым. Но это означало бы отказ от фанатизма, который уже столько лет проповедует «Уолл-стрит джорнал» и другие органы печати.
Корр.: Разговоры — это одно, а как насчет волшебного ключика? Знают ли они, как быть?
Наверное, знают. Послушать неглупых экономистов, вроде Боба Солоу, выступавших на конференции в Литтл-Роке, так у них с избытком здравых мыслей.
То, что они хотят сделать, открыто осуществляется Японией, Германией, любой нормально функционирующей экономикой: основой для частных прибылей должны служить инициативы правительства. На периферии Японии — например в Южной Корее и на Тайване — мы наблюдаем отход от модели третьего мира и переход к индустриальному обществу через массированное государственное вмешательство.
Там государству хватает сил для контроля не только над профсоюзами, но и над капиталом. В 1980-х годах в Латинской Америке существовала огромная проблема бегства капитала ввиду его открытости международным рынкам. В Южной Корее такой проблемы нет — у них бегство капитала карается смертной казнью. Как и подобает здравомыслящим планировщикам, они используют рыночную систему как способ распределения ресурсов, но только под неустанным, плановым центральным руководством.
США косвенно делали то же самое через систему Пентагона, но такой подход оказался неэффективным. Он все равно больше не сработает, поэтому придется согласиться на открытость. Вопрос только в том, осуществимо ли это. Одна из проблем заключается в том, что колоссальный долг, накопленный за рейгановские годы, — на федеральном, штатном, корпоративном, местном и даже семейном уровне, — чрезвычайно мешает запуску конструктивных программ.
Корр.: Нет денег — вот в чем беда!
Так и есть. Фактически это и было, наверное, одной из целей рейгановской программы заимствований и расходов.
Корр.: Уничтожить капитал?
Вспомните, как лет десять назад уволенный Дэвид Стокман (глава Бюджетного управления в ранние годы президентства Рейгана) давал интервью журналисту Уильяму Грейдеру, специализировавшемуся на экономике. Стокман проболтался, что замысел был в том, чтобы прихлопнуть долгами социальные расходы. На субсидирование богачей деньги всегда найдутся. А вот на помощь матерям с детьми-иждивенцами денег не хватит: все уйдет на других иждивенцев — управляющих корпорациями.
Между прочим, сам по себе долг в цифровом выражении — не такая уж проблема. У нас бывали долги и покрупнее — не в цифровом выражении, а относительно валового национального продукта. Точный размер долга — это отчасти статистическая эквилибристика. Как посчитают, таким он и окажется. В любом случае он не принадлежит к числу неразрешимых проблем.
Вопрос в другом: как поступили с одолженным? Если бы заимствования последних десяти лет пошли на конструктивные цели — например на капиталовложения или на инфраструктуру, — то все мы стали бы гораздо благополучнее. Но заимствования пошли на обогащение богачей: на потребление (а это означает высокий импорт, усугубление торгового дефицита), финансовые манипуляции и спекуляции. Все это для экономики крайне вредно.
Есть еще одна проблема — культурно-идеологическая. Правительство годами полагается на пропагандистскую систему, отрицающую все эти истины. Пусть в других странах правительства вмешиваются в экономику и берут на себя социальные обязательства, а мы — завзятые индивидуалисты. Вот Ай-би-эм ничего и не получает от правительства. То есть получает, и немало, но — через Пентагон.
Пропагандистская система, кроме того, закатывает истерики по поводу налогов, хотя налоги у нас сравнительно невысоки, и бюрократии, препятствующей прибылям, то есть защищающей работника и потребительские интересы. Бюрократы-интеллектуалы, перекачивающие общественные средства предпринимателям и банкирам, никого, конечно, не раздражают.
Пропаганда пропагандой, но население действительно настроено довольно-таки эгоистично — многим недовольно, плохо слушается приказов. Поэтому продать ему государственную промышленную политику будет нелегко. С этими культурными факторами нельзя не считаться.
В Европе существует некий социальный контракт. Ныне он дает трещину, но в его основе всегда лежала мощь профсоюзов, организованность рабочей силы и относительная слабость бизнес-сообщества. В Европе оно по историческим причинам не доминирует так, как у нас. Европейские правительства тоже заботятся прежде всего о частном капитале, но при этом создают систему жизненной безопасности для остального населения. Там вменяемое здравоохранение, разумная система услуг населению и т. д.
У нас всего этого никогда не было, отчасти из-за меньшей организованности трудящихся и большего классового самосознания и преобладания бизнес-сообщества.
Япония добилась близких к Европе результатов благодаря своей авторитарной культуре. Люди делают то, что от них требуют. Им велят умерить потребление — а у них очень низкий стандарт жизни относительно величины средств, — усердно трудиться, и они подчиняются. Здесь такое не пройдет.
Корр.: Создавшаяся экономическая ситуация как будто благоприятствует левым, прогрессивному движению, их конкретным предложениям. Но левые то ли погрязли в междоусобице, толи переживают период реакции, в общем, не действуют на опережение.
Так называемые левые (все движения за мир и справедливость) за последние годы увеличили свою численность. Но их деятельность узко локализована. Они фокусируются на конкретных шагах — и многого добиваются.
Но им недостает ширины охвата и организационной структуры. Объединение вокруг профсоюзов невозможно из-за отмирания последних. Формальной структурой они стали походить на церковные приходы.
Практически не существует функционирующей левой интеллигенции, то есть интеллектуалов как отчетливой группы или класса. Никто не говорит подробно о том, что надо сделать, ораторов вообще стало мало. Классовая борьба последних десятилетий привела к ослаблению народных организаций. Люди разрозненны.
Надо сказать, что актуальные политические проблемы весьма глубоки. Реформы — это всегда хорошо. Хорошо иметь больше денег для голодающих детей. Но есть ряд объективных проблем, которыми нам с вами пришлось бы заняться, окажись мы у руля страны.
На одну из таких проблем администрации Клинтона указывает редакционная статья в одном из последних номеров «Уолл-стрит джорнал». Там говорится о том, что было бы, если бы администрация вдруг отнеслась всерьез к собственной риторике и стала, к примеру, расходовать средства на социальные программы. Это, конечно, маловероятно, но вдруг у кого-нибудь закружится голова, и тогда...
Соединенные Штаты настолько влезли в долги к международному финансовому сообществу, что независимая политика оказалась для них под запретом. Если здесь случится что-то, что придется не по нраву держателям облигаций, урежет их краткосрочную прибыль — скажем, рабочим повысят зарплату, — то они попросту начнут уходить с рынка американских облигаций.
Процентные ставки поползут вверх, экономика покатится под горку, дефицит возрастет. Газета предупреждает: 20-миллиардная программа расходов Клинтона может превратиться в новый 20-миллиардный правительственный долг вследствие даже небольших изменений в купле-продаже облигаций.
Таким образом, даже в такой богатой и сильной стране, как США (самой богатой и сильной из всех), социальная политика оказывается заложницей денежных мешков, своих и зарубежных. Именно эти вопросы требуют решения. Мы стоим перед революционными переменами.
Эта тема вызывает, несомненно, много споров. Спорящие исходят из того, что инвесторы вправе решать, как будут развиваться события. Значит, мы должны их завлекать. Но пока право решать принадлежит инвесторам, больших перемен мы не дождемся.
Это все равно что решать, стоит ли переходить от пропорционального представительства к какому-то еще в подчиненном государству парламенте тоталитарного государства. Кое-что изменится, но толку будет немного.
Пока остается неизменным источник власти, то есть в конечном счете инвестиционные решения, все прочие перемены будут оставаться косметическими и половинчатыми. Если они зайдут слишком далеко, то инвесторы будут вкладывать деньги во что-то другое, и с этим вы ничего не сможете поделать.
Бросить вызов праву инвесторов решать, кому жить, а кому умирать, как жить и как умирать, — значит сделать решительный шаг в направлении идеалов Просвещения и классической либеральной идеи. Это была бы настоящая революция!
Корр.: Давайте поговорим еще об одном факторе. Психологически гораздо проще что-то критиковать, чем выступать с конструктивными предложениями. Тут задействована совсем другая динамика.
Мы видим, что многое делается неправильно. Можно предлагать мелкие изменения. Но будем реалистами: крупные перемены (которые по-настоящему изменят направление развития и помогут преодолеть основные проблемы) потребуют глубокой демократизации общества и экономической системы.
Бизнес или крупная корпорация выстроена изнутри как фашистская система. Власть наверху, сверху вниз идут приказы. Либо ты их выполняешь, либо — на выход.
Концентрация власти в таких структурах означает резкие ограничения в идеологической и политической областях. Полного контроля в них нет, есть резкие ограничения. Это голые факты.
Международная экономика накладывает ограничения иного рода. Этого нельзя не видеть — это истина. Если кто-нибудь сделает над собой усилие и почитает Адама Смита, вместо того чтобы нести о нем всякую чепуху, то окажется, что он подчеркивал классовый характер социальной политики. Он считал необходимым классовый анализ.
Если как следует изучать канон в университете Чикаго (цитадель Милтона Фридмана и других правых экономистов), то нельзя не знать, что Адам Смит клеймил меркантилистскую систему и колониализм, так как выступал за свободу торговли. Но это только половина правды. Другая половина — его мысль, что меркантилистская система и колониализм очень выгодны «торговцам и фабрикантам... главным архитекторам политики», но вредны для народа Англии.
Короче говоря, богачи и аристократия Англии использовали классовую политику себе во благо. Платил за это народ. Смит, будучи интеллектуалом Просвещения, выступал против такого подхода, но он его признавал. Если вы этого не признаете, значит, вы живете в нереальном мире
Кому выгодны НАФТА и ГАТТ?
Корр.: «Смит-Корона», последняя американская компания по производству пишущих машинок, перебирается в Мексику. Вдоль границы протянулся целый коридор «макиладорас» (сборочных предприятий, где низкооплачиваемые рабочие собирают изделия из сделанных в других местах деталей). Люди трудятся за пять долларов в день, терпят невероятное загрязнение среды, токсичные отходы, свинец в воде и пр.
Один из главных стоящих сейчас перед страной вопросов — присоединение к Североамериканскому соглашению о свободной торговле. НАФТА, без сомнения, очень сильно повлияет и на американцев, и на мексиканцев. Можно спорить, каким именно будет это влияние, но то, что оно будет сильным, бесспорно.
Вполне вероятно, что произойдет усиление процесса, который вы только что описали, — оттока производства в Мексику. Власть там принадлежит жестокой репрессивной диктатуре, а это гарантия низкой оплаты труда.
Во время так называемого мексиканского экономического чуда последнего десятилетия зарплаты там снизились на 60 процентов. Гибнут профсоюзные активисты. Если «Форд» хочет нанять сверхдешевую рабочую силу, ему ничего не мешает, никто его не остановит. Загрязнение окружающей среды не контролируется. Отличное место для инвестиций!
Кто-то воображает, что НАФТА, подразумевающее перенос в Мексику высокопроизводительных мощностей, повысит тамошние заработки, даже уравняет их с американскими. Но это вряд ли. Одна из причин — репрессии, не позволяющие рабочим организованно требовать повышения оплаты труда. Другая причина: из-за НАФТА Мексику наводнит продукция индустриального сельского хозяйства из США.
Вся эта продукция — результат субсидирования, и это подорвет мексиканское сельское хозяйство. Наводнение Мексики американской сельскохозяйственной продукцией сгонит с земли примерно 13 миллионов человек. Все они хлынут в города или зоны «макиладорас», а это приведет к дальнейшему падению заработков.