Владелец казино ждал в главном зале. Чарли должен был сопровождать мать. Стивен увидел Мэкстона и сказал:
– Они опаздывают. На пять минут.
– На улицах пробки, – успокоил его Мэкстон. Он быстро взглянул на часы. Красивый золотой «ролекс». Подарок от себя самого. Старые он заложил в свои «тощие годы». – Я вижу фары. – Он вышел через стеклянную дверь, что вела на крыльцо с колоннами. – Приехали, – сказал он. – Не волнуйтесь, Стивен.
Двое привратников в ливреях распахнули входные двери, и вошла Анжела с сыном.
– Ты красавица, – сказал Стивен и взял ее руки в своп. – Правда, твоя мама красавица? – обратился он к Чарли и, не ожидая ответа, продолжал: – Ты тоже отлично выглядишь, сынок. Белый смокинг – очень нарядно.
– Это мама выбирала, – сообщил Чарли. – Ух ты, какая красотища! Одни цветы и огни чего стоят.
Стивен повел их к лестнице.
– У нас есть пятнадцать минут до приезда гостей. Шампанское охлаждается наверху. Пойдемте. Выпьем за успех!
Мэкстон смотрел, как они поднимаются. Лестница была очень широкая, так что Фалькони обнял одной рукой жену, другой – мальчика и шел посредине. Ральф отвернулся.
На этот вечер Мэкстон нанял квартет модных музыкантов. Их усадили в холле в укромном местечке, заказав на первые полтора часа легкую популярную музыку. Он снова посмотрел на часы. Движение около казино регулировали дежурные полицейские; по обе стороны входа теснилась толпа зевак. Во дворе постелили красный ковер, он тянулся дальше, на лестницу; на случай дождя над ним водрузили длинный яркий навес. Привратников и официантов Мэкстон обрядил в красно-золотые ливреи и пудреные парики. Да, согласился он, когда Анжела стала протестовать, это очень вульгарно. Но клиенты будут в восторге. Интересно, подумал он, оценит ли его усилия этот самодовольный мерзавец... но тут же отмахнулся от глупой жалости к самому себе. Все это оттого, что его не пригласили присоединиться к семейному празднованию наверху.
Он послал лакея посмотреть, не приближаются ли автомобили. Большие шишки приедут поздно. Только выскочки прискачут вовремя. Он улыбнулся собственной остроте. На душе стало лучше. Надо будет сказать Мадлен. Она оценит. Он надеялся, что та не станет строить из себя гранд-даму и привезет своего дурацкого богатого любовника пораньше. Ему хотелось, чтобы кто-то был с ним рядом. Лакей вернулся.
– Автомобили уже близко, месье Мэкстон.
– Хорошо. Пойдите наверх, доложите месье Лоуренсу.
* * *Тост произнес Чарли. Анжела вспомнила, что так было и в день их свадьбы. Она так гордилась мальчиком, а он Стивеном.
– Выпьем за сегодняшний вечер, папа. За удачу, за фортуну и за много прекрасных денег! – Они засмеялись и выпили.
– Спасибо, Чарли, – сказал Стивен. – Выпьем за la bella for tuna и за тебя, моя дорогая, ты ведь так много сделала для того чтобы все получилось. – Он взял руку Анжелы и поцеловал.
Чарли ухмылялся, глядя на них.
– Мама краснеет, – заявил он. Потом выглянул в окно и сказал: – Ух ты, сколько машин!
Лакей постучал в дверь, и Стивен сказал:
– Пора спускаться. Ты готова, Анжелина? И ты тоже, Чар ли. Я хочу, чтобы ты был с нами.
Главный зал вскоре был заполнен, буфет и стойки с шампанским расставлены в комнатах для приемов на первом этаже, где набилось полно людей. Музыка тонула в приглушенной болтовне четырехсот человек, которые циркулировали между буфетными стойками, здоровались друг с другом, разыскивали фотографов. Стивен, пожимая всем подряд руки, уже не пытался расслышать имена; Мэкстон представлял важных гостей по мере их прибытия, и конечно, он оказался поблизости, когда, опираясь на руку высокого красивого мужчины, прибыла главная гостья.
Мэкстон шагнул вперед, взял ее руку, унизанную брильянтами, и поцеловал.
– Нетти, моя дорогая. Вы сногсшибательно выглядите! Пойдемте, я вас представлю.
Анжела увидела, как приближается эта женщина. Она была не просто красива. Там собралось так много прекрасных женщин, изысканно одетых и увешанных драгоценностями, что Анжела потеряла им счет. Но эта была особенная. Крошечного роста, она создавала вокруг себя особое пространство. Она все время оказывалась в центре внимания. Темные волосы с одной светлой прядью у левого виска, правильное лицо с огромными голубыми глазами, розовые, чуть вздернутые губы, на которых появилась очаровательная улыбка, когда она подошла к Стивену.
– Разрешите вам представить: месье Лоуренс. И мадам Лоуренс. Ее высочество принцесса Орбах.
Она на миг помедлила, задержав руку в ладони Стивена. Ее шея и грудь были увешаны сапфирами и брильянтами, огромные серьги качались и сверкали, когда принцесса поворачивала голову. Затем она остановилась рядом с Анжелой: «Мадам...» Она наклонила голову, по-прежнему очаровательно улыбаясь, но в голубых глазах было равнодушие. Она пошла дальше, а ее спутник, чье имя оказалось непроизносимым, поцеловал Анжеле руку, пробормотал: «Enchante»[21]– и поспешил за своей принцессой. Это была кульминация вечера.
– Ну что ж, – пробормотал Мэкстон. – По крайней мере, она явилась. Это уже что-то.
– Но ведь она приняла приглашение, – сказала Анжела. – Я видела ее имя в списке.
– Это ровно ничего не значит, – объяснил Ральф. – Она соглашается на все, что кажется ей занятным, но очень часто в конце концов не приходит. Ладно, посмотрим, как долго она здесь пробудет. Это важно. А как вам этот венгерский осел?
Анжела не выносила его смеха. Кудахчущий, визгливый, без тени добродушного юмора. Жестокий смех, подумала вдруг она, как будто он веселится только над неудачами и глупостью других.
– Не знаю, – сказала она. – Он, собственно, особо со мной не разговаривал.
– Не посмел, – сказал Мэкстон. – Тон задает она. Деньги-то у нее. Он думает, бедный недотепа, что она выйдет за него замуж, но ничего подобного. Она выжмет его как лимон, а потом вдруг сообщит подружкам, что он «такой зануда, дорогая моя, я просто ни минуты не могла больше терпеть...» – Он безжалостно передразнил ее. – А в здешнем так называемом светском обществе это все равно что смертный приговор.
Анжела не улыбнулась. Она сказала:
– Наверное, она ужасная женщина. Пойду поищу Чарли.
– Он там. – Ральф указал в направлении буфета. – Давайте я закажу вам что-нибудь поесть, – тихо сказал он. – Вы правы. Просто жуткая баба, но я так долго жил среди этих людей, что привык к ним. Благодарение Богу, что вы не привыкли.
– И надеюсь, никогда не привыкну, – сказала Анжела.
* * *В половине двенадцатого открылись игровые залы. После ужина Мэкстон оставил Анжелу на попечение Чарли и поспешил к очень хорошенькой девушке, что подавала ему знаки из дверей.
– Я уже наелся, мама, – сказал Чарли. – Может быть, взять что-нибудь еще для тебя? Тут потрясный пудинг, называется «бомба-сюрприз». Хочешь попробовать?
– Нет, спасибо, сынок. Тебе весело?
– Да, здесь потрясно. А с кем это пошел Ральф? Какая хорошенькая, правда? – Он восхищенно смотрел на Мадлен. С ней был старый толстый мужчина, и она знакомила его с Мэкстоном.
– Пойдем поищем Стивена, – сказала Анжела. – Я его сто лет не видела.
Глупо, что ей не по себе. Глупо, что она чувствует себя одинокой: в толпе были и ее знакомые; они подходили, улыбались, рассыпались в поздравлениях. Ральф заботился о ней. Чарли очень хотел, чтобы она разделила с ним удовольствие от «потрясной» еды и питья, но она чувствовала, что сын тоже не в своей тарелке.
– Пойдем, – сказала она.
Он схватил ее за руку.
– Смотри, вон он. Я приведу его.
– Не надо. Он с кем-то разговаривает; мы подойдем и присоединимся к ним.
* * *Мадлен смеялась. Она ущипнула своего спутника за пухлую щеку и состроила ему гримаску.
– Ну, Бернар, мой милый, я знаю, что тебе не терпится пойти наверх и выиграть для меня немного. Ты ступай, а я подойду попозже и принесу тебе удачу. Только выпью бокал шампанского и явлюсь, ладно?
Ее пальцы оставили маленький красный след на его обвисшей коже. Он взглянул на уродливого мужчину с крючковатым носом и узким лицом и решил, что Мадлен можно спокойно оставить с ним на некоторое время. Бернару не терпелось начать играть, а она поощряла его. Она всегда поощряла его, что бы он ни делал, какую бы форму это ни принимало. И у нее такой прелестный смех, как у шаловливой девочки. Порочная девчонка, называл он ее, порочная, злая и неотразимая, как и демон азартной игры, снедавший его с такой же силой. Он оставил ее с уродливым англичанином.
– О, Dieu merci[22], – прошептала Мадлен, когда он ушел. – Какой же он нудный, Ральфи... и такая грязная старая скотина. Знаешь, чего он требовал от меня перед тем, как мы сюда пришли?
– Нет, – твердо сказал Мэкстон. – И знать не хочу. Для меня ты просто милое невинное дитя. Ну что, глотнем шампанского?
– О, Dieu merci[22], – прошептала Мадлен, когда он ушел. – Какой же он нудный, Ральфи... и такая грязная старая скотина. Знаешь, чего он требовал от меня перед тем, как мы сюда пришли?
– Нет, – твердо сказал Мэкстон. – И знать не хочу. Для меня ты просто милое невинное дитя. Ну что, глотнем шампанского?
Она взяла его под руку и прижалась к нему.
– Давай, – сказала она. – А потом пойдем наверх, я возьму у него фишек, и мы развлечемся, да?
Они уселись на диван, задвинутый в стенную нишу. С Мадлен Ральфу было весело; она подбадривала его и поощряла в нем как раз ту фальшивую, циничную сторону характера, что так расстраивала Анжелу. С Мадлен он чувствовал себя в своей стихии. Оба они принадлежали к одному и тому же пустому, никчемному миру. Он наливал себе и пил не пьянея, только чувства его слегка притуплялись.
– Это твой босс? – Сильные пальчики Мадлен впились ему в запястье. – Я видела, как он здоровался с гостями в вестибюле.
– Да, а ты с ним не познакомилась?
– Нет. – Она с отвращением приподняла шелковистое плечико. – Мой старый пердун не пожелал становиться в очередь – ты же знаешь, что он за тип. Боже, Ральфи, разве он не красавец?
– Тебе видней, – сказал Мэкстон.
Стивен беседовал с супружеской парой, их Мэкстон как-то приглашал на виллу. Мужу приносила большую прибыль собственность на побережье. Анжела разговаривала с женой; конечно, ей больше по душе симпатичная французская матрона, чем сверкающая Нетти Орбах и ей подобные. Ральф понял, что злится на Анжелу за то, что она дала ему отпор. Он никогда не умел принимать критику; твой величайший недостаток, бушевал когда-то его отец. «Ты всегда прав, не так ли, мой мальчик? Что ж, да поможет тебе Бог, когда ты поймешь, что это не так».
Мадлен не сводила глаз со Стивена. Он знал этот взгляд: прищуренные глаза, полные, жадные губы приоткрыты, так что виден кончик сладострастного язычка.
– Можешь забыть о нем, – поддразнил ее Мэкстон. – Рядом с ним – его жена, та блондинка в белом платье.
– Ну и что? – спросила она. – В ней ничего особенного. Сын у него тоже красивый. Почему бы мне тогда не познакомиться с ним?
– Милая моя, ему шестнадцать. – Ральф ухмылялся. – Кстати, это его пасынок.
Мадлен повернулась к нему, теперь ее глаза широко раскрылись.
– Что за глупости! Какой еще пасынок! Они же похожи как две капли воды. Явно отец и сын.
Раньше Ральф никогда этого не замечал. Он присмотрелся к ним, впервые за долгое время присмотрелся по-настоящему. Мадлен права. Совершенно права. Те же волосы, глаза, одинаковые черты лица, жесты, выражения – как в зеркале. Они говорят – пасынок, и никому в голову не приходит приглядеться.
– Какая ты, черт возьми, умненькая! – пробормотал он. – Востроглазенькая, верно, милая? Черт возьми, ты права. Конечно, мальчишка – его сын.
Она улыбнулась и снова сжала его запястье.
– Неужели они обманывали Ральфи? А Ральфи все проглотил? О-о, как не похоже на тебя, милый. Ты же чуешь ложь за милю.
– Потому что обычно это моя собственная ложь, – возразил он. – Я вру людям, а они врут мне в ответ. Ну, пойдем, посмотрим, что затевает твой толстый приятель. Может быть, он даст тебе несколько франков на игру.
Она поднялась, взяв его под руку, и пошла рядом с ним, вызывающе вихляя бедрами; мужчины так и таращились на нее. Она чувствовала, что он рассержен. Бедный Ральфи, обманутый обманщик. Мадлен хихикнула. Вот ведь умора. Он действительно злится, она видела это по складке у его некрасивого рта.
Поднялись наверх, в salon prive. Бернара нашли за игрой в баккара. Он проигрывал и, когда она дотронулась до его плеча, поднял хмурое лицо.
– Где ты была? Ты же сказала: один бокал шампанского, – проворчал он.
– Извини, мой дорогой, но я же уже здесь. И не волнуйся. Сейчас я принесу тебе удачу.
Так оно и случилось; Мэкстон стоял рядом с ней и смотрел, как он делает ставки и выигрывает. Через час она потребовала и получила десять тысяч франков. Вместе с Ральфом она отправилась играть в рулетку. Этой ночью ей везло. Кучка фишек рядом с ней росла, и она возбуждалась все больше.
Интересно, кладет ли она деньги в банк, подумал Мэкстон. Внешность и фигура не вечны, особенно если он прав насчет ее марокканской крови.
– Я бы на твоем месте сейчас остановился, – сказал он.
Она подняла голову; на щеках у нее были красные пятна.
– Почему? – Она понизила голос до шепота. – Это жульническая рулетка, да?
– Ничего подобного, – ответил он. – Мы играем по закону средних чисел. Никакого мошенничества. А согласно этому закону, ты сейчас начнешь проигрывать. Но это твое дело, милая.
– Я всегда тебя слушаюсь, – объявила она. – Я всегда считаю, что мужчине виднее. – Она кокетливо подмигнула ему, собрала выигрыш и вышла из-за столика. – Пойду к Бернару, – решила она. – Не скажу ему, что я выиграла. Тогда, если ему повезет, он сделает мне подарок. Когда мы увидимся, Ральфи?
– А когда он уезжает домой?
Она обменяла фишки на деньги, сложила купюры в толстенькую пачку и засунула в вечернюю сумочку. Довольно большая сумочка, не какая-нибудь крошечная модная фитюлька. Держу пари, что она кладет в банк все до последнего пенни, подумал он. Что ж, тем лучше для нее.
– Я тебе сообщу, – пообещала она. Поднявшись на цыпочки, легко поцеловала его в щеку. – С тобой так весело, милый, – сказала она. – Я так люблю, когда мы вместе. Я позвоню тебе. – И скользнула прочь, крепко держа под мышкой сумочку с деньгами.
* * *– Дорогая, – сказал Стивен, – если ты устала, почему бы тебе не поехать домой? Такой длинный вечер. Я вызову машину, и Чарли может отправиться с тобой. Он доволен?
– Да, ему понравилось все. Но он еще молод для таких вещей. Я не разрешила ему играть. Он был очень разочарован.
– Я поговорю с ним, – сказал Стивен. – Ты подожди здесь, я пришлю его к тебе. Ты права. Я ему так и скажу.
Он не сразу нашел Чарли. Мальчика не оказалось в буфете, где подавали завтрак. Он исчез, наверное обиженный, и оставил мать одну. Никаких оправданий, подумал Стивен. Должен научиться заботиться о ней и уважать меня. Я достаточно люблю его, чтобы рассердиться, даже сегодня.
Чарльз оказался наверху, в маленьком салоне, смотрел, как играют в рулетку. Он вздрогнул, когда Стивен встал, за его спиной.
– Ой, привет, папа. Папа, я хотел обменять немного денег и попытать счастья в рулетку, но мне не дали фишек. Ты не можешь ничего сделать? Это же какая-то глупость.
– Кассиры делают то, что я им сказал, – тихо ответил Стивен. – Тебе нельзя играть. Пойдем со мной, Чарли. – Они направились к кабинету Стивена; он отпер дверь, включил свет и сказал: – Закрой дверь. Я тебе кое-что покажу.
Чарли покорно следовал за ним. Он был озадачен, даже слегка напуган. Стивен никогда прежде на него не сердился. Сгорбясь, сын прикидывал, хватит ли у него смелости возражать отцу. Да, не следовало оставлять мать одну. Он жалел, что так поступил. Но из-за нее он чувствовал себя ребенком, а ему хотелось побыть взрослым.
Стивен нажал настенный переключатель. Панели раздвинулись.
– Подойди сюда, Чарли, – сказал он. – Посмотри.
Это был телевизионный экран. На нем было видно, что происходит в salon prive. Стивен нажал другую кнопку, и камера показала один из столов крупным планом. Звук отсутствовал, одно изображение. Он переводил камеру из салона в салон, показывал рулетку, карточные столики, лица, увеличенные так, что они занимали весь экран.
– Ух ты, я никогда о таком даже не слышал. Фантастика. Ты можешь наблюдать за всем происходящим.
– Да, Я могу наблюдать за игрой, за игроками и за сотрудниками. Сидеть здесь и смотреть, как люди проигрывают состояния, делают глупости, напиваются. Я могу сидеть здесь и видеть жадность, хитрость и то, как люди выбрасывают деньги только ради того, чтобы на них смотрели.
– Ты так ужасно говоришь, – сказал Чарли. – Я-то думал, что это просто хорошая забава.
– Это, – тихо сказал Стивен, указав на экран с изображением общего вида большого игорного зала под ними, – это не забава. Это работа. Моя работа, а когда-нибудь, может быть, станет и твоей. Я не играю, и ты никогда не будешь играть, слышишь? Оставь это простофилям. Работа – это не забава, Чарли. Этому я должен тебя научить. Бизнес не похож ни на что другое. У него иные правила. Если ты хочешь преуспеть, хочешь, чтобы тебя уважали, изволь соблюдать их. Ты содержишь казино, и ты не должен шутить с прибылью. Это первое правило. Если бы кто-нибудь дал тебе сегодня фишки или позволил играть за столом, он бы вылетел с работы. А второе – если я велю тебе позаботиться о матери, то я говорю это всерьез. Понял?
– Да. Я больше не буду.
– Надеюсь, что не будешь, – сказал Стивен. – Она ждет внизу. Сейчас подъедет машина, и ты отвезешь ее домой. И извинишься перед ней.
– Хорошо, – сказал Чарли. Стивен говорил таким тоном, что он покраснел. – Я только отошел на минутку, – сказал он. – Хотел поучаствовать, как все остальные.