- Да не вопрос, - цыкнул железным зубом Щербина. - Денег сколько дашь? Сто тысяч? А то и все двести?
- Двести тысяч... - задумчиво проговорил Говоров. - Да, пожалуй, и дам. Но только после положительного результата.
- Кинуть хочешь? - насторожился мужичок. - Мне, депутат, много не надо. Пойми - тысяча в день, это чтобы ни в чем себе не отказывать. Водки пару бутылок, закуски чтобы хватило, курева, ну и другое всякое. И комната в общежитии нужна - квартиру дорого снимать. Тысяч двадцать матери пошлю - пусть порадуется старушка напоследок. Вряд ли увижу ее больше, да и ни к чему. Поживу полгода - и кранты. Больше я на свободе не бывал, все равно легавые в оборот возьмут. А еще одну ходку мне не пережить, чую. Или сам загнусь, или убьют. Так что не жадничай. Для тебя ведь двести штук не деньги.
Альберт сообразил, что система ценностей его посетителя гораздо ниже, чем он мог себе представить, и каждый из них имел в виду разную валюту. Впрочем, так гораздо лучше. Дать больше всегда приятнее, чем торговаться.
Вынув из ящика стола пятитысячную купюру, депутат протянул ее Щербине.
- В баню сходи, помойся. Одежду новую купи. Вечером пойдем к доктору.
Глаза бывшего уголовника радостно вспыхнули. Чересчур радостно, поэтому Говоров нажал кнопку вызова секретаря.
- Леночка, позови Виталия. Он будет сопровождать моего гостя до вечера.
Секретарша удивленно приподняла брови, но тут же отправилась за охранником. Щербина криво усмехнулся и подмигнул.
- Да ты не бойся, начальник. Не сбегу. Теперь уж точно не сбегу, а так бы мог запить, да... Но твои шестерки не дадут.
Охраннику Говоров дал еще денег - пяти тысяч на приличную одежду не хватит, а таскаться по улицам с бродягой Альберту Игоревичу не хотелось.
Когда Щербина ушел, Альберт набрал номер Краюшкина.
- Сергей Валентинович, запишете на приём сегодня? Я приду не один.
- Своевременное и правильное решение, - пропыхтел изобретатель. - Жду.
* * *Кабинет доктора Краюшкина действительно располагался в частном медицинском центре, на третьем этаже. На Щербину в китайском спортивном костюме вечерние посетители косились с подозрением. Впрочем, рядом ведь шел Говоров, а позади, чуть поотстав, - Виталий. Любой мог понять, что солидный человек привез на осмотр родственника из деревни. Какого-нибудь племянника или троюродного брата.
Изобретатель, сердечно раскланявшись с Говоровым, осмотрел выходца из мест не столь отдаленных с подозрением.
- Замерим, замерим силушку, - пробормотал он, указывая Щербине на стул посреди комнаты. - Здесь у меня аппаратура стационарная, надежная. Вы, позвольте узнать, какими недугами страдаете?
- Чего? - удивился Щербина.
- Болезни какие перенесли?
- Разные, - буркнул тот.
Видно было, что перспектива получения денег за обследование - депутат обещал двадцать тысяч при любых результатах - и последующего «куша» греет потенциальному прожигателю жизни душу. А ну, как окажется, что болезни не те? И плакали денежки, придется бродяжничать или опять садиться в тюрьму.
Краюшкин углубился в изучение показаний приборов. Наблюдая за стрелками, он посвистывал, пофыркивал и время от времени бормотал: так-так.
- Однако на двадцать пять лет жизненной силы имеется, как ни странно, - заявил он. - А внешне не скажешь. Тускловатый субъект.
Щербина недовольно поежился, но ругаться с эскулапом не стал. Понял, что решение Говорова будет зависеть от вердикта доктора, и решил стерпеть.
- А можно взять не двадцать, а, скажем, пять лет? - осторожно спросил Альберт.
- Теоретически можно, - задумчиво пробормотал Краюшкин. - Практически сложно, технология еще не отработана. Погрешность большая. То есть лучше сразу договориться на пятнадцать лет, а я буду забирать десять. Вы ведь не хотите обидеть человека?
- Нет, не хочу, - сказал Говоров.
- Значит, договаривайтесь.
- Да мы уже обо всем договорились, - заявил Щербина. - Депутат мне бабки платит, а вы за это со мной делаете, что нужно. Режете там или кровь берете. Меня одно волнует: попользоваться деньгами я успею?
- Конечно, - ответил изобретатель. - У вас для этого останется лет десять. Устраивает?
- Нет, мне столько не нужно, - твердо заявил Щербина. - Года вполне достаточно. Только вы мне потом таблетку какую-нибудь дайте, обезболивающую. Или укол сделайте, как собаке. Чтобы усыпить.
Краюшкин едва не упал со стула.
- Позвольте, любезный, да зачем же такие сложности? Альберт Игоревич, как я понял, согласился решить ваши проблемы. Ничего особенно страшного вас не ждет.
- Туберкулез у меня.
- Вылечитесь. Поверьте, современная медицина вполне в состоянии.
- Да не хочу я, - почти злобно бросил Щербина. - Надоело! Депутат мне денег обещал.
- Сколько? - поинтересовался Краюшкин.
Говоров посчитал, что вопрос эскулапа не слишком корректен. С другой стороны, ответственность за процедуру ложится на него, поэтому вполне понятна забота изобретателя о доноре. Но какой суммой можно оценить человеческую жизнь? Причем не всю, без остатка, а несколько лет?
- Мне хватит, - буркнул Василий.
- Я решил увеличить вознаграждение. Господин Щербина получит загородный домик и полмиллиона рублей. Его матери я переведу столько же.
Будущий донор крякнул.
- Ну, повезло моей старушке! Но она заслужила, добра от меня мало видела, в натуре. Да и для меня депутат что-то расщедрился. Не иначе, хотите меня раньше срока уходить? Или кинуть?
- Нет, - покачал головой Краюшкин. - Не беспокойтесь, все абсолютно безопасно и законно. Если хотите, я дам вам возможность пообщаться с другими донорами - студентами. Живут сейчас припеваючи, не испытывают совершенно никаких неудобств. А до того как мы им помогли, мыкались голодные по углам.
- Да ладно, просто бабки предъявите, - заявил Щербина. - И вперед.
- Деньги при вас? - поинтересовался Краюшкин.
- Нет, конечно, - ответил Говоров. - Я не думал, что можно вот так, сразу.
- Почему нет?
- А подготовка? Неужели все настолько просто?
- Совсем не просто, но вполне доступно. Если хотите, я покажу вам аппаратуру. Донору будет полезно подготовиться к процедуре заранее.
- Ну, пойдем, - с легким испугом в глазах заявил Щербина. - Может, оно мне и не надо?
Говоров поморщился. За тот неполный день, что он был знаком с потенциальным донором, Щербина успел ему порядком надоесть. Или раздражение вызывали не повадки и высказывания уголовника, а неосознанное чувство вины, которое испытывал сам Альберт Игоревич? Вроде бы ничего особенного Щербина не говорил. Только смотрел иногда многозначительно, и жесты его были еще красноречивее слов. А по поведению казалось, что Говорова он одновременно презирает и боится, хочет обмануть, но не знает как.
* * *Изобретатель привел посетителей в небольшую комнату с множеством аппаратуры и двумя кожаными креслами. Но в первую очередь в глаза бросались не кресла и не аппаратура, а стены комнаты. Они были обшиты красными медными листами.
- Помещение нужно экранировать, - объяснил Краюшкин. - Медь для этой цели весьма подходит. Лучше бы серебро, но на серебро пока денег нет. Да и доноры норовили бы кусочек от стены отколупнуть.
По лицу Щербины было заметно, что он был бы не прочь разжиться и медью, но сдерживается из страха быть пойманным.
Рядом с одним из кресел находился большой медный колпак с какой-то сложной начинкой. Поверх колпака также было закреплено несколько блоков разного размера и формы. За эстетикой изобретатель явно не гнался - выглядел колпак кустарно, без претензий на технологичность.
Перед другим креслом стояло вогнутое зеркало, а на подлокотниках располагались крепления вроде кандалов.
- Не нравится мне это, - кивнул на кресло Щербина.
- А это не для вас, - ответил Краюшкин. - Ваше кресло со шлемом. И в процессе передачи vis vitalis вы будете испытывать только приятные ощущения. Жить - хорошо. Тратить жизненные силы - приятно. А вот рождаться заново - больно, поэтому господину Говорову придется испытать довольно много неприятных эмоций и напрячь всю свою волю. Но с этим, я полагаю, проблем не возникнет.
- Не возникнет, - согласился Альберт.
- Так, а со мной что будет? - поинтересовался Щербина. - И сейчас, и потом?
- Вас облучат, - объявил Краюшкин. - Хотел бы я сказать, что процедура безопасна для здоровья, но это не совсем так, точнее, совсем не так. Ваша жизненная сила будет приходить в упадок, и вы должны четко это осознавать и не противиться. Иначе возможны накладки. Но гарантирую вам, что непосредственно после процедуры серьезные заболевания прогрессировать не будут, более того, симптомы имеющихся на время пропадут. Несколько понизится жизненный тонус. И вы постареете - буквально в течение нескольких дней. Но оставшуюся жизнь будете жить так, как договоритесь с реципиентом. То есть с Альбертом Игоревичем.
- Помимо разового вознаграждения, я буду выплачивать донору пенсию. Скажем, в размере средней зарплаты по стране, - вздохнув, сообщил Говоров.
- А ты меня не грохнешь, чтобы деньги не тратить? - насторожился Щербина. - С деньгами-то я лег на дно, и все дела. А тут - домик, мама... Сети плетешь?
- Я не бандит, господин Щербина, - устало ответил депутат.
- Когда деньги на кону, и порядочные себя по-разному ведут, - скривился будущий донор. - Ну да ладно, разберемся. Завтра бабки приготовишь, депутат? Я готов жертвовать здоровьем.
- Деньги будут, - кивнул Альберт.
- Помните: вы должны реально желать помочь, - повторил для Щербины изобретатель. - Все движения vis vitalis контролируются приборами.
- Да не лечи. Понял. Не тупой.
- В таком случае, до встречи. А с Альбертом Игоревичем я хочу еще перекинуться парой слов.
- Подожди меня в машине. Поедем ужинать, - приказал Говоров.
Когда донор ушел, Краюшкин по-родственному взял Альберта Игоревича под руку и повел из лаборатории к себе в кабинет. Там он достал из шкафчика квадратную бутылку виски, два фужера, налил себе и Говорову.
Полагая, что речь пойдет о деньгах, Говоров молчал, предоставляя инициативу изобретателю, смаковал двенадцатилетнее виски. Но Краюшкин заговорил не о вознаграждении, а о своей теории.
- Понимаете ли, Альберт Игоревич, на самом деле атрибуты человека современного общества - богатство, власть, интеллект - иллюзорны. Яснее всего это может осознать больной индивидуум. И деньги есть, и положение в обществе, и ум - но случись что-то со здоровьем, человек стремительно глупеет, деньги ему уже не нужны, почет и уважение окружающих - тем более. Но и здоровье всего лишь производная. Напрасно материалисты утверждают, что бытие определяет сознание. Более тонкие структуры руководят материальными объектами. Одна из эфирных материй - vis vitalis. Наверное, она не самая мощная, более того, наиболее приземленная. Куда мощнее силы, отвечающие за интеллект, за любовь. Но работать с ними я еще не научился - только слежу с благоговением. A vis vitalis уже могу перекачивать, распределять между людьми. С их помощью, и только с их помощью. Жизненная сила своенравна, ее не отнять насильно.
Краюшкин вынул из ящика стола плитку шоколада - можно было подумать, что какой-то скромный посетитель отблагодарил ею сельского врача-терапевта, - разломил и протянул Говорову несколько кусочков.
- Вот взять хотя бы Фельдмана, - продолжил изобретатель. - Пошел на риск, потому что терять ему было совершенно нечего. Оставалось меньше года. Собирал студентов для участия в опытах по всему городу. Каждому отлично платил. Раздал половину состояния или даже больше. А забирали мы у них крохи: месяц, два, максимум - год. Остались ли эти студенты в проигрыше? Честно говоря, не знаю. Мне кажется, в детстве и юности vis vitalis еще имеет способность увеличиваться. Но даже если и нет - зачем студентам пять лет жизни в нищете, когда четыре года можно прожить в достатке? Нужен ли этот нищий год?
- Студенческая жизнь - самая счастливая, - тихо сказал Говоров. - Я в это время тоже был далеко не богат, а вспоминаю жизнь в общежитии с удовольствием.
- Верно. Только мы отняли у студентов год старости, а не студенческой поры. А молодые их годы сделали гораздо счастливее. Понимаете?
- Пожалуй, понимаю. Так, может, и мне лучше к студентам обратиться?
- Не стоит. Очень дорого. К тому же таким образом мои эксперименты рано или поздно привлекут слишком много внимания. Официальная медицина и ее приспешники сделают все, чтобы остановить их, а меня упрятать в тюрьму или в сумасшедший дом. Пока я не могу тягаться с ними на равных.
- Поэтому вы и предлагаете свои услуги сильным мира сего? - догадался Альберт. - Деньги для вас не главное, нужна поддержка?
- Деньги тоже нужны, - заявил Краюшкин. - Власть без денег и деньги без власти мало значат. Так что бродяга надежнее.
- Мне показалось, вам его жаль?
- Мне? - изобретатель презрительно сморщился. - Почему вы так решили?
- Вы настойчиво выспрашивали, как я собираюсь его вознаградить, понимает ли он, на что идет.
- Не нужно проецировать на меня свои комплексы, - наставительно произнес Краюшкин, расправляя примявшийся воротник белого халата. - Я беспокоился о корректности эксперимента. Vis vitalis - материя тонкая, клещами ее из человека не вытянешь. Точнее, вытянуть-то можно, а направить туда, куда требуется, не получится. Жалкие обрывки никому не нужны и способны только навредить. Нам полезна лишь чистая, незамутненная сила.
- Понятно, - выдавил Говоров. Ему стало грустно. К тому, что все продается и покупается, он привык. Но жизнь? Сама жизнь? И неважно, покупателем он выступает или продавцом.
- А о бродяге не беспокойтесь. Вы платите ему больше чем достаточно. Впервые в жизни он совершит что-то полезное для своих близких и для общества. Ваша жизнь гораздо ценнее, чем его. Согласны?
- Не знаю.
- Да вы шутите, что ли? - возмутился Краюшкин. - Отставить такое настроение! Как врач вам говорю!
- Я себя вампиром чувствую...
Изобретатель оживился.
- А вот вампиры - тема крайне интересная. Полагаю, феномен и образ вампира появились не на пустом месте. Видимо, кто-то мог работать с vis vitalis на первобытном уровне, забирая ее у слабых и нежизнеспособных. Сильные всегда жили за счет слабых. Естественный отбор. Лестница совершенствования видов. А я построю еще одну ступеньку на лестнице восхождения человечества к сверхвозможностям. И мое имя будет выбито на ней золотыми буквами - если у меня получится сломать хребет современной медицины и заручиться поддержкой по-настоящему сильных. Лучших представителей вида!
Глаза Краюшкина сверкали сумасшедшим блеском, а редкие волосы на голове, казалось, встали дыбом. Говорову в который раз за вечер стало не по себе. Но какие перспективы открывались...
* * *В полутемном зале скромного ресторанчика «Бочка», куда Говоров любил приезжать инкогнито, было, как всегда, уютно. Правда, бордовые скатерти навевали сегодня какие-то зловещие ассоциации, как и алые отблески пламени искусственного камина. Щербина в своем спортивном костюме в атмосферу ресторана никак не вписывался - лихие девяностые давно прошли. Но его это мало смущало. Он заказал самые дорогие блюда, причем в количестве, явно достаточном для того, чтобы накормить троих, а напитки пробовал по очереди - то коньяк, то виски, то водку. Альберт его прекрасно понимал: зачем экономить деньги «эксплуататора» или даже случайного делового партнера? Бери от жизни все, пока она не закончилась.
- Сидел-то за что? - спросил депутат после того, как Щербина опрокинул третью рюмку. Сам он едва притрагивался к стакану с виски.
- Да ни за что, - с неприязнью ответил Щербина.
- И все же? Мы не в суде, а я не следователь.
- Такие вопросы в приличном обществе не задают, - процедил донор. - Ну а если тебе очень интересно мою жизнь знать: киоск бомбанули коммерческий, хозяина подрезали - нечего было на рожон лезть. А что, жить ведь всем хочется, а, депутат? Вот и нам с дружками хотелось. Саня на малолетку пошел, а мы с Вованом - на взрослую зону. Следующая ходка вообще смешная была - у фраера мобилу отобрал. Я и не думал, что за такое сажают. А на меня еще несколько грабежей повесили и упекли на пять лет. Ну и последняя ходка - за магазин. Не везет мне с магазинами. А ведь что магазин? Кого ты обидел, если кассу в магазине подломил, кроме богатея, что этот магазин держит и как сыр в масле катается? Нет в жизни справедливости, депутат. Так и запиши.
- А работал где? Специальность есть?
Похоже, Щербина хотел сплюнуть на пол, но в последний момент, перехватив взгляд крепкого охранника у входа, передумал.
- После школы меня забрали, сразу. Даже училище закончить не дали. Справедливо это, депутат? Может, я бы и трудился слесарем, упирался бы рогом - да не судьба.
Опрокинув рюмку водки - коньяк и виски ему не понравились, - Щербина впился зубами в запеченную, предварительно вымоченную в пиве свиную ножку. Жуя, он постоянно посматривал по сторонам. То ли боялся, что еду отберут, то ли, напротив, смотрел, чем можно поживиться у посетителей «Бочки».
Наблюдая за уголовником, Говоров размышлял. Действительно, что хорошего сделал в своей жизни этот тип? Ничего. Горе принес он своей матери, зло и беспокойство - людям, которых грабил, ничего хорошего - самому себе. Он был никчемным человеком, ничтожеством. С ним было трудно родителям, от него страдали учителя, он наверняка притеснял товарищей, которые были слабее его... И все же... Альберт вдруг представил смешного черноволосого малыша в простой деревянной кроватке, который заливисто хохотал и тянул руки к просто одетой, преждевременно увядшей, усталой матери. Тогда он был для нее лучшим, а она для него - всем. Но потом все изменилось. Когда-то что-то пошло не так. Где-то кому-то не хватило сил. Матери, отцу, ему. Или мир оказался слишком жестоким. А теперь... Что теперь?