– Господи, – вырвалось у меня, – как же можно уложиться в такую сумму?
– Да просто, – улыбнулась Майя, – только пенсию получу, сразу покупаю геркулес, растительное масло и килограмм сахара. Иногда пшено, а вот рис и гречку никогда – слишком дорого.
В общем, ей удавалось кое-как сводить концы с концами, но десять дней тому назад пришлось праздновать день рождения. Две подружки напросились в гости, и страшно не хотелось признаваться им, обеспеченным и хорошо одетым, что голодает. Поэтому купила совершенно невероятные вещи и сделала салат из риса, яиц и крабовых палочек, отварила картошку, почистила селедки… Пришлось подать сливочное масло и белый хлеб… Сама давно покупает из экономии только ржаной. Но окончательно добил скудный бюджет торт. Вот так Майечка и осталась совершенно без копейки. Правда, подружки были довольны приемом и даже сделали подарки. Одна принесла роскошный набор – мыло, шампунь и бальзам для волос. Майя была просто счастлива, зато вторая…
– Представляете, – грустно улыбнулась Колосова, – пошла и поставила меня на учет в брачное агентство. И фото отнесла то, где мы на втором курсе. Заплатила кучу денег – тысячу рублей. Уж лучше бы мне отдала. Но кто на такую польстится? Правда, нашелся один.
Погуляли немного по улицам, затем поднялись к Майе, попили пустой чай, и кавалер явно разочаровался в нищей даме. К тому же бедняга уснула прямо за столом. Претендент, естественно, смылся…
– А сумка? – прервала я рассказ.
Майя стала пунцовой, глаза налились слезами. Ей очень хочется найти работу, но с такой профессией остается только заниматься физическим трудом – идти в уборщицы или домработницы. Однако состояние здоровья у Колосовой не самое хорошее, и день-деньской крутиться с тряпкой и шваброй ей просто не под силу, вот и перебивается случайными заработками.
Недели две тому назад одна из ее знакомых, Соня Рогова, как раз та, что поставила Майю на учет в агентстве, предложила поработать вечерок на кухне в богатом доме.
– У них прислуга заболела, – пояснила Майя, – а на один день нанимать не хотят.
Колосова с радостью согласилась. Странности начались с самого начала. Адрес ей не назвали. В два часа дня за Майей заехали «Жигули». Окна машины закрывали шторки, а между передним и задним сиденьем оказалось черное стекло с окошком. Ехали минут сорок и очутились за городом, во дворе шикарного особняка. Шофер велел идти к черному ходу. Там их встретила молоденькая девушка, по виду почти ребенок, и, назвавшись хозяйкой, приказала надеть форму. Майя должна была подавать кофе и пирожные. Обед обслуживали официанты.
В гостиной находилась только одна пара. В половине седьмого женщина принесла им поднос со сладостями. В восемь приказали вновь идти в ту же комнату и опять нести кофейник и пирожные. На этот раз на диване сидела другая парочка.
– Я только дивилась, – бесхитростно повествовала Майя, – как богатые люди гостей принимают.
Весь вечер ее гоняли, всего женщина обслужила три пары, но хозяйки с ними не было.
Где-то около полуночи опять появилась девушка и, сунув конвертик, велела идти во двор к машине. Майя сняла форму, надела старенький костюмчик и только тогда заглянула в конверт. Там сиротливо лежала сторублевая купюра. Так мало ей еще никто не платил. Решив побеседовать с жадной хозяйкой, она пошла через шикарный холл к лестнице и поднялась на второй этаж. Но не успела женщина сделать и пары шагов по коридору, как из комнаты вышел молодой парень и поинтересовался, что она тут делает. Колосова принялась лепетать про деньги. Парень приказал немедленно убираться.
Глотая слезы и понимая, что ее обманули, бедняжка опять спустилась в холл. На вешалках висело несколько роскошных дамских и мужских пальто, от которых восхитительно пахло неизвестными духами. Тут же на столике небрежно валялись перчатки, шарфы и пресловутая сумка. И Майя сделала то, чего никогда раньше не совершала. Схватила вызывающе шикарный ридикюль и, сунув добычу под свой замусоленный плащик, пошла к машине. Кражи никто не заметил. На этот раз шофер довез ее только до метро «Тверская» и велел выматываться из машины.
– Не поверите, – каялась Майя, – никогда, ни разу в жизни не брала чужого, а тут стало так обидно! Сунули мятые сто рублей, да там перчатки лежали тысяч за пять. Знаю, видела точь-в-точь такие на витрине. Просто разум помутился, а руки сами и схватили…
В сумку она, конечно, заглянула, но никаких денег не нашла и повесила добычу в шкаф. Пользоваться лежащими там косметикой и духами не хотела, а выбросить дорогую вещь рука не поднималась. Поэтому страшно обрадовалась, когда после ухода «жениха» обнаружила пропажу.
– Надо же, – искренне удивилась Колосова, – претендент-то оказался вором. Наверное, хотел у меня чем-нибудь поживиться и снотворное подсыпал в чай. Вот небось удивился, когда ничего не обнаружил! Спасибо ему, что сумку унес. А то я на нее смотрела и страшно себя ненавидела. Каждый день боялась, вот сейчас придут и в милицию за кражу поволокут…
И она снова тихо заплакала.
– Ладно, – сказала я, – вы должны мне помочь, не бесплатно, конечно. Работаю частным детективом, и моя клиентка готова хорошо заплатить за информацию, вот.
Глядя на красивые зеленые бумажки, Майя просто задохнулась.
– Это мне? За что?
– Только скажите телефон и адрес подружки, устроившей вам подработку.
– Соня Рогова, – быстренько сообщила Майя, доставая телефонную книжку.
Погода окончательно испортилась. С неба валил ледяной суп, ветер бросал в лицо куски размокшего снега, стало невыносимо холодно, и я включила в автомобиле печку. На часах около семи, а на дворе уже кромешная темнота, будто стрелки подбираются к полуночи. Впрочем, чего же я хочу, наступает время самых длинных ночей. Редкие прохожие неслись по грязным улицам, как вспугнутые мыши. Чтобы хоть чуть-чуть развеселиться, я включила музыку и поехала в Ложкино.
Удивительный случай – все дома и как раз уселись ужинать. Я оглядела стол. Привычно взлохмаченный Миша, усталый Аркашка, молчаливая Зайка и оживленно болтающая Маруся. Справа – трое незнакомых детей.
– Мусик, – подскочила Манюня, – знакомься: это Сережа Вильданов, Надя Крутикова и Кирилл Когтев. Они ненадолго, вот только Миша им все объяснит, и они уйдут.
Аркашка безнадежно вздохнул. Не так давно сын признался, что больше всего на свете хочет жить в башне на берегу моря в компании телевизора и холодильника. И чтоб никаких гостей и родственников! Полная тишина…
– Где Галя? – поинтересовалась я, накладывая себе в тарелку салат.
– Говорит, голова кружится, – пробормотала Зайка с несчастным видом.
Тут дверь распахнулась, и появилась девица на выданье. Она опять нацепила черное платье, но телеса послушно втиснула в грацию. Слегка покачиваясь на высоких каблуках, девушка доковыляла до стула и, плюхнувшись всеми ста килограммами на жалобно заскрипевшее сиденье, прошептала:
– Добрый вечер.
– Привет, – проорала Манюня.
Зайка с Аркадием вымученно заулыбались, Миша даже не поднял головы от тарелки. Интересно, что следует предпринять, чтобы вывести его из состояния равновесия. И тут раздался радостный собачий лай – в столовую вошел обвешанный пакетами полковник.
– Ура! – завизжала Манюня и кинулась целовать мужчину.
– Погоди, погоди, – отбивался приятель, – посмотри лучше, что я принес.
Он свалил кулечки на диван. Полковника воспитывала в давние времена мама-учительница, поэтому он твердо соблюдает правило: едешь в гости – вези подарки.
С радостным визгом Маня выхватила из груды коробку.
– Корзиночки с белым кремом! Класс!
– Вот уж не стоит ей давать столько сладкого, – посетовал Кеша, – скоро толще меня станет.
– Ну это нетрудно, потому что ты… – начал Александр Михайлович…
– Глиста в обмороке, – тут же уточнила Манюня, за что моментально получила от Зайки газетой по затылку.
– Мама, – заныла Маруся, – она меня бьет…
Не обращая внимания на стоны, Ольга вытащила внушительную фигурку таксы и воскликнула:
– Нет, какая прелесть!
Зайка много лет собирает фарфоровых собачек и, как все коллекционеры, окончательно потеряла рассудок. Каждая фигурка имеет имя и живет в «семье». Собачьи стаи при этом подбираются по непонятному принципу. Во всяком случае, два пуделя стоят не вместе, а на разных полках.
Повеселевший Аркадий вертел в руках брелок со значком «Мерседеса», я тоже направилась было получить свою долю, но тут раздался треск, страшный всхлип и звук упавшего тяжелого предмета. Все обернулись. У стола, нелепо подвернув ногу, лежала без чувств Галя. Домашние забегали бестолково, словно слепые куры. Кое-как Кеша, полковник и Машкины одноклассники дотянули тушу до дивана и шлепнули на подушки.
– Надо бы врача вызвать! – посоветовала Зайка.
Все принялись давать мне бестолковые указания.
– Мама, – заныла Маруся, – она меня бьет…
Не обращая внимания на стоны, Ольга вытащила внушительную фигурку таксы и воскликнула:
– Нет, какая прелесть!
Зайка много лет собирает фарфоровых собачек и, как все коллекционеры, окончательно потеряла рассудок. Каждая фигурка имеет имя и живет в «семье». Собачьи стаи при этом подбираются по непонятному принципу. Во всяком случае, два пуделя стоят не вместе, а на разных полках.
Повеселевший Аркадий вертел в руках брелок со значком «Мерседеса», я тоже направилась было получить свою долю, но тут раздался треск, страшный всхлип и звук упавшего тяжелого предмета. Все обернулись. У стола, нелепо подвернув ногу, лежала без чувств Галя. Домашние забегали бестолково, словно слепые куры. Кое-как Кеша, полковник и Машкины одноклассники дотянули тушу до дивана и шлепнули на подушки.
– Надо бы врача вызвать! – посоветовала Зайка.
Все принялись давать мне бестолковые указания.
– Неси воды и валокордин, – велел полковник.
– Намочи полотенце водой, – приказал Аркадий.
– Муся, в ванной есть нашатырь, – напомнила Манюня.
Больше всего мне в домашних нравится привычка командовать матерью. Вытащив телефон, я второй раз за день вызвала «Скорую помощь».
И опять машина прикатила сразу. Правда, Галя уже пришла в себя и хлопала глазами. Довольно симпатичный молодой врач велел детям и мужчинам выйти, померил давление и с укоризной произнес:
– Знаете, почему великосветские дамы девятнадцатого века постоянно лишались чувств на балах? Из-за корсетов! Ну как можно так утягиваться! Тоньше все равно не станете, а здоровье подорвете…
Потом оглядел комнату, стол, коробки с пирожными и посоветовал:
– После семи кефир, а еще лучше французская диета.
– Это как? – поинтересовалась вечно худеющая Зайка.
– Утром кекс и секс, в обед секс и кекс, на ужин только секс. Если не поможет, отмените кекс, – абсолютно серьезно заявил доктор.
Я засмеялась, Галя стала свекольно-бордовой. Грацию она расстегнула, и стали видны полоски на коже.
Проводив эскулапа, я велела Зайке сопроводить Галю в спальню и, уже когда они ушли, обнаружила в самом дальнем углу комнаты Мишу. Математик устроился на краешке кресла, положил на колени довольно большую книгу, сверху листок бумаги и самозабвенно черкал карандашом, накручивая волосы на палец левой рукой. Подергав одну прядку, он принимался за другую. Оставленные кудряшки стояли дыбом.
– Миша, – позвала я его.
Ноль эмоций. Пришлось подойти и потрясти за плечи. Профессор поднял отсутствующий взор.
– Миша, сейчас будем чай пить, идите к столу.
– Конечно, конечно, – послушно забормотал мужчина и встал. Книга упала на пол.
– Прости, милый, – сказал Миша и нагнулся.
Секунду он разглядывал том, потом засмеялся.
– Думал, опять Хучика уронил!
Затем обвел удивленным взором комнату и недоуменно спросил:
– Где все? Что-то случилось?
Я только вздохнула. Очень странный экземпляр, совершенно не замечает окружающего. Интересно, если сунуть Галю ему под одеяло, он найдет ее там? Скорей всего, думаю, рано или поздно обнаружит, не удивится, а скажет:
– Рад знакомству, спокойной ночи.
Глава седьмая
На следующее утро сперва поехала домой к глупой Кате и опустила в ее почтовый ящик конверт с деньгами, изъятыми у лже-Базиля. Потом решила заняться Соней Роговой. Дама, составившая Майе протекцию, совершенно мне не понравилась. Надо же, просто подставила подругу, к тому же абсолютно нищую. Выглядело это очень некрасиво, так как сама мадам Рогова, судя по всему, более чем обеспечена. Адрес, который дала Колосова, привел на окраину Москвы, почти в предместье, к красивому двухэтажному дому, обнесенному довольно высоким забором.
Притормозив недалеко от ворот, я закурила и решила подумать, как лучше представиться даме, но тут створки ворот разъехались, выпуская роскошный красный «Мерседес». За рулем горделиво восседала платиновая блондинка лет тридцати.
– Софья Николаевна, – донесся истошный крик со двора, – сумочку забыли.
«Мерседес» притормозил. Женщина приоткрыла дверь. Размахивая небольшим кожаным сундучком, к ней со всех ног бежала девушка в синем платье и белом фартуке.
– Давай, – процедила сквозь зубы хозяйка и завела мотор.
Не задумываясь, я последовала за ней. Посмотрю, куда милейшая Софья Николаевна отправится, авось придумаю, как к ней подкатиться.
Целый день я убила на слежку за объектом. Оказалось – легче легкого. Ездила дама медленно и аккуратно, никаких длинных концов не делала, крутилась в основном в центре. Сначала посетила довольно дорогую парикмахерскую, потом зарулила во французскую кондитерскую и выпорхнула оттуда с коробочкой пирожных, следом отправилась в Глаголевский переулок и запарковалась у небольшого светло-розового домика постройки начала века.
Потекли томительные минуты ожидания. Примерно через два часа мне надоело бесцельно скучать, и я вылезла во двор.
Было холодно, но солнечно, и на скамеечке пристроилась закутанная в кучу шарфов бабка с коляской. Я уселась рядом. Старуха неодобрительно покосилась на пачку «Голуаз» и проворчала:
– Что за мода пошла! Мужики дымят, и бабы туда же, просто противно.
Я быстренько спрятала обруганные сигареты и миролюбиво заметила, ткнув пальцем в вызывающе шикарный «Мерседес»:
– Красивая машина, наверное, очень дорогая!
– А это знаешь чья? – неожиданно оживилась бабка. – К Лешке Гаврюшину полюбовница ездит.
– Да ну! – подстегнула я сплетницу. – Не может быть!
– Вот и я так думала! – торжествующе воскликнула старуха. – Ему-то всего ничего, только-только восемнадцать исполнилось, а ей небось сороковник катит, хотя, конечно, молодую изображает. Юбочка до пупа, сапожки белые, сиськи из выреза вывалит и ковыляет на каблучищах. Тут бабы говорят, вроде она его от армии отмазала, благодарит теперь, как умеет.
– И часто встречаются?
– Да, считай, каждый день, как по часам. Только к трем ходики подберутся, она уж тут, а в пять уедет.
Я поглядела на часы – 16.50.
– Во-во, гляди, – оживилась информаторша, – сейчас прощеваться начнут.
Из подъезда вышла парочка. Уже знакомая мне Софья Николаевна и молодой парень атлетического сложения. Несмотря на холод, он щеголял в одной рубашке с короткими рукавами. Небось хотел продемонстрировать внушительные бицепсы. А посмотреть было на что. Фигура Ромео напоминала перевернутый треугольник – широкие плечи и узкие бедра. Красивые белокурые волосы, наверное, шелковистые на ощупь, венчали голову, лицо с правильными, но какими-то аморфными чертами. Словом, парнишка хорош, как мыльная обертка.
Аккуратно поддерживая Софью Николаевну под локоток, он подвел ее к машине и бережно помог открыть дверь. Засим последовал страстный поцелуй. Мы с бабкой глядели во все глаза. Парочка не обращала на нас никакого внимания. Наконец Гаврюшин с видимым усилием оторвал от себя любовницу и запихнул дамочку в авто. Соня высунула в окошко левую руку, и Леня принялся обцеловывать поданную длань. Наконец заурчал мотор, и дама уехала.
Я постояла секунду в раздумье. Адрес Роговой известен, всегда успею ее потрясти. Может, сначала попугать этого страстного принца, узнать побольше о Соне из третьих рук! Мальчишка тем временем исчез в подъезде, я понеслась за ним. На втором этаже он дернул дверь, и в этот момент я вкрадчиво прочирикала:
– Господин Гаврюшин, уделите пару минут…
От неожиданности парнишка чуть не заорал, но удержался и промямлил:
– Вам чего? Вы кто?
Я усмехнулась:
– Трудно объяснить, скажем, представитель семьи Сони Роговой.
Мальчишка изменился в лице и прошептал:
– Вы ее мать?
Сильнее меня еще никогда не оскорбляли! Мать этой крашеной кошки?! Да я выгляжу, как ее младшая сестра! Либо у Казановы от страха крыша поехала, либо на лестнице слишком темно.
– Нет, – довольно резко сообщила я, – с другой стороны, родственница супруга.
– Ужас! – пролепетал красавчик, не попадая дрожащими руками в карман. – От мужа!
– А вы не знаете, что Соня замужем?
– Нет, то есть да, вернее, нет, – начал отбиваться бедолага.
Красивое, несколько апатичное лицо покрыли бисеринки пота, роскошные карие глаза с поволокой бегали по сторонам. Маруся называет подобных людей коротко и емко – слизень.
– Детка, – тихо сказала я, – не следует так пугаться, не сделаю ничего плохого, только поговорим по душам, и все…
Теперь мальчишка не мог воткнуть ключ в замочную скважину. Я отобрала у него связочку и мигом отперла квартиру.
В прихожей стояла звенящая тишина.
– Один живешь?
Парень кивнул, и мы вошли в довольно большую комнату. Обстановка впечатляла – этакая смесь восточного базара, музея дворянского быта и борделя в Жмеринке. Все устлано коврами, юрта кочевника, да и только. С потолка свешивается слишком большая для такого помещения бронзовая люстра. Роскошная темно-зеленая кожаная мебель, низенький журнальный столик, огромный телевизор «Сони», видик, куча кассет и гора журналов «Семен».