Трис скорчилась позади меня на скамейке. Она теребит в руках фотографию. Ее пальцы скользят по картинке, касаясь лица матери. Кристина устроилась справа, Калеб — слева. Но Трис старается не касаться его, почти навалившись на Кристину.
— Значит, это ваша мама? — спрашивает та.
Трис и Калеб кивают.
— Она молодая. И красивая, — тараторит Кристина.
— Да, она — красивая. То есть была.
Голос Трис не звучит печально, хотя ее губы дрожат. У меня складывается впечатление, что она ожидает чуда. Надеюсь, она не лелеет ложную надежду.
— Разреши мне посмотреть поближе, — просит Калеб.
Молча, не глядя на него, она передает ему фотографию.
Я отворачиваюсь от них и продолжаю разглядывать нашу новую реальность. Вокруг нас расстилаются широкие поля. А позади — едва видимый в тумане, еще виднеется Спайр, возвышающийся над невидимым городом. Он похож на призрак.
Питер встает и становится рядом со мной у борта грузовика, держась за брезент, чтобы не упасть. Дорога поворачивает в сторону, и я больше не вижу полей. Теперь мы попадаем в лабиринт зданий. Некоторые — небольшие, как дома альтруистов, другие — широкие и приземистые.
Густые деревья растут внутри бетонных кругов, очевидно, служащих для того, чтобы их корни не расползались и не разрушали мостовую. На коньке ближайшей крыши сидят в ряд черные птицы, такие же, какие вытатуированы на ключице Трис. Когда грузовик проезжает мимо, они пронзительно кричат и взмывают в воздух.
Я отхожу от борта и сажусь на скамейку. Закрываю глаза, не в силах справиться с потоком новой информации. Я чувствую сильные руки Трис на своих плечах, заключающих меня в их надежный круг. Она — молодец, я же словно оцепенел.
— Попытайся сосредоточиться на том, что происходит прямо здесь и сейчас, — советует мне Кара.
Я пробую. Думаю о том, что скамейка подо мной твердая, грузовик подскакивает, иногда даже на ровной дороге, а его вибрации передаются моему телу. Прислушиваюсь к своим ощущениям, когда машина проезжает по рельсам. И я перестаю ощущать даже течение времени, паника отступает, остается только наше движение по земле.
— Теперь ты можешь оглядеться, — голос Трис доносится будто издалека.
Кристина и Юрайя стоят на моем прежнем месте. Я задираю голову. Но обнаруживаю только высоченный забор. Пейзаж выглядит совершенно пустым по сравнению с плотной городской застройкой. Ограда сделана из длинных черных пик, заостренные концы которых загнуты наружу, чтобы проткнуть каждого, кто попытается перелезть.
В нескольких футах позади есть еще один забор, сделанный из металлической сетки, как тот, что окружает наш город. Но поверх этого протянута колючая проволока. Я слышу доносящееся оттуда гудение. Очевидно, все находится под электрическим напряжением. В пространстве между двумя заборами расхаживают люди с оружием, напоминающим наши пейнтбольные винтовки. Только они наверняка настоящие.
К первому забору прикреплена вывеска: БЮРО ГЕНЕТИЧЕСКОЙ ЗАЩИТЫ.
Амар неразборчиво обращается к охранникам. Ворота медленно открываются, пропуская нас. Я понимаю, что за этими заборами — железный порядок.
Везде стоят невысокие здания, разделенные аккуратными газонами и подстриженными деревьями. Дорожки, проложенные между ними, ухожены и размечены стрелками, указывающими различные пункты назначения: ТЕПЛИЦЫ — прямо; КОНТРОЛЬНО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ — налево; ОФИЦЕРСКИЕ КАЗАРМЫ — направо, ГЛАВНАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ находится прямо перед нами.
Озираюсь по сторонам и почти свешиваюсь из кузова. Бюро Генетической Защиты просто бесконечное. Прямо мамонт из стекла, стали и бетона. За ним торчат несколько башен с белыми шарами наверху. Не представляю, зачем они нужны, но когда я их вижу, на ум сразу приходят наши контрольные комнаты. Забавно будет, если я угадал.
Здесь почти нет людей. Впрочем, несколько человек провожают нас взглядами, но мне не удается разглядеть их лиц — мы едем слишком быстро.
Грузовик тормозит перед двойными дверями, и Питер первым выпрыгивает на землю. За ним вылезаем и мы, а потом сбиваемся в плотную кучку.
В городе мы были разделены на фракции. Учитывался и возраст, и происхождение. Здесь мы сами по себе.
— Вляпались, — бормочет Трис, когда к нам подходят Зоя и Амар.
«Вляпались», — повторяю я про себя.
— Добро пожаловать в Бюро, — изрекает Зоя. — Здание раньше принадлежало аэропорту О’Хара, — одному из крупнейших аэропортов в стране. Теперь, здесь штаб-квартира Бюро Генетической Защиты, или просто Бюро. Это — агентство правительства Соединенных Штатов.
Я невольно хмурюсь. В принципе, я знаю все слова, которые она произносит, кроме разве что «аэропорт» и «Соединенные Штаты». Похоже, я не единственный, кто выглядит удивленным. Питер вопросительно поднимает брови.
— Ох, извините меня, — спохватывается Зоя. — Я забывала, что вы почти ничего не знаете.
— Я считаю, это ваша вина, а не наша, — резко говорит Питер.
— Наверное, ты прав, — мягко улыбается ему Зоя. — Постараюсь объяснить. Аэропорт — специальное место, куда ты приезжаешь, если собираешься путешествовать по воздуху…
— Путешествовать по воздуху? — недоверчиво переспрашивает Кристина.
— Это такая техническая разработка. Подобные путешествия безопасны, быстры и удивительны, — произносит Амар.
— Ничего себе! — восклицает Трис.
Я размышляю о том, как должно быть здорово — пронзать воздух, взлететь высоко над Бюро. Полная свобода.
— Когда начался эксперимент, аэропорт преобразовали, чтобы мы могли следить за тем, что у вас происходит, дистанционно, — продолжает Зоя. — Сейчас мы с вами пройдем в диспетчерскую, где нас ждет Дэвид, руководитель Бюро. Вы увидите много непонятных вещей, но будет лучше, если вы сначала все сами рассмотрите, а затем будете задавать вопросы.
Мы следуем за ней, и двери перед нами распахивают два вооруженных охранника. Впрочем, когда мы минуем их, они приветливо улыбаются. Контраст между доброжелательным приветствием и громоздким оружием, выглядит какой-то шуткой.
Мы заходим в здание, и холодный воздух овевает мне лицо. Стрельчатые окна пропускают внутрь тусклый свет, но от этого помещение не становится привлекательнее. Кафельная плитка на полу старая, потертая и грязная, стены — серые и пустые. Впереди маячат еще несколько человек. Они находятся возле какого-то механизма, табличка гласит: КОНТРОЛЬНО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ. Зачем им столько контроля, если они защищены двумя заборами, один из которых под напряжением? Но я не собираюсь соваться со своим уставом в чужой монастырь.
Трис трогает меня за плечо:
— Гляди, Тобиас.
В дальнем конце зала висит огромный блок из камня и стекла. Очередная загадка. А еще мне не понятен голодный интерес в глазах Трис. Иногда мне кажется, что мы с ней очень похожи, а порой я чувствую, насколько мы разные, будто между нами пролегает пропасть.
Кристина что-то говорит Трис. Обе хихикают. Но все, что я теперь слышу, звучит приглушенно и искаженно.
— Ты в порядке? — спрашивает меня Кара.
— Да, — механически отвечаю я.
— Паника — нормальное состояние, — продолжает она. — Поверь, нет необходимости постоянно доказывать нам свою крутость.
— Мою что?
Она весело смеется.
Люди на контрольно-пропускном пункте отходят в сторону, открывая длинный проход. Зоя объявляет:
— Оружие внутрь объекта вносить нельзя, вы должны оставить его на КПП. Потом сможете его забрать, если, конечно, вы решите уйти. Скоро мы пройдем через сканеры и продолжим наш путь.
— Она меня раздражает, — бурчит Кара.
— Что? — спрашиваю я. — Почему раздражает?
— Она не может отделить себя от собственной мудрости, — фыркает она, вытаскивая пистолет. — Чересчур умная.
— Ты права, — соглашаюсь я, впрочем, без особого возмущения.
Зоя кладет свой пистолет в серый контейнер, а затем направляется к сканеру. Это нечто вроде огромной коробки с проемом посередине. Достаю пистолет, тяжелый от неиспользованных патронов, и тоже кладу его в лоток, который протягивает мне охранник.
Я наблюдаю за Амаром, Зоей, Питером, Калебом, Карой и Кристиной. Застываю у самого входа в эту штуковину: мои руки немеют и в груди становится тесно. Сканер напоминает деревянный ящик, привидившийся мне в комнате страхов, тот, который сжимал и плющил мои кости. Хватит с меня!
Заставляю себя шагнуть внутрь. Раздается пронзительный звуковой сигнал. Я вздрагиваю и вижу ладонь охранника, жестом приказывающего мне выходить. Бежать отсюда, бежать!
Спотыкаюсь, выхожу из кабины. Наконец-то я снаружи. Кара бросает на меня подозрительный взгляд. Трис, пройдя следом за мной, берет меня за руку, но я еще во власти того кошмара из комнаты страхов. Через минуту ужас отступает.
Юрайя проходит контроль последним, и Зоя ведет нас дальше. За КПП уже не так грязно. Полы выложены плиткой, но она натерта до блеска, повсюду — окна. По обе стороны коридора я замечаю ряды лабораторных и компьютерных столов, как в штаб-квартире эрудитов. Но эти ребята, кажется, ничего не скрывают.
Сворачиваем направо. Люди тут же прекращают работать и таращатся на нас. Я ощущаю на себе их взгляды, как теплые солнечные зайчики, и краснею от смущения. Мы пробираемся в глубину здания. Наконец, Зоя останавливается и поворачивается к нам. Позади нее — круг темных экранов. Внутри него за невысокими столами сидят сотрудники, быстро набирая что-то на клавиатурах. Их лица озарены светом других экранов. Настоящие ночные мотыльки, кружащиеся над пламенем.
Зрелище напоминает мне диспетчерскую, но я не могу понять, чем они занимаются: ведь мониторы погашены. Напротив них расставлены кресла, как будто помещение предназначено для отдыха.
Рядом с диспетчерской появляется пожилой улыбающийся человек, одетый, как и остальные, в темно-синюю форму. Надо полагать, это и есть тот самый Дэвид. Он говорит:
— Наконец свершилось то, чего мы все ждали.
15. Трис
Достаю из кармана фото и нахожу на нем Дэвида. Он стоит как раз рядом с мамой, только лицо не морщинистое да талия поуже. Закрываю пальцем лицо мамы. Надежда, которая зародилось, исчезла как дым. Если бы мать, отец или друзья были живы, они бы встретили нас у дверей. Мне следовало догадаться, что история с Амаром — просто случайность.
— Меня зовут Дэвид. Как, вероятно, вам уже сообщила Зоя, я — руководитель Бюро Генетической Защиты. Попробую ввести вас в курс дела, — произносит он. — Главное, вы должны знать, что информация, которую вы получили от Эдит Прайор, верна, но… лишь отчасти.
Произнося имя Эдит, он многозначительно смотрел на меня. Я дрожу от нетерпения. Неужели я получу ответы на все мои вопросы?
— Она дала вам ровно столько информации, сколько следовало для достижения целей наших экспериментов, — продолжает Дэвид. — Во многих случаях это означало упрощения, умалчивания, а иногда и откровенную ложь. Но теперь, когда вы здесь, уже нет смысла лгать вам или что-то упрощать.
— Вы все время толкуете о каких-то экспериментах, — подает голос Тобиас. — Что это за эксперименты?
— Сейчас мы к этому подойдем. — Дэвид смотрит на Амара. — С чего они начинали, когда объясняли все вам?
— Не важно, с чего вы теперь начнете. Все равно вы не сможете подать информацию так, чтобы им легко было это осознать, — отвечает Амар, гляди вниз.
Дэвид откашливается и начинает:
— Давным-давно правительство Соединенных Штатов…
— Чего соединенных? — изумляется Юрайя.
— Это такая страна, — поясняет Амар. — Очень большая. Она имеет определенные границы и некий руководящий орган. Сейчас мы находимся в самом центре государства. Но продолжайте, сэр.
Дэвид потирает ладони, явно недовольный тем, что его прервали, и начинает снова:
— Несколько столетий назад правительство Штатов было заинтересовано в том, чтобы у граждан выработались оптимальные алгоритмы поведения. Были проведены исследования, которые показали, что тенденция к насилию отчасти заложена в генетический код человека. Тогда и нашли так называемый «ген убийства», а также довольно много других. Существует генетическая предрасположенность к трусости, нечестности, глупости, в общем, к качествам, которые, в конечном итоге, мешают жизни и развитию общества.
Нас учили, что фракции были созданы, чтобы решить проблему нашей несовершенной природы. Видимо люди, о которых говорит Дэвид, верили в то же самое. А я знаю только то, что гены передаются от родителей к детям, поэтому не могу себе представить, как можно выделить нечто, отвечающее за убийство или нечестность. Подобные качества слишком неопределенные, туманные, чтобы иметь своих физических носителей в организме человека. Впрочем, я же не эрудит.
— Есть целый комплекс факторов, которые определяют развитие личности, в том числе воспитание и собственный опыт человека, — продолжает Дэвид, — но, несмотря на мир и процветание, которые царили в стране почти целое столетие, нашим предкам показалось, что будет лучше, если они уменьшат риск возникновения нежелательных качеств, исправляя их в самом зародыше. Иначе говоря, путем редактирования генетического кода. В результате начались эксперименты. Для проявления генетических мутаций необходимо, чтобы сменилось несколько поколений. Из огромного числа людей, в соответствии с их опытом или поведением, отобрали тех, кому дали возможность усовершенствовать будущие поколения: передать им свои коды, делающие людей чуть лучше.
Я смотрю на остальных. На лице Питера — гримаса недоверия. Калеб хмурится, а Кара стоит с открытым ртом, будто намеревается разом проглотить все предоставленные ей ответы. Кристина скептически приподняла одну бровь. изучает свои ботинки.
По-моему, я не услышала ничего нового. Это еще один вариант философских рассуждений о том, как появились фракции. Разделение людей, манипулируя их генами, мало чем отличается от деления их на группы, исходя из склонностей. До некоторой степени я даже согласна с Дэвидом. Другой вопрос: при чем здесь мы?
— Но когда манипуляции начали давать результаты, выяснилось, что изменения ведут к катастрофическим последствиям. Наша попытка привела не к исправлению генов, а к их повреждению, — вещает Дэвид. — Если забрать чей-то страх или низкий интеллект, то можно убить в человеке способность к состраданию, например. Заберите чью-то агрессию — и вы получите у индивида мотивацию к лидерству. Заберите эгоизм — и вы потеряете чувство самосохранения.
Я анализирую каждое качество, о котором он говорил: страх, низкий интеллект, эгоизм… Ясно, он имеет в виду фракции. И Дэвид прав, когда утверждает, что каждая фракция теряет что-то, получая свою добродетель: лихачи смелые, но жестокие; эрудиты — умные, но самовлюбленные; члены Товарищества — миролюбивые, но пассивные; правдолюбы — честные, но эгоистичные; альтруисты — самоотверженные, но упрямые.
— Человечество никогда не было идеальным, но трансформации сделали людей хуже, чем когда-либо прежде. И тогда началась гражданская Война за Чистоту. Сражения вели те, чьи гены были повреждены, против правительства и всех, чей код остался неизмененным. Война принесла невиданные прежде разрушения на американскую землю. Погибла половина населения Штатов.
— Обзор включен, — говорит один из людей, сидящих за столом в диспетчерской.
На мониторе, висящем над головой Дэвида, появляется карта. Она целиком покрыта светящимися пятнами розового, красного и темно-малинового оттенков.
— Так выглядело наше государство до войны, — произносит Дэвид, — а так — после…
Огоньки меркнут, разноцветные участки — сжимаются, как высыхающие на солнце лужицы. Я понимаю, что красные огоньки — это люди: они исчезали и их огни гасли. Мой ум отказывается осознать подобное количество жертв.
— Когда война закончилась, народ потребовал окончательного решения проблемы. Тогда и создали Бюро Генетической Защиты. Вооружившись научными знаниями, бывшими на тот момент в распоряжении правительства, наши предшественники осуществили эксперимент, призванный помочь восстановить код человека в его первозданном виде. Они призвали генетически поврежденных сдаться на милость Бюро.
На длительное время людей разместили в специальных зонах, снабдив сыворотками, чтобы помочь контролировать свое общество. И начали ждать, чтобы произошли мутации, вследствие которых должны были появиться люди с восстановленной генетикой. Или, как вы их называете… дивергенты.
Теперь я получила простой ответ на долго мучивший меня вопрос: оказывается, мои гены просто-напросто исцелились. Чистые они. Узнав правду, я должна была почувствовать облегчение. Но я лишь замечаю, как будто что-то выключилось, перестало зудеть в глубине моего мозга. Получается, что я «исцеленная».
Я начинаю задыхаться по мере того, как знание проникает в мои ум и сердце, слой за слоем, снимая покров тайны. Прикасаюсь к груди, чтобы унять сердцебиение и попытаться успокоиться.
— Ваш город является одним из экспериментальных центров генетического исцеления. На сегодняшний день он наиболее успешен по сравнению с другими. Я имею в виду, конечно, разделение на фракции, — Дэвид горделиво улыбается.
Значит, нам указывали, как поступать. Дэвид и все остальные смоделировали наш мир, без нашего ведома.
— Наши предшественники обнаружили, что генетической коррекции было недостаточно. Фракции стали попыткой включить в эксперимент систему воспитания. Новый общественный строй, в сочетании с генной модификацией, был определен как лучшее решение поведенческих проблем.