– Не в Салерно, – ответил он. – В Неаполь, когда его очистят от бошей. Я буду там делать ту же работу, что и здесь. Я хочу, чтобы до моего отъезда ты покинула Сицилию. Сделаешь это? Ради меня, ради ребенка?
– Не могу, – ответила она. – Я не могу уехать, пока все это не кончится. Я не могу бросить раненых и думать только о себе. Я останусь в госпитале, сколько смогу. Больше ни о чем не проси.
– Ну все равно, позволь мне узнать, что я могу сделать, – настаивал он. – Я не заставлю тебя ехать. Просто узнаю, возможно ли это.
– Пока в госпиталь поступают раненые, я останусь, Стивен. Ни со мной, ни с ребенком ничего не случится. А теперь мне пора. Поцелуй меня и попробуй понять. У меня тоже есть свой долг. И он велит мне оставаться здесь.
Он проводил ее, и она, остановившись у входа, махнула ему рукой.
Он не понимал ее. Он слишком любил ее, чтобы думать о принципах. На ее место в госпитале придет кто-то другой. А она должна заботиться только о себе и ребенке и делать то, что он считает нужным. Наверняка он найдет способ ее уговорить. Он знал, что выход есть всегда.
* * *Неаполь и его окрестности контролировались союзниками. Италия сдалась, но немцы на ее территории продолжали сражаться, и сражаться отчаянно.
Стивен Фалькони прибыл в военный штаб в Палермо вместе с еще четырьмя людьми в форме американских вооруженных сил. Он был единственным старшим офицером среди них. Пятерку провели в личный кабинет полковника, на чьем мундире выделялись нашивки американской разведки. Он поднялся из-за стола и поздоровался с каждым за руку.
– Капитан Фалькони, сержант Брассано, сержант Руморанцо, капрал Капелли, рядовой Лючано. Думаю, вы знакомы друг с другом?
– Наши семьи знакомы, – ответил Стивен Фалькони.
– Садитесь, пожалуйста. – Полковник говорил вежливо, почти по-дружески. Предложил сигареты и достал бутылку виски. Они приняли и выпивку и курево и смотрели друг на друга и на него темными усталыми глазами, какие он уже привык видеть у подобных людей. – Я считаю, на Сицилии мы добились того, чего хотели. Благодаря вашему происхождению вы, капитан Фалькони, Брассано и Капелли, обеспечили необходимую связь с гражданскими властями здесь, на Сицилии. Но Южную Италию контролировать гораздо труднее и в то же время важнее. У Руморанцо и Лючано есть связи в Неаполе, а в американской армии немало солдат, имеющих родственников в Калабрии, и они уже действуют там. Каждый из вас получит списки нескольких гражданских чиновников, по нескольку человек, с которыми нужно установить связь и объяснить нашу точку зрения. Мы хотим, чтобы вы склонили их к сотрудничеству. И, что не менее важно, выяснили, кто из них ненадежен, кто мог сотрудничать с фашистами.
– Мы поняли, – сказал Стивен Фалькони. – Думаю, справимся.
Остальные кивнули. Тот, кого звали Руморанцо, заговорил по-английски с сильным итальянским акцентом, при этом слегка гнусавя, как уроженец нью-йоркского Ист-Сайда.
– Мы ж сказали, что сделаем. Не волнуйтесь, полковник. Эти парни нас знают. Они пойдут за нами, а значит, и за вами. – Он посмотрел на Фалькони, и в его глазах мелькнула неприязнь. Чертов офицеришка, и все потому, что его семейство воображает о себе черт-те что. Колледж, видите ли, и всякие прочие достижения да привилегии.
Он отвернулся. Хотелось сплюнуть, но он решил, что лучше не надо. Полковник был не их человек, но все знали о его тяжелом характере.
Полковник встал. Фалькони и остальные тут же последовали его примеру.
– Господа, американское правительство будет очень благодарно за помощь, которую вы нам оказываете. Теперь отправляйтесь к майору Томпсону, и он посвятит вас в подробности. До свидания и удачи вам.
Он пожал им руки, вернулся к столу и налил себе виски. Руморанцо был освобожден из тюрьмы Сан-Квентин: ему скостили срок, полученный за грабеж и разбойное нападение, в обмен на согласие отправиться на спецслужбу в американских вооруженных силах в итальянской кампании. Молчаливый Лючано был убийцей, его буквально сняли с электрического стула с той же целью. Капелли – известный бандит; он не сидел в тюрьме, но на него было заведено дело о мошенничестве. Брассано, вступая в армию, вызволял близкого родственника, а Фалькони продал свое образование и ум налоговому управлению, которое иначе завело бы тяжбу с семейством Фалькони, грозившую ей в будущем потерей миллиона долларов или более того.
По мнению полковника, это были отбросы общества, но они нужны, если союзники собираются овладеть Сицилией и Италией и искоренить фашистское подполье. Он проглотил виски, утешаясь мыслью, что, когда война будет выиграна и они вернутся домой, все они кончат одинаково. Это просто отсрочка для всех этих осужденных или подозреваемых в худших преступлениях на свете. Он говорил по телефону, когда вошел его коллега, майор Томпсон. Он сказал: «Садись, Джим» – и продолжал беседовать.
Наконец он повесил трубку.
– Проклятый транспорт: нет свободных военных самолетов. Придется посылать их на грузовом корабле. Проблемы есть?
– Проблем нет, – ответил майор Томпсон.
– Угощайся. – Полковник показал на бутылку виски.
Они были друзьями, работали вместе и вместе вступили в армию. Оба были ветеранами ФБР.
– Вот ведь куча дерьма, – заметил Томпсон. – Знаешь, кто у меня по-настоящему стоит поперек горла?
– Фалькони? – предположил полковник.
– Вот-вот, Фалькони. Высшее образование, прекрасные манеры. Даже хорошо говорит по-итальянски. Вот такие-то бандиты дома нам как раз и не нужны. Капелли и компания знают, кто они такие, а этот... Да, он задержался и обратился ко мне с просьбой.
– Что еще за просьба? – резко спросил полковник.
– Не совсем обычная. Он вовсе не просил о поблажке для какого-нибудь поганого здешнего родственника или чего-то такого. Он хотел бы отправить в Штаты некую беременную даму.
– Что за бред! Сицилийка?
– Нет. Англичанка, медсестра в госпитале в Тремоли.
– Господи Боже... что же ты ответил?
– Ответил, что это невозможно. Ему не понравилось. Он не желает принимать отказа. Он заявил, что достаточно много на нас работает и чувствует себя вправе просить об одолжении. Ты же знаешь их, Билл. Так они разговаривают между собой дома. Ты мне, я тебе. И все дела.
– Ну и?.. – Полковник наклонился вперед. Медсестра-англичанка. Сицилийская девушка – это еще понятно, но такое... Они никогда не женятся на иностранках. Он хотел отправить ее в Америку. К родителям. Полковник нахмурился. Возмутительная просьба; сама ее дерзость бесила его.
– Я сказал, что подумаю. Сказал, что дам ему знать, но ничего не обещаю. Заговорил о сложностях, проезде домой, иммиграции, незаконном въезде, ну и о прочей чепухе. Он и ухом не повел. Сидит и говорит мне: «Вы можете устроить это для меня, майор. Вы можете это устроить». Потом телефон. Какой-то полковник из юридического отдела расспрашивает Персоннеля о Фалькони. Говорит, что туг замешана медсестра, и он хочет узнать, что это за сукин сын. Персоннель замешкался и пришел ко мне. Я сказал: «Передай ему, что с парнем все в порядке. Не женат, не судим». Что мне делать, Билл? Устроить этого нельзя, и он об этом знает. Но если мы скажем «нет», он найдет способ нам нагадить. Они это умеют.
– Свяжись с полковником. Как его фамилия?
– Мак-Ки, – ответил Томпсон. – Он юрист, из Цинциннати. Я навел справки, когда началась эта бодяга с Фалькони. Он путается с другой медсестрой. А она подружка девчонки Фалькони. Поэтому он, наверное, и спрашивал.
– Давай объясним ему в нескольких словах, Джим, – решил полковник. – Если эта медсестра хоть что-нибудь соображает, она сама решит проблему, когда узнает, кто на самом деле ее дружок.
* * *– Садитесь, мисс Драммонд. Сигарету?
– Нет, спасибо.
Они сидели в маленьком кабинете муниципалитета в центре Палермо. С флагштока над входом свисал звездно-полосатый флаг; мэру и его чиновникам пришлось переехать, чтобы уступить место американским оккупационным войскам. Майор Томпсон достал сигарету из пачки «Лаки Страйк» и закурил. Хорошенькая, подумал он. Светленькая, голубоглазая; как раз таких любят эти сволочи... Она смотрела напряженно и встревоженно. Она не вызывала жалости у Томпсона. Ей повезло, только она еще не знает этого.
Ее долю пришлось уговаривать прийти сюда. Но все же ей не сказали зачем. Мак-Ки был не дурак, он даже словом не намекнул, о чем пойдет речь.
– Майор, со Стивеном что-то случилось? – неожиданно спросила она.
Он отплыл на материк три дня назад. Она чувствовала себя так, будто ей нанесли физический удар.
– Нет, – ответил он. – Он прибыл на место и сейчас, я думаю, работает. Насколько я понимаю, мисс Драммонд, вы с ним близкие друзья?
Она покраснела.
– Да. Мы друзья. Майор, что все это означает? Какое вам дело до моей личной жизни?
– До своего отплытия капитан Фалькони просил отправить вас в Америку, – сказал он.
– До своего отплытия капитан Фалькони просил отправить вас в Америку, – сказал он.
У него был очень холодный, какой-то неживой взгляд, и она почувствовала к нему неприязнь, будто перед ней сидел враг.
– Он говорил об этом, – призналась она. – Я ответила, что не могу оставить работу в госпитале.
– Это было бы нарушением закона, – продолжал Томпсон. – Фальшивый паспорт, например, официальное указание множеству людей смотреть сквозь пальцы. Он, конечно, все знал и тем не менее пытался оказать на меня давление. Так вот, прежде чем все это зашло слишком далеко, я решил поговорить с вами.
Она подумала, что Стивена в чем-то обвиняют, и, не колеблясь ни минуты, сказала:
– Я жду ребенка. Вот почему он просил вас об этом, он боялся оставить меня одну. Если с ним вдруг что-нибудь случится, он хотел бы, чтобы я была там, где обо мне может позаботиться его семья.
А выдержка у нее есть, подумал майор Томпсон. Она не позволяет ни в чем обвинить Фалькони.
– Что вы знаете о Стивене Фалькони, мисс Драммонд? Он много вам рассказывал об этой своей семье?
– Я вас не понимаю, – ответила она. – Уолтер, что здесь происходит? Зачем вы уговорили меня прийти сюда?
Мак-Ки положил ладонь на ее руку.
– Выслушайте его, Анжела. Не уходите.
– Мисс Драммонд, – Томпсон погасил сигарету и пристально посмотрел на Анжелу, – вы знаете, что такое мафия?
– Мафия? Кажется, нет.
– Вы слышали о гангстерах в Америке? Видели фильмы о них? – У майора Томпсона был неприятный размеренный голос, умышленно лишенный всякого выражения.
– Майор... – начала было она, но он перебил ее.
– Ваш друг Фалькони родился на Сицилии. Он родом из Альтофонте.
– Я знаю, – сказала она. – Я знаю, что он с Сицилии.
– Множество людей приехало оттуда в Штаты. И из других мест в Италии тоже. Они привезли с собой мафию. Убийство, грабеж, проституция – все самые отвратительные пороки и преступления. Вот что они принесли в Америку. И Стивен Фалькони один из них – бандит. Поэтому он здесь. Я хочу вам кое-что показать, мисс Драммонд. Прочитайте. – Он поднялся и протянул ей папку. Встав из-за стола, он оказался на удивление маленьким и толстеньким.
Анжела с удивлением посмотрела на папку.
– Что это?
– Полицейское досье Фалькони, – ответил он. – Вы увидите, у него нет судимостей. Нам никогда не удавалось ничего доказать. Фалькони – крупные заправилы в Ист-Сайде. Они всюду. Азартные игры, разврат... Они просочились в профсоюзы. Не платят членских взносов, не работают. Попробуй скажи им слово – тебя для начала изобьют, а в следующий раз – просто ухлопают.
Раскрытое досье в синей папке лежало у нее на коленях. В правом верхнем углу фотография. В фас, в профиль. Сразу его трудно узнать из-за безжизненного выражения лица. Но это Стивен.
– Не торопитесь, – услышала она голос Томпсона.
Запугивание с помощью угроз. Дело закрыто из-за недостатка улик. Семейные связи. Машинописные строчки сливались перед глазами, но потом становились безжалостно четкими.
Дед: Стефано Фалькони. Эмигрировал в США в 1928 году, чтобы избежать обвинения в трех убийствах. Осужден за контрабанду спиртных напитков, отбыл срок в тюрьме, снова арестован в связи с нераскрытым убийством главы враждебной «семьи». Выпущен за недостатком улик. Основал «семью» Фалькони в Ист-Сайде. Умер в больнице после нападения на него в 1933 году.
Отец: Лука Фалькони. Сборщик долгов мафии в Палермо. Подозревался в двух убийствах, не арестован из-за недостатка улик. Запугивание свидетелей в вышеназванных случаях. Эмигрировал в США в 1925-м. Получил гражданство в 1931-м. Глава «семьи» Фалькони в Ист-Сайде с 1933-го. В Америке не судим, но обвинялся в покушении на убийство, в попытках повлиять на ход судебного процесса в деле о коррупции, начатом против руководства профсоюза водителей грузовых транспортных средств; в настоящее время находится под следствием, проводимым налоговым управлением.
– Анжела, с вами все в порядке? – услышала она голос Уолтера Мак-Ки и снова увидела кабинет, майора, закуривающего очередную сигарету, синюю папку у себя на коленях, открытую на последней странице.
– Я не верю. – Она повторила эти слова дважды. – Это неправда. Я не верю.
– Это правда, – сказал Мак-Ки. – Он бандит. Это его полицейское досье.
Дед, отец и сын. Моя семья. Он так часто говорил о них, и у нее сложилось свое представление. Семья – как все другие итальянские семьи: множество дядюшек, тетушек, кузенов... Мы между собой говорим по-итальянски, ходим в церковь, едим макароны, у нас полно детворы, двоюродных, пятиюродных, не разберешься, кто кому кем приходится, но знаешь: это свои, это – Семья. Его слова издевательски звучали в ее мозгу в то время, как она переводила взгляд с Уолтера Мак-Ки на майора, – тот невозмутимо сидел в кресле, пускал дым колечками и ждал.
– Он же в армии, – выговорила она наконец. – Его бы не взяли в армию...
– У него нет судимости, – ответил майор Томпсон. – Хотя для типов вроде него это неважно. Мы и убийц выпускаем из тюрем и присылаем сюда. Не спрашивайте меня зачем, мисс Драммонд, потому что я вовсе не хвастаюсь этим. Они нам нужны, вот все, что я могу сказать. Вы никогда не спрашивали Фалькони, чем он занимается на Сицилии?
Она только покачала головой.
– А что он говорил вам? Что работает в администрации?
– Да, что-то вроде.
– Ну да, можно назвать и так. Видите ли, здешние жители знают это имя. Они боятся людей, подобных Фалькони. И поэтому сотрудничают с нами. А теперь он в Неаполе. Ну что, вы по-прежнему хотите ехать в Штаты, мисс Драммонд? Хотите чтобы ваш ребенок рос среди Фалькони?
Анжела захлопнула папку. Она больше не хотела видеть его фотографию. Неживые глаза, фас, профиль. Гангстеры. Вы ведь видели их в кино? Убийство, грабеж... все худшие преступления на их счету. Маленький убогий домишко на узкой улочке, где родился Стефано Фалькони. В обвинительном акте написано что он убил трех человек.
Она положила досье на стол, отстранилась от Уолтера Мак-Ки, который хотел ее взять за руку.
– Я не верю, что мой Стивен в этом замешан, – сказала она. – Я знаю его; он неспособен на такое. Но с остальным я не спорю. Теперь, майор, я лучше пойду, если у вас ко мне все.
– Вы не хотите выпить? – предложил он. – Похоже, вам не мешает подкрепиться.
– Нет, спасибо. Я лучше пойду.
– Так вы еще собираетесь в Штаты? – спросил он, открывая ей дверь.
– Нет, – ответила Анжела. Руки она ему не подала. – Знаете, мы обвенчались. В церкви в Альтофонте.
Томпсон медленно кивнул.
– Меня это всегда удивляло. Убийство для них – штука нормальная, но незаконнорожденного ребенка они не потерпят. Вам еще повезло, поверьте мне.
Ничего не ответив, она вышла из кабинета. Мак-Ки догнал ее только на улице.
– Вы собираетесь вернуться в госпиталь?
– Да. Я сказала палатной сестре, что буду через час.
Она приподняла рукав, и изящные золотые часы заблестели на солнце.
– Это он подарил мне, – медленно проговорила она. Потом запустила руку за воротник форменного платья и вытянула цепочку с золотым кольцом. – И это тоже. Из одного и того же ювелирного. Я как-то проходила мимо и видела, что магазин заколочен. И не открывался ни разу. Откуда же он взял эти вещички?
Ее взгляд не понравился Мак-Ки. Он сказал:
– Черт возьми, ну какая разница? Извините, Анжела. Мне жаль, но вы должны были узнать обо всем. Мы с Крис можем чем-нибудь помочь?
– Нет, – тихо ответила она. – Отныне я сама себе помощник. Думаете, я перестану любить его?
– Конечно. – Он развернул джип и поехал по короткой дорожке, ведущей к госпиталю. – Обязательно перестанете. Что нас беспокоит, так это ребенок. Что вы собираетесь делать?
– Все будет в порядке, – сказала она, выйдя из машины. – В моей жизни останется его частица. А это уже что-то. До свидания, Уолтер.
– Пока, – отозвался он.
Она кивнула и ускорила шаг.
Сестра Хант взглянула на часы. Она хотела уже упрекнуть сестру Драммонд за опоздание на несколько минут, но увидела ее ужасающую бледность и смолчала.
– Сестра, – сказала Анжела, – когда я сменюсь с дежурства, мне нужно поговорить с сестрой-хозяйкой.
Хант надеялась, что Анжела уйдет по собственному желанию.
– Очень хорошо. Я спрошу, когда она сможет уделить вам время. Вон туда, пожалуйста, к койке номер восемь. Час назад ему сделали переливание. Следите за пульсом и дыханием.
– Ой, милочка! Я буду скучать по тебе. Но ты поступаешь правильно.
– Я тоже буду скучать. – Они на миг обнялись, и Анжела увидела, что Кристина сейчас заплачет. Она и сама была готова зареветь. До сих пор она не пускала слезу, даже когда сестра-хозяйка говорила ей о позоре, который она навлекла на службу медсестер и на свою семью. Анжела слушала ее спокойно, почти рассеянно. Наконец пожилая женщина почувствовала к ней что-то вроде жалости.