— Копать мои колеса… — изящно выразился неприятель, падая на колени. Из плеча торчал нож. Из второго ничего не торчало — топор обрушился обухом по лбу, взломал черепушку и мигом спровадил «соискателя» на тот свет. Павел подлетел к первому, пиная в живот, выдернул нож из плеча, всадил в горло, вытащил, снова всадил… Он лихорадочно шарил по траве, запинаясь об агонизирующие тела. Ну, что за жизнь такая? Фонари разбросаны, где эти чертовы пистолеты?! Ладно, бес с ними! Он стиснул рукоятку «приблуды», помчался к дому…
И встал как вкопанный. Ну, уж хренушки, нормальные герои всегда идут в обход…
— Братва, вы замочили его?! — прогремел из дома сиплый голос.
Там творилось что-то невообразимое. В комнате при свете свечей копошились люди. Все разбросано, стол на боку, кровать сдвинута. Опрокинулись несколько свечей, одна погасла, с остальных капал на пол жирный воск, дерево дымилось. Крутые перцы напали на дачу! Здоровые мужики, одетые по-всякому, небритые, физически развитые, с воспаленными глазами, от них разило спиртным, хотя особо пьяными они не казались. Мускулистый коротышка отвесил хлесткую пощечину Екатерине, когда она сделала попытку оторваться от кровати. Девушка рухнула навзничь, обливаясь слезами. Сил уже не было кричать.
— Лежать, сука! Че, братва, помнем ей крылышки? Бикса самый сок! — Он с «нежным» сладострастием сжал ей щеки. Катя вырвалась, впилась ему в конечность зубами! — Ах, ты, прошмондовка! — завопил бандит.
— Че, Лапоть, собака бывает кусачей? — загоготал третий.
— Заткнись, Лапоть, — прорычал здоровенный громила в серой бейсболке. — И ты, Чича, заткнись! — И грохнул так, что дрогнули стены: — Лось, твою мать, вы закончили?!
Сообщники не отзывались. Громила слегка позеленел, он, кажется, все понял. Ведь предупреждали, что противник хитер и дьявольски изворотлив!
— Падла!!! — взревел он, делая страшные глаза. — А ну, иди сюда, умник! А то бабу твою замочим! У тебя минута, ты слышишь?!
Схватились за «волыны» все втроем — громила в бейсболке, плечистый коротышка, чернявый тип с раздвоенным щетинистым подбородком. Всей компании становилось не по себе. У коротышки задергался глаз, брюнет оскалился какой-то перекошенной ухмылкой. Все, как по команде, развернулись к выбитому заднему окну, сквозь которое они десантировались. Но разразилось в другом месте! Со звоном разлетелось окно во второй комнате, превращенной в склад материалов. Все трое, топая копытами, кинулись туда, сгрудились в проеме, оттирая друг дружку, стали беспорядочно стрелять. Но в окно влетел всего лишь кирпич — отнюдь не хитрый и изворотливый злодей. Опомниться не успели, как лопнуло стекло напротив кровати! Бросились обратно, шмаляли с вытянутых рук, брызжа яростью и отстрелянными гильзами. Снова ложная тревога — на полу валялась чурка для колки дров.
— Мочи бабу! — взревел «мачо» в бейсболке.
Но не тут-то было. Павел вошел через дверь, как все нормальные люди. Сразу вычленил основного соперника: громила, здоровенный шкаф. Он лучший. Отлично, лучшие уходят первыми! Завертелось окровавленное лезвие, вонзилось в горло бандюгану! Тот в один присест лишился голоса, чувств, всего на свете — схватился за рукоять, вырвал со злостью, сделал шаг, изумленно уставившись на фонтан, бьющий у него из трахеи — и повалился навзничь.
Остальные осатанело давили на спусковые крючки. Бесполезно, не осталось пулек в обоймах — весь запас бездумно вышвырнули. А перезаряжать некогда. Павел бросился в атаку с ревом низко летящего бомбардировщика, засадил в живот плечистому коротышке — и тот с сатанинским воем улетел за «буйки», пробил половицы всем весом. Застряла нога, хрустнула в щиколотке, он повалился мордой, раздавил носовые хрящи. Второй метнулся к кровати, чтобы заслониться Катей, и это явно его не красило. Без разрешения правообладателя?! Он настиг его пяткой, поймал за грудки, когда тот отскакивал, словно мячик, от стены. Куда-то поволок, надсадно сипящего, выбил почву из-под ног и остервенело колотил лбом о край столешницы, пока не треснула дурная черепушка. Плечистый малый насилу выбрался из пролома в полу, рвал из кармана запасную обойму. Павел дождался, пока он это сделает, отобрал пистолет и повалил бандита точным выстрелом в лоб.
Катя привыкала к его экзерсисам, скромно помалкивала, только глазками хлопала. На щеке разрасталась фиолетовая роза. Он помог ей подняться, стал метаться, собирая вещи. Дамскую сумочку — в баул, не такой уж он тяжелый, деньги внутри, в непромокаемом пакете. Там же документы. Что еще? Да черт с ними, с этими вещами! Означенной шестеркой джентльменов нашествие не ограничится — он чувствовал, их больше, они где-то тут, уже на подходе… Он знал, как выбраться из западни. Он поволок свою подругу в «клоповник», за печку, там имелся люк под жестяным щитом. Все проверено, одобрено. Костя Гладыш тот еще пройдоха, настоящий следователь! — озаботился дополнительным выходом из своей дачки: крышку долой — и ныряешь в пространство между сваями…
— Пашенька, кто они такие? — сдавленно шептала Катя. — Это не полиция, уголовщина какая-то…
— Ты удивительно наблюдательная, душа моя, — похвалил он. — Наши приятели Глотов и Плакун наняли «особое подразделение» — не ловить, а мочить. В продуктивную работу коллег они уже не верят… Лезь в люк, девочка, не копайся, я за тобой…
Она возилась в грязи под домом, он спустился за ней и начал что-то засовывать ей в задний карман.
— Это твой телефон, Катюша. Он в герметичном пакете. Если что-то со мной случится, если нас разлучит судьба, то ты немедленно, едва окажешься в безопасном месте, звони Гладышу, пусть выискивает решение и прикрывает тебя. Уяснила?
— А это точно не Костик нас подставил? — пискнула она.
— Нет, у твоего несостоявшегося ухажера масса недостатков, но это не он…
— Постой, — испугалась Катя. — Что это значит — если нас разлучит судьба? Не пущу… — Она отчаянно вцепилась ему в рукав.
Гремела калитка, топали люди, ругаясь по полной парадигме. Сколько их еще? Четверо, пятеро? Он не мог разобрать в темноте, они запрыгивали на крыльцо, влетали в дом. Правильно, незачем часового оставлять… Они выкатились из-под дома, бросились к калитке, держась за руки. Точно, часового не оставили, а он уже готов был стрелять… Он выволок подругу в переулок, завертелся. Бежать к горе? Бежать к речке? Прятаться в близлежащих строениях?
— К реке, вперед, — толкнул он ее вниз по склону. — И не вздумай мне врать, что не умеешь плавать…
Они уже бежали вниз по переулку, когда на крыльцо вывалился некто, загремел, как полковая труба:
— Уходят!!! За мной, братва, лови их!!!
Заскулила Катя, почуяла что-то страшное, зреющее. И у него звериная тоска сдавила череп. Они неслись, не разбирая дороги, вдоль глухих заборов — к обрыву над бурными водами, до которого оставалось метров сто. Он затылком чувствовал, как стая волков высыпала в переулок, сейчас откроют огонь!
— Беги! — Он рухнул в лопухи, палил с вытянутых рук, не видя целей. Вопли, суматоха, неразбериха! Возможно, зацепил кого-то. Сорвался, помчался дальше, в несколько прыжков догнал Катюшу, прикрыл ее собой. Хлопали выстрелы — и каждый, как кувалдой по мозгам. Свернуть некуда, сплошные заборы. Но враги тоже стреляли наугад, они не видели мишеней, их фонари в такую даль не пробивали. Павел снова обернулся, выбил в белый свет остатки магазина. Он отстал от Кати, бросился догонять и вдруг охнул, подломилась нога — самое время, чтобы ее подвернуть! Он ковылял, повторяя, словно заклинание:
— Беги, Катюша, беги…
А когда она вынеслась к обрыву и заметалась, точно слепая, он заорал во все остатки голоса:
— Прыгай! Разбегись и прыгай, течение унесет!
— Страшно, Паша, я боюсь!
Тоскливо без мужика под богом, она помчалась обратно. Вот же дурочка. Он здесь, он тоже прыгнет… Или нет? Забиралось в душу что-то пакостное, леденящее. Народ бежал, причем довольно энергично, пуляя на ходу. А он не замечал ничего вокруг. Вроде глинистый обрыв, какие-то клочки травы, речка под обрывом — широкая — резко убегала влево. Что у нас в той местности — восток, запад? Он почувствовал тупой удар в спину, не ахнул — кость встала поперек горла. Горячо сделалось спине, словно банку от простуды поставили. Подбежала Катя, он стащил с себя нечеловеческим усилием сумку, повесил ей на шею, завел за спину.
— Береги, тут деньги… Прыгай… — прохрипел и оттолкнул ее от себя. Почему не прыгает? Он не может ее так долго прикрывать…
— Что с тобой?! — орала она страшным голосом и снова бросилась к нему, куда-то тащила, царапала за рукав. Он злобно отталкивал ее. Что за баба такая? Проще кошку вымыть. Она попятилась, не удержалась, замахала руками — и с воем сверзилась с обрыва. Он знал, что она справится. Нахлебается, но справится. И это самое главное. А ему, наверное, не стоит прыгать с пулей в спине? Или ничего? Хуже ведь не будет? Охотники уже подбегали, подбадривали себя матерными криками, палили почем зря. Он начал разбегаться — хотя, видит Бог, это было нешуточным испытанием! И снова вздрогнул, обожгло под правой лопаткой. В третий раз — в спину! Жестокая сила швырнула его с обрыва. Мир разорвался, как хлопушка, померк. Ну и ладно, он сделал все, что мог…
— Что с тобой?! — орала она страшным голосом и снова бросилась к нему, куда-то тащила, царапала за рукав. Он злобно отталкивал ее. Что за баба такая? Проще кошку вымыть. Она попятилась, не удержалась, замахала руками — и с воем сверзилась с обрыва. Он знал, что она справится. Нахлебается, но справится. И это самое главное. А ему, наверное, не стоит прыгать с пулей в спине? Или ничего? Хуже ведь не будет? Охотники уже подбегали, подбадривали себя матерными криками, палили почем зря. Он начал разбегаться — хотя, видит Бог, это было нешуточным испытанием! И снова вздрогнул, обожгло под правой лопаткой. В третий раз — в спину! Жестокая сила швырнула его с обрыва. Мир разорвался, как хлопушка, померк. Ну и ладно, он сделал все, что мог…
Эпилог
Колесо спустило на том же месте — едва машина скатилась с горки. Просто наваждение какое-то… Женщина шустро надавила на тормоз, прижала машину к обочине. Откинула голову на подлокотник, отдышалась. Здравствуйте, грабли, это снова я… Слезы навернулись на глаза. Она практически не изменилась за три месяца. Только грусти в серых глазах сделалось больше, кожа на подбородке истончилась, и казалось, что может порваться от неловкого движения мышцами. Она уверенно отжала рычаг под сиденьем — теперь она точно знала, как открывается багажник. И где лежит запаска, выучила наизусть. И какова последовательность действий, чтобы запасное колесо встало на ось и машина поехала.
Она запахнула пальтишко и выкарабкалась наружу. Снаружи дул ветер — порывистый, леденящий. А по обещаниям синоптиков, весьма умеренный. Вчера опять сыпал снег, но сегодня «формально» плюсовая температура, и кое-где он даже растаял. Она вздохнула и поволоклась к багажнику. Машина была другая — траурно-черная. Но очень похожая. Тоже «Хонда», на пару лет моложе, на тысячу долларов дороже. По сути, то же самое. Добравшись до запаски, она задумалась: а может, просто так спустило, без прорыва? Она решила проверить с помощью насоса. Но нет, на этот раз чуда не произошло, где-то в шине образовался прокол. Сзади заурчало. Мимо нее проехала… нет, не колонна полицейских машин, а бесформенная каракатица советской эпохи, ведомая бесчувственным деревом. Видит же, что женщина мучается! Она вздохнула, сняла с себя недавно приобретенное пальто и взялась за работу. Нужно не забыть на обратном пути заехать в шиномонтажную мастерскую и выяснить, что за фигня творится у нее с колесами…
В Нахапетовке за три месяца изменилось очень многое. Облетели деревья, засохла грязь. Борозды и рытвины запорошило снегом. Она проехала по улице Выставочной и не увидела ни одного живого существа — помимо вислоухой собаки с голодными глазами, сидящей в смиренной позе у обочины. На пруду царило запустение, засохли камыши. На улице Салуяна было совсем тоскливо. Знакомые дома, знакомые заборы в окружении голых веток. «Зачем я сюда приехала? — с грустью подумала женщина. — Разобраться со старой памятью? Ради самопознания?» Она прижала машину к ограде и вскоре уже входила в калитку. Бурьян полег, но кое-где остатки травы еще зеленели. Все то же самое — завалившийся сортир, груды древесины и металлолома. Из трубы над крышей вился сизый дымок. «Показалось», — подумала женщина, взбираясь на крыльцо. Дверь была открыта. Тоже ничего удивительного — она была уверена, что при последнем уходе не запирала ее на ключ. Уходить пришлось через окно. «Можно представить, какие в доме сквозняки», — она с опаской поежилась. Но в доме, как ни странно, было сухо и тепло. В сенях царил убийственный немецкий порядок — ничего лишнего, инструмент по струночке. «Я продала дом и забыла об этом?» — перепугалась женщина. Может, стоит постучать, прежде чем войти в горницу?
Она осторожно приоткрыла дверь и на цыпочках вторглась в собственный дом. Может, ей не показалось, что из трубы вился сизый дымок? В горнице было чисто и подметено. Ей стало дурно. Сумочка обросла железной тяжестью, потянула к полу. Она прерывисто вздохнула. Померещилось на мгновение, что все может вернуться, что не все еще потеряно. Но нет, ерунда, она не может бесконечно жить вчерашним днем, она должна идти вперед. В доме никого, ей просто почудилось…
— Ну, наконец-то, — проворчал из-за печки мужской голос. — Разведка доложила, что ты выехала — замаялся ждать. Тебя остановили гаишники? Спустило колесо? Боже, какая красота… Какой потрясающий вид…
Из-за печки выглядывал «сверчок» с кухонным полотенцем в руках. В жилетке, ватных брюках. Он немного сутулился, а когда начал приближаться, стало заметно, что он неловко держит спину. Словно после травмы. Мужчина был коротко и аккуратно пострижен, нижнюю часть лица украшала аккуратная окладистая бородка, придающая ему степенности и добродушия. Лукавый блеск переливался в серых глазах. Он подошел и взял ее за плечи.
— У тебя есть разведка? — слабеющим голосом прошептала женщина.
На ответ она не рассчитывала. Но он ответил.
— Есть, — кивнул мужчина. — Есть разведка, служба тыла, служба доставки… Тебе нехорошо, Катюша?
Нет, ей было дьявольски хорошо. Подкосились ноги, закатились глаза. Она обмякла, как тряпочная кукла, стала падать. Мужчина всполошился — он не рассчитывал, что все будет так серьезно — подхватил ее на руки, отнес на софу и бережно укрыл одеялом.
Очнувшись, она уловила тонкий кофейный аромат, стелющийся по горнице. Сновидения продолжались. Человек с окладистой бородой сидел на табуретке, придвинутой к кровати, и нежно гладил ее «гусиную» кожу. Он добродушно и с удовольствием улыбался.
— О, нет, — простонала Катя. — Ты умер. А если ты здесь, значит, я тоже умерла…
— Интересная теория, — задумался оживший мертвец. — Ладно, поживем в загробном мире. Но на самом деле все не так. С чего ты взяла, что я умер?
— Ну, как же…
— Ах, да… Три пули в спине, но ни одна не задела жизненно важные органы. Не знаю, Катюша, почему я выжил, как очнулся в воде, но этому должно быть рациональное объяснение. Имеется такое: я хотел еще раз увидеть тебя. И даже пожить с тобой. Но только в этом мире. В загробном невозможно целоваться и заниматься сексом. — Он виновато и немного стыдливо опустил глаза.
Она зажмурилась, положила руку на лоб. Женщину трясло, она отчаянно пыталась справиться с волнением.
— Но тебе понадобились целых три месяца, чтобы сообщить мне эту новость…
— Я так решил, прости. Пули вытащил один «криминальный» медик — не поверишь, но после восемнадцати лет отсидки я сохранил пару связей с полезными людьми. Они приехали за мной, когда я загибался в холоде и тоске. Две недели витал над пропастью… м-да. Потом мне сообщили — ты выжила, проплыв всего лишь пару излучин, связалась с Гладышем, сообщила, истерично выкрикивая, что на его дачке валяется множество улик, и если он хочет закрыть фигурантов, то должен с группой рвать сюда. Ты заставила их искать мое бренное тело, но все напрасно… Бандитов осталось только трое, они хотели вывезти своих мертвецов, но пока возились, их накрыли. Парни долго не запирались — кто их нанял, зачем и почему. Отсюда следаки и начали раскручивать цепочку, в то же утро поместив фигурантов под стражу. За тебя вступились, и ареста ты избежала. Имеется также косвенная информация, что ты не потеряла деньги…
— Но ты…
— А меня нет, я считаюсь мертвым. Органам известно, что я невиновен. Но лучше я побуду на том свете. А то пришьют еще чего-нибудь… Прости, что поступил так некрасиво, но когда я пришел в себя, ты все равно считала, что я погиб…
— И вот ты… здесь?
— И вот я здесь, — согласился Павел. — Где мне еще быть? Ни кола, ни двора, и любая проверка документов вызовет интересные вопросы. Господи, дурочка, я люблю тебя больше жизни… — Он тоже страшно волновался, бледнел и краснел одновременно. — Прости, я тут немного похозяйничал. Надо же чем-то заняться. Я уже составил список первоочередных дел: вскопать огород, пока земля не застыла, натаскать воды, начистить рыло Тимохе…
— Что же будет теперь, Пашенька? — Она не верила, вцепилась ему в руку.
— Нормально все будет, — размыслив над темой, отозвался Павел. — Наверное. Будем жить и рожать. Теперь мы можем позволить себе и дом, и дерево. Если хочешь, проведем здесь остаток вечности… — Он засмеялся. — Шучу, Катюша, никто не заставляет тебя здесь жить. Да и меня рано или поздно приберут и сошьют новое дело.
Кто-то подошел, потерся о ногу мужчины и детским голосом сказал «Мяу». Катя вздрогнула. Павел нагнулся, поднял с пола пушистого черного котенка с белым пятном на груди и посадил рядом с Катей. Тот послушно сидел и разглядывал новую хозяйку большими голубыми глазами.
— Это что? — засмеялась Катя, погладив волнистую шерстку.
— А имеются варианты? — удивился Павел. — Интернета здесь нет, пусть будет хоть так. Имя я еще не придумал, но точно знаю, что в прошлой жизни этот паршивец был чиновником.