Я не хочу никого убивать, если только не придется, но, честно говоря, я не такой противник смертоубийства, как вчера. Если запахло паленым, пора снимать резину, простите за выражение.
* * *Этот день превращается в длинную серию противостояний со злыми людьми. Похоже, как бы высоко в пищевой пирамиде ты ни стоял, главный бугор всегда оказывается сосудом комплексов неполноценности, так и алчущим, чтобы какой-нибудь бедный лох недооценил его важность. Это заведение – «Шедевр» – чуть ли не самый высший класс, но держу пари, что этот Ши, «великий и ужасный», припас процедуру устрашения, которую пускает в ход против всех и каждого, вплоть до разносчика пиццы. Я еще ни разу не встречал босса или офицера, чувствующего себя в собственной шкуре уютно.
Входя в двери, я живо представляю себе, как оно будет. Хоть Ши и выхаживал все утро из угла в угол, ожидая, когда я появлюсь с его драгоценным пакетом, он, наверное, заставит меня ждать, пока доест свои блины с семгой по-русски или доорет в свой «Айфон» «продавай, продавай, продавай».
Я не прав в корне.
Этот тип, подскочив с одного из этих диковинных табурето-кресел, бежит ко мне со ртом, полным хумуса.
Прямо не верится. Это мой третий пунктик: шумное прихлебывание кофе, жирные пальцы, еда с открытым ртом.
Знаете что? Люди – животные.
«Ты же не обезьяна, – хочется мне сказать этому типу. – Закрой свое треклятое хавало».
Напряжение чересчур велико. И потому я хихикаю.
– Давно пора, Макэвой… – начинает он, но тут слышит смешок, и его навороченные кроссовки с визгом тормозят на деревянном паркете. – Что?! Ты надо мной смеешься?!
В жидкой эспаньолке Ши застряли крошки пищи. Как же мне относиться к этому субъекту всерьез?
Я напоминаю себе, что притворяюсь тупым. А вернее, более тупым, чем на самом деле. Не будь я тупым, разве я очутился бы тут в первую голову?
– Нет, сэр, мистер Ши, – лепечу я. – Это у меня такое состояние. Это от стресса, говорит мама. Это как А… Д… чего-то там и еще Д. У меня есть фигня вроде лекарства, но у нас кончились овсяные колечки, и я его не принял. Вы тут устроились что надо, мистер Ши, а я ни разу не был в пентхаузе. Вы знаете, что у вас дверь, как отель, только махонький?
Я боюсь, что переборщил, разыгрывая карту пентюха, но Ши моя тирада повергает в смех.
– Ты слышал эту бредятину, Веснушка? – спрашивает он у Брызги. – Майк сказал, что он отморозок, и хоть на этот раз оказался прав.
Теперь в моем распоряжении свежий фактик и умозаключение; кликуха главного громилы Веснушка, откуда по закону обратной пропорциональности следует, что он подлее змеюки.
Ши извивается, вписываясь в свой эрго-табурет, и я взираю на него из-под полуприкрытых век, пытаясь покамест смотреть сквозь хумус, хотя и не исключаю, что потом снова вытащу его на свет.
Ши немногим старше подростка. Года эдак двадцать два, одет прямиком от Аберкромби – вероятно, стоит в очереди с другими детишками по выходным. На лбу следы угрей, на славу кондиционированные блондинистые волосы, искусно нацеленные торчком сразу во все стороны. Если этот юнец – глава организации, штаб которой расположен прямо здесь, то очутился здесь буквально на днях.
Может, король умер и этот мальчонка вдруг оказался на троне?
Немного побарабанив пальцами по столу, Ши кивает, чтобы я сел.
– Слушай, Макэвой, значит, вот что произошло.
Я не хочу слушать, что произошло. Выяснение того, что произошло, редко кончается тем, что живешь долго и счастливо.
– Вы можете мне сказать, коли хотите, мистер Ши, – говорю я, гадая, долго ли они еще могут вестись на эту личину придурка. – Но ежели надо будет повторить, говорит мистер Мэдден, запиши на телефон.
Ши ухмыляется Веснушке, и я понимаю, что в жопе.
– Не надо ничего записывать, Макэвой. Ты не повторишь ни хера.
– Тада ладно.
Ши возобновляет свой рассказ, по ходу разговора запихивая в рот еду из картонки.
– Майк. Мистер Мэдден. Мой папа позволил ему вести свой малый бизнес в пригороде, потому что задолжал Майку любезность-другую. Майк со своим предприятием мелкая сошка, так что насрать, правда? Но теперь, когда папа нас покинул, а у нас наступила рецессия, настала пора слияний мелких сошек. Если собрать сто центов, будет доллар, верно?
– Это верно, – изумленно мямлю я.
– Я отправил представителя потолковать с Майком. Своего друга. Чудесного парня, растил шикарную травку. Окончил Гарвард, как я, знаешь ли. – Ши крутит пальцем, и я вижу гарвардский перстень, усыпанный бриллиантами. – Какую школу? Полную звезду на всю стрит.
Я киваю в такт его болтовне, дожидаясь сути.
– Так вот, возникло недоразумение с одним из людей Майка, и теперь мой мальчик выведен из действий минимум на полгода, и нервы у него теперь ни в звезду, ни в армию, что лично мне доставляет уйму неудобств. Мои плановые вечеринки вошли в легенду, мужик. Ты хоть раз слыхал о моих вечеринках, Макэвой?
– Нет. Ни разу не слыхал. А что, меня пригласили?
Это возмутительная бредятина, но теперь они на крючке. Я слышу хмыканье за спиной.
– Я хочу уделать Ирландца Майка, – продолжает Ши. – Но Веснушка убеждает меня уладить дело, потому как он со стариной Майки в доску.
Гарвардский акцент Ши сбоит, и я слышу, как сквозь него пробивается гнусавое бруклинское «вау-вау».
– Так что Майк соглашается на партнерство, обещает мне возмещение за мои неприятности и в качестве искупительной жертвы присылает мне в конверте имя человека, вырубившего моего паренька. Конверт у тебя, Дэниел?
Теперь недоумение у меня во взгляде вовсе не наигранное, потому что я отнюдь не уверен, что Майк не подставил меня в роли мужика, вырубившего его гарвардского приятеля. Ему-то следовало бы знать, что уложить меня не так легко.
Ши щелкает пальцами, и хумус шмякается на стол.
– Ну, ученый-ракетчик. Мой конверт у тебя?
Я медленно сую руку в карман.
– Тута где-то. В этом пиджаке уйма карманов, но мой другой в химчистке. Вообще-то он у мамы, но мне не хочется признаваться в этом перед мужиками, вот я и говорю, что он в химчистке.
Ши кивает Веснушке:
– Похоже, мы беседуем с самым тупым типом на свете.
Веснушка стучит пальцем по виску:
– У него не все дома, босс.
– Не зови меня боссом! – вскидывается Ши. – Боссом был мой отец. Будто какой-нибудь плантатор… Зови меня сэром.
– Да, сэр. Мистер Ши. Расслабьтесь. Я просто старый пес, знаете ли.
Ши кивает – дескать, чистейшая правда.
– Что ж, мы знаем, что бывает со старыми псами.
О! Здрасьте-приехали. Внутренние напряги.
Ши снова барабанит пальцами по столу.
– Конверт, пожалуйста.
Я подсовываю его и начинаю прикидывать свои действия. Веснушка чуть сместился, скрывшись из моего поля зрения, так что он, как сказали бы мои приятели-рейнджеры, первичная угроза. Ши – просто молокосос, и по его позе видно, что с физподготовкой у него не очень, но сбрасывать его со счетов все равно нельзя. Снайпера или метателя ножей с виду и не распознаешь. Может, он вырос на «Дюке Нюкеме» и может обезглавить крысу с пятидесяти шагов.
Я все еще не разобрался, что к чему. С какой радости Майк швырнул меня в эту мясорубку? Я – просто хаос и непредсказуемость. Если Майк хочет подлизаться к этому универовскому отроку, то наверняка должен пожертвовать одним из этих козлов, которых содержит при «Медном кольце». Уж он-то должен знать, что рано или поздно я увижу подходящий шанс, пойду на прорыв и явлюсь домой под покровом тьмы.
Пересчитав облигации, Ши подвигает одну мне.
– Вот это слово, бестолочь, – говорит он, стуча пальцем по облигации. – Что тут написано?
– Податель, – озвучиваю я слоги.
– Знаешь, что это означает?
Могу догадаться, но даю ему ответ, на который он рассчитывает.
– Что-нибудь насчет прислуживания за столом?
– Это означает, что ты – податель, тот самый. Не знаю, на самом ли деле ты тот мужик, но Майку ты не нужен. – Ши подталкивает пустой конверт в мою сторону, будто черную метку Джону Сильверу. – По-моему, твой босс пытается прикончить двух зайцев одним выстрелом, мистер Дэниел Макэвой, и ты – один из этих зайцев.
На меня вдруг нисходит момент прозрения, доходит как до Луны, и нарисованное Майком ви́дение будущего разворачивается передо мной как на ладони. Ирландец Майк туп как пробка, но у него есть черта, делающая его очень опасным: он искренне и вопреки всем свидетельствам обратного верит, что хитроумен. Великий стратег.
И по-моему, он напоролся на другого тупорылого умника.
И вот что я думаю: Веснушка и Майк сговорились.
Веснушка попросил Майка прислать «паровозника», чтобы Веснушка мог пристрелить Ши, свалить вину на «паровозника» и занять вакантный престол. А злополучный студиозус наследства лишится.
Но заодно Майк ведет еще и собственную игру. Вместо того чтобы прислать какого-нибудь неуклюжего недотепу, он присылает отставного Дэниела Макэвоя в чаянии, что мне придется убить обоих парней лишь затем, чтобы остаться в живых.
Вынужден признаться, он провел меня этой чушью насчет «пятидесяти процентов – и выбрался из ямы» как младенца.
– Ты все неправильно понял, пацан, – говорю я в нормальном темпе в уповании, что он заметит перемену. – Я не один из этих зайцев. Я – пуля.
Реплика и вправду хороша, так прям и вижу, как ее произносит киногерой в рекламном трейлере, но на Ши она особого впечатления не производит.
– А, так теперь ты заговорил поживее? Что, поумнел вдруг ни с того ни с сего?
– Лады, народ. Главное, чтобы мы все сохраняли спокойствие. Я очерчу, что здесь, по-моему, разыгрывается, и пока не закончу, остальным лучше подержать свои приборы в штанах.
– Ты очертишь? – вскидывается Веснушка. – Да что ты за елда? Черненький чумазенький чертенок?
Во второй раз за сегодня. Еще раз, и мне это может осточертеть.
– Что это ты городишь? – говорит Ши. Он не встревожен, но хотя бы прислушивается.
– Ши, сосредоточься сейчас на мне. Забудь обо всех прочих. Ситуация может вот-вот усугубиться.
– Ага, усугубиться вплоть до твоей смерти.
– Мне нравится, как ты подхватил мой глагол и употребил его повторно. Получилось удачно, но теперь слушай. По-моему, тебя тут разводят.
Ши разражается гоготом, аж жратва из глотки летит во все стороны.
– Разводят? Мистер, да это слово придумал я! Я пришел из мира бизнеса. Большие белые акулы, мужик. Я работал на площадке на Уолл-стрит. Это медвежья яма, мужик. Не этим бандюганам меня разводить.
Этот тип замкнулся в своем пузыре. Достучаться до него времени у меня нет.
Я разворачиваюсь на стуле, чтобы приглядеть за Веснушкой.
– Спорим, если ты попросишь Веснушку вывернуть карманы, то найдешь где-нибудь пистолет с глушителем.
Ши юн и потому считает себя бессмертным.
– Ага? Ну и что? Пули-то для тебя!
– В самом деле? Ты чё, малой, уже кончаешь мужиков в пентхаузе?
Ши хмурится:
– Заткни хайло, болван. Глушителя у Веснушки нет. А, Веснушка?
– Факт, нету, мистер Ши. Этот козел вам вкручивает.
– Я думал, он дурак.
– Я тоже. Майк сказал, что он беспросветный, как жопа барана.
Я откидываюсь на спинку стула, чтобы в случае необходимости получить дополнительный импульс.
– Майк развел нас всех, джентльмены. Он на сто процентов сознает, что в этой комнате я буду самым опасным субъектом, и все-таки поместил меня сюда вкупе с обоими своими потенциальными партнерами. – Я вижу, как по лицу Веснушки пробегает тень сомнения, и веду свое дальше. – Ах да, старина Майк выигрывает, как ни поверни. Если тебе удастся по-тихому прихлопнуть меня и своего босса, выставив меня «паровозником», то он больше не на крючке у пацана, запанибрата с новым боссом, да еще и со мной рассчитался. Если же я разберусь с вами обоими, тогда в замешательстве о нем позабудут и его скромный кустарный промысел в Клойстерсе останется независимым.
Ши все еще ест, но уже отчасти прислушивается.
– Но ведь у тебя нет глушителя, правда, Веснушка?
Взгляд Веснушки испепеляет меня лучами смерти.
– Нет, нету ни хера. Зато пушка есть. Можно, я пристрелю этого ссыкуна, ну пожалуйста?
Я нацеливаю палец на пацана.
– Стоит ему достать оружие, и тебя больше нет, Гарвард.
– Так твой пистолет, он ведь без глушителя, а? – спрашивает Ши.
Теперь акцент у него чисто бруклинский, университета как не бывало.
Веснушка на миг сдвигает брови, и я вижу, что он принимает решение, и решение это гласит: «А, полабать!»
– Нет, – бросает он, вытаскивая пушку из кобуры за спиной, а потом – глушак из кармана и искусно накручивая его на ствол. – А вот теперь – да.
Ему требуется три оборота, чтобы накрутить глушитель на ствол пистолета, что дает мне уйму времени, чтобы поднырнуть под его руку с оружием и вынырнуть уже с «Кел-Теком» в руке. Я втискиваю коротенький ствол в его мягкую плоть под подбородком достаточно жестко, чтобы порвать кожу, и вкрадчиво вещаю:
– Тссссс.
Веснушка застывает, будто уселся на фугас, а поскольку кивнуть сколько-нибудь заметно не может, дважды мигает, чтобы показать, что понял. Ему незачем знать, как получилось, что мой пистолет нацелен ему в мозг, – ему достаточно знать, что нацелен.
– Хорошо, – говорю я. – А теперь брось оружие.
Какого черта я творю?
Брось оружие?
В реальном мире бои ведут совсем не так. Если мужик алчет пристрелить тебя, ты его укладываешь, а вовсе не выстраиваешь ситуацию намеренно так, чтобы этот парень мог дышать и дальше.
Ствол Веснушки пару раз лязгает, упав на пол, но не настолько громко, чтобы привлечь внимание ребят из-за двери.
– Колись, – говорю я Веснушке, и если он выдаст мне хоть один слог дерьма собачьего, то, помоги мне бог, я отправлю его вместе с дерьмом на тот свет.
– Силовая политика, – говорит он. – Мы с Майком. Я его продвигаю.
Как я и думал. Веснушка и Майк – двое шекспировских честолюбцев, плетущих хитроумные сети.
Я киваю Ши, прекратившему жевать и сидящему с отвисшей челюстью.
– Из первых уст, – констатирую я.
И не успевает Ши отыскать слова, как я уже в точности знаю их смысл:
– Такой человек, как ты, мне пригодился бы.
Затем:
– Казни этого всуесоса.
О, Гарвард! Летуч твой лоск, аки роса под солнцем утра…
Мне бы следовало прикончить и Веснушку, и Ши. Я мог бы запросто провернуть это при помощи пушки с глушаком и, вполне может статься, убрать «Кей-эф-си» вкупе с напарником в холле, но это уже бойня. Массовое убийство.
А если уж мне придется пойти на массовое убийство, я предпочел бы переть до упора. Достать Майка с его ребятами, да и Кригера-Фортца заодно, раз пошла такая свадьба.
А с такими цифрами я уже подбираюсь к разряду военных преступников.
А я люблю твердить себе холодными ночами, когда у меня перед взором прокручиваются все призраки кровопролитного прошлого, терзающие мою бессонную душу, что Я Не Такой Уж Плохой. Я понимаю, со стороны это выглядит по-детски, но для трех часов утра мантра вполне хороша.
Я Не Такой Уж Плохой. Порой я пою ее на мотив «Во имя любви» «Ю-ту». И пытаюсь не забывать воздерживаться, если кто-то спит рядом.
– Я могу тебе заплатить, Макэвой, – бурчит Веснушка, делая неизбежное контрпредложение. – У меня в машине чемодан денег. Аварийный фонд. Сто штук.
Я даю ему крепкий подзатыльник, опрокидывая на стол в позиции, которую вышибалы называют позой для введения.
– Еще бы, Веснушка. Спасибо за подсказку.
Ши смотрит на Веснушку крысой.
– Ты гребаный говнюк. Я же тебе верил!
В голове у старика стоит звон, и галиматья Ши его не интересует.
– Пошел ты на хер! Ты даже не мужчина. Я не должен тебе ни хрена.
– Застрели его, Макэвой. Веснушка – мой служащий, так что у меня больше средств, чем у него. Вполне логично.
Подняв пистолет Веснушки с глушителем, я тычу ствол ему в срачную булку.
– Вполне логично, Веснушка. Чем ты, эмигрант из Донегола, можешь поднять ставку?
– Можешь взять деньги и машину. Ключи у меня в кармане. – Он вертит сракой, и ключи бренчат. Для него это унизительно. Не годится, чтобы человек в возрасте за пятьдесят вынужден был вертеть сракой. Нужно принять такой закон.
Ориентируясь на бренчание, я отыскиваю кольцо с ключами, стояночный билет и телефон. Никаких ключей от машины.
– Это ключи от дома, Веснушка.
– Это брелок, Макэвой. Дистанционный стартер.
Ну, это удобно.
– Это удобно, – говорю я, прикарманивая ключи, билет и телефон.
Теперь я вижу привлекательные стороны грабежа. Просто приходишь с пушкой и берешь что хочешь.
– Так ты застрелишь этого ссыкуна? – упорствует Веснушка. – Он гробит бизнес.
Ши берет горсть хумуса и размазывает Веснушке по щекам.
– Так ты перейдешь прямиком к гребаному убийству? Может, договоримся?
Пацан все еще порхает в краю воздушных замков. Мне бы надо малость встряхнуть его, чтобы он дважды подумал, прежде чем потом пускаться за мной – если, конечно, выживет. Сделав два стремительных шага вокруг стола, я вмазываю его башку в картонку со жратвой и вожу физиономией по месиву.
– Как ты договаривался со мной? – приговариваю я. – Ты это имел в виду?
– Я просто пытался тебя запугать! – возражает он.
– Фуфло. Ты просто был уверен, что говоришь с трупом.
– Ты и был полным трупом, – подтверждает Веснушка. – Мы всё расписали, Макэвой. Этот ссыкун хотел застрелить тебя самолично, пойти на складку, если так еще кто-нибудь выражается.
У меня двое типов – один мордой в стол, а другой сракой кверху. Ситуация шаткая. Мне нужна стратегия отхода.
– Лады, к окну, вы оба.
– Но… – вякает Эдвард Ши, так что я трахаю его по макушке глушителем Веснушки.
– Заткнись, пацан. Будешь болтать, быстрей загнешься. К окну!
Они идут, злобно зыркая и пихаясь локтями, как дети. Веснушка бурчит и бесится, но знает, что я могу вернуть ему ствол, сунуть одну руку в карман и все равно излупить его в дерьмо, так что он будет поджидать благоприятного случая.