— Молодец, — похвалил он. — Ты не могла бы сделать что-нибудь менее пугающее?
Она застонала от немыслимого облегчения, а он, зажмурившись, шагнул вперед, потащил ее дальше по кромке воды, чтобы не надышались. Она повисла у него на шее, впилась зубами в отрастающую щетину.
— Ты пришел… — стонала Катя. — Ты вернулся, не обманул…
— Это называется высоким уровнем ответственности, — похвастался Павел. — А ты тут как?
— Ох, Пашенька, не знаю, все так плохо… К психотерапевту уже поздно, к психиатру, надеюсь, рано… Я работаю в этом направлении, начинаю сходить с ума… Но теперь все, я в порядке, ты здесь, со мной. Ты опять устроил тарарам? — Она отстранилась, пристально посмотрела ему в глаза. — Я слышала, как в деревне стреляли, вопили твои недоброжелатели. У кого-то опять дракон забрался в башню? — Она ласково погладила его по щеке.
— Ерунда, — улыбнулся Павел. — Да, нас немного потрепали, но у нас еще осталось три жизни. Спрячь подальше свой баллон, и давай выбираться. Помолчи, пожалуйста.
Он напряженно слушал. Плескалась вода, перекатываясь через массивные окатыши. За деревьями в глубине леса перекликались люди — определенно не грибники. Они не видели, как Павел вбегает в лес (и героический пробег Кати тоже ускользнул от их внимания), но они должны, по крайней мере, догадываться…
— Переправляемся, — буркнул он. — Да живее. Нам же не нужна бурная встреча на Эльбе?
— Ой, Пашенька… — Она задрожала. — А я плаваю не совсем уверенно…
— Умение плавать тебе сегодня не пригодится, — усмехнулся он. — В этой реке, как в Аральском море — по колено. Разувайся, закатывай штаны.
Ей не хотелось шевелиться и что-то делать. Набегалась уже. Он с тоской смотрел, как она пытается стащить с себя туфлю. Вздохнул и взял ее на руки, Катя ойкнула.
— Ты неси свою сумочку, а я понесу тебя, — проинформировал он. — Клянусь, так будет быстрее.
— Хорошо, — прошептала Катя, укладывая головку ему на плечо. — Только не урони, у меня сегодня попа очень тяжелая…
— Почему? — удивился он.
— Приключений в ней много…
Он вошел с ней в воду и побрел наискосок, навстречу течению. Он медленно продвигался вперед, расставив ноги, сопротивлялся течению, норовящему опрокинуть и понести. Вода бурлила вокруг него, закручивалась в водовороты. С определением «по колено» он явно поспешил — на середине вода доходила до пояса, и приходилось приподнимать свою ношу, чтобы не замочить ее «отяжелевшую» попу. Он двигался короткими шажками, в груди разрастался неприятный холодок.
— Ты такой сильный… — томно бормотала Катя, обняв его за шею. — Это про таких, как ты, говорят: редко шагает, да твердо ступает…
— Вот только не надо ерничать, — цедил он сквозь зубы. — А то брошу прямо здесь, будешь сама выбираться.
Отдуваясь, он выволок ее из реки, продрался сквозь низко стелющийся ивняк и попер бульдозером дальше, пока оставались силы.
— Можешь меня опустить, — напомнила Катя. — Приятно, конечно, когда тобой раздвигают колючие ветки, но у тебя такой несчастный, замученный вид…
Он прислонил свою девушку к дереву, а сам уселся на корточки и несколько минут приходил в себя. Первая половина дня выдалась бурной, даже тренированный организм настаивал на передышке. Катя опустилась на колени и нежно гладила его по спине. Она еще не вдумывалась, в какую тяжелую жизненную ситуацию угодила.
— Бедненький, — шептала она. — Ты так устал… Как странно, — вздохнула она с мечтательной грустью. — А ведь у меня в Нахапетовке осталась машина. Стоит без дела, хотя могла бы и поработать. Мы могли бы сесть в нее и уехать далеко-далеко…
— Не могли, — пристыженно покосился на нее Павел. — Не хотелось бы тебя огорчать, но у тебя в Нахапетовке больше нет машины.
— Не поняла, — изумилась Катя. — Почему это у меня больше нет машины в Нах… — Она осеклась.
— Вот именно, — буркнул Павел. — Самое уместное слово. Прости, но мои приключения в данном районе сопровождают вакханалия и разрушения. Половину своего увлекательного квеста я проделал на твоей машине, можешь считать, что она поработала. Сейчас она отдыхает в камышах — без стекол, без бампера, без чего-то еще и, безусловно, будет являться важнейшей уликой для следствия. Мне очень жаль.
— Ты угробил мою машину? — Катя округлила глаза. Ее рука машинально продолжала поглаживать спину разрушителя.
— Не делай круглые глаза, когда узнаешь плохую новость, — смущенно проворчал Павел. — Это всего лишь плохая новость. Зачем тебе машина?
Она задумалась:
— Наверное, ты прав. Зачем мне в тюрьме машина?
— Я не об этом. — Он почувствовал, как щеки начинают подрумяниваться. — Я к тому, что это старая, никому не нужная машина. Ей красная цена в базарный день — три тысячи евро. Мы купим тебе новую — за пять. Деньги пока при нас. — Он выразительно погремел рюкзачком. — Если от многого вычесть немножко, то будет почти незаметно.
Она обратила свой задумчивый взор на висящий за спиной рюкзак.
— Пересчитаем?
— Пересчитаем, — ухмыльнулся Павел. — И поженимся, и все у нас будет хорошо. Но не сейчас. — Он снова прислушался. В лесу было тихо, но от этой тишины на душе не делалось легко и приятно. — Давай руку, пошли.
— Ты знаешь, куда идти?
— Я знаю все, — самоуверенно заявил он. — У меня в мозгу навигатор. Пока на север, а там мы что-нибудь придумаем.
Он снова вел свою женщину через уплотняющиеся дебри. Она валилась с ног. Оборвались прибрежные заросли, заголубел просвет, и за опушкой распростерлось широкое поле, заросшее луговыми травами. Открытое пространство пестрили ярко-желтые цветы. Примерно в километре на север чернел лес — настоящий лес, из хвойника и осинника.
— О, нет, — сказала Катя.
— Нужно постараться, — строго сказал он. — В ближайших наших планах — уйти как можно дальше, пока не замкнулось второе кольцо. В лесу передохнем. Там у них не хватит сил и средств, чтобы нас блокировать. А дальше мы обязательно что-нибудь придумаем. Ты бегала в школе километровые кроссы?
— Бегала, — вздохнула Катя. — И в школе бегала, и в институтах бегала. И за троллейбусом носилась, как угорелая…
Они бежали, взявшись за руки, перепрыгивали застарелые борозды. Дыхание срывалось, они не тормозили, упорно двигались к кромке леса. И только вбежали под полог деревьев, изливаясь стонами и потом, и свалились замертво, как над головой раздался рев мотора. Он возник внезапно, компактная винтовая машина вывалилась из-за леса и прошла над полем на низкой высоте. Через минуту она уже кружила где-то за Шаманкой, потом неторопливо подалась на запад. Мужчина с женщиной зачарованно следили за ее перемещениями.
— Да мало ли кто тут летает… — несмело начала Катя.
— Конечно, — пожал плечами Павел. — Летают все, кому не запрещается. Пожарные, лесное хозяйство, состоятельные пассажиры на собственных вертолетах…
— А скажи, твоя фраза насчет «поженимся» — это была фигура речи? — вдруг сменила тему Катя и пытливо уставилась на Павла.
Он смутился, опустил глаза:
— Прости, Катюша, я втянул тебя в чертовски неприятную историю. Ты за сутки перевернула мою жизнь, это, видимо, о чем-то говорит. Я постоянно за тебя боюсь, переживаю, а когда тебя вижу — просто елей на рану. Но это временно. Ты можешь выпутаться, а что касается меня… я все глубже погружаюсь в дерьмо, из которого нет выхода. Все, чем я живу, — это не твое.
— Зато ты — мой… — Задрожали губы в трещинках, повлажнели глаза, она обняла его за локоть, прижалась к нему. Отчаянно защемило сердце. — Я так долго тебя ждала, много лет, каждый день из окна выглядывала, к двери бегала… Очаровал, блин, даму, теперь расхлебывай. Или я для тебя — просто так? — Она приподнялась и насупилась. — Изделие развлекательного характера?
Он засмеялся и привлек ее к себе. Подозрительные личности в омоновском одеянии по полю пока не мельтешили. Погоня где-то мешкала. Этим грех было не воспользоваться. Павел соорудил для Кати посох из крепкой жердины, показал, как им пользоваться, и определил направление. «Хреновый из тебя навигатор», — ворчала Катя, перебираясь через груды бурелома. Павел опасливо озирался. В этой местности можно встретить не только ОМОН, но и посторонних людей из окрестных сел и даже ближайшего города. Начало августа выдалось прохладным, но грибов и ягод в лесах хватало. Взор постоянно натыкался на оранжевые шляпки подосиновиков, на пузатые боровики, выглядывающие из травы. В целом для постороннего глаза они выглядели не подозрительно (особенно после того, как очистили грязь, а Павел сложил приклад и втиснул «Каштан» в рюкзак), но для пущего образа не хватало корзинки. Пришлось заменить ее пакетом и даже бросить в него немного грибов. Впрочем, посторонние не встречались — они входили в совершенно необитаемую глушь.
— Меня преследует ощущение, что мы уже не в Тверской, а в Вологодской области, — ворчала Катя, с трудом перебираясь через кочки. — Сколько можно идти?
Они действительно забрались в глушь. День, на удивление, выдался ясным и теплым. Погоню с хвоста они стряхнули, можно было передохнуть. Подходящее место нашлось в травянистой ложбине под согнувшейся уродливой осиной. Покопавшись в рюкзаке, Павел извлек свернутый кусок брезента (в период «бомжевания» он использовал его в качестве зонта), расстелил под деревом, и получилась простыня размером полтора на полтора метра.
— Какой волшебный рюкзачок, — похвалила Катя. — Поковыряйся еще, добудь одеяло и подушку. Ой, на меня жуки падают, — обнаружила Катя, когда без сил свалилась на брезент. — Они жужжат и кусаются…
Он деликатно переместил ее на край брезента, лег рядом, а свободным концом обернул обоих, соорудив подобие конверта.
— Хорошо-то как… — прошептала Катя, забираясь ему под воротник.
— Очень хорошо, — признался Павел. — Можно жить только ради этих минут.
— Ну, наверное, не только… — задумалась Катя. Она давно хотела что-то сказать и, наконец, решилась: — Послушай меня внимательно. Я тут долго думала… и в деревне думала, и после думала… Тебе ведь требуется что? Чтобы власти уверовали, что ты невиновен в событиях восемнадцатилетней давности, и отстали от тебя, так? Все, что могут тебе предъявить — побег из колонии и хулиганские действия в отношении представителей власти.
— Ну, примерно, — допустил Павел. — Статья за причинение средней тяжести вреда здоровью, не совмещенного с риском для жизни. А еще применение оружия — из тех же хулиганских побуждений. Но за это я уже отсидел. — Он тихо засмеялся. — Сначала отсидел, потом совершил. А что?
— Да как тебе сказать… В общем, имеется один знакомый. Если не ошибаюсь, он работает в Следственном комитете.
Павел застыл.
— Подробнее.
— О, нет, у меня ничего с ним не было, просто это муж моей подруги. Он пытался несколько раз меня соблазнить, даже не знаю, чем я ему приглянулась…
— Действительно, чем ты можешь приглянуться мужику? — ревниво проворчал Павел.
— Гм… Он даже домой ко мне однажды приходил с цветами, был упорен, но я устояла… Во-первых, он не очень приятный тип, хотя внешне ухожен. Во-вторых, Ольга была моей подругой, и я по старомодности считала, что предавать подруг нельзя. Она узнала, что ее мужик меня соблазнял, — ума не приложу, как ей это удалось. Мужик жену задобрил, навешал лапши на уши, она его простила, но с тех пор у меня подруги нет…
— Грустная поучительная история, — вздохнул Павел. — Держу пари, что твоя Ольга была не такой уж идеальной подругой. Подожди. — Он нахмурился. — Мы говорим о сказочном персонаже, так называемом «честном работнике правоохранительных органов»?
— Что ты, ни в коем случае, — успокоила его Катя. — По моим поверхностным наблюдениям, Костя Гладыш обожает деньги и красивую жизнь. У них просторная квартира в элитном доме, он ездит на престижном джипе, который, кстати, принадлежит Ольге. И в комитете занимает неплохую должность, поскольку я несколько раз видела, как его привозили на машине с государственными номерами и шофер с ним прощался очень почтительно.
— И что ты предлагаешь? — насупился Павел.
— Да нет, ничего, разная фигня в голову лезет, — вздохнула Катя. — К тому же у меня нет его номера, а общаться с Ольгой я решительно не хочу. Она не даст его телефон, пошлет и трубку бросит… Давай поспим немного, Пашенька?
— Давай, — согласился он. — Не больше часа. А то рискуем проснуться кто где: ты за решеткой, я — на том свете…
Он спал, как младенец. Впервые за несколько месяцев — накрыло ватное одеяло, услужливо поднесенное Морфеем, и он провалился в зыбучую трясину. Сновидений не было, кошмары не гнались. Он не просыпался «по мелочам», не дергался, ничего не чувствовал. А когда очнулся, возникло странное чувство, что он проспал весь день и выспался за целый год. Он распахнул глаза, изумленно уставился на полог листвы, шуршащий над головой. По веточке, огибая сучки, ползла зеленая гусеница — лохматая, красивая и с многочисленными ножками. Еще чуток пути, и она бы оказалась у него над головой. Павел осторожно тряхнул ветку. Зеленая обитательница леса упала. Он скосил глаза — ее нигде не было, пропала. Странное явление.
Кати под боком не оказалось, но ничего тревожного, она блуждала с задумчивым видом по впадине лощины и ерошила волосы. Казалось, она что-то искала. Павел с усилием отвел от нее глаза и посмотрел на часы. Без малого четыре — теперь уже вечера. Судя по тому, что они живы и на свободе, не все в этой жизни плохо.
— Ты похожа на белку, которая забыла, куда зарыла свой орех, — негромко заметил он.
— А? — Она вздрогнула и уставилась на него, как на десантника, спустившегося с парашютом.
— Ты так смотришь… — поежился он. — У меня волосатые зеленые уши?
— Прости. — Она с шумом выдохнула и присела к нему под бочок. — Просто задумалась. Ты так сладко спал, жалко было будить. Я задумалась…
— И к чему привела твоя задумчивость? — забеспокоился Павел.
— Сначала я думала, сколько ангелов уместится на кончике иглы. Потом решила не маяться дурью и вспомнила не очень популярный женский девиз: вытри сопли и сделай все сама, — не без гордости сообщила Катя. — Первым делом я забралась в твой рюкзак и пересчитала деньги, которые ты якобы мне подарил. Не дергайся, я убрала их обратно.
— И что? — не понял Павел, покосившись на рюкзак.
— У тебя миллион проблем, мой милый. — Она обняла его за шею. — Одна из них — безусловно, математика. Ты награбил не сорок, не пятьдесят тысяч евро, как пытался мне наврать, а без малого семьдесят две. Там были также доллары, рубли, я перевела их по курсу, и получилась в итоге озвученная сумма.
— Звучит, — оценил Павел.
— Но это не всё. Воодушевленная открытием, я выкрала у тебя из кармана сотовый телефон и позвонила своей экс-подруге Ольге. В этом лесу вполне приличная связь.
— Но-но… — напрягся Павел.
— Да подожди ты, — отмахнулась Катя. — Твою трубку я тоже убрала обратно. Не могла же я звонить со своего телефона, верно? Во-первых, твои антиподы давно уже выяснили, кто я такая, будут отслеживать все звонки. А твой номер никому не известен. Во-вторых, мой телефон не работает — деньги кончились. А сотовые операторы больше в долг не дают. Итак, я набралась смелости и позвонила Ольге. И можешь себе представить — рев, нюни, плач Ярославны! Никому уже не интересно, что этот козел пытался соблазнить. Она прогнала его из дома! Два дня назад. Застукала с любовницей, и переполнилась чаша терпения. Взяла и выставила, оставив без джипа, дачи, квартиры — поскольку все это по закону принадлежит ей. Какой бы пост ни занимал в Комитете ее Костик, а фактически он — голь перекатная. Теперь Ольга опять моя лучшая подруга — во всяком случае, так было объявлено. Я снова набралась храбрости и попросила телефон Костика, сославшись на острые проблемы с полицией у одной моей знакомой. Эта дурочка повелась и прислала эсэмэской телефон своего бывшего, представляешь?
— Но-но, — испуганно повторил Павел. — Знаешь, дорогая, такая самодеятельность…
— Да постой ты, — отмахнулась Катя. — Да, признаю, я воспользовалась тем, что ты спишь. В следующий раз не будешь так долго спать. Рассудив, что Костику в его плачевном положении не помешали бы деньги, я мысленно перекрестилась и позвонила. Кстати, я забыла тебе сказать, что в принципе он неплохой работник — вся стена в грамотах. И с честолюбием у Костика все в норме. Костик сидел на работе, весь подавленный, узнав меня, чуть со стула не свалился и даже вышел в коридор, чтобы выслушать. Лишнего я не сказала, не бойся. Только правду сказала. Костик, мягко говоря, был впечатлен и даже что-то пробормотал, что знает парней, раскручивающих коррупционные связи в Литвиновском районе. До самого верха там пока не дошли, но люди работают. Я сказала, что мне плевать на парней, «фирма» платит тридцать тысяч евро — и не кому-нибудь, а лично ему, причем вся сумма выплачивается авансом, и никто об этом не узнает. При этом я сделала упор не только на деньги, которые в тяжелой жизненной ситуации Костику крайне нужны, но и на возможность раскрутить практически готовое дело. Отличная ступенька для карьерного взлета. Посадить полицейское руководство района — разве это не прекрасно? Я потребовала гарантий безопасности — для себя, для тебя. Он подумал и заявил, что мою безопасность худо-бедно гарантировать можно (если не случится чего-то непредсказуемого), а вот с твоей безопасностью намного хуже — на это не хватит всех евро мира. Ему нужно время, чтобы ознакомиться с материалами старого дела и собрать информацию по фигурантам. Я договорилась о встрече, на которой передадим ему деньги, а также аудиоматериалы с твоего диктофона.