Между тем, автобус, завывая двигателем, все вез и вез нас по бесконечной дороге, удаляясь от терминала Домодедова. На поворотах салон покачивало, и стоящая рядом блондинка периодически терлась об меня. Приятно.
Я все крутил головой, оглядывая соседей по салону. Внимание привлек парень, стоящий через несколько человек дальше — в отличие от всех, одетых, как полагается одеваться в октябрьской Москве, этот был в кроксах на голую ногу, широких цветастых шортах и майке; за плечами у него висел ядовито — желтого цвета рюкзак. Парень громко смеялся, обсуждая что — то со своим приятелем, одетым как все в салоне. Шаристый — переоделся в аэропорту. Там, куда мы летим, холодно не будет, даже наоборот.
Если прилетим.
Тут парень в цветастых шортах дружно засмеялся вместе со своим спутником, и я почувствовал укол зависти — Стас, засранец, кинул меня с этой поездкой, так что я в одиночестве теперь. Собирались вместе, а он соскочил в последний момент — на работе аврал у него, не смог уехать. Еще раз машинально помянув Стаса добрым словом, я мысленно послал «лучи благодарности» другу.
Автобус, наконец, замедлил ход и остановился. Приводы дверей зашипели, и холодный ночной воздух ворвался внутрь. Подхваченный волной народа, я вышел на улицу, с удовольствием глубоко вздохнув. Достал телефон, посмотрел время — 23:34. Мелькнула надежда, может, кто позвонит сейчас, может на работе что случилось и надо срочно туда ехать. А может… не может, — оборвал я сам себя. Осмотрелся вокруг — большинство уже двинулось к трапу, многие весело переговариваясь, кое — кто торопливо курил. Еще бы, больше четырех часов предстоит без дудки провести.
Будто нехотя, я перевел взгляд на самолет. По сравнению с двумя другими рядом, наш Боинг семь-три-семь казался совсем игрушечным. С опаской я посмотрел на двигатели самолета, висящие реально низко, едва не касаясь полотна взлетно посадочной полосы.
Еще раз глубоко вздохнув, я резко выдохнул, как будто со стопкой в руке прежде чем ее выпить, и пошел к трапу. Та самая компания с симпатичной блондинкой двигалась прямо передо мной, и я опять засмотрелся на радующую глаз попку. Когда зашли в самолет, стоял прямо за девушкой, пока стюардесса направляла поток пассажиров. Блондинка коротко обернулась, почувствовав взгляд, и посмотрела на меня своими небесно — голубыми глазами. Рассмотрев даже несколько веснушек у девушки на носу, я вдруг ей подмигнул, улыбнувшись. Она приветливо улыбнулась в ответ и тут же отвернулась. Место у меня оказалось почти в самом начале, она же с кампанией ушла по салону дальше.
Я устроился у окна, закинув свою небольшую сумку с бутылками из дьюти фри под сиденье, и принялся разглядывать темноту за иллюминатором, по стеклу которого нехотя стекали небольшие капли дождя. Рядом зашуршало, загремело. Соседи нарисовались — догадался я.
Не торопясь, выждал некоторое время, обернулся. А ничего соседи — две подруги и, как это иногда бывает у подруг, совершенно не похожие друг на друга. Одна высокая, крашеная в темный с медным отливом цвет; вторая наоборот, совсем маленького роста, крашеная в желтый блондинистый цвет.
— Привет, — дружелюбно улыбнулся я. Причем действительно дружелюбно и от души.
Обе подруги замерли, синхронно посмотрев на меня. Они даже головами одинаковые движения сделали — двинув шеей чуть назад, прижимая вниз подбородок и исподлобья на меня глядя. Я с возрастающим удивлением смотрел на них — такие взгляды, будто не просто поздоровался с ними, а предложил водки прямо сейчас на брудершафт глухануть.
— Привет, — неприветливо буркнула наконец высокая и опять зашуршала в багажном отделении сверху. Светленькая тут же суетливо отвернулась от меня, подавая спутнице пакеты, стоящие на кресле.
Ну и ладно, ну и идите в жопу, — с мгновенно накатившим раздражением подумал я, отворачиваясь. Девушки хоть и симпатичные, но красавицами не назовешь. Та, которая высокая, ну как высокая — может едва повыше меня, а во мне метр восемьдесят и не наберется. Вот эта самая высокая широка в кости, лицо крупное — выдающиеся скулы, большой нос. Жопы не видно, но бедра не очень широкие, а груди наверняка почти нет, даже под толстым свитером заметно. У второй с жопой точно в порядке, даже чуть отвислая уже — обтягивающие леггинсы выдают, а подруга вряд ли подскажет, что с джинсами выгоднее будет выглядеть. В общем, жопа в порядке, есть за что взяться, но вот на таких коротеньких ногах не очень смотрится. И мордашка у второй стремная, узкая и угловатая. Но не приятная лисичкина угловатость, а мышастость в ее лице присутствует. Тут мой взгляд наткнулся на мужика, сидевшего на кресле напротив — толстого и неопрятного, с быдлячьими интонациями общающегося с такой же дамочкой. Ну и ладно, ну и стремноватые обе соседки, зато не такие, как эти тела напротив — сразу прошло у меня раздражение.
Так, все уселись, ремни застегнуты. Самолет немного дернулся и плавно покатился. Я с напускным равнодушием и ленивым интересом наблюдал за соседями по салону, ощущая, как подмышками уже влажно от пота. Расставил чуть локти, чтобы не чувствовать, как мокрая кожа трется и тут же капелька пота под футболкой покатилась вниз. Неприятно — я зашевелился и полез в сумку за леденцами. Пока доставал конфеты-сосунцы, случайно громко звякнуло стекло, звуком прервавшее завязавшуюся беседу у соседок.
Вновь награжденный похожими своей недружелюбностью взглядами, я поправил бутылки в сумке. Четкий набор — два литра колы, бутылка малибу и литр рома. Нравится всем девушкам, даже тем, которым не нравится. Но бутылки эти я взял больше даже на возвращение — Стас со мной не полетел, а один я не очень уверенно себя чувствую, ни с кем ни мутить, ни знакомиться не хочется. А все эти взгляды оценивающие — по привычке. На отдыхе вряд ли с кем зависну, уже и машина в прокате заказана через интернет, завтра подгонят к отелю. Буду по Тунису раскатывать, достопримечательности смотреть.
Вот если бы Стас рядом был, тогда да, дальше магазинов возле отеля мы бы вряд ли вообще выбрались за предстоящие десять дней отдыха. Он — то сразу с кем — то знакомится, цепляется, бухает, кадрит, машется, занимается сексом, а иногда всем этим одновременно. Полный набор и я естественно в этом водовороте. Со Стасом никакого культурного отдыха не получается, одна жара,
В одиночестве я так не умею.
— Здравствуйте, уважаемые пассажиры, с вами говорит капитан. Мы рады приветствовать вас на борту нашего воздушного судна, — заговорили динамики.
Я осмотрелся — к речи пилота почти никто не прислушивался. Окружающий меня народ вел себя совершенно обыденно, по виду все опытные паксы1. Ну, или как я, за внешней невозмутимостью скрывающие свой страх полета.
— Наш полет будет проходить на высоте десяти тысяч метров, часть пути мы проделаем над водным пространством, — продолжал пилот, а я краем глаза заметил неподдельный интерес в глазах светленькой соседки.
— Первый раз летите? — полуутвердительно поинтересовался я, поочередно глядя на обеих подруг.
У светленькой моментально появился румянец на щеках, она потупилась, а ответила вторая.
— Она первый раз, — все еще недружелюбно, но вроде чуточку приветливей, кивнула высокая на подругу.
— Интересно? — спросил я.
Двигатели самолета гудели, в животе у меня ощущался легкий холодок. Хрен бы с их недружелюбием, мне поговорить бы сейчас, отвлечься.
— Диарс леди энд джентельменс… — с акцентом «мутко — стайл» между тем фоном завел капитан.
— Интересно, — теперь уже светленькая сама кивнула.
— Хочешь у окна сесть? — предложил я.
— Хочу! — улыбнулась она, кивнув.
«Хочу, хочу» — непроизвольно передразнил ее глумливо про себя, быстро вставая, и мы поменялись местами. Я сел у прохода, а высокая подруга пересела на место посередине.
— Спасибо, — несмело улыбнулась мне светленькая.
— Пожалуйста, — степенно кивнул, широко улыбнувшись. — Я на самом деле летать боюсь, мне проще здесь, — это произнес, мельком поглядывая на стюардессу, которая рядом жилет надевала и показывала, как надувать и поддувать его надо.
И еще одна причина есть — сидя рядом с проходом проще до аварийного выхода добраться. Но это вслух не озвучил, естественно.
Подруги между тем одновременно посмотрели на меня с интересом — искренность подкупает, высокая хотела что — то сказать, но неожиданно для нее светленькая успела раньше.
— Тоже первый раз летите? — с некоторой надеждой глянула она на меня.
— Да не, я часто летаю, — пожал я плечами и добавил значительно, но будто между делом, — даже чаще, чем на метро езжу.
И даже не соврал, что самое интересное. На метро я почти не езжу, потому что в Волхове2 живу, а там метро нет, ха — ха. А в Питер если заезжаю, то на машине только, но очень редко. Летаю действительно чаще, чем на метро катаюсь, вот в этом году уже третий раз на отдых направляюсь.
— Тоже первый раз летите? — с некоторой надеждой глянула она на меня.
— Да не, я часто летаю, — пожал я плечами и добавил значительно, но будто между делом, — даже чаще, чем на метро езжу.
И даже не соврал, что самое интересное. На метро я почти не езжу, потому что в Волхове2 живу, а там метро нет, ха — ха. А в Питер если заезжаю, то на машине только, но очень редко. Летаю действительно чаще, чем на метро катаюсь, вот в этом году уже третий раз на отдых направляюсь.
— Сколько налетал уже, — опять голосом бывалого, — но боюсь все время, как в первый раз. Не, было дело, я и сам самолет пилотировал, легкомоторный правда, — это уже гонево откровенное, на самом деле только видео на ютубе смотрел, но катит. — За штурвалом — то не страшно. Я просто даже на машине нервничаю, когда не сам за рулем.
— Ммм, — поджимая губы, кивнула высокая, которая уже без маски недружелюбности смотрит. Я было открыл рот еще что умное сказать, но тут послышалось четыре подряд звуковых динь — донга.
— Уважаемые дамы и господа, наш самолет готов к взлету. Просим вас привести спинки кресел в вертикальное положение, проверить, пристегнуты…
Чувствую, что ладони повлажнели, и незаметно вытираю их об штаны. Соседки синхронно уставились в окно, ожидая взлет, а я откинул голову на спинку, стараясь дышать размеренно, но все так же невозмутимо смотря по сторонам. Окружающему народу до моей невозмутимости глубоко фиолетово, конечно, но я все равно стараюсь. Двигатели загудели, набирая мощность и самолет, дернувшись, покатился по взлетной полосе. Перестук колес по стыкам плит начал учащаться все быстрее, спину вжало в кресло; легонький толчок, салон повело, и полоска горизонта в иллюминаторе вдруг наклонилась.
— Нахуй я сюда пришел?! — шепчу беззвучно, одними губами.
* * *Высокая назвалась Викой, светленькая Мариной. Обе живут близко к Москве, в поселке каком — то, на «Зэ». То ли Бутово, то ли Мытищи — не расслышал, да и не вдавался, зачем оно мне? Работают в Москве, естественно. Обе приезжие, Марина из Саранска, а Вика из Ярославля.
— Ярославль, красивый город, — лениво ковыряясь в макаронах и придерживая пластиковую крышку миски небесной пайки, все норовящую свалиться, вспомнил я. — Как то туда все собирался по делам, да так и не получилось. Зато картинки посмотрел на Яндекс панорамах.
— Красивый, да, — кивнула Вика, поджав губы.
— Хочу переехать в такой город. Чтобы в центре дома старинные, кремль или крепость. Псков может, Новгород, Выборг или Ярославль… — хоть о Ярославле я не думал про переезд, рассматривал только северо — запад ближе к границе страны, но решил польстить Вике.
— И зачем? — взгляд ее вмиг похолодел.
— Как зачем? Жить, — удивленно посмотрел я на нее, пожав плечами.
— Жить… — уголки губ ее чуть опустились, а сквозь симпатичное вроде лицо проступила хищная маска, смесь ненависти и отвращения, — там жизни нет… ни работы, ничего.
Светленькая Марина, также осторожно ковырявшаяся в макаронах, с непривычки уже чуть не уронив пару раз то ложки — вилки пластиковые, то булочку из обеда, все больше помалкивала, поглядывая на нас. В их паре явно инициатива высокой Вике принадлежит, она говорит и спрашивает больше, а эта все помалкивает. Может лесбиянки? Хотя нет — присмотрелся я к темненькой, хоть лицо и грубых черт, но и брови подведены и губы накрашены. Вообще, при первом взгляде на них, решил, что обе молоды, может даже помладше меня, а присмотрелся за пару часов и думаю, что им к тридцати уже близко. Что — то, а возраст определить для меня сложно. У меня такая шкала для девушек привлекательных — те, кто под статью, дальше двадцать пять плюс минус, и третья группа где — то ближе к сорокету.
— Как это жизни нет? — проглотив кусок мышечной ткани курицы, посмотрел я на Вику, — мне казалось, Ярик такой светлый, красивый город. Тысячелетняя история, там по улочкам идешь, наверное, дыхание древности чувствуешь!
— Сережа, повторяю тебе, там работы нет. Ничего нет! Тупик в тысячелетней древности, — выражение лица у Вики уже не такое ощеренное, но в словах я с удивлением слышу ненависть к городу. Тяжелая юность у девчонки была, полюбому. Бежала наверно из отчего дома, только чтоб свалить. Если был еще этот отчий дом.
— А зачем работа, когда деньги и так есть? — натурально удивляюсь я, наивно похлопав глазами. Тут же отмечаю, что взгляд Вики коротко метнулся на мою руку. Проверить, не появилось ли там кольцо на пальце. Марина то более простая девушка — и улыбается непосредственно и смеется искренне, а эта все вопросы с прицелом: «А откуда сам? А, из Питера. Давно там живешь? На метро не ездишь, а на чем? А какая машина?»
— Марин, а Саранск старый город? — спросил я светленькую только чтоб не молчать и тут же выругался про себя. Если Вика так на Ярославль среагировала, то что сейчас с Мариной будет? Когда название ее родного города на вкус пробуешь, сразу как — то… Саранск. Непривлекательное название. Тут же в памяти всплывают ассоциации — Саранск, столица зон, Мордовия… Мордор.
— Старый, — кивает Марина, но в ней ни следа озлобленности, как у Вики, — даже очень.
— А очень это сколько? — спрашиваю я.
Помню, в Питере с девчонками познакомились, а были мы со Стасом, а он — то московский. Ну, мы им непонятно с чего навешали, что оба из Москвы, просили город показать. Так на берегу Невы девчонки чуть не до драки спорили, в какой стороне Финский залив. Так что и это ее «много» может означать, что город лет пятьдесят назад построили.
— В тысяча шестьсот сорок первом году основан, — поясняет Марина.
— Вау, — искренне удивляюсь я и качаю головой, — прикольно! Старше Питера!
— Да, — кивает она, гордая за свой город, — Сереж, а ты на какой курорт летишь?
— В Маххамет, а вы?
— Мы тоже, — улыбается Марина.
— Прикольно, я машину в прокате заказал, может заеду к вам, покатаемся вместе. А что за отель у вас? — заезжать к ним не собираюсь, просто балабоню.
— Роял Жасмин, — глянув на Вику, будто стесняясь, поясняет Марина.
«О блять», — мелькает у меня мысль.
— О как, — это вслух, — я тоже туда.
— Здорово! — искренне улыбается Марина.
Ну да, здорово. Только я тут столько вам, подруги, лапши на уши навешал, главное вспомнить теперь, что плел. И вливал еще в таком плане, что сам круче яиц, выше гор и бабла у меня столько, что лопатник чуть не лопается, складывать уж некуда. А у самого всего шесть сотен долларов с собой и кредитка на всякий случай.
Вот ведь, обычный вопрос при знакомстве в самолете: «А ты в какой отель?», прозвучал только сейчас. Мне — то не интересно было, в какой девчонки отель, я с ними общался так, время скоротать, да чтобы отвлечься, когда самолет потряхивает в турбулентности. У меня ведь даже от малейших вибраций в воздухе яйца от страха готовы в задницу спрятаться. И хорошо еще, что не у иллюминатора — так бы глядя на то, как крыло в полете подергивается, ногти грыз бы как бобер бревна для плотины фигачит. Страшно же — вдруг отвалятся?
По мере приближения к месту назначения, как обычно, перед посадкой мой страх начал уходить, уступая место облегчению. Все, почти прилетели.
Даже если ебнемся, то и хер то с ним, зато скоро.
— Уважаемые пассажиры, говорит капитан… — раздается голос в салоне. Смотрю в иллюминатор — вдалеке, в темноте ночи, видна желтая, подсвеченная живыми огнями полоса побережья.
— …просьба ко всем занять свои места, спинки кресел привести в вертикальное положение и застегнуть привязные ремни, — заканчивает свое обращение капитан. Я смотрю на соседок, которые с интересом пялятся в иллюминатор.
— Самое опасное в полете — это взлет и посадка, — тоном знатока сообщаю я подругам, — а мы еще в начале салона, это самые опасные места.
Да — да, девчонки, давай бояться вместе! Но, вопреки всем моим страхам, ничего при посадке не происходит. Плавно коснувшись колесами полосы, наш маленький Боинг еще долго рулил по подсвеченному желтыми с белизной огнями аэропорту. На выходе из самолета почти все не сдерживают возгласов — после кондиционированного салона в прогретый воздух южной ночи выходишь, будто в баню.
В пустынном здании аэропорта заполняем карточки, которые нам выдали стюардессы на выходе из самолета — для многих это архисложная задача, потому что пояснения под полями на заполнение написаны только на арабском и французском.
— Что за говняная авиакомпания! — возмущается рядом со мной женщина, на коленке заполняющая твердый прямоугольник бумажки — все столы стойки уже заняты. — В прошлый раз нам еще в самолете эти карточки выдали, и заполнить помогли! — женщина глядит на меня, я киваю — действительно, авиакомпания не айс.
Помогаю помочь заполнить карточки подружкам. Особо не парюсь, все равно эти бумажки нигде не читают.